Друг

Тома удалился, как только удостоверился, что о Кэйе позаботятся, предупредив о том, что еда готова, и вещи сложены. Дилюк остается. Дилюк не может уйти. Дилюк убеждает себя, что любой нормальный человек поступил бы так же с незнакомцем, но знает, что обманывает себя. Ему хочется показать, что он заботливее, чтобы этот болван не попал в ненадежные руки, хотя кто бы говорил. Что он пытается доказать и кому — даже богам не известно. Почему он так недружелюбен в других ситуациях — тоже. На самом деле, иногда он ловит себя на больной, неправильной, но правдивой мысли, что ему хочется, чтобы Кэйа продолжал попадать в такие ситуации. Чтобы была причина — даже из-за малейшей царапины — донести на руках, и, как сейчас, потратить свое драгоценное время на то, чтобы кормить друга, не слушая его возмущений и том, что он не маленький. Но Дилюк не догадывается, что у Кэйи иногда возникают точно такие же; к тому же нести Полуночного героя на винокурню и не беспокоить слуг, проводя часы у кровати Дилюка, гораздо приятнее, чем находиться в этой квартире, или, тем более, в комнате в здании казарм. И Тома, кстати, не посмеет показаться заботливее Рагнвиндра, поэтому второй делает неуверенный шаг и перестает острить и кидать острые взгляды. — Дилюк, братишка, у меня же руки на месте, да еще и работают. — как маленький ребенок вертит головой, не желая принимать еду из чужих рук. — Ладно. Ешь. — даже не дрогнул, только кивнул, вызвав заливистый смех. Дилюк очарователен. Только пара человек знает, что за статным магнатом прячется не в меру заботливый и наивный Люк. А за сильным капитаном — такой же ребенок, не желающий эту заботу принимать. Хотя первый и не стремился ее показывать в чем-то кроме отказа травить брата алкоголем и уходом при ранениях, а второму проще отдать всего себя другим, лучшим, людям. И Дилюк определенно не ревнует и не устраивает соревнование, о котором его соперник не уведомлен. Точно нет. Он просто ухаживает за раненным, вот и все. Только вот Кэйа начинает в этом сомневаться. Ведь уже вечереет, путь до винокурни не ближний, а Дилюк продолжает дежурить у кровати. И даже когда возвращается Тома, готовый помочь в любой момент, Рагнвиндр и не думает уходить — Эй, да что с тобой? — мужчина мягко толкает брата в плечо и замечает сдерживающего смех друга в проходе. Нет, ну разве они не очаровательны? Ей-богу, ведут себя как мальчишки. Тома даже жалеет, что оказался в такой момент среди этих двух. Ему место, по крайней мере, не рядом с этой комнатой. Но он правда рад, что любимые друзья перестают хотя бы враждовать напоказ. — Что со мной? — Дилюк не может сдержать мимику и вскидывает бровями. Зачем он держит этот напускной холод известно только ему, и то не факт. — Почему ты все еще здесь? — Кэйа затихает и улыбка сползает с его глаз, но не со всего лица. — Могу уйти. — Нет, Дилюк. Ты ведь обычно уходишь, как только убедился, что я о себе позабочусь, или кто-то другой это обеспечит. А сейчас над парой царапин и простой усталостью суетишься целый день. И, вижу, уходить не собираешься. А что отвечать? Что Дилюк не хочет уходить потому что знает, что Тома своей добротой и заботой затмит Дилюка щелчком пальца? Признать собственное поражение? Или, еще лучше, то, что для Кэйи он хочет оставаться самым-самым, не обращая внимания на то, что капитану больно после таких ситуаций слышать грубости в свой адрес? Или то, что ему вообще не хочется, чтобы о брате заботился кто-то, кроме него и еще пары человек? — Просто хочу помочь. — Спасибо, родной, ты уже сделал все, что мог. Дальше я сам. — Нет. Кэйа тяжело вздыхает. Остается только смириться. И, наверное, снова побеседовать с Томой.