Желанная дева

Уснуть в эту ночь Сириэн так и не смогла. Руки нещадно болели, окончательно измученные ее попыткой до кучи к сегодняшним испытаниям еще и отстирать перепачканный в грязи и потеках собственной крови подол платья. Пальцы покрылись коркой засохшей сукровицы, которая от каждой попытки согнуть или разогнуть их трескалась, источая из образовавшихся ранок все новые бороздки алой жидкости. Ситуацию также ухудшало и то, что обработать раны девушке было нечем. Будить ради такого случая владельцев дома казалось неуместным. Пришлось укладываться как есть, в надежде - вдруг, подобно случившемуся  прошлой ночью, сон тут же сморит эллет, едва ее голова коснется подушки?  Вот только, на этот раз эльфийку ждало полнейшее разочарование: стоило деве забраться в постель, да укрыться одеялом, как кровать стала попеременно казалась то слишком мягкой, то, наоборот, невыносимо жесткой. Под одеялом было нестерпимо жарко, а без него - холодно. Выданная ей ночная сорочка остро ощущалась недостаточно закрытой, чтобы эллет чувствовала себя в безопасности, и, хотя в комнате не было никого, кроме крепко спящей да тихонько посапывающей Тауриэль, дева не могла найти себе покоя, боясь, что в следующий раз по утру прийти их будить может вовсе не хозяйка дома, а, например, его хозяин… Или, упаси Эру, кто-то из братьев-близнецов… Поэтому, так и не найдя себе комфортного приюта в постели, девушка зажгла небольшой огарок свечи да устроилась на стуле у окна. Подобрав под себя ноги, она принялась рассматривать открывавшиеся ей виды. Залитая лунным светом поляна, на которой причудливым строем расположились домики жителей общины, была из окошка их скромной обители как на ладони, в то время как вдалеке маячили заснеженные пики гор, в темноте ночи казавшиеся непривычно светлым пятном на фоне темного беззвездного небосвода. Большая часть домов была погружена в сонную темноту, и все же в нескольких окошках Сириэн удалось рассмотреть мерцающие отсветы от пляшущего пламени зажженной свечи.  Дева так увлеклась созерцанием неподвижных, словно замерших во времени окрестностей, что взгляд ее мгновенно выхватил единственное движение, коим оказалась едва уловимая тень, прошмыгнувшая от одного спящего строения к другому. Сириэн уже было вскочила, подумывая - не пора ли бить тревогу - однако присмотревшись внимательнее, ей удалось рассмотреть мужчину, что пробежавшись между еще парочкой домов, наконец-то остановился, поднял с земли мелкие камушки и принялся бросать их в светящееся зажжений свечой окно второго этажа погруженного в тишину дома.  Вскоре окно приоткрылось и из него выглянула довольно молодая женщина лет двадцати пяти, которую Сириэн уже видела утром за завтраком, когда та раздавала тарелки с кашей в столовой. Девушка огляделась, да торопливо принялась что-то жестами показывать мужчине, вскоре спешно закрыв окно и потушив свечу. Эллет бы подумала, что ночной визитер был отправлен восвояси, если бы мужчина не продолжал настойчиво стоять и ждать, на всякий случай скрывшись за крыльцом соседнего дома, для надежности. Наблюдая за ним, у эльфийки невольно сложилось впечатление, что проделывает подобную ночную выходку нарушитель спокойствия явно не впервой… А еще отчего-то показалось, что эллет его уже видела раньше. Впрочем, пусть и небольшое, но все же расстояние, державшийся преимущественно в тени домов визитер, и сковавшая округу мгла не позволяли рассмотреть достаточно деталей, чтобы предположить наверняка, сколько бы Сириэн не вглядывалась.  Да и времени у нее было не так уж и много: не прошло и пяти минут, как ночная визави, осторожно приоткрыв входную дверь, прошмыгнула на улицу, кутаясь в шерстяную шаль, да уверенным шагом направляясь туда, где ее уже поджидали. Завидев своего тайного воздыхателя, она тут же бросилась в предложенные объятия, приникая к мужчине столь тесно и целуя столь жадно, что до Сириэн наконец-то дошло - свидетельницей чего именно она только что стала.  Невольно наблюдая за целующейся и спешащей прочь в сторону одной из конюшень парочкой, дева задумалась о том, каково это: прожить всю свою жизнь в подобном месте? С детства зная всех до единого ее обитателей, боясь совершить хотя бы малейший шаг в сторону от допустимого поведения, чтобы не обречь на смерть не только себя, но и другие невинные души. В конце концов, понимать, что выбрать мужа или друга можно будет только из немногочисленного числа тех, кого видишь каждый день… Никаких новых лиц, ничего непредсказуемого. Жизнь строго по расписанию пения рога, да в тени страха от неминуемого наказания за малейшее непослушание. Насколько ничтожен, должно быть, шанс встретить истинную любовь в столь ограниченных условиях, если даже ей, столько тысячелетий скитавшейся по землям Средиземья, перевидавшей тысячи тысяч разных лиц, это сделать не удалось…? Думать о том, что все живущие здесь девочки были обречены стать слишком молодыми женами не из желания, а по принуждению, было невыносимо… И все же, Сириэн не позволяла себе ни осуждения, ни тем более порицания. Она вообще старалась никого и никогда не осуждать… Тем более, уж каково это - выходить замуж не потому, что любишь, а из страха в противном случае достаться чудовищу - Сириэн сполна успела ощутить когда-то на собственной шкуре и знала весь спектр чувств и эмоций, испытываемый новоявленной невестой во время помолвки от начала и практически до конца. Однако, было и различие: она сама-то замуж так и не вышла, а потому душу впервые терзал следующий из цепочки данных размышлений вопрос: что чувствуют эти девушки, такие как старшая дочь Маргарет и Филиппа, или та ночная беглянка, за которой эллет посчастливилось наблюдать этой ночью, уже будучи в браке?  Обреченность, грусть или, может, благодарность к супругу за то, что своим покровительством спасает от участи куда как более страшной, нежели жизнь с нелюбимым человеком? В конце концов, это все-таки жизнь… Какой бы она ни была, она лучше смерти… С другой стороны, что если судьба к этим девушкам более милостива, и в таких отношениях, пусть и начавшихся в результате необходимости, со временем рождается нечто куда более ценное, чем пылкое чувство? Например, привязанность, уважение или, даже, особая, более зрелая любовь? И дети… Безусловно, дети могли бы сгладить горечь лишенного права выбора сердца.  Вот только, случайно подсмотренная недавно картина подсказывала, что все отнюдь не столь радужно, как Сириэн хотелось бы надеяться. Интересно, что заставляет девушку тайком сбегать из дому ночью? Вряд ли ведь просто желание, не утоленное в достаточной мере супругом? Эллет мало что знала о физической стороне брака, но разве кто-то станет рисковать собственной честью, домом и семьей исключительно из похоти? Нет, наверняка, все было иначе… Должно быть, здесь замешано действительно сильное чувства, раз девушка готова подвергнуть себя столь огромному риску… Впрочем, гадать можно было бесконечно долго, чем, надо признаться, Сириэн и занялась, всю ночь напролет перебирая одно за другим предположения. Правдоподобные и не очень. Любые, лишь бы не думать о собственном затруднительном положении и двух мужчинах, что накануне поставили ее и без того уставший разум в тупик своим поведением. Два кузнеца, и оба на ее голову, вот же Эру, что за злая ирония? 

***

Вестимо, после бессонной ночи, стоило Сириэн заслышать, как скрипит лестница на второй этаж под легкими женскими шагами, дева тут же принялась сволакивать с себя негнущимися пальцами ночную сорочку, переодеваясь в развешенное на спинке кровати платье. Подол, к сожалению, без дополнительного обогрева за ночь до конца просохнуть так и не смог, но это было меньшей из бед эльфийки, если брать во внимание плачевное состояние собственных рук и отсутствие перчаток. Стоило только Маргарет остановиться перед дверью в их с Тауриэль комнату, как уже собранная Сириэн поспешила ставшим привычным жестом натянуть на ладони рукава платья и выйти, чтобы хозяйка дома ненароком не разбудила крепко спящую лучницу стуком или собственным появлением, как это было накануне. Дева по себе знала, что в обстоятельствах Тауриэль сон выступает как лучшее лекарство, а потому тревожить лишний раз подругу не хотела, желая облегчить ее состояние хотя бы так. Да и ускорить ее восстановление, если это возможно, тоже было бы здорово.  - Доброе утро! - шепотом поздоровалась эллет, замечая, как в гостиной уже собрались готовые отправляться на завтрак члены семейства.  Не хватало снова только Сэма, и девушка позволила себе предположить, что старший сын Маргарет в очередной раз провел ночь на дежурстве. Спрашивать, правда, Сириэн ничего не стала, побоявшись, что ее праздный интерес могут принять за попытку сунуть нос в чужие дела. - Доброе! - практически хором ответили домочадцы, тем не менее стараясь вести себя как можно тише, чтобы не разбудить Тауриэль, за что дева была им безмерно благодарна.  К тому моменту, как члены семьи принялись друг за другом выходить из дома, пространство вокруг огласило мягкое пение рога, приглашавшего жителей к завтраку. Сириэн оглянулась, заметив, что Торина и след простыл. О его ночном визите напоминала только оставшаяся одиноко стоять на перилах рядом с качелями пустая чашка из под чая, а еще небольшой сверток, лежаний рядом с ней.  Никто из домочадцев не одарил своим вниманием ни чашку, ни сверток, а потому эллет решила, что, раз никому нет до них совершенно никакого дела, значит, вряд ли кто-то из владельцев дома ожидал получить посылку. Да и станут ли пользоваться почтой в общине, которую вдоль и поперек можно обойти меньше чем за пару часов? Посему, немного задержавшись, дева осторожно подошла к свертку. Вытаскивая руки из рукавов, эльфийка бережно взяла завернутое в несколько слоев довольно грубого пергамента нечто и принялась развязывать бечевку, которой был перевязан сверток. Как на зло, пальцы слушались как нельзя плохо, отказываясь сгибаться, а потому Сириэн потратила какое-то неимоверное количество времени на возню с одним маленьким, но таким же упрямым, как оставивший сверток гном, узелком. Однако, все старания девушки окупились сторицей, стоило ей наконец-то развернуть пергамент и увидеть внутри прекрасно скроенную пару тканевых перчаток насыщенного темно-синего цвета, украшенных с тыльной стороны ладони вышитыми белыми снежинками.  Подарок, а именно таковым эллет и сочла данный жест, оказался совершенно неожиданным и в некоторой степени смущающим, учитывая обстоятельства их с Королем под горой отношений. Однако, мысли о том, чтобы провести еще один день под властью постоянного страха быть взятой за незащищенную кожу руки, были настолько угнетающими, что у девы нигде даже не екнуло о том, чтобы вернуть перчатки первоначальному владельцу. Будь дарителем Кили, было бы, разумеется, проще… Вот только, даже тот факт, что она принимает подарок от отвергнутого ею мужчины, мужчины, от которого скрывает, безусловно, важную информацию о черной розе, не смог остановить Сириэн, не мешкавшую более ни секунды, от того, чтобы трясущимися руками истерически начать натягивать на пальцы спасительную ткань, игнорируя боль от собственных резких движений да прикосновений к незажившим ранам. Надо отдать должное: перчатки оказались сшиты идеально на размер ее руки и очень добротными, хотя и не по сезону плотными благодаря вшитому во внутрь подкладу. Зато теперь, чувствуя, как содранные от ее рваных судорожных движений корки снова кровоточат, девушка отодвигала эту физическую боль на задний план, с каким-то одержимым упоением вдыхая полной грудью, радуясь, что она снова наконец-то в безопасности. И вся мужская часть жителей общины теперь в куда большей безопасности тоже.  Своих спутников девушка смогла нагнать уже у самой столовой, запыхавшаяся, порядком смущенная, но счастливая. Чувство защищенности улучшило настроение эллет настолько, что она с удовольствием принялась отвечать на вопросы неумолкающих близнецов, пока все они стояли в очереди на раздачу завтрака. Неуемное любопытство братьев оказалось настолько велико, что они буквально засыпали девушку все новыми и новыми расспросами, тем более когда поняли, что эльфийка пребывает в весьма приподнятом расположении духа и готова поболтать. От мальчишек Сириэн узнала, что завтра в общине намечается выходной, так как все жители будут присутствовать на свадьбе, к которой неустанно готовились на протяжении последних трех месяцев. Принимать участие в подобном мероприятии, будучи совершенно незнакомой ни с женихом, ни с невестой казалось эльфийке неуместным, однако Маргарет и Филипп поспешили заверить ее, что всем новоприбывшим гостям будут искренне рады, не говоря уже о том, что праздник - отличная возможность завести более близкое знакомство, что обычно затруднительно в условиях наполненных тяжелой работой будней.  Отпираться было глупо, да и, стоит признаться, Сириэн и самой хотелось пойти: она еще ни разу не была на людской свадьбе. От природы любопытная и, благодаря затворническому образу жизни, жадная до традиций и любой новой информации о других народах, эллет уже предвкушала завтрашнее мероприятие, старательно прогоняя прочь мысли о грядущем дне тяжелой работы.  Возможно, именно это предвкушение, безусловно, вкупе с вновь обретенным душевным равновесием и покоем, сделали этот день намного более сносным, чем предыдущий. И хотя вечером девушка вновь не чувствовала собственных рук, а перчатки из темно-синих стали практически черными от набравшей ткань крови, вопреки тому, что ее вновь поджидал Йен, грозно следящий за каждой отработанной сверх нормы минутой, не поскупившийся на пару колких фразочек о постоянной бдительности местного кузнеца -то есть себя - и его умении «видеть таких как она» насквозь, ничто не могло испортить хорошего настроения эльфийки.  Девушка не стала препираться, что-либо доказывать, молча соглашаясь со всеми вменяемыми ей Йеном обвинениями, пока они вдвоем направлялись в сторону конюшни. Она лишь как можно более споро переставляла ноги, виновато глядя на недовольно фыркающего и порядком уставшего Всполоха, сама же желая быстрее очутиться в столовой на ужине и наконец-то избавиться от надоедливого, провожающего каждый ее жест внимательным прищуром голубых глаз сопровождающего.  Кузнец же, казалось, в противовес Сириэн, пребывал в еще более скверном настроении, нежели накануне. Он все сыпал и сыпал обвинениями в подлости да неуемной гордыне всех без исключения живущих в Средиземье красавиц, поливая грязью как саму деву, так и всех женщин, мало-мальски одаренных внешней привлекательностью. Раз за разом строил оскорбительные предположения касательно того, какие хитрые козни могла замыслить эллет бессонными ночами, пока уподобившись сторожевой псине, ее охраняет предводитель отряда, а сама девушка проводит одинокие ночи, сидя перед окном. Безусловно, выбранное обвинение порядком смутило девушку, однако она поспешила отогнать подозрения прочь, уверяя себя, что Йен просто случайно угадал. В конце концов, не мог же кузнец и правда следить за ней, да знать, что ее мучила бессонница и она сидела у окна? Поэтому, сколько бы Йен не разорялся, а вывести эльфийку из себя ему никак не удавалось. Сириэн плотно закрылась в собственной броне и игнорировала все его выпады, пытаясь обращать на обидные слова да домыслы не больше внимания, чем река обращает на проплывавшую в ее водах рыбу. И намерения девушки оказаться совершенно невосприимчивой к словам кузнеца практически увенчались успехом, если бы вконец рассерженный упрямым безразличием, что демонстрировала девушка, мужчина не рискнул схватить ее за руку, когда они были уже практически в десяти метрах от входа в столовую.  Всепоглощающая боль электрическим разрядом пронеслась по телу Сириэн. Сжатая в большой грубой ладони девичья ручка оказалась словно пронзенной тысячами острейших игл. Боль от прикосновения была настолько сильной, что у эллет едва не подогнулись колени, а в глазах потемнело настолько, что на несколько мгновений дева оказалась полностью дезориентированной, чем и воспользовался Йен. Второй рукой он обхватил Сириэн за талию, прижимая к себе, да принялся шептать: - Я знаю, что ты видела нас прошлой ночью… Спину эльфийки мгновенно прошибло холодным потом. Осознание слов Йена пришло даже быстрее, чем успело восстановиться зрение после вспышки боли. «Ночной визитер - это он!» - буквально вопило подсознание Сириэн - «Он прошлой ночью явился на порог к замужней девушке с весьма недвусмысленными намерениями, а сам еще смеет поливать меня грязью!». Подобно цунами, волна гнева начала подниматься в эллет. В груди зашевелилось нечто темное, доселе дремавшее. Оно разрасталось внутри эллет со стремительной скоростью, опьяняя силой и властью, нашептывая, как славно было бы раз и навсегда заткнуть столь щедро источавший гадости да мерзкие обвинения поганый рот кузнеца.  - И если ты скажешь хоть кому-то… - продолжил нашептывать кузнец, склоняясь все ближе и на сей раз принимаясь за открытые угрозы, не замечая, как взгляд зажатой в его руках девушки становится все более туманным, а зрачки заволакивает непроглядная тьма.  С оглушительным током крови в ушах, эллет с трудом смогла расслышать треск первых появляющихся на коже черных отметин проклятья, однако голос, ласково зовущий поддаться тьме, звучал все отчетливее и слаще, затмевая все прочие звуки. - То что?! - раздался из-за спины Сириэн полный гнева голос Короля под горой.  Девушка вздрогнула, хватаясь за спасительный звук и силясь вынырнуть из завлекающего ее морока жатвы, но чувство силы и контроля было столь опьяняюще сладким, что для сопротивления у эллет оказалось ничтожно мало сил. - То старейшины могут совершенно неожиданно узнать, что и вы, господин гном, тоже не были в выделенной вам обители в ночное время. Вы, разумеется, можете снова соврать, что нарушили правила исключительно по незнанию… Как думаете, второй раз вам сойдет это с рук?  - Отпусти девушку! - игнорируя угрозы, требует Торин, голос которого, кажется, все более далеким и не настоящим, в то время как голос Саурона стучит в висках все громче. Ласковый и такой манящий. Однако, и упрямый гном не сдается так просто, пробиваясь через морок жатвы своими словами - Она ничего никому не скажет, и я тоже. Нам нет дела до ваших… взаимоотношений внутри общины. И мы не желаем привлекать к себе лишнего внимания. Мы пополним запасы и уйдем сразу по истечение оговоренной недели.  Стоило гномьему королю договорить, как Сириэн почувствовала прикосновение к свободной от хватки кузнеца ладони. Торин взял ее за руку не в пример бережнее, чем Йен, да осторожно потянул на себя. Несмотря на всю аккуратность узбада, эту руку также пронзило вспышкой боли, от которой девушка вздрогнула, поморщившись, но прикосновение не оборвала, крепче цепляясь за предложенную длань, да пытаясь высвободиться не только из жалящих прикосновений кузнеца, но и из сгустившегося удушающего мрака охватившей ее тьмы. Нехотя, Йен расцепил руки, напоследок не забыв посильнее сжать удерживаемую в плену его хватки ладонь девушки. От боли в глазах Сириэн темнеет пуще прежнего, она глушит все ее попытки удержать контроль над ситуацией и не сорваться в бездну мрака. И если бы не поддержавший ее в этот момент за талию Торин, дева всерьез рисковала не устоять на дрожащих ногах и рухнуть на землю.  Стук крови в ушах настолько велик, сердце бьется так гулко, а дыхание так поверхностно и быстро, что за какофонией оглушающих звуков, к которым примешивается и мерзкий голосок в голове, эллет не слышит дальнейшего разговора, она практически слепа и вот-вот окажется во власти жатвы. Не хватает лишь крошечного шажочка, чтобы окончательно соскользнуть во мрак. Единственное, что она ощущает - большую и сильную грудь, что прижимается к ее спине, а спустя еще несколько мгновений на солнечное сплетение девушки осторожно ложится чья-то рука. Тяжелая, сильная, но не причиняющая боли. Эта рука словно знает, где именно тени ворочаются внутри девушки сильнее всего. Она помогает удерживать их на месте, не позволяя окончательно вырваться, подчиняет своей воле распоясавшуюся тьму. Дыхание эллет становится более глубоким и ровным, синхронизируясь с дыханием удерживающегося ее в кольце рук мужчины. Тьма потихоньку отступает, недовольно огрызаясь и сворачиваясь обратно в клубок внутри ее тела. Источавший сладостные речи голос стихает, лишенный шанса выразить свое недовольство достаточно громко, чтобы его смогла расслышать Сириэн. Мир наполняется размытыми красками, звуками и запахами. - Вот так… - слышит она успокаивающие слова над левым ухом - Вдох. Выдох. Вдох. Выдох.  Горячая ладонь Короля под горой умудряется прожигать своим теплом даже сквозь плотную ткань корсета, загоняя холодный могильный мрак глубже в девичье тело. Рука слегка надавливает и затем отпускает, помогая Сириэн дышать в заданный узбадом такт. И повторяет свои действия снова. Собственная боль в истертых ладонях потихоньку отступает, ярость и жажда мести угасают, оставляя эльфийку в кольце неожиданно надежных да уверенных рук.  - Отлично… - впервые хвалит ее Торин, замечая первые проблески возвращающегося сознания - Ты справишься… Осталось еще немного… Тон гнома неожиданно мягок. Пожалуй, Сириэн еще ни разу не слышала, чтобы он обращался к ней подобным образом. Это удивляет и сбивает с толку, особенно после всех их размолвок и отвергнутых признаний. Эллет не понимает мотивов, что движут Подгорным владыкой, и тем более не понимает, как уязвленное отказом самолюбие мужчины допустило в отношении к ней столько мягкости и даже некоторую нежность. Он мог бы мстить, как делали это большинство отвергнутых кавалеров! Но нет… Он твердо стоит сам и терпеливо помогает ей устоять в неравной схватке с собственными вышедшими из под контроля чарами. Гном не бежит от нее, хотя получше многих знает, что сдайся она на милость тьмы, и он будет в числе первых, кто падет ее жертвой. Окончательно вернув себе контроль над собственным телом, Сириэн старательно загоняет прочь мысли о том, как же вышло, что тьма так легко полезла из нее наружу. Эллет не хочет думать об этом, отгоняя прочь навязчивые мысли. Пострадать о собственной несостоятельности она сможет потом. Ведь впереди у нее целая ночь. Сейчас же девушка слегка поворачивает голову, удивленно взирая на королевский профиль: прямой орлиный нос, медленно шевелящиеся в безмолвном шепоте губы, что выговаривают какие-то замысловатые слова на грубом кхуздуле, да закрытые глаза - словно гном все еще переживает отголоски сгустившегося мрака или молится каким-то одному ему известным богам.  Будто почувствовав, что за ним наблюдают, Король под горой открывает глаза, взирая своими синими омутами в самую душу девушки. Эллет неожиданно остро ощущает, что горло ее сжато спазмом, а губы пересохли и потрескались, отчего переводит взгляд на уста гнома, задаваясь вопросом: только ли на нее неожиданно навалилась невыносимая жажда? Но нет, сжатые в тонкую полоску мужские губы выглядят мягкими и манящими, словно околдовывая, не позволяя отвести взгляда.  - Торин, куда ты поде…? - неожиданно прерывает сгустившуюся тишину голос Фили, звучащий из-за спины Короля под горой. Вся магия момента тут же разрушается, подобно хрупкому стеклянному фиалу, незадачливой рукой оброненному на каменный пол. Сириэн резко приходит в себя, вздрагивая и глубоко вдыхая, словно ее облили ушатом ледяной воды. Она пытается отстраниться, и Торин отпускает, между тем продолжая смотреть на девушку. Он не оборачивается к принцу и через плечо отвечает: - Всё в порядке. Иди ужинать, мы сейчас догоним.  - Ладно... - нехотя вслух сообщает Фили, понимая, что простого кивка никто из продолжающей игнорировать его взглядами парочки не заметит. Молодому кхузду до ужаса любопытно: что же здесь только что произошло, однако, он не желает еще больше портить момент, надеясь, что вскоре сможет услышать от дяди всю историю от начала и до конца. И что она, наконец-то, будет пусть и не счастливой, но хотя бы многообещающей. Стоит только принцу скрыться за дверями столовой, как на Сириэн накатывает смущение. Щеки стремительно розовеют, демонстрируя всю бурю эмоций, что обрушиваются на девушку. «Надо что-то сказать?» - панически соображает эллет - «Или извиниться за то, что пялилась?». Возникшая неловкость сгущается и становится некомфортной. - Спасибо… - спустя кажущиеся вечностью несколько минут молчания выдавливает из себя дева, избегая смотреть на Короля под горой. - За что? - тут же спрашивает Торин, своим неожиданно проснувшимся любопытством лишь усложняя девушке задачу. - За то, что вмешался… И что помог остановиться… - поясняет Сириэн, силясь совладать с собственным смущением.  - Что такого ты видела, что кузнец так вспылил? - спрашивает у нее гном, оглядываясь по сторонам на предмет нежелательных слушателей и не замечая поблизости таковых. - Я…. - эльфийка раздумывает, стоит ли рассказывать мужчине нечто настолько неприличное, и все же принимает решение быть честной: в конце концов Король под горой тоже попал под удар и имеет право знать о причинах, вынудивших кузнеца опуститься до подлых угроз - Я видела, как Йен пришел ночью за девушкой… - личность оной дева все же решает оставить в тайне, а потому продолжает свою речь, опустив эту крохотную деталь - Замужней… Они ушли в сторону конюшни…  - Подонок! - в сердцах выпаливает  ругательство узбад, сжимая кулаки. - И все же, думаю, в чем-то он прав. Вы оба правы. Тебе не стоит больше приходить ночью…. Это ставит тебя в опасное положение и привлекает к нам лишнее внимание. - красная уже словно маков цвет, скороговоркой озвучивает девушка свои мысли, вместе с событиями прошлой ночи припомнившая и недавние угрозы кузнеца. Однако, заметив, как в ответ на ее слова между бровей Короля под горой тут же пролегает морщинка недовольства, а взгляд становится суровым, эллет спешит добавить - Я ценю… Правда ценю твою защиту и покровительство, но боюсь, что это смогут использовать против всех нас. Осталось вытерпеть не так уж и много. Мы с Кили вчера видели, как в жертву был принесен баран. Может быть этого будет достаточно… А завтра в общине будут праздновать свадьбу. Вряд ли в таких обстоятельствах нам с Тауриэль может что-то угрожать ночью. И сила, она теперь всегда при мне. Я смогу постоять за нас обеих, если что-то случится. Гном хмурится пуще прежнего, впрочем, ни словом, ни жестом не намекая на недавний инцидент, и все же не удерживается, спрашивает: - Ты уверена?  - Вполне. - пожимает плечами девушка, чувствуя, как смущение и неловкость наконец-то отливают от ее щек, да поднимает свой взгляд на мужчину.  Они по прежнему стоят очень близко друг к другу, когда Торин неожиданно протягивает руку, и осторожно берет ладонь девушки в свою. Сириэн морщится, сама не зная, от чего больше: то ли от пронзившей пальцы легкой боли, то ли от самого прикосновения. Мужчина опять хмурится, на этот раз отмечая ее реакцию, однако руки не разжимает, снова слегка притягивая девушку ближе к себе. - Идем ужинать, иначе снова останешься голодной. - спокойно говорит ей узбад, отступая назад и утягивая деву за собой в сторону столовой. Сириэн опять покрывается румянцем, не зная, как себя вести и что делать, но на этот раз радуясь тому, что Торин отвернулся и не видит ее смущения. Этот мужчина сбивает ее с толку. Вчера полный ярости и злости, сегодня, наоборот, заботливый и внимательный. Благо, хотя бы дальнейший ужин проходит без происшествий. В столовой не осталось почти никого, кроме снующих туда-сюда да собирающих посуду девушек. Гномы весело переговариваются, уплетая гуляш с тушеным картофелем и зеленью. Фили и Кили поочередно бросают на Сириэн любопытные взгляды, благо никаких намеков не делая, ибо девушка и так смущена событиями сегодняшнего вечера дальше некуда. Она не прислушивается к царящему за столом разговору, полностью поглощенная собственными мыслями, главная из которых: «Что это было между мной и Торином вот только что? С чего вдруг я стала рассматривать его губы?». От воспоминаний девушку снова бросает в жар, а шея под воротом платья покрывается алыми пятнами, отчего Сириэн торопится с трапезой, желая как можно скорее скрыться от внимательно за ней наблюдающими синими королевскими глазами. Покончив с ужином, эллет было собирается откланяться, намереваясь перед отбоем успеть заскочить к Глорфинделю, чтобы поделиться с ним всем, произошедшим сегодня - в том числе и между ней с Торином - в надежде что светлейший сможет помочь если не советом, то хотя бы облегчением души от обличенных в слова переживаний. Однако и этой надежде, похоже, не суждено исполниться: вместе с ней увязываются Бильбо и Ори, оба намереваясь воспользоваться сложившейся ситуацией, чтобы разузнать из первых уст о подвигах великого витязя.  Во всех сложившихся столь непростым образом обстоятельствах радует хотя бы одно: Глорфиндель выглядит на порядок лучше, чем накануне. Он все еще не может вставать, однако так насторожившая Сириэн бледность наконец-то покинула лик эльфа. Светлейший словоохотлив и приветлив с посетителями, но быстро замечает, что душу эллет что-то угнетает. Им удается переброситься лишь парой фраз, когда Бильбо с Ори,  спустя два часа удовлетворившие только крохотную часть своего неуемного любопытства, под недовольные взгляды местного лекаря и упоминания о необходимости пациенту покоя, уходят.  - Что тебя тревожит? - без обиняков спрашивает светлейший, переходя на синдарин, дабы оставить разговор в тайне от любопытных ушей местного лекаря. - Я… Я заметила это еще в прошлый раз, у сторожевой башни. Я всегда так боялась жатвы, но теперь… Что-то изменилось во мне. Стоит хоть на мгновение лишиться контроля, и тьма становится подобной желанному гостю для меня. Вот и сегодня. День начинался так хорошо, а тут местный кузнец лишь немного потрепал мне нервы вечером, а я едва не обернулась во мрак. - признания дались Сириэн на порядок сложнее, чем она думала. Находясь сейчас рядом с Глорфинделем, деве до желания прищуриться остро бросается в глаза контраст между ней самой и светлейшим. Исходящая от него аура несмотря на недавнее прикосновение к тьме остается яркой и сильной, в то время как сама девушка с каждой неделей начинает буквально источать замогильный мрак и холод. Сириэн стыдно признаваться другу в том, как низко она пала. Не говоря уже о том, что она… «Ох, Эру, я должна признаться в этом хотя бы самой себе…» - уговаривает себя эльфийка - «Я едва не поцеловала Торина… Что вообще на меня нашло!?».  - Он стал жертвой чар? - обеспокоено спросил витязь, прерывая мыслительные откровения девушки и возвращая в реальность. - Нет… - не сразу находится с ответом эллет - Не похоже на то. Скорее он просто срывает на мне собственные боль и злость…  - Тогда ты молодец, что смогла удержаться… И все же, ты должна понимать: твои силы угасают… В то время как тьма все более привлекательна, я на себе прочувствовал это… - Глорфиндель замечает, как в ответ на его слова Сириэн тяжко вздыхает и опускает глаза в пол, а потому спешит добавить - И в этом нет ничего предосудительного. Ты в одиночку сдерживала яд проклятья тысячелетиями. Уверен, никому еще не удавалось продержаться так долго. Я поправлюсь, и мы обязательно что-нибудь придумаем. Вместе, хорошо? Я не брошу тебя сражаться одну, обещаю! - пытается поддержать девушку Глорфиндель, окидывая внимательным взглядом прищуренных серых глаз - Или есть еще что-то?  - Нет! - слишком быстро выпаливает Сириэн, понимая, что сама же выдает свою ложь этим выпадом, а потому исправляется - Точнее, я пока сама не понимаю. Я обязательно поделюсь с тобой, когда смогу разобраться в себе… - Хорошо. - соглашается светлейший, уважая нежелание эллет говорить - Но сейчас, думаю, тебе стоит отложить все эти мысли. Ты бледна… Тебе нужен отдых.  - Это были очень тяжелые несколько дней… - признается девушка, приподнимаясь с деревянной лавки, любезно предоставленной им с Бильбо и Ори лекарем, и только теперь ощущая, как затекла и ноет натруженная спина от долгого сидения без возможности облокотиться на спинку. - Завтра в общине праздник. Я постараюсь прийти пораньше и обязательно расскажу тебе про местные свадебные традиции.  Сириэн улыбается, целуя эльфа в лоб, и торопится уйти. Сидя рядом с Глорфинделем, эльфийке казалось, будто вся усталость полного тяжелой работы дня отступила. Но сейчас, стоило только деве подняться на ноги, как та навалилась на нее с новой силой. Не помня, как в опустившемся на общину мороке ночи, освещаемом лишь трепещущими на легком ветру горящими факелами, эллет добралась до дома Маргарет и Филиппа, она все же не без радости отмечает, что нынче веранда их дома пустует, а значит, Король под горой в кои-то веки решил прислушаться к ее словам.  Довольно вздыхая от того, что у нее наконец-то появилась возможность безраздельно повластвовать над маленькой уютной верандой, эллет решает буквально на пять минут покачаться в манящих натруженное тело мягкими подушками качелях. Ночной воздух пьянит своей свежестью, а подкрадывающийся во мраке холод приятно остужает горящие под тканью перчаток от жара и боли пальцы. С трудом стянув сапоги, да буквально с мясом содрав с рук прилипшую от сукровицы ткань, девушка забирается с ногами на мягкое сиденье качелей. Сириэн слегка отталкивается ножкой от перил, тихонько раскачиваясь, дожидаясь, пока сведенные судорогой боли пальцы наконец-то расслабятся. И это происходит. Порыв холодного ветра остужает бушующий на коже пожар, и на мгновение эльфийка прикрывает глаза, в полной мере наслаждаясь моментом. 

***

Легкое прикосновение к плечу чего-то теплого выдергивает Сириэн из глубокого сновидения. Подскочив на мягкой обивке качелей, не заметившая как уснула девушка едва не вскрикивает от неожиданности.  - Не бойся. Это всего лишь я. - раздается рядом успокаивающий шепот.  Девушка поворачивает голову в сторону источника звука и в который раз за сегодняшний день встречается взглядом с синими глазами Короля под горой. Мужчина стоит, возвышаясь над ней в клубах сгустившегося пока дева спала тумана, и держит в вытянутых руках свой плащ, которым, судя по всему, пытался незаметно укрыть озябший стан эльфийки. - Спи… - всё тем же шепотом отдает команду узбад, бережно накрывая девичьи плечи теплой тканью.  - Тебе не следовало приходить… - хриплым ото сна голосом шепчет Сириэн, между тем сонно прикрывая глаза, утопая в тепле плаща и ощущении нахлынувшего уюта - Он наверняка будет следить… - Я знаю. - отвечает Торин, усаживаясь рядом на дощатый пол, спиной облокачиваясь на перила, да устало откидывая голову назад.  - Тогда зачем…? - начинает спрашивать эльфийка, открывая глаза в поисках ответов, но узбад не смотрит на нее, сидя с закрытыми глазами, и обрывает, не давая закончить. - Спи… - снова повторяет он, и Сириэн, сама не зная - отчего, замолкает, тоже послушно прикрывая глаза. Она слишком вымоталась за последние наполненные тяжким физическим трудом дни.  Не проходит и пары минут, как эллет уже готова вновь погрузиться в царство снов Ирмо, когда холодный порыв ветра заставляет девушку поежиться, да протянуть руку, чтобы повыше натянуть на плечи теплый плащ. Однако сонное, одурманенное сознание не успевает достаточно пробудиться, опомнившись лишь когда руку от неосторожного движения пронизывает волной боли. А вслед за болью приходит и ужасающее понимание, что она без перчаток! Оно врывается в сознание, вместе с болью лишая самоконтроля да накрывая волной паники. Не в силах сдержаться, девушка всхлипывает, что не остается незамеченным Королем под горой.  - Что с твоими руками? - тут же спрашивает мужчина, приподнимаясь и вставая на колени перед качелями.  - Ничего серьезного… - пытается отбрехаться девушка, нарочито оставляя глаза крепко зажмуренными, зная, что иначе те выдадут ее ложь с головой. - Ты врешь… - скорее констатирует, нежели укоряет Король под горой, не купившись на все ее сомнительные уловки. Узбад придвигается настолько близко, что качели от его груди отделяет не более пары сантиметров - Я еще вечером заметил, что с твоими руками что-то не то… - гном протягивает к Сириэн ладонь, но эллет лишь юрко прячет свою ручку в складках плаща, обеспокоено открывая глаза, да принимаясь панически обшаривать окрестности в поисках спасительных клочков синей ткани, обшитой белыми снежинками.  - Ничего страшного! - защищаясь, огрызается девушка, теперь уже внимательно наблюдая за каждым движением Торина - Я лишь немного поранила их во время работы с плугом.  - Раны нужно осмотреть… - Король под горой хватается за край плаща и начинает медленно стягивать его, обнажая плечи и зажатые у груди девушки ладошки. - Нет! - панически выкрикивает эльфийка, крепче прижимая к себе до боли сжатые в кулаки пальцы, бросая полный тоски взгляд на обнаружившиеся на перилах перчатки - Пожалуйста… Не надо!  Сириэн готова взмолиться. Паника стучит в висках так громко, что затмевает даже гулкое уханье собственного сердца в груди. «Какая же я дура! Как я могла позволить себе расслабиться?!» - клянет себя на чем свет стоит девушка.  - Я не сделаю больно, клянусь… - видя испуг в медных глазах, смягчается Подгорный владыка, убирая протянутую было руку - Я просто осмотрю, доверься мне…  - Я не могу… - хнычет Сириэн, не в силах справиться со спазмом, что сжимает ее горло, не давая нормально говорить. Эллет с силой вжимается спиной в спинку качелей, лишь бы еще хотя бы на пару сантиметров увеличить дистанцию между собственной отравленной кожей и Королем гномов. Какой же слабой и жалкой она сейчас, должно быть, выглядит. И какой же отвратительной и запятнанной чувствует себя. - Я понимаю, что не заслуживаю твоего доверия после всего… - на глазах мрачнеет узбад, объясняя панику девушки по-своему. - Дело не в тебе! - споро поясняет эльфийка, не желая, чтобы ее слова поняли превратно - Я не доверяю никому… - И все же, кто-то должен осмотреть твои руки… - мужчина приподнимается и отступает на два шага назад, выставляя вперед собственные руки в примирительном жесте - У меня есть мазь, но чтобы понять, подойдет ли она, я должен видеть характер повреждений.  Сириэн мнется, не зная, что делать. С одной стороны, ее руки однозначно нуждаются в лечении, иначе к концу пребывания в общине она не сможет даже взять в них ложку, чтобы поесть, не то что работать. И вряд ли остальные будут ей благодарны за пополнение в рядах хворых, да новые отработки, что непременно свалятся на головы друзей, случись эльфийке оказаться в лазарете. Однако, с другой стороны, от мысли о том, чтобы вытянуть вперёд незащищенную перчатками кожу, девушку начинает подташнивать. Тем более, что Торин сам признавался, что подпал под действие ее темных чар. Что будет, если он, подобно собственному деду, обманет, воспользовавшись ее доверием и замешательством? Однако, в таком случае, раз уж сравнивать этих двух гномов, то из этой же логики выходит, что ничего не мешает узбаду попросту накинуться на нее с поцелуями, как это сделал когда-то прошлый Король под горой… Что бы там ни было, если гному взбрело в голову уподобиться Трору, Сириэн все равно вряд ли сможет его остановить или помешать хоть как-то. Ибо кто захочет - найдет способ. И уж чего, а упорства этому народу не занимать. С другой же стороны, если рискнуть и протянуть руку, так хоть появится возможность избавиться от порядком измучившей девушку за эти двое суток боли. Еще раз внимательно окинув Короля под горой изучающим взглядом, Сириэн наконец-то приняла решение: осторожно присаживаясь на качелях, она протянула вперёд израненные руки.  - Как это произошло? - спросил Подгорный владыка, внимательно изучая покрытые мозолям вперемешку с корками запекшейся крови ладони и пальцы. К чести Торина, надо сказать, что никаких резких движений он не делает, максимально держит себя в руках и старается сделать так, чтобы всеми возможными способами облегчить с таким трудом дающийся девушке жест доверия. Он не пытается подойти ближе, убрал свои руки за спину и лишь слегка наклонился вперёд, чтобы иметь возможность рассмотреть раны получше.  - Большую часть своей жизни я провела в перчатках. От постоянной защиты ткани кожа изнежилась, да истончилась. Костюм, что приготовил для меня Глорфиндель, оказался запрещенного здесь цвета. Мне пришлось отказаться и от него, и от перчаток… - Сириэн в который раз за последние сутки краснеет в присутствии Торина, правда, на этот раз смущенная собственной слабостью и несостоятельностью - Почти весь урон был нанесен в первый рабочий день за плугом. Но стало намного лучше, когда ты не принес мне новую пару. - эльфийка бросила выразительный взгляд в сторону перчаток - Они восхитительные, спасибо…  Гном нахмурился, снова принимаясь разглядывать протянутые руки под внимательным взглядом Сириэн. Эллет уже не боится так сильно, как в самом начале, и все же готова к нападению в любой момент. Она даже сформировала в голове план, в соответствии с которым при необходимости сможет потянуться к собственной магии, дабы создать и выставить щит. Благо, воды в воздухе этой туманной ночи было предостаточно.  - Раны слишком сильны… - наконец вымолвил кхузд после минутного молчания и максимально внимательного осмотра. Гном засунул руку в карман и выудил на поверхность маленький бутылек с мутно-зеленой жидкостью - Наша медицина далека от эльфийской. Этой мази не под силу вылечить твои руки сразу, но она хотя бы снимет боль и предотвратит попадание инфекции… - Спасибо… - шепчет девушка, убирая одну руку, вторую же оставляя на месте, только перевернув ладонью вверх. Однако, желанная склянка не обжигает кожу своей тяжестью и прохладой. Вместо этого гном внимательно смотрит на девушку, будто решаясь что-то сказать, и не двигается.  - Позволь мне…? - наконец шепчут его губы едва слышно на выдохе.  Сириэн так сбита с толку тоном, которым Подгорный владыка произносит свою просьбу, что даже не сразу понимает смысл сказанных слов! Шепот на грани мольбы парализует деву. Однако, осознание значения фразы, напротив, молниеносно приводит в движение, заставляя отскочить от мужчины на максимально возможное расстояние, пряча руки за спину. Качели под девушкой от такого резкого движения дергаются, поскрипывая канатами да ввернутыми в крышу веранды металлическими петлями. Синие глаза в ответ на столь яркую реакцию девушки заполняются пониманием и грустью, в то время как на губах гнома проступает горькая ухмылка. - Прости… Я прошу слишком много… - тут же отступает еще на шаг гном, пряча взгляд в пол. - Я… - Сириэн загнанно дышит, не в силах унять паникующее сердце, и все же выдавливает признание - Я не уверена, что выдержу…  - Я буду осторожен! - с проблеском надежды во взгляде горячо обещает Торин, смотря на девушку с трепетным ожиданием, словно они не обработку ее ран обсуждают, а как минимум вершат монаршую судьбу - Я не лекарь и мои руки грубы, но я постараюсь не причинять лишней боли! Ты ведь не сможешь нормально сама… И все же, он не понимает ее… И надо бы бежать, поскорее спрятаться за дверью дома да выкинуть из головы прочь так некстати всплывшие сейчас воспоминания о собственном желании коснуться губ мужчины своими губами. Горький опыт подсказывает ей, что единственно верный поступок - бежать, позабыв обо всем. Но девушке отчего-то хочется, чтобы гном ее понял… - Я не боюсь, что ты будешь груб… - пытается подобрать слова Сириэн - Я боюсь прикосновений… Они никогда не приносили мне ничего, кроме страданий… - У меня есть бинты! - тут же находит решение Король под горой, выуживая из другого кармана небольшой упакованный в пергамент сверток - Я не прикоснусь сам, обещаю… Проклятая память вновь подбрасывает девушке десятки воспоминаний с обрывками других, точно таких же обещаний. Обещаний, которые не суждено было сдержать… Вот только сейчас Сириэн почему-то кажется, что терять-то ей уже особо и нечего. Ее время и так подходит к концу, она чувствует это телом, духом, слышит, как об этом шепчет ветер, видит в отражении зеркала, в собственном цвете глаз… Но ведь и другого шанса может уже не представиться. Вдруг он не врет… Что, если правда… Так почему бы не рискнуть в последний раз… В худшем случае она убьет себя и чары для Торина развеются. Всего три года оставшейся свободы - не столь великая потеря… И вряд ли они смогут в корне переломить ситуацию, лишь позволят родиться на свет новым детям, обрекая их на ужасный конец…  Девушка медленно кивает и достает из-за спины дрожащие руки. Сначала Король под горой ничего не делает, просто смотря на девушку полным каких-то непонятных, с невероятной скоростью сменяющих друг друга эмоций, однако, спустя пять бесконечно долгих для испуганной девушки минут, гном будто резко просыпается ото сна. Он принимается споро разворачивать пергамент с бинтами, словно боится, что эллет передумает.  - Положи руки на подлокотник… - командует Торин, и Сириэн не без труда подчиняется.  Мужчина с глухим хлопком откупоривает крышку стеклянной склянки и принимается щедро пропитывать довольно большой кусок бинта тягучей мутно-зеленой жидкостью. Эллет изо всех сил старается удержать рвущуюся наружу панику, делая грудью глубокие жадные вдохи. В воздухе начинает витать аромат можжевельника и ромашки. Однако, с каждым проходящим мгновением желание убежать возрастает стократно, отчего девушка принимается нервно ерзать на качелях, жалея о принятом решении да кидая панические взгляды в сторону входной двери в дом.  - Сиди смирно… - мягко увещевает Король под горой, замечая метания эльфийки - Будет немного жечь… Первое прикосновение смоченного мазью бинта исторгает из легких девушки болезненное шипение. Оно подобно тому, как если бы Сириэн опустила руку в кипящий котел. Боль настолько сильная, что до ужаса хочется стряхнуть с себя кусок ткани, пропитанный целебным настоем, да уподобиться кошке, зализывающей свою раненную лапу. Но эллет боится лишний раз шевелиться, лишь бы ненароком не задеть находящуюся так близко к ее коже руку гнома. - Ш-ш-ш-ш-ш… Тише… - принимается успокаивать эльфийку мужчина, подходя еще ближе да перемещая бинт немного в сторону, дабы обработать большую поверхность.  Как бы Сириэн ни старалась, из глаз ее брызгают слёзы. Происходящее похоже на извращенную пытку: тело содрогается от боли физической, в то время как душа попадает под отравляющий натиск воспоминаний. Эллет словно наяву видит, как несколько тысячелетий тому лекарь захудалого приморского городишки обрабатывает глубокую рану на ее ноге. Он бережен и осторожен. Кажется полностью сосредоточенным на своей работе, пока невзначай не проводит мизинцем по оголенной коже на бедре девушки. После этого, с виду порядочный, воспитанный, хорошо одетый мужчина превращается буквально в самое настоящее животное. Одно за другим, в голове Сириэн начинают всплывать сотни воспоминаний о прикосновениях, за которыми следует всплеск темной магии. И боль. За прикосновениями всегда следует боль. Эллет громко всхлипывает. - Потерпи, молю, еще совсем немного… -  запыхавшись, словно пробежал с добрых пять километров, шепчет мужчина.  На вторую руку у приноровившегося гнома уходит куда меньше времени. Закончив с обработкой, он откладывает в сторону мазь и бинт, встает перед Сириэн на колени, чтобы было удобнее, и принимается легонько дуть на покрытые лекарством руки.  - Спасибо… - вновь хриплым голосом говорит эльфийка как только может совладать со своим сведенным спазмом горлом, стыдливо вытирая бегущие по щекам слёзы плечом, пока руки ее покоятся на подлокотнике качелей, в каких-то жалких паре сантиметров от губ гнома.  Торин в ответ лишь кивает, продолжая дуть на измученные ладошки до тех пор, пока девушка рядом с ним не начинает расслабляться. Боль медленно отпускает, и Сириэн чувствует, как усталость от пережитого испытания наваливается на нее всей своей мощью. Осоловело оглядываясь по сторонам, она притягивает руки ближе к себе, собираясь еще раз поблагодарить Короля под горой за заботы, да пожелать ему доброй ночи. Вот только узбад сегодня, похоже, собрал каждую каплю имевшейся у гномов всего отряда эмпатии, ибо пресек все ее попытки подняться в тот момент, когда они только успели зародиться в голове девушки, будто сам почувствовал состояние Сириэн. - Останься здесь… Пожалуйста… - просит Торин, вновь понизив голос до шепота. А спустя мгновение он поясняет - Твое присутствие успокаивает меня… Получив в ответ неуверенный, но все же согласный кивок - в конце концов Сириэн хочется отплатить Королю под горой добром за его участие - кхузд помогает эллет поудобнее устроиться на мягких подушках качелей, снова укрывая своим плащом хрупкие плечи девушки. Сам же гном возвращается на прежнее место, садясь на дощатый пол веранды, да облокачиваясь спиной на перила.  Сириэн устало прикрывает глаза, чувствуя, как мучившая ее беспрерывно боль с каждой минутой отступает все дальше. Веки настолько тяжелые, что сил на то, чтобы поднять их у девушки просто не хватает. Лишь вяло работающее сознание успевает отметить, что Торин свое обещание сдержал… А еще задаться совершенно неожиданным вопросом: кто станет вшивать теплый подклад на скроенных для весны перчатках, дак еще и вышивать на них снежинки? Однако, покой сонного царства Ирмо столь притягателен и сладок, что все мысли о каких-то, пусть и очень хороших, но все же перчатках отходят на задний план.