Друг

Кэйа безмолвно глядит на шрамы Томы. Немногочисленные, небольшие, сравнивая со своим — как будто поношенным — телом. Да, видимо у архонтов на этих друзей были совсем разные планы. Всю жизнь; кажется, с самого рождения, Кэйа был уверен, что не доживет и до сорока. Каждый раз, когда на улице шел дождь, он сомневался, что переживет эту ночь. Однако дождей было слишком много, и совсем скоро такие мысли перестали его пугать. Смотря же на комиссара, понимаешь, что ему суждено умереть почтенным дедушкой, любимым детьми, внуками и возлюбленным человеком, в котором он будет души не чаять до последнего вздоха и дальше. Точно не в схватке с монстрами в лесу. Альберих ставит еду на стол рядом с раненым, поджимая губы. Не успел, не заметил, не уберег. Если бы опоздал, о, Архонты… — Все в порядке? Тома, как ты себя чувствуешь? — Дилюк незаметно оказался рядом с новыми повязками и настройками. Просто он знал: Кэйа как трехлетний ребенок, если замолчал надолго — жди беды. — Я… уже лучше, спасибо, ребята. — парень попытался приподняться и раскинуть руки для объятий, но, издав сдавленный хрип, почувствовал руку капитана на своем плече, деликатно возвращающую в лежачее положение. — Тебе рано вставать. Раны еще даже не зажили. Дилюк злобно зыркнул на Кэйю. Надо же, какие речи произносит бестолковый рыцарь, который при малейшем намеке на то, что раны затянулись, не то, что нарушает постельный режим, а рвется в бой. Но тот успешно этот взгляд проигнорировал. — А как вы? Может, чем-то помочь? Кэйа рассмеялся. — Лежи, дружочек, и не рыпайся. — Аделинда с горничными со всем справятся. — А тебе отдыхать нужно. Вместе. Непрерывно, как будто говорит один человек. Тома улыбается. Тома счастлив оказаться среди старых друзей, когда они не ссорятся друг с другом и не ведут себя как дети малые. — Спасибо вам, что выхаживаете. Дилюк вздыхает. — Не за что тут спасибо говорить. — Если бы чуть раньше забеспокоились… — С тобой бы все в порядке было. Тома снова улыбается, а друзья уходят из комнаты. Долго смотрят в пол, бегают глазами по зданию, только бы не встречаться взглядами. Кэйа берет Дилюка за руку, и тот аж дергается. Глаза раскрыты широко-широко. — Сыграем в шахматы? — капитан улыбается как можно теплее, и Дилюк тихо угукает. Они заигрываются до самого рассвета, и Дилюк идет в свою спальню, а Кэйа в гостевую. — Ты далеко? — Больного проверю. — Ну, твоя спальня занята. Можешь со мной лечь. Кэйа кивает и скрывается за дверью. Дилюк проваливается в сон очень быстро. Однако проснувшись на рассвете, не обнаруживает никого в своей комнате. Идет в гостевую спальню, и обнаруживает Кэйю, протирающего лицо Томы влажным полотенцем. Точно не ревнует, нет. Значит, Кэйа провел всю ночь рядом с другим Томой. В его жестах столько заботы и нежности, сколько, казалось, в этом человеке нет и вовсе. — У него может быть жар. — Отвечает Кэйа, одной спиной почувствовав агрессивно вопросительный взгляд. — Иди спать, Альберих. — шипит Дилюк и подходит ближе. — А если ему станет хуже? — Не станет, к утру раны должны затянуться. — Но я беспокоюсь… — Кэйа! — ударяет по плечу. О себе бы так побеспокоился. Хоть бы раз позвал на помощь, когда плохо, кретин. — Иди досыпай, я скоро приду. — дергается от мычаний Томы и тут же в очередной раз проводит полотенцем по лбу, кинув сочувствующий взгляд. Дилюк хватает за плечо и выводит брата из комнаты. — В чем дело?! Ты давно стал любящей сестричкой собора?! — Да с чего это тебя так беспокоит? — мужчина наклоняет голову и заглядывает в глаза. — Тома мало того, что наш друг, так еще и авторитет в комиссии. — Да он и без того, чтобы сидеть с ним всю ночь, справился бы. Не маленький. Кэйа задумывается, а затем заметно смягчается в лице и чуть не прыскает со смеху. — Лю-юк… Ты что, ревнуешь? Дилюк хмыкает, вскидывая подбородок в сторону, а затем добавляет: — Возможно. Кэйа не сдерживает смеха, а затем шутливо берет друга под ручку и ластится. — Ну что ты, мой сладкий, я только твой. Пойдем спать, совушка моя. — и уводит в спальню, посмеиваясь и не замечая красного, как спелое яблоко, лица рядом. Дилюк просто понимал, что после всего, что было сказано и сделано, он не заслуживает той заботы, которой Кэйа окружал каждого хоть сколь-нибудь близкого человека. Когда они ложатся, Дилюк не может отпустить чужую руку, а Кэйа оторваться от прядей, освещенных нежными рассветными красками и умиротворенного, слегка румяного лица. — Эй, Люк. — М? — мужчина, слегка улыбаясь, поворачивается к гостю. — Ты солнце. Ты знал это? — смуглая рука скользит по вновь горячей щеке. — Не говори глупостей, а то компресс мне придется делать. Кэйа вновь смеется и прикрывает глаза. Ему повезло с Томой, который помог прийти к этому, но еще больше ему повезло с Дилюком.