Танцы в пуантах

— Ты поправился, — заметил Юнги и провёл тыльной стороной ладони ему по щеке. — Немного, — согласился Чимин и смущённо прикусил губу. Он провёл в больнице больше месяца, чтобы достичь того результата, на который обычному человеку требуется всего пару недель. Правда, его по-прежнему тошнило по утрам, и он всё так же страдал от анемии. Уровень гемоглобина упорно не хотел повышаться и за всё это время едва достиг отметки в сто двадцать грамм на литр, что всё ещё считалось признаком малокровия, но и этого оказалось достаточно, чтобы его, измученного, отпустили, наконец, домой. — Меня выписывают завтра, — сообщил Чимин. — Это отличная новость, — сказал, улыбаясь Юнги, и склонился к нему, чтобы обнять. Чимин почувствовал его близость, и ему вспомнились минувшие недели, его доверие к нему, чувство спокойствия и защиты, что он испытывал в его присутствии. В груди появилось приятное томление. Пак прикрыл глаза, прижимаясь своей щекой к его щеке. Он бы поцеловал его, если бы был смелее… — Во сколько примерно тебя выпишут? — спросил Юнги, отстраняясь. — С утра. Мои последние анализы будут готовы к вечеру, поэтому, если ничего существенно не изменилось, с утра меня выпишут. Мой брат заберёт меня, — сказал уверенно Чимин, но на самом деле, он ещё не обсуждал это с Сонмином. У него были с собой кое-какие деньги и карта, в крайнем случае, он мог доехать на такси, ну или совсем в крайнем на автобусе. Юнги непременно предложил бы ему помощь, но сам он не водил машину по вполне понятным причинам, а мог только попросить кого-то об одолжении. А Чимину очень не хотелось создавать лишних проблем. Он хоть и успел прилично обжиться, но был уверен, что со своими сумками справится сам. — У меня завтра пара встреч, последняя из которых в пять вечера. Я немного поболтаю на французском и буду свободен. Может быть, увидимся? — Конечно, — Чимин ответил так быстро и уверенно, что сам смутился. Юнги прикусил губу, сдерживая улыбку, чтобы ещё больше его не смутить. — Я тебе позвоню, как буду дома, — сказал Чимин, и произносить это было приятно. В этих словах ощущалась особенная взаимосвязь, такая обычно присуща людям родным — желание уберечь своих близких от лишнего волнения. Юнги склонился к нему и поцеловал. Он сделал это впервые. И от его мягких губ у Чимина пробежали по коже мурашки. Он неосознанно приложил к его груди руку и почувствовал под ладонью глухое биение сердца. Юнги был очень тёплым, его хотелось чувствовать рядом… Ближе… Но он коснулся его губ лишь на короткое мгновение и тут же отстранился. — До завтра, — сказал он на выдохе, и Чимин смог лишь кивнуть ему в ответ. Поехать домой всё же пришлось на такси. Сонмин не смог пропустить репетицию. В театре открывался новый сезон. После «Корсара» карьера его сделала резкий скачок вверх, он получал хорошие роли, но каждая хорошая роль — это огромный труд и отдача. Так что Чимин не винил его в отстраненности и безучастии. В конце концов, он действительно не обязан его нянчить. И на самом деле где-то глубоко внутри он знал, что брат прав в своём отношении к нему. Он плохой, хоть и пытается исправиться… В квартире было что-то не так. Чимин понял это сразу, как только перешагнул порог. Чувство некой пустоты. Как если бы исчез внезапно из коридора извечно стоящий там шкаф. Он поставил сумки на пол и, ступая осторожно, будто крадясь, прошёл дальше по коридору, заглянул на кухню, потом в ванную. Затем остановился у двери в спальню матери и прижался спиной к стене, не решаясь войти. Сонмин сделал то, что стоило сделать уже давно — избавился от её вещей. Не стояла больше на кухне её чашка для кофе, исчезла куча баночек с зеркала в ванной и пепельницы было не видать ни на одном подоконнике… Так странно. Будто в доме не осталось жизни. Будто помимо неё, там никогда не существовало ничего живого… Он вошёл в спальню и сел на идеально заправленную свежими простынями кровать. Тумбочка рядом была пуста. Не висел на дверце шкафа шелковый халатик. Прикрытые шторы. Идеальный порядок. Чимин опустил голову, посмотрев отрешённо на свои пальцы. Комната звенела. Он подумал об этой тишине, царившей теперь в их доме, и о полумраке, окутавшем комнату мамы, и эти мысли ударили его, словно хлыст. Секунда. Короткий стон. И тишину разбили громкие всхлипы.

***

Юнги скоро позвонит ему, Чимин знал. Ему не хотелось выглядеть расстроенным, но саднящее в груди чувство не проходило. Тогда он подумал, что вежливо откажется сегодня от встречи. Собственное отражение в зеркале только подтверждало правильность хода его мысли. Незачем Юнги видеть его таким печальным. Хлопнула дверь. Сонмин вернулся с репетиции. Не один. Чимин услышал ещё чей-то голос, мужской и очень знакомый. — Ты? Как ты… — он впал в ступор, увидев в коридоре Юнги. — Встретились случайно у подъездной двери, — пояснил Сонмин, давая понять своими быстрыми и резкими движениями, что как обычно очень торопится. — У меня сел телефон, — сказал отчего-то очень тихо Мин и позволил Чимину помочь ему расстегнуть пуговицы на пальто. — Он просто был первым, кто подошёл к двери. И я спросил, не знает ли он, в какой квартире живёт Пак Чимин. Оказалось это твой брат, — он говорил всё так же тихо и будто оправдывался. Очевидно, Юнги чувствовал себя смущённым, он был не из тех, кто позволял себе так просто вторгаться без разрешения в чужое личное пространство. — Хорошо, что вы встретились, и тебе не пришлось стоять долго на улице, — Чимин посмотрел ему в лицо и улыбнулся, взглядом давая понять, что беспокоиться не стоит. — Проходи, — он взял его за руку, потянув за собой, и усадил за стол. — Ты говорил вы близнецы. Я думал, вы хоть немного похожи, — прошептал Юнги, хотя Сонмина уже давно не было рядом. — Вообще ничем, разные даже характерами, — покачал головой Пак и присел рядом, приближаясь к его уху. — Он с утра самого тренировался в балетном классе, потом репетировал до вечера свою роль, и смотри… Он сейчас в две секунды приведёт себя в порядок и вприпрыжку ускачет из дома. — Он отстранился и со вздохом поднялся. — А мне по приходу домой всегда хочется только одного — завалиться к себе в комнату и лечь спать, ну может что-то посмотреть… главное, чтобы никто меня не трогал, понимаешь? Юнги мягко улыбнулся, качнув утвердительно головой. — Я, знаешь, пытался честно что-то полезное приготовить, но… в общем оказалось, я годен лишь на то, чтобы разогреть в микроволновке полуфабрикат, — поджал губы Чимин, посмотрев в сторону плиты. — Так что я могу предложить тебе лазанью, жареный рис с овощами… — начал перечислять Пак, загибая пальцы. Юнги вновь улыбнулся, находя его умилительным, и решил, что выслушает его до конца, прежде чем сообщит, что не голоден. — Рагу… и… сырный суп? — Я поужинал с коллегами. — Тогда… кофе? Чаю? — Я ушёл! — крикнул предупредительно Сонмин. — Или вина? — продолжил Пак, не обращая никакого внимания на дверной хлопок. — Вина, — повёл плечом Юнги. — Возьми тогда, — он протянул ему два бокала. В вине он разбирался куда лучше, чем в готовке. Найти что-то приятное у матери в баре не составило труда. Пробка откупорилась с приятным звуком. Хоть что-то в этой жизни у меня отлично выходит… — подумал Пак. — Как прошла твоя встреча? — спросил Чимин, присаживаясь напротив. — Tu m'as tellement manqué*, — произнёс Юнги, принимая из его руки бокал вина. В глазах его блуждали какие-то томные искорки. — Это значит хорошо? — Это меня измучило. — Устал? Юнги молчаливо покачал головой, отрицая факт своей усталости. Чимин крайне неуверенно взял с тарелки кусочек сыра. Он тоже уже ужинал. Это считается за перекус? Или нет? Глупая казалось бы мысль, заставила его мгновенно разнервничаться. Прошло всего пару недель, как он начал нормально питаться. И практически сразу поправился. Вес его так стремительно перемахнул через отметку «50 кг», что это повергло его в шок. Чимин совсем не почувствовал себя увереннее. Трансформация собственного тела его ужасно пугала. Куда комфортнее он себя ощущал, когда имел возможность положить палец в ямку над своим узким тазом. Чимин посмотрел на бокал вина в своей руке, потом на сырную тарелку перед собой, и его накрыла тихая паника. Всё потому что его мозг за эти года превратился в калькулятор: здесь 100 ккал… там 150 ккал… С чувством совершенной ошибки, он испуганно посмотрел на Юнги. — Маленький перекус вряд ли тебе повредит, учитывая положение дел, — сказал он спокойно, разгадав его страхи в мгновение. Чимин согласно кивнул, но съел лишь один кусок, по привычке своей максимально медленно его пережевывая. Может быть, он съел бы ещё один, если бы не боязнь тошноты. Они так приятно проводили вечер вдвоём, что ему очень не хотелось бы, чтобы всё закончилось опять тем же. Если Юнги вновь придётся утешать его в туалете, он точно со стыда помрёт. — У тебя всё ещё сохранилась моя писанина? — спросил Мин. — Я бы не назвал это «писаниной», — вздохнул Пак и поднялся, прихватывая с собой бутылку и бокал. — Идём. Почему-то Юнги думал, что у Чимина в комнате будет что-то, что без сомнения будет указывать на его необычную профессию. Какие-то плакаты, пластинки, фотографии, хоть что-то… но нет, к его удивлению, комната Чимина оказалась совершенно обычной, и ничто в ней не выдавало его любви к танцам. — Хочешь взглянуть? — открыл он ноутбук. — Да. Скинь мне на почту, — сказал Юнги, отвлекаясь от разглядывания фотографий двух братьев, приклеенных хаотично по краям зеркала. Все они были детскими и исключительно домашними. — Поверить не могу, что он всё ещё работает… — вздохнул он, присаживаясь на кровать рядом с Чимином. — Хорошая вещь, надежная. Спасибо, Ванхи. Я бы ни за что не продал его, если бы не то сложное положение, в котором оказался. Тогда я ещё не был ни журналистом, ни редактором. Я только поступил учиться и едва сводил концы с концами, работая помощником редактора за копейки. Ванхи… Чимин всё не решался спросить о нём. Он знал, что Юнги созванивается иногда с сестрой и, бывает, совсем изредка с матерью, но о первой своей влюбленности тот никогда не упоминал. — Ты виделся ещё с Ванхи? — отважился он всё же спросить. — Да. Несколько лет назад, — Юнги встретился с ним взглядом и, протянув к нему руку, убрал отросшие пряди со лба. — Он женат, у него двое детей. Лицо его заметно погрустнело, но он не отвёл глаз и не отнял руки, а снова провёл ладонью по его волосам. — Хосок женился, Лиен ждёт ребёнка. Йери в прошлом году вышла замуж, она тоже ждёт ребёнка. Даже моя мать вышла второй раз замуж. Все, так или иначе, обособились и строят свою жизнь. Один я так и остался неприкаянным. Почему-то всегда так складывалось: то я не такой, то другие не такие… Я всегда был несчастен в своём одиночестве, но, признаться, я сам его выбрал, так что никто не виноват. И если подумать… — Юнги на мгновение замолчал, и Чимин заметил, что дыхание его стало глубже. — Сейчас у меня нет никого ближе тебя. Ты знаешь обо мне то, что не знает никто. Знаешь почти всё… И ты со мной. В каждом моём дне. — Как странно… — произнёс не громче шёпота Чимин и закрыл глаза, ластясь к его ладони. — Что? — спросил Юнги также тихо, касаясь своим дыханием его губ. — Я родился, чтобы танцевать балет, ты родился прикованным к койке. А теперь у тебя нет никого ближе меня, у меня — никого ближе тебя. Мы оба одиноки и несчастны… — произнёс Чимин и затаил дыхание. Юнги медлил. Он открыл глаза и застыл вместе с ним, словно воришка, пойманный с поличным. Мгновение растянулось. Взгляд Мина показался ему ощутимым, словно прикосновение. Он даёт мне право выбора. Я могу выбирать, — понял Чимин и вновь закрыл глаза, подавшись немного вперёд. Юнги ответил на поцелуй с некой осторожностью. Но всё же это совсем не было похоже на то, что произошло между ними в больнице. Чимин положил ладонь ему на грудь, и Юнги задышал чаще. Смутно Чимин подумал: это должно случиться… сейчас… И ансамбль любви начал свой танец — страх закружился в одном танце со страстью, нежность со смущением, боль с наслаждением. Ему повезло, Юнги оказался достаточно бережным, чтобы дать ему почувствовать это всепобеждающее удовольствие от единения с ним, и был достаточно ласковым, чтобы дать почувствовать себя красивым, позволить обнажить себя… и желать прикосновений… Немного погодя, прижавшись к нему, к его разгоряченному и липкому от пота телу, изнеможенный и потерянный, Чимин поднял голову и заглянул ему в разморенное лицо. — Я так ненавижу себя… — прошептал он. Это была правда. Но Чимин сказал её с улыбкой из-за ощущения полного бессилия перед этим чувством, поэтому Юнги не принял его слов всерьёз. Он поцеловал его в висок и, прижав к себе, обнял. Я ненавижу себя… — повторил мысленно Чимин и сжался, желая исчезнуть в его объятиях.