***
Сириэн не знала, сколько времени это продолжалось, и совершенно запуталась: в одной реальности ее окружали причудливые тени, обрывки воспоминаний, чужие голоса и шепотки, в другой - было темно и холодно, на теле постоянно чувствовались чужие руки, но у эллет совершенно не было сил избавиться от нежеланных объятий: ее хватало лишь на несколько ярых, но в сущности своей довольно жалких попыток к сопротивлению, таких же бесплотных, как и потуги разлепить веки, чтобы понять, кто посмел коснуться ее, а затем очередная волна слабости опускалась сверху, придавливая своим весом, и дева уносилась в иную, тоже не известно насколько реальную действительность. Однако, в некоторых из ее снов обнимающие руки присутствовали постоянно. Они держали крепко, подобные стальным оковам, а эллет была слишком слаба, да и, признаться, так и не смогла понять где в этом сумеречном, постоянно меняющемся мире явь, а где сон. Отчетливо помнились только слова темного властелина, да боль вперемешку с яростью обиды жгла грудь, в какую бы действительность она не попала. Когда ей наконец-то удалось вырваться из постоянно меняющихся реальностей и нормально открыть глаза, первым желанием оказалось тут же закрыть их обратно и продолжить скитаться по закоулкам беспамятства. Нет, боли не было, но ее снова держали чужие руки, и отвыкшая за долгие годы одиночества от прикосновений эллет воспринимала подобное нарушение личных границ весьма болезненно, отчего эта действительность сразу показалась паскуднее всего, что происходило с ней за последнее время в мире грез, и поэтому можно было смело судить, что именно она, к сожалению, и является настоящей. А ведь когда-то не так давно ей мечталось о любви и прикосновениях. Ирония от всего происходящего стала настолько толстой, что в пору было подавиться. Но эти руки…. Они поднимали в груди ярость и доводили до дрожи, вызывая одно единственное желание: развернуться, да от души треснуть неизвестному нахалу. Ситуацию усугубляло еще и отсутствие привычных одежд: руки и шея, обычно скрытые высоким воротом или перчатками, явно не чувствовали привычной скованности тканью. «Они посмели раздеть меня!» - эта мысль застила глаза, расползаясь бликами красной пелены от бушующей ярости. Хотелось действовать, выпуская наружу накопившуюся злость, однако, так никуда не девшаяся безумная слабость подсказывала, что самым разумным будет затаиться, не выдавая своего пробуждения, и хорошенько разведать обстановку. Она лежала на чем-то мягком, расстеленном поверх твердой поверхности, которая однозначно не могла быть землей, так близко к тлеющим углям недавно прогоревшего костра, что Сириэн достаточно руку было протянуть, чтобы коснуться их. Однако ни угли, ни прижимающееся к ее спине тело не были в состоянии достаточным образом согреть продрогшую девушку. Вся она словно занемела и казалась скованной льдом. Собственные руки не слушались и даже крохотное движение кончиками пальцев показалось невозможно сложным. Поэтому, отмечая, что никакой особенной опасности рядом нет, Сириэн решала переждать: и пока к телу вернется подвижность, и пока запутавшийся в череде видений разум наконец обретет ясность, и пока бушующая ярость в груди найдет свое успокоение. Сквозь ресницы полуприкрытых век эллет принялась осторожно осматриваться. Над головой в ночном небе тускло мерцали звезды. С другой стороны от костра на небольшом отдалении Фили о чем-то тихо переговаривался с Бильбо. За их спинами в мягком отсвете тлеющих углей располагалась высокая необработанная каменная стена. Остальных слышно не было, а значит, вполне можно было сделать вывод: отряд находится на стоянке где-то в горах. На долю секунды на Сириэн снизошло облегчение: ни Фили, ни Бильбо не выглядели несчастными или преисполненными горя, так, прилично потрепанными, но и только. У взломщика имелась большая покрывшаяся бордовой коркой ссадина на лбу, а левая рука наследного принца покоилась на перевязи. Что означало: по большему счету с ними все было в порядке, после встречи с темнейшим никто не пострадал, а значит, можно сделать вывод, что Саурон снова показал ей правду. Вот только от такой правды становилось только хуже, а все появившееся было облегчение стремглав улетучилось, оставляя на своем месте горечь понимания: они продали ее. Все они. Оооо, дева прекрасно помнила, какого горя были преисполнены лица и гномов, и хоббита и тем более Тауриэль там, в Озерном городе, когда Кили, терзаемый моргульским ядом, в мучительной агонии истаивал на кровати постоялого двора. Помнила их шепотки о возможности за неимением лучшего хотя бы даровать кхузду быструю смерть. И прекрасно помнила, каким безразличием по отношению к ней светились лица этих же самых гномов, когда точно так же от боли страдала она. Никто из них даже головы не отвернул в ее сторону, никто не задумался о том, чтобы прекратить ее страдания. От этого было горько и больно, но было и нечто иное: темная, холодная злость, что таилась в ее груди одному Эру известно сколько времени, в глубине ее тела, прорывалась наружу, окатывая ледяной яростью и без того закоченевшее тело. Саурон был прав. Во всем. Все они продали ее, предали ее… А некоторые особо отличившиеся уже и не по одному разу… Даже собственная мать, поставившая будущее Арды выше покоя собственной дочери. Мелиан знала, что тихо сойти с ума от счастья было благостно для Сириэн, в сравнении с тем, какое будущее обещало проклятье. Стать верной слугой Темного Властелина будучи не в своем уме не так уж и страшно, в отличие от того, чтобы полностью отдавать отчет грядущему, да осознавать все непременно творимые ею в будущем злодеяния. Но нет… Мама предпочла жизни других ее собственному счастью… А гномы… Всем им, и каждому в отдельности от Сириэн было что-то нужно, и только. Наугрим боялись за собственные шкуры, безусловно, все ж таки какими бы отважными воинами они ни были, но Темному Владыке не чета. Вот только помимо этого они наверняка хотели подстраховаться, на случай, если с открытием двери в Авен Арман что-то пойдет не так. Такова была их цена. Эребор. В частности до нее же им не было никакого дела и их поступок у врат Дурина ясно это показывал. Даже Фили не попытался вмешаться. Пора было уже перестать отчаянно пытаться заручиться их дружбой, да совать свой нос в их дела. Сириэн одна. Всегда была, и всегда будет. Нужно смириться с этим и перестать роптать на собственную судьбу, принимая ее такой, какова она есть. Бильбо… С Бильбо было почти также больно, как от предательства Фили. Ведь если, скажем, от Торина, или Двалина эллет никогда ничего хорошего для себя и не ожидала, то Бильбо вроде как изначально старался позиционировать себя в качестве верного друга. Однако, и он не нашел в себе достаточно милосердия, чтобы вступиться за нее, чтобы отпустить. Оно и понятно, вряд ли страдания одной эльфийки могли бы перевесить чашу весов довольно рассудительного хоббита, когда на другой располагались спокойная жизнь да процветание его любимых зеленых холмов у Бэг Энда. Бильбо хотел мира и покоя в родном краю, падение эллет же напротив означало начало кровопролитной войны. И вероятно, продление мучений для Сириэн в его понимании стоили того, чтобы мир не погряз в огне. Такова была его цена. Что же касается Митрандира - дева уважала волшебника, однако, всегда понимала, что в случае реальной угрозы левой рукой он прикроется ей как щитом от некроманта, а правой рукой попытается выжить ее так, чтобы не доставалась никому. Его поступок был ожидаем, оттого не вызывал никаких особых чувств, кроме как разочарованного «А я же знала, что так оно и будет» да необходимости в очередной раз признать правоту некроманта. Куда как хуже дело обстояло с Тауриэль. Пожалуй, именно от нее Сириэн единственной и ожидала поддержки, нет, не поддержки - понимания. Воительница знала больше, чем кто-либо, видела больше, чем все они. Она должна была понять… Не Фили, не Бильбо, а именно рыжеволосая лучница разочаровала эллет больше всего. В конце-концов, Сириэн отправилась с гномами во мрак Мории, чтобы обезопасить подругу… А теперь, вспоминая то, как воительница жалась к Кили и даже одного короткого взгляда в сторону сгорающей в агонии девы не бросила, ни на минуту не засомневалась в правильности выбранного всеми пути, стала понятна цена Тауриэль: любовь гномьего принца. Жестоко, зато честно. И плевать, что от такой честности жить не хотелось, плевать на все! У всех, у каждого из них была своя цена. И хотя в конечном итоге каким-то совершенно причудливым способом все вывернулось в лучшую сторону, однако же, никто не мог знать, что выход будет найден наверняка. А значит, раз Сириэн на этом базаре жизни воспринимается исключительно как товар, пора бы и самой выставить себе ценник. И общество гномов научило ее, что об этой цене она еще непременно знатно поторгуется. В какой-то момент Сириэн стало противно от всех этих мыслей. До того противно, что к горлу подкатила желчь. До безумия хотелось столкнуть с себя столь лживо бережно обнимающую руку, но этого не потребовалось. С громким окриком «ОРКИ!» рука дернулась и исчезла сама. Воспользовавшись неожиданно дарованной свободой, Сириэн подорвалась с места, чувствуя, как новая волна тошноты подкатывает к горлу, а от слабости перед глазами пляшут черные круги. Тут же припомнились слова некроманта о том, что она провела в безвременье слишком много времени. Хотелось бы знать: сколько? Неделю? Может две? Это достаточно много? А если так, находясь все это время без движения, мышцы ее могли успеть атрофироваться. Отсюда и слабость. Что было довольно удивительно, ведь в остальных аспектах Сириэн чувствовала себя совершенно прекрасно, особенно по части бьющей через край магии, подпитываемой не свойственной, привыкшей держать чувства в узде деве, эмоциональностью. Преимущественно по части негативных эмоций: обиды, злости и, стыдно было признаться самой себе, даже ненависти. Раздавшиеся и навалившиеся со всех сторон звуки борьбы отрезвили, заставляя Сириэн с опаской оглянуться назад, на неприкрытую сводом скалы сторону, чтобы оценить обстановку. Прямо за ее спиной стояла Тауриэль, ясно давая понять, чьи именно руки были столь лживы в своих нежных объятиях. Вот только если бы раньше от этого знания дева испытала облегчение, что к ней не прикасался ни один из имевшихся здесь в изобилии мужчин, сейчас же вместо этого она испытала еще один приступ ярости. Казалось, все происходящее вокруг могло пробуждать в ней только не поддающуюся контролю первобытную злость. Было плевать на то, что лезущих откуда-то из расщелины в десяти метрах от нее гоблинов становилось с каждой минутой все больше, было плевать на то, что гномы все как один выглядели порядком потрепанными - ничто не имело значения кроме того, что окружают ее сплошь предатели! Поэтому Сириэн просто сидела, и наблюдала за происходящим, не утруждая себя ни малейшим действием. В конце концов, до сих пор все ее непрошенные манипуляции приводили только к тому, что в качестве «благодарности» спутники причиняли ей попеременно то физическую, то душевную боль. А испытывать эту самую боль Сириэн за многие тысячелетия порядком уже надоело. Особенно сейчас, когда, кажется, полностью излеченное от всех травм тело впервые за долгое время было в полном порядке. Да и чего ей бояться? Даже если весь отряд перебьют, ее тронуть гоблины не посмеют. Пожалуй, дева и просидела бы так дальше, бездействуя, если бы не заметивший ее пробуждение Двалин. Татуированный гном, стоило его удивленному взгляду остановиться на ней, тут же ринулся в сторону девушки, от чего у Сириэн, мгновенно вспомнившей омерзительный жар огромных мужских рук да горячие мокрые поцелуи, перемежающиеся с хриплым шепотом: «Сейчас… Сейчас… Еще немного… Подожди, сладкая…», всё нутро сделало кульбит, даже сердце, казалось, замерло от нахлынувшего ужаса. Не до конца отдавая отчет своим действиям, девушка принялась испуганно пятиться назад, отползая от надвигающейся опасности. Вот только не рассчитала, угодив раскрытой ладонью прямо в тлеющие угли, за которыми она наблюдала парой минут ранее. Острая вспышка боли прожгла ее тело, заставляя содрогнуться и лишая последних крох самоконтроля. Сдерживаемая с самого пробуждения ярость приняла практически осязаемую форму, не оставляя деве ни малейшего шанса сдержаться. Подпитываемая злостью и обидой, ее магия вырвалась наружу, прокатившись по стоянке оглушающей темной волной, заставляя вибрировать скалы да ссыпая на голову куски каменной крошки. Всплеск получился столь сокрушительным, что смёл на своем пути не только Двалина - к сущему разочарованию девы словно ожидавшего чего-то подобного и успевшего с громким криком «Ложись!» вовремя припасть к земле, отчего его просто протащило на добрый метр прочь от эллет - но даже всех вылезающих из расщелины гоблинов. Несколько ударных волн одна за другой пронеслись по стоянке, умопомрачительно громким эхом отдаваясь от скал и разлетаясь на сотни метров вокруг. Этот всплеск был больше, чем когда-либо видела дева, он был настолько силен, что сумел повергнуть ее саму в ужас, а как только эхо угасло, в ушах остался противный звон, докучливее которого мог быть лишь один отвратительный вопрос: «Сколько же новой силы смог получить через нее некромант, если ее могущество так возросло?». Тем временем, пока Сириэн пребывала явно в шоковом состоянии, члены отряда один за другим начали подниматься, как ни в чем не бывало. Грязные, потрепанные, большинством раненные, но все же, живые. - Все целы?! - послышался раскатистый голос Короля под горой, подошедшего к расщелине, оказавшейся ни чем иным, как краем внушительного выступа на довольно узкой извилистой дороге вдоль горного хребта. Гномы заозирались, явно отыскивая ближайших родичей и спокойно закивали. - Отлично! Значит, на этот раз никто не пострадал! Вы молодцы, парни! Особенно ты, Двалин! Вовремя предупредил… - подбадривал всех присутствующих Торин. - Ага! Вот только на этот раз эльфийка очнулась и сделала это намеренно. - прохрипел отряхивающийся татуированный кхузд и все взгляды присутствующих тут же устремились к Сириэн. - Я увидел, как к ней со спины приближается гоблин и бросился наперерез, как она вдруг атаковала! - А ты чего ждал?! - послышался откуда-то сбоку бойкий голос Тауриэль, с мерзким хлюпаньем вынимающей стрелу из лежащего у края трупа - Последнее, что она помнит о твоем присутствии не внушает доверия. Это было омерзительно. То, как они обсуждали ее так, словно Сириэн здесь и не было вовсе. А тем временем рыжая направилась к ней, расплываясь в улыбке. Безусловно очередной полной обмана улыбке. - Сириэн, все хорошо… - принялась увещевать лучница, шаг за шагом приближаясь все ближе - Митрандир успел снять с Двалина чары, он не причинит тебе вреда… - Не подходи… - прошипела в ответ дева, гневно сузив глаза и глядя на воительницу, попутно выставляя в предупреждающем жесте здоровую руку, пока обожженную баюкала на коленях. - Сириэн, это же я… Никто не причинит тебе вреда, здесь только друзья, даже гоблины отступили под натиском твоей магии. - пролепетала Тауриэль, снисходительно глядя на подругу мягким взглядом, да продолжая медленно подступать ближе, показательно отбросив в сторону лук и стрелы, да выставив перед собой руки, дабы показать свою безоружность. - Я же сказала: не подходи! - закричала Сириэн, резким движением здоровой руки наколдовывая между собой и эльфийкой острые ледяные шипы - Друзья говоришь, как же… Где были эти самые друзья, когда я сгорала в агонии моргульского яда? Никто из них даже не заметил моих страданий! А когда заметили… Где были они, когда Саурон предлагал подарить мне избавление от мук? И где была ты?! Нет, Тауриэль, нет у меня здесь друзей. А у вас нет сердца, благо я не успела вручить вам собственное…***
Впервые за все время их совместного пути ее просьба была услышана. Это было довольно странное чувство. Вот вроде радоваться надо, ан-нет… На душе словно кошки скреблись, возможно, от того, какая именно просьба была выполнена столь легко и безропотно, словно и труда никакого не составляла. Это было обидно, и Сириэн сама ловила себя на мысли, что в таком случае ей и вовсе не угодишь: так не то, да сяк не эдак. Но сделать с собой ничего не могла. Ярость проявившаяся было сначала в виде магического всплеска, а затем и хлынувшая потоком на Тауриэль, на какое-то время поугасла. Однако, было оно совершенно непродолжительным. Благо спустя час после ее пробуждения вслед за первой атакой гоблинов нагрянула вторая, и Сириэн удалось сорваться с цепи еще и на темных тварях, до кучи не рассчитав собственные неожиданно большие силы, и совершенно случайно создав некое подобие завесы, придуманной когда-то ее матерью. Вот только магия, используемая при создании защиты, имела темное происхождение, оттого буквально испепеляла каждого, кто пытался пересечь очерченную бордовыми рунами, витающими в воздухе по периметру, границу. Теперь отряд неустанно окружала защитная сфера, не позволяющая никому зайти внутрь купола, но, к сожалению, и выйти тоже. Поэтому по прошествии следующих нескольких дней весь отряд был вынужден сбиваться в кучку, выбираясь наружу лишь в тех случаях, когда кому-то было необходимо отлучиться по нужде. И казалось бы, все ничего: гномы отстали, гоблины, понявшие абсолютную бесперспективность своих атак, отстали тоже. Вот только подпитываемая исключительно негативными эмоциями, магия завесы провоцировала деву на все больший эмоциональный раздрай. И срывать весь этот клубок из эмоций теперь было уже не на кого, поэтому вскоре понявшая истинную природу напавших на нее эмоций дева была готова взвыть волком от такого коктейля ощущений. Надо признаться, Сириэн было мерзко от самой себя. Она ведь совсем не такая, никогда не была такой: мстительной, злой, мелочной и неуравновешенной. Не привыкшая ни держать долго обиду, ни тем более мстить в ответ, эллет жестоко страдала от такого нового «Я», прекрасно понимая, что вероятнее всего причина подобных метаморфоз кроется исключительно в магии проклятья: потеряв контроль над собой в безвременье, дева позволила некроманту призвать через сосуд ее хора слишком много темных сил, которые, безусловно, оставили в ней собственный след, осквернив все то хорошее и светлое, что было в Сириэн когда-то. Она все больше походила на назгул. Это пугало до ужаса и внушало такое отчаяние, что эллет, дабы не сорваться на окружающих, во время переходов, восседая на Всполохе, держалась особняком. Она ни с кем не разговаривала, никого не подпускала близко и каждый раз во время привала пыталась забиться в самую дальнюю щель от прочих спутников. Не вслушивалась в их разговоры, предпочитая пялиться в одну точку, да прокручивать в голове одну мысль за другой в жалких попытках обрисовать для себя некое подобие плана дальнейших действий. Иногда проваливалась в беспамятство, так до конца не отойдя от последствий заклятия Балрога. И нещадно мерзла. Казалось, холод только уступавшей свое место весне зимы не только окружал деву со всех сторон, но и каким-то чудом сумел поселиться в самом нутре эльфийки. На третий день перехода через перевал Кирит Форн-эн-Андраф - а это безусловно был именно он, из чего эллет сделала вывод, что отряд двигается по направлению из Имладриса к Одинокой горе - когда частые потери сознания, а также дезориентация покинули ее, да гномы обустроились на ночлег, Сириэн по сложившемуся обычаю забилась в самый дальний угол, и невольно начала задумываться о будущем. С планом дальнейших действий было, увы, не все просто. Вот вроде есть же ответ, преподнесенный мамой разве что не на блюдечке с голубой каемочкой: «Хранитель несчастных душ». И всё бы ничего, надо радоваться, вот только Сириэн не знала ни кто этот так называемый хранитель, ни тем более где его разыскивать. И так зыбкая призрачная надежда казалась совершенно бесполезной. - Сириэн… - неожиданно прервал ход размышлений эльфийки голос Фили. - Прочь! - рявкнула эллет, не дав кхузду даже воздуха в легкие набрать, чтобы продолжить свою речь. Для надежности девушка снова прибегла к своей магии, взмахивая рукой и возводя между ней и нежеланным гостем уже ставшие привычными за последнее время ледяные шипы. Фили ничего не оставалось, как удалиться ни с чем. А мысли эллет опять вернулись к прерванным размышлениям. «Так о чем это она? Точно!» - припоминала Сириэн, глядя как медленно подтаивают ледяные шипы, лишенные дальнейшей подпитки ее магией. Раз хранитель был недоступен, значит, оставался лишь один путь: добраться до Одинокой горы, забрать меч отца - а заодно и излюбленные парные клинки, тоже оставленные там во время спешного бегства - показать его Митрандиру - опять же, Сириэн понятия не имела, зачем это делать, но раз велено… - забрать Люэн и постараться забиться в настолько укрытую от прочих взоров нору, чтобы не то что Темнейший, а даже луч солнечного света был не в состоянии найти их. Этот вариант, признаться, хоть и был не так уж плох, но Сириэн не нравился от слова совсем. И причин было несколько… То ли пробудившаяся в ней благодаря темным чарам проклятья мстительность, то ли просто желание повставлять как можно больше палок в колеса некромантовой колесницы, но просто уходить в тень и снова прятаться по углам не хотелось. Что уж и вовсе говорить о том, что отпущенных ей трех лет не хватит, чтобы малышка Люэн успела достаточно подрасти и стать самостоятельной. Нет, брать ребенка с собой было нельзя, но ведь она обещала. А Сириэн всегда держала свое слово. - Прошу тебя, выслушай… Все не так… - послышался голос материализовавшейся неподалеку Тауриэль, снова прерывая мысли эллет. - А как?! - гневно прошипела дева, вмиг теряя самообладание: только удалось чего приятного измыслить, как тут же мешают! Воистину, нет покоя нечестивым. - Впрочем, не важно! Проваливай! Очередной взмах рукой, и для уже вопиющей надежности ледяные шипы выросли в высоту еще на добрых пол метра, а дева вернулась к своим коварным замыслам. Уж если время ее было сочтено тремя отпущенными годами, хотелось провести его достойно, даже если это достойно подразумевает под собой мелкие - или не очень - пакости для одного конкретного темнейшего. А так как единственная возможность причинить бесплотному духу Саурона хоть какой-нибудь ощутимый вред заключалась - помимо бегства его собственной желанной девы в руки хранителя несчастных душ - в расстройстве его планов, Сириэн тут же припомнила интерес темнейшего к палантирам, ибо больше о других его намерениях ничего, к сожалению, не ведала. «Не доставайся же ты никому!» - размышляла эллет, припоминая содержание письма давно уже почившей подруги, а именно, ту самую часть, в которой указывалось, где эти видящие камни искать. - Зачем ты пришел? - гневно прошипела дева, настолько замечтавшаяся о возмездии, что заметила появление очередного гостя лишь когда массивный топор с хрустом перерубил все наколдованные ею шипы, а внутрь, бесцеремонно переступая через осколки и оставшиеся от защиты ледяные «пеньки» пожаловал Двалин. - Извиниться… - неуверенно ответил наугрим, переминаясь с ноги на ногу, да всячески избегая смотреть на напряженно застывшую девушку, что очень контрастировало с той уверенностью, с которой гном потревожил ее покой. - Балроговым пламенем голову напекло, не иначе? - издевательски огрызнулась Сириэн, и поспешила добавить, не дав любителю татуировок и слова вставить - Впрочем, это меня не касается. Мне не нужны твои извинения, так что можешь проваливать восвояси. - Это еще не все…. - тяжело выдохнув, понизив голос почти до шепота, сообщил кхузд. Сириэн призадумалась, ожидая очередного подвоха, однако, все же сумев взять бушевавшую в ней ярость под контроль. - Что еще? - вопрос был задан уже более отстраненным, безжизненно холодным голосом. Как никак, деву разобрало любопытство. - Я хотел предложить Вам свою службу. - спустя недолгое молчание ответит Двалин. Эллет внутренне съежилась: «Неужто очередная коварная выходка? Решили попытаться втереться к ней в доверие, на самом деле приставив вместо защитника надсмотрщика?». - Зачем? - прошипела Сириэн, чувствуя, как подавленная было силой воли ярость снова начинает бурно плескаться в груди. Очередная подлая ложь в исполнении гномов грозила вот-вот переполнить чашу и без того очень неустойчивого нынче терпения девушки. - Поддавшись лживым наговорам я вел себя по отношению к Вам недопустимо. Моей жестокости, а тем более тому, что я чуть было не сотворил в арке Кхазад-Дума нет никакого иного прощения, кроме как смерть или верное служение до конца моих дней. Я хочу искупить свою вину. - гном выложил всю тираду как на духу, словно бы не раз, и не два репетировал и составлял эту речь, что, в купе с тем, что стоял перед ней не кто иной как Двалин, моментально погасило в груди всю вспыхнувшую ранее ярость, оставляя на ее месте смертельную усталость, опустошение и, отчего-то, сочувствие, которое Сириэн зареклась было позволять себе испытывать по отношению к членам отряда. Их заботы больше не ее проблема, и все же…. Тяжело вздохнув, дева принялась бороться сама с собой. С одной стороны, хотелось ответить какую-нибудь мерзкую язвительную колкость, дабы просто отомстить. Пусть не всем им, но хотя бы этому конкретному гному причинить хоть толику той боли, что причиняли они ей все эти отвратительные три месяца их совместного странствия. Но с другой стороны, это ведь не она, не истинно ее желание. Она никогда не была такой, это что-то чужое, инородное, темное и омерзительное проникало в ее душу все глубже и глубже вместе с проклятьем темного властелина. - Иди с миром. - сумев собрать воедино всю свою силу воли, смогла таки выдавить из себя Сириэн. Правда получилось не очень-то правдоподобно. - Мне не нужна твоя смерть, и тем более не нужен раб. Просто оставьте меня все в покое и дайте уже спокойно дожить отпущенные крохи моей свободы. Двалин постоял еще немного, явно раздумывая над ее ответом, да принимая решение. Дева не выдержала, и рявкнула: - Проваливай уже! Королю под горой твоя преданность явно нужнее. Так хочется выслужить себе прощение - иди и служи ему. Повторюсь, я не нуждаюсь ни в рабах, ни в подданных, ни тем более в очередном надсмотрщике и соглядатае! Гном вздрогнул, так и не посмев поднять взгляда, молча проглотив озвученное оскорбление, а затем так же тихо удалился, наконец-то оставляя Сириэн в компании самой себя да небольшого костерка, об который девушка пыталась согреть озябшие негнущиеся пальцы. Однако, уединение ее снова не продлилось долго. - Ну что еще?! - практически взревела эльфийка, не в силах удержать бушующие внутри эмоции, когда почти неслышной походкой к ней приблизился Бильбо. - Я… Сириэн… Пожалуйста… - запричитал хоббит, застывая на месте и вперив в девушку умоляющий взгляд. - Хватит мямлить! Зачем пожаловал?! - рыкнула эллет. - Пожалуйста… Там Торину плохо… - испуганно вжав голову в плечи махнул рукой в сторону отряда полурослик. Отвратительный страх мгновенно всколыхнулся в груди. Пребывая в каком-то коконе из злости и обиды, Сириэн совершенно не обращала внимание на окружающих ее спутников. То, что Торин был болен - не удивляло ее: одного беглого взгляда в первые минуты пробуждения парой дней ранее хватило, чтобы понять, что порядком потрепанный отряд вряд ли может похвастаться хотя бы одним не получившим ранения воином. Однако, если гордость гномов и их упорное нежелание приходить с просьбой о помощи можно было оправдать поведением и отстраненностью самой Сириэн, то кое чему оправдания не было. Раньше эллет всегда приходила на помощь любому виденному ей пострадавшему существу, не важно, будь-то эльф, гном, человек или животное, обходя стороной разве что самые темные твари. Теперь же, приняв решение не вмешиваться без необходимости и предварительной просьбы в дела отряда, дева порядком покривила душой, в который раз за столь короткое время. А дело все было в том, что Сириэн боялась: сможет ли она вообще воспользоваться собственным целительским даром, пребывая в столь разрозненных чувствах, да еще и постоянно подпитываемая яростью от поддержания вокруг них подобия непроходимой завесы, да и про обиду и злость забывать, увы, не приходилось... Стержень, некогда питавший ее изнутри, был безжалостно надломан, позволяя не только сковать все ее внутренности ледяному холоду да не свойственной деве озлобленности, но и ставя под сомнения собственные силы и умения эллет. Особенно такие светлые и чистые… Отказаться и не пойти, не желая показывать свое медленно разлагающееся гниющее нутро было малодушно и отвратительно. А еще трусливо. Но Сириэн никогда не была трусихой. Однако и идти сил не было совершенно. В который раз за день эллет постаралась взять себя в руки, буквально запихивая готовую выплеснуться наружу желчность да агрессию как можно глубже внутрь, до боли сжимая кулаки в тягостном порыве удержать под контролем собственные рвущиеся наружу эмоции. - Веди. - холодно и нехотя процедила дева, вставая да на промерзших ногах направляясь к гномам. Старательно удерживая на плечах плед, чтобы уже давно не белоснежная, покрытая грязными рюшами ночная сорочка была как можно лучше скрыта от посторонних глаз, Сириэн шла к отряду словно на эшафот. Скрепя сердце она могла признать захватившую ее тьму, но смириться с утратой дивного дара Эсте вряд ли хватило бы сил. Эта потеря была бы такой же сокрушительной, как и потеря родных, ведь в таком случае от прежней некогда прекрасной эллет не останется больше ничего. Лишь оболочка, которая под властью проклятья тоже утратила и цвет глаз, дарованный родителями, и львиную долю роста, и много-много чего еще. К сожалению, путь к лежащему на своем расстеленном плаще Торину, со всех сторон окруженному бледными и явно испуганными членами отряда, оказался болезненно коротким. «Перед смертью не надышишься…» - припомнила девушка подслушанную когда-то давно у людей поговорку, и как нельзя хорошо прочувствовала весь ее смысл. И все же, деваться было некуда, и Сириэн, не удосужившись ни приветственным кивком, ни легкой улыбкой, как сделала бы это раньше в попытке подбодрить собравшихся, сразу перешла к делу: - Что с ним случилось? - кивая в сторону венценосного гнома. Ожидаемо, вперёд выступил Оин и уставшим голосом ответствовал: - На подступах к Ривенделлу на нас напали орки. Плечо Узбада прокусил варг. В подтверждение своих слов лекарь осторожно отодвинул край камзола, обнажая взгляду девушки тяжко вздымающуюся покрытую взмокшими курчавыми волосками грудь Короля под горой, а также уводя края одежды выше, пока не оголилось пострадавшее плечо. Сириэн осторожно опустилась на колени, рассматривая рану. Рваная, потемневшая, со следами запекшейся крови, обугленными краями и белесыми отделяемыми гноя. Сам узбад, похоже, был в бреду. Его щеки раскраснелись, а лоб покрывала испарина. Глаза Торина были полуприкрыты и он отрывисто шептал что-то неразборчивое потрескавшимися пересохшими губами. - Вы были в Имладрисе. Зачем отказались от помощи эльфов? - задала очередной вопрос Сириэн, прекрасно понимая, что без вмешательства ее сородичей, а, вероятно, и вовсе самого Лорда Элронда, ее самой точно уже не было бы в живых, а значит, отряд вряд ли обошел Домашний приют стороной. - Мы не отказывались! - насупился Оин, нахмурив кустистые седые брови так, что они сошлись в одну линию на его переносице - Вот только толку не было. Рана затягивалась, ненадолго, но затем снова открывалась и начинала гноить. Сириэн нахмурилась. Ее дар, безусловно, превышал целительские способности многих представителей ее вида, однако, ситуация была странной, ведь это же просто укус… Не отравленная стрела, не моргульский яд - обычный варжий укус. Эллет хотела было беззастенчиво положить руку на грудь Торина, чтобы надавить на края раны и попытаться выдавить весь гной, попутно гася в себе возникшее смущение - в конце-концов она здесь как целитель - однако, вовремя опомнилась, вспомнив об отсутствии перчаток. Проклятье. - Чем вы лечили его? - вместо запланированного прикосновения, спросила Сириэн, подальше пряча оголенные кисти под пледом. - Все перепробовали: и настойку из арники, и отвар ромашки, даже пытались прижечь рану - все бестолку… - обреченно выдохнул лекарь. Сириэн призадумалась: дело было довольно скверным. Даже если ее дар каким-то чудом сработает, не будут ли рану ожидать те же последствия, что были у всех потуг Раздольских целителей. Нет, здесь определенно что-то не так… - Мне нужны перчатки… - сдаваясь, сообщила собравшимся девушка - Или любая другая тонкая ткань, которой я смогу обернуть руки. - пришлось добавить после того, как путники, переглядываясь, начали по очереди отрицательно качать головами. Ткань нашлась на удивление быстро. Все тот же Оин вытащил из своего чемоданчика довольно приличный кусок льна. Разорвав его на ленты, кхузд протянул их Сириэн и принялся молча наблюдать, как она пытается обмотать поврежденную руку и закрепить повязки неслушающимися промерзшими пальцами. - Давай сюда… - наконец не выдержала столь бесполезную трату времени Тауриэль, выхватывая оставшийся кусок льна из рук Сириэн. Когда дело было сделано, дева осторожно положила руки на грудь и плечо Короля под горой, с обеих сторон от раны, и надавила. На поверхность тут же проступило обильное количество гноя. От болезненных манипуляций Торин очнулся. Веки его открылись, а блуждающий взгляд замер и остановился на Сириэн, стоило ему заметить ее. Узбад захрипел и попытался что-то сказать, но губы, судя по всему, не желали слушаться его. - Надо промыть, лучше всего ромашковым отваром. - отдала указания дева, и, к ее удивлению, Оин тут же повиновался, молча соглашаясь исполнять роль помощника. Пока Сириэн продолжала давить на края раны все сильнее и сильнее, а Оин раз за разом поливал ее и вытирал еще одним куском льна отделяемое, Король под горой лишь крепче сжимал зубы, явно стараясь не закричать, однако, взгляда от девы не отводил, и смотрел так, что эллет было смутительно и некомфортно. Что-то было в его взгляде такое, что Сириэн невольно приписала гному галлюцинации и задалась вопросом: кого же он видит на ее месте, раз смотрит с таким трепетом и нежностью? Когда рана была достаточно промыта и очищена, Сириэн наложила здоровую ладонь поверх и постаралась воззвать к собственному дару. И чем больше времени проходило, тем отчаяннее становился ее зов, потому как, словно потворствуя всем ее страхам, ничего не происходило. - Что-то не так… - зашептала рядом Тауриэль Кили, но дева прекрасно слышала каждое слово. - Почему не помогает? - беспокоился Оин, нервно заглядывая эллет в лицо в ожидании ответа. - Что же теперь делать? - задавались вопросом члены отряда. Эта какофония голосов неимоверно раздражала и отвлекала, до кучи Торин неожиданно потерял сознание, что тоже не очень внушало уверенности, а ведь Сириэн при этом еще и старалась лихорадочно соображать. Она не чувствовала ничего необычного, и это сильно смущало. Если бы магия дара покинула ее безвозвратно, эллет непременно бы почувствовала в себе это изменение. Однако, дар откликался на ее призыв, значит, он был все еще с ней, но отчего же тогда ничего не работало? Может, бушующая глубоко внутри запертая злость и обида мешают? Или… Могло ли мешать что-то на физическом уровне? Эта мысль показалась на удивление здравой, и вполне подходила ситуации, поэтому девушка убрала руки в сторону, призадумавшись. - Нет, пожалуйста! Попробуй еще! - взмолился наблюдающий через ее плечо за происходящим, да неверно истолковавший ее жест Бильбо. - Да помолчите уже все! - не выдержав, зашипела Сириэн в ответ, пытаясь развить чуть было не ускользнувшую мысль. Если бы в ране что-то застряло, как-то, например, кусок отколовшейся кости ключицы, или даже варжьего клыка, это вполне могло бы объяснить и причину, по которой рана снова открывалась и гноила, и то, почему все предыдущие попытки вылечить Короля под горой не имели никакого успеха, а мази, отвары, припарки и прочее не действовали вовсе. Но тогда возникал вопрос: отчего целители не обнаружили инородное тело еще в Имладрисе? Вариантов дальнейшего развития событий было не шибко много, потому Сириэн приняла решение проверить все самостоятельно. - Держите его! - отдала она приказ в сгустившейся гнетущей тишине, нарушаемой лишь потрескиванием хвороста в костре. - Что Вы собираетесь делать, госпожа? - обеспокоено подал голос Двалин, однако, приказ выполнил и припечатал здоровое плечо своего короля к земле еще до того, как последовал ответ. От такой манеры обращения деву передернуло. Сириэн видела, как в результате навалившегося на него всем весом Двалина, узбад вздрогнул, приходя в себя, и попытался было вырваться, однако не преуспел, потому как еще несколько пар рук принялись удерживать его на месте. В панике гном заметался было в полубреду, пока буквально вцепившийся в его голову Фили не пригвоздил того к месту. Узбад издал хриплый стон и затих, панически мечась взглядом от одного к другому склонившимся над ним лицам. - Крепче! Я думаю, в ране что-то застряло… - пояснила Сириэн, наклонившись поближе и еще раз рассматривая обожженные края да убирая из раны попавшие в нее в результате метаний Ториновы волосы - Мне нужен чистый кусок ткани. И рану еще раз промыть не помешает. - Но я проверял, и ничего не нашел! - возмутился было Оин, вот только поймав на себе несколько гневных взглядов потупился, да молча принялся за дело. Как только указание было выполнено, а рука Сириэн, снова благодаря Тауриэль, обмотана чистой полоской ткани, эллет тяжело вздохнула, и опять приложила ладонь к плечу гнома, осторожно запуская пальцы в рану. Громкий болезненный стон сквозь сжатые зубы огласил стоянку, заставляя всех присутствующих вздрогнуть, а Бильбо позеленеть. Благо, хоббит в удерживании Короля под горой не участвовал, а потому смог шустренько отойти в сторону, дабы его не стошнило от отвратительной картины прямо здесь же. Сириэн же старалась игнорировать расползающееся внутри довольство от причиняемой боли. В голове слышался глухой шепот, призывающий причинить гному еще больше боли, но дева не поддавалась. Насколько это было возможно аккуратнее продвигая пальцы вглубь раны, пока не уперлась в ключицу. Ощущения были отвратительными, а сопровождающие ее действия стоны и вовсе чуть было не заставили эллет уподобиться взломщику. Она чувствовала, как кровь отлила от ее лица, а пальцы начали мелко дрожать, в то время как получивший передышку в результате ее заминки Торин затих и тяжело дышал. Его грудь ходила под ее руками ходуном, и скорее по привычке, нежели из желания помочь, эллет тихо промолвила узбаду: - Тише… Потерпи, осталось еще немного… В ответ венценосный кхузд посмотрел на нее измученными влажными глазами и в знак принятия плотно сжал челюсти, делая глубокий вдох. Больше не медля, собравшись с духом, эллет начала медленно прокручивать пальцы в ране, ощупывая кость. На этот раз сдерживаемый стон перерос в самый настоящий крик, а позеленели уже и некоторые из присутствующих наугрим, но девушка не сдавалась. Она продолжала свои манипуляции до тех пор, пока что-то острое и явно чужеродное не кольнуло ее пальцы с внутренней стороны ключицы. Еще раз, для надежности, ощупав острую грань, Сириэн осторожно потерла в том месте пальцами, сетуя на неудобство от отсутствия перчаток, но таки смогла подцепить и вытащить причину сегодняшнего переполоха. Быстро достав руку из раны, эллет выложила на ладонь небольшой осколок, размером не более горошины, и принялась рассматривать в свете костра… кусок клыка. Как она и подозревала. Глаза всех присутствующих были направлены на нее, а точнее, на ее ладонь. - Ну что? - с надеждой спросил Кили. - Достала! - довольная собой скорее оскалилась, нежели улыбнулась Сириэн, демонстрируя всем осколок клыка - Теперь давайте попробуем еще раз. Осторожно передав осколок Оину, эллет снова склонилась над бледным Торином и приложила ладони одну к его груди, а другую к ране. Сириэн не пела, лишь тихо шептала, уговаривая плоть откликнуться на ее зов и исцелиться, оттого, когда магия начала действовать, эллет не смогла понять: что же именно пошло не так… Обычно ее дар приносил пациенту облегчение и ощущался теплом, но наблюдая за реакцией узбада, которого начала бить крупная дрожь, а из уст снова стали вырываться глухие стоны, ни о каком облегчении и речи быть не могло. Благо, исцеление не заняло много времени, оставив Королю под горой в память о сегодняшнем событии рваную полоску бордового шрама - что, к слову, тоже было не типично: обычно результатом были аккуратные, белесые тоненькие рубцы, а это, больше походило на поджившую работу криворукого мясника. Однако, поразмыслить о столь малоприятных метаморфозах Сириэн решила потом, не под пристальными взглядами членов отряда. Сейчас же, выполнив свою часть работы, хотелось удалиться восвояси, но неожиданно опустившаяся и сжавшая ее здоровую руку вместе с обкрученными вокруг нее бинтами большая горячая ладонь помешала девушке отстраниться да встать. - Останься. Умоляю. - прохрипел Торин, снова глядя на нее тем смущающим нежным взглядом. Сириэн хотела было выдернуть руку и наконец отстраниться, однако жестокая память подсунула воспоминание о том, как безжалостно собственная мать вырвала ее из счастливого морока. Не важно, кого именно видел в ней сейчас Торин, глядя с таким трепетом и любовью, она останется и побудет с ним, пока он не уснет, тем самым продлевая его счастливую галлюцинацию. В конце концов, откуда ей знать, кого еще потерял этот гордый и надменный гном за свою непростую жизнь.