Танцы в пуантах

В Сеуле уже два дня шёл снег. Редкие, крохотные снежинки кружили, подхваченные ветром, и ложились медленно на ледяной асфальт, где очень скоро от них не оставалось и следа. Было холодно. Юнги вошёл в кафе и сразу взял себе горячий кофе. Он растер, согреваясь, ладони и постарался отвлечься на вид из окна, чтобы не дать себе разволноваться. Тёмные тучи громоздились на небе, как горы на горизонте, кажется, надвигалась настоящая буря… Звякнул колокольчик. Парнишка лет шестнадцати прошел внутрь и схватился за лямки рюкзака, озираясь растерянно по сторонам. Юнги отчего-то думал, что Пак Чимин знает, как он выглядит, потому что тот сам пригласил его на встречу, очевидно, располагая какими-то фактами о его жизни. Но видимо, он ошибся. — Пак Чимин? — позвал Юнги, надеясь, что тоже не ошибся. Чимин оглянулся и, встретившись с ним взглядом, замер. — Мин Юнги? — спросил он неожиданно мягко, будто они были давно знакомы и вот, наконец, смогли встретиться. Юнги утвердительно кивнул. Чимин выглядел так, будто перед его глазами только что пронёсся смерч. Он несмело протянул ему ладонь, его холодные пальцы сильно дрожали. — Здравствуйте, спасибо, что согласились встретиться, — произнёс он всё тем же тихим голосом, и Юнги понял, что он у него от природы такой мягкий. — Нет проблем, — улыбнулся он и понял, что всё же немного ошибся. Пак Чимин выглядел как подросток. Маленький, бледный мальчик, с невероятно кротким взглядом. Однако ему, очевидно, перевалило как минимум за двадцать. Потому что кроткие глаза были очень взрослыми, пожалуй, даже слишком взрослыми и для двадцатилетнего. А ещё, скорее всего, эти глаза совсем недавно плакали, быть может, даже по дороге сюда. Чимин достал из рюкзака блокнот и ручку, руки его продолжали дрожать. — Может быть, закажете себе что-нибудь, прежде чем мы начнём? Я приехал немного раньше, поэтому уже выпил кофе. Он здесь хороший, — произнёс Юнги, стараясь его не разглядывать. Пак Чимин покачал отрицательно головой, и взгляд его отчего-то стал виноватым, даже стыдливым. — Я выпью воды, — он робко пододвинул к себе кувшин, чтобы налить в стакан воды. — Как вы узнали, что я был пациентом Ким Сохвана? — спросил Юнги, дождавшись, когда тот отставит кувшин обратно. — Я узнал о вас в клинике. Вы необычный пациент, потому что в отличие от других воспитанников интерната, проходили лечение не по специальной благотворительной программе, а благодаря личной поддержке профессора, — произнёс Чимин, внимательно следя за реакцией Мина. — Да, это так. Но не думал, что он обо мне ещё помнит… Чимин не подготовился. Он думал, это будет легче. Что сложного в том, чтобы взять интервью? Казалось бы, просто спроси то, о чём хочется узнать… — Как вы чувствуете себя сейчас? — начал он сразу с главного. — Хорошо. Доктор Ким Сохван сделал всё возможное, чтобы помочь мне. Чимин отложил ручку в сторону и потёр пальцы, стесняясь спросить о конечном результате, но Юнги продолжил сам: — Я был сложным пациентом. У меня получилось встать лишь через год, и ещё один год мне понадобился, чтобы суметь сделать самостоятельно первый шаг. — Вы остались в Сеуле? Доктор Ким Сохван ещё как-то участвовал в вашей судьбе? — К тому моменту мне уже исполнилось восемнадцать, и я решил остаться, да. Профессор Ким наблюдал меня время от времени в первые года. Но его помощь больше мне, к счастью, не понадобилась. Сейчас я закреплён за другим медицинским центром. — Сколько вам сейчас лет? — Двадцать пять, — ответил Юнги и чуть прищурился, притягиваясь слегка вперёд. — Простите, могу я спросить сколько вам? Чимин бросил на него очередной кроткий взгляд, прикусывая смущённо край нижней губы, чем только лишний раз подтвердил, он здесь совсем не ради Ким Сохвана. — Двадцать три. — Вы выглядите моложе. — Правда? Всегда думал, что наоборот. Юнги отрицательно покачал головой. И Чимин впервые улыбнулся, но это не сделало его менее печальным. — Тогда, если мы почти ровесники, может, перейдём на «ты»? — предложил Юнги, чувствуя, что Чимин никак не может перебороть своё волнение. — Да, давай, — кивнул он, соглашаясь. — Вообще-то я мало, что могу рассказать о докторе Ким Сохване. Только то, что он прекрасный человек. Добрый. Тогда, много лет назад, когда я приехал к нему впервые, он разрешил мне остаться, просто потому что пожалел меня. Ну и бесспорно он великолепный врач. У меня почти не было шансов, но он смог мне помочь. Сам по себе церебральный паралич не лечится, но его симптомы можно облегчить, этим мы и занимались два долгих года, этим я и продолжаю заниматься до сих пор, — Юнги замолчал и жестом подозвал к себе официантку, чтобы заказать ещё кофе. Чимину нравилось, как он ведёт себя. Открыто и расслаблено. И очень нравился его сипловатый голос. В нём было что-то успокаивающее, и в энергии, которая исходила от него, тоже. И эти глаза… тоже кошачьи, но совсем другие, не оценивающие, а оберегающие. От них не хотелось скрыться, в них хотелось смотреть, долго и безотрывно… — Юнги… — позвал он его тихо по имени, и это было так непривычно, что он едва мог поверить в реальность происходящего. — Как ты всё это выдержал? Он спросил это, и у Юнги сжалось сердце от его взгляда. Чимин принялся тереть бледное лицо своими маленькими ладошками, будто пытался таким образом стереть с него внезапно прорвавшееся наружу отчаяние. — Я устал зависеть от других людей, но сложно этого не делать, когда ты инвалид-колясочник. — Юнги опустил взгляд на свои руки. — Я просто очень хотел быть таким, как все. Жить своей жизнью. Вот и всё. — Юнги… — снова позвал Чимин, совсем тихо, почти шёпотом. Юнги поднял на него взгляд. Он сидел, сжавшись, и смотрел на него умоляюще. — Ты прости меня, пожалуйста, я солгал тебе, никакой я не журналист, — произнёс Пак и затаил дыхание. Юнги замер вместе с ним, он не рассчитывал, что тот, вопреки своему волнению, признается так быстро. Хотя стоило предполагать. Слишком уж он роптал, слишком кротко смотрел. Всё в нём было очень трогательно для подонка. Нет, лгал он не корысти ради. А значит от безысходности. — Я знаю, — сказал спокойно Мин. — Я понял это сразу, как только прочёл твоё письмо. Но мне стало интересно, кто ты и зачем хочешь встретиться. — Мне очень жаль, я должен был сразу написать обо всём честно, но побоялся… — Чимин не выдержал и закрыл лицо руками. Маленькая лживая дрянь… Лживая! Лживая! Лживая! — Кто ты? — спросил Юнги. Пак слышал, как он пересаживается ближе. — Кто ты, Пак Чимин? — повторил он. Чужая рука коснулась его запястья, подсказывая убрать руки от лица. Юнги был совсем рядом. Он мог чувствовать запах его духов и разглядеть крошечную родинку на щеке. И хоть его крепкое телосложение не могло не вызывать уважения, Чимин не чувствовал перед ним страха, внутренний голос не предупреждал об опасности. Единственное, что он испытывал — это стыд за своё глупое решение солгать и разочарование в себе, потому что решение это было продиктовано трусостью и желанием сохранить некий путь отступления, на случай, если захочется поджать хвост и бежать. — Я купил твой ноутбук, там был файл… клянусь, я не знал, что это что-то личное, когда начинал читать. А когда понял, что ты реальный человек, то уже не мог не дочитать. Прости. — Чимин прерывисто вздохнул и снова замер, смотря на него безотрывно. — И тебе стало интересно, чем всё закончилось? — нарушил долгую паузу Юнги, но Пак не мог понять сказал он это со злостью или нет, слишком невозмутимым было его лицо. — Да… Нет… Это сложно объяснить… — Думаю, я смогу понять, если ты попробуешь. Чимин опустил голову и некоторое время молчал. — Я оказался в сложной ситуации, — сказал он и, положив руки перед собой, начал нервно тереть пальцы. — Всю жизнь мной помыкала мать. Я пытался что-то изменить, но у меня ничего не вышло. А два месяца назад она погибла в дорожной аварии, не справилась с управлением и слетела с моста. Но после её смерти всё стало ещё хуже… Всё, что она говорила обо мне прежде, всё правда. Я безвольный. Я слабый. Я не могу совладать со своей жизнью. Я никому никогда в этом не признавался, но я не могу совладать даже с самим с собой. Я могу только угождать, делать то, что от меня требуют. Выполнять приказы, как бестолковая собака… А ты совсем другой. Ты знаешь, чего хочешь и смело делаешь для этого всё. Я хотел бы быть таким, как ты. Быть сильным и терпеливым. И я подумал, что если смогу встретиться с тобой и поговорить, это поможет мне исправиться… Боже… — он снова уткнулся в ладони, резко замолчав. Его вновь обожгло стыдом. Захотелось исчезнуть, провалиться куда-нибудь сквозь землю, а лучше перемотать чудесным образом время назад, встать молча и уйти. Потому что он не должен был всего этого говорить. Чимин знал его историю, но это не делало их друзьями. Мин Юнги ему абсолютно чужой человек, который видит его впервые в жизни, а он вот-вот перед ним разрыдается, вываливая своё глупое откровение, до которого тому нет совершенно никакого дела. До него вообще никому нет никакого дела. Лучше бы ему засунуть его куда подальше и молчать… Тёплая ладонь легла ему на спину, щёку тронул горький вздох. Чимин повернулся и как слепой котёнок ткнулся головой ему в плечо. Он понял, что к нему уже несколько месяцев никто так не прикасался и впервые так остро почувствовал, как сильно ему на самом деле недостаёт этого простого человеческого взаимодействия. Чимин сам притянулся чуть ближе, обнимая Юнги за спину, хотя и осознавал, что сейчас эта чувствительность схлынет с него, и он об этом пожалеет, ему будет ужасно стыдно за свою излишнюю нежность. Юнги молчал и сидел неподвижно. Он прижимал свою ладонь к его спине и чувствовал, как сквозь одежду проступают острые позвонки. Чимин был маленьким. Даже меньше, чем могло показаться с первого взгляда. Но что-то подсказывало ему, что эта худоба совсем ему несвойственна, как и бледность, Пак Чимин смуглый от природы. И дрожит он так не только от волнения. У него анемия, — понял мгновенно Юнги. Ему приходилось видеть такое сотни раз. Однажды в интернате в соседнюю с ним комнату положили мальчика, который не мог самостоятельно глотать. Его кормили через трубку. Мальчик умер от анемии меньше чем через год, но прежде у него раскрошились все зубы, и выпали почти все волосы. Юнги зажмурился, прогоняя неприятное воспоминание, и погладил Чимина по голове, несколько выпавших волос потянулись следом за его ладонью. Чимин тяжело выдохнул ему в грудь и отстранился, робко поднимая взгляд. — Дашь мне свой номер? — спросил Мин, прежде, чем тот начал бы извиняться. — Хочу познакомить тебя кое с кем. — С кем? — спросил Пак боязливо. — С одним очень хорошим человеком. Просто посидим где-нибудь так же поболтаем. Обещаю, тебе понравится. И это абсолютно ни к чему тебя не обяжет. — Рука Чимина осталась безвольно лежать на его бедре, Юнги взялся за неё, видя его смятение, и легонько сжал. — Соглашайся… Пак неуверенно кивнул. У него не возникло желания отпираться. Только неприятное чувство, что он нарушил чужие границы, навязался. Это не позволяло ему быть смелее, но он всё же выдернул из блокнота листок и написал на нём свой номер. «Пак Чимин», — подписал он чуть ниже и тут же подумал, что это глупость. Мин Юнги вряд ли забудет кто он такой. Да как такое вообще забыть можно? Хотя с другой стороны, — подумал он. — Я ведь не сделал ничего ужасного… Ведь не сделал, же? Юнги сложил листочек пополам и убрал его во внутренний карман куртки. — Куда ты сейчас? — спросил он так обыденно, как будто они были знакомы уже сто лет. — Поеду домой. — На метро? — Нет, на автобусе. — Я могу проводить тебя. Чимин не понял вопрос это или нет, поэтому просто молча кивнул. Юнги допил свой кофе, и они вместе вышли из кафе. Он прихрамывал на левую ногу, а чтобы посмотреть по сторонам, останавливался. Чимин понял: Мин не может выполнять одновременно сразу две задачи, он полностью концентрируется на чём-то одном. — Какой тебе нужен автобус? — спросил он, подходя к остановке. — Шестьдесят седьмой. Ты не жди со мной, не стой на ветру, — сказал Чимин, поднимая на него грустный взгляд. Юнги смотрел на него немного дольше, чем должен был, и от этого сам смутился. — Береги себя, Пак Чимин, — сказал он на прощание и коснулся его предплечья ладонью. — Ты себя тоже, Юнги, — улыбнулся печально Пак. Мин кивнул и отвернулся, зашагав в сторону метро. Отчего-то ему самому захотелось расплакаться.