Изучай Каббалу, она объяснит тебе все!

Сила её ненависти равна энергии тысячи солнц.

В последние дни Анибаль очень мало спала. Сказать точно, что именно вызывало в ней чересчур фанатичное желание изучать фолианты о каббале, было сложно. То ли надвигающаяся проверочная работа, то ли — что более вероятно — Жан Мильфёй. В голове все ещё сидело кровавое имя Йесод, которое является спусковым крючком в основе всей науки. Шрагер приходилось разбирать целое множество примеров таких запусков. Например, такой. В шестнадцатом веке ученый маг ставил эксперимент на своих придворных слугах. Он высчитывал даты рождения — известным лишь ему способом — и определял, кто из его прислужников сможет образовать каббалическую иерархию. За Малхут некий профессор Дэрриш принимал графство, в котором проживал. За Йесод — юную горничную, которая прислуживала его младшей дочери. После принесения девушки в жертву, запустилась удивительная цепочка фундаментальных совпадений, которая привела к невообразимым результатам. Как выяснилось, её жених, именуемый в книге Ход (второй снизу сфирот), не долго страдал по невесте и быстро раскрыл свои отношения с поваром дома, далее принимаемым за сфирот Нецах. Их связь породила множество слухов, один из которых дошел до удачливой сестры (сфирот Тиферет) этого самого повара — жены начальника охраны Дэрриша (Гевура). Это очернило честь достойнейшего мужа, и сподвигло его отказаться от должности и уйти со двора. Спустя год он был назначен начальником покоя местного графа: в дороге до сердца графства Гевура встретил отшельника (Хесед), старый друг которого оказался советником графа (сфирот Даат) и смог устроить нового знакомого на «теплое» местечко. Оставив жену, Гевура быстро нашел утешение в руках молодой супруги Графа (Бины), за что был быстро арестован Хозяином двора (Хохмой). Гевура смог вырваться из плена и, во имя любви, убил своего соперника. Через несколько недель пост графа занял профессор Дэрриш, которому удалось замкнуть круг и оставить себе роль сфирота Кетер — победителя. Совершенно точно было ясно, что запуск подобной системы из десяти сфирот (+ Малхут) может привести к кардинальной смене сложившихся устоев и глобальному перевороту. Если кто-то в Хогвартсе задумал взяться за это, он слишком сильно рискует. Вероятность верно вычислить Йесод — а это фундамент затеи — слишком мал. Но, если Мальфёй действительно является отправной точкой, которая запустила что-то глобальное, можно лишь стоя аплодировать тому, кто все это задумал. Ладони легли на бледное женское лицо, вымученное огромным количеством действительно сложной для восприятия информации. Анибаль устала. Не знала зачем, для кого, но все же старалась выжать максимум из своей способности понимать эту изнуряющую философскую науку. Если бы не фанатичный отец, она НИКОГДА не заинтересовалась бы этим предметом по собственной воле. Гораздо больше ее привлекала та же трансфигурация. Но стоит признаться, что и в этой дисциплине она преуспевала. Когда на ветхий стол библиотеки, усыпанный десятком толстых книг, приземлился расписной стакан красивого изумрудного цвета, Ан устало открыла лицо и взглянула на бледную мужскую руку, которая и доставила сюда напиток. Глаза взметнулись к проникновенному циркону, в котором, клянусь Мерлином, отчетливо транслировалось сочувствие к Шрагер. Скорпиус видел, как сильно Анибаль утягивают размышления о каббале, и искренне ей сопереживал. Под аквамариновым взглядом давно прорисовались темные круги, вызванные долговременным недосыпом. А уж учитывая то, что девушка не наносила косметику на протяжении недели — по непонятным ему причинам —, выглядела она действительно вымученно. Малфой присел на свободный стул, забирая из ее рук открытую книгу и бегло читая напечатанную информацию. — Там какао. Думаю, пойдет на пользу, — холодный на вид тон скрывал нотки заботы, которые Анибаль достаточно четко улавливала. — Спасибо, — она не умела благодарить, поэтому ограничилась таким рядовым словом. Пальцы быстро нашли стакан и поднесли его к пухлым персиковым губам. Напиток был невероятно сладким, что до безумия понравилось Ани. Она удивленно вскинула одну бровь и взглянула на довольного Малфоя. Он знал, что ей понравится. Это какао он готовил сам и добавлял один секретный ингредиент, который, вполне очевидно, и пришелся Шрагер по душе. Та сделала еще несколько жадных глотков и убрала стакан в сторону. Малфой ухмыльнулся. — Не знал, что от новых знаний усиливается рост волос, — фраза заставила Ани нахмуриться. Ну, и о чем он опять? Скорпиус был посредственным шутником, поэтому Шрагер было слишком сложно понимать, о чем он в тот или иной раз толкует. Как и сейчас. Когда блондин понял, что собеседница совершенно не поняла его посыл, поднял руку и фалангой указательного пальца стер след от какао над ее верхней губой. Ан тут же дернулась назад, не ожидая такого действия. Она еще несколько раз потерла место касания, желая стереть «усы». — Выяснила что-то? — Слизеринец не стал заострять внимание на ее небрежном действии и поспешил перевести тему. — Прочитай вот это, — девичья рука протянула другой фолиант об иерархии, где успеха добился уже не профессор, а болгарский маг, живший в прошлом веке. Малфой моментально погрузился в чтение, с каждой строчкой все больше хмуря брови и недовольно стуча пальцами по столу. С каждым новым фактом картина каббалистической иерархии складывалась более отчетливо, что помогало параллельно строить и собственные предположения. Шрагер, сидящая слева, задумчиво смотрела в сторону и не мешала однокурснику, давая время на полное погружение. — Занимательно, — спустя некоторое время Скорпиус отодвинул книгу и откинулся на спинку стула, кладя на грудь крест из рук. — Считаешь, кто-то в Хогвартсе решил закрепить собственные амбиции? — Вполне себе. Вот только что-то мне подсказывает, что за Малхут, в нашем случае, принимается совсем не школа волшебства. Тут нечто глобальное, вот только пока не ясно, что именно, — болгарка осушила принесенный парнем стакан и устало уложила голову на согнутые в локтях руки. — Есть предположение, что либо Гойл, либо Крам, выступает в роли Хода — второго сфирота. Только вот, пока неизвестны последствия. Мильфёй нам больше неинтересен. В отличие от его любовников. — Я попытаюсь разговорить Крама. — Малфой уже готовил какой-то план, что было заметно по его выражению лица. Шрагер не стала в это лезть. Молча кивнула, соглашаясь, а затем принялась собирать книги. Замечала, как Скорпиус сверлит ее своим пронзительным взглядом, но ничего не спрашивала. Он всегда был странным, так какой смысл в том, чтобы пытаться разобраться в дебрях разума этого одинокого Змея? Да она и не хотела. Не любила лазить по чужим душам, как не пускала и в свою. Малфой учтиво помог разнести фолианты по полкам и отправился провожать Анибаль до гостиной в поздний вечер пятницы. Шли молча, будто не было ни единой темы для разговора, но, признаться честно, им и молчать было комфортно. Болгарка испытывала к Малфою неиссякаемое уважение, ведь он далеко не один раз был ей полезен. Ведь так измеряется степень доверия у слизеринцев? В количестве пользы от того или иного человека? Шрагер задумалась об этом на несколько минут, пока не оказалась лицом к лицу с угашенным в ноль Макмилланом. Он опустошал содержимое своего желудка в небольшой декоративный фонтан возле входа в змеиное логово. На секунду Ани показалось, что его рвет кровью. Настолько алым был цвет непринятых желудком продуктов или веществ, что он там употребляет? Однако, присмотревшись, она заметила плавающие в фонтане ростки и сразу сопоставила факты. — Он изрыгает алый ядовитый плющ? — Удивление, звучащее в голосе Ан, передалось и спутнику. Малфой не побрезговал сделать шаг к фонтану и внимательнее всмотреться в окрашенную алыми массами воду. Взгляд метнулся к Кевину, который рухнул на колени и вымученно застонал. По бледному выражению лица было ясно, что слизеринцу очень плохо. — Передоз. Кто-то очень предусмотрительно накормил его плющом, чтобы подчистить дерьмо, которым он накачался. Но примеси крови тоже есть. — Скорпиус быстро подтвердил слова Шрагер и задумчиво отвел взгляд в сторону. — Я предупрежу мадам Помфри, а ты отыщи Поттера. Нужно донести его до больничного крыла. Вялый кивок со стороны Ан послужил стартовым сигналом для Скорпиуса, который тут же развернулся на пятках и чуть спеша направился в сторону лестницы. Что-то в его поведении настораживало, но она решила отложить размышления на потом. Сейчас было важно сообщить Альбусу о том, что его дружок может отбросить копыта через пару часов бездействия. Шепнув пароль красивому змею, девушка шагнула в гостиную, еле удерживаясь в вертикальном положении. Музыка играла до того громко, что буквально сносила с ног. Очередная блядская вечеринка в логове была в самом разгаре. А на что вообще Анибаль рассчитывала, когда возвращалась сюда после библиотеки? Это ужасное мероприятие отменилось лишь один раз — когда Мильфёй слег в крыло. Пришлось через боль в барабанных перепонках шагать по просторной слизеринской гостиной, пытаясь выискать глазами высокого брюнета с до одури ядовитыми глазами. Вот только его не было ни на диванах, ни у шахматных столиков и даже ни у столика с огневиски. Как ни странно, Гойла тоже нигде не было видно. Шрагер несколько раз покрутилась вокруг своей оси, в очередной раз убеждаясь в том, что Поттера здесь нет. Оставался единственный вариант — спальня. Сердце тут же кольнула какая-то неприятная тревога, за которую Шрагер мысленно хлопнула себя ладошкой по щеке. Давно ли ей не все равно, где и с кем ошивается чертов Змей? Недавно. Спальни были устроены так, что к слабой половине факультета попасть чужаку было практически невозможно, в то время как мужская часть свободно приглашала в свои покои девчонок. Сейчас это было на руку Шрагер. Она прекрасно помнила, где располагается нужная ей комната, поэтому безошибочно шагала в верном направлении. Перед глазами появились флэшбэки, возвращающие в ту пятницу, когда Альбус, крепко схватив маленькую ладошку, вел Анибаль в свою комнату. Как жарко его губы целовали ее, как нежно он укладывал ее на белоснежную простынь и как Шрагер таяла от таких желанных прикосновений разгоряченных пальцев к своей коже. На губах растянулась предательская улыбка, которую не получилось спрятать. Когда перед глазами возникла нужная дверь, Ан на секунду засомневалась, не стоит ли постучать. Не в ее правилах было вваливаться в чужие комнаты, но нутро буквально кричало о том, чтобы она открыла эту дверь без лишнего шума. И она ему подчинилась. Тонкий луч света проник в мужскую спальню вместе с аквамариновыми глазами, которые принялись осматривать помещение. Взгляд моментально зацепился за копну иссушенных светлых волос, которые распластались по чужой кровати. Это была Голдстейн, ошибиться было невозможно. Над ее миниатюрным телом нависал широкоплечий парень. И Анибаль готова была дать голову на отсечение, что эта кровать принадлежала Поттеру. И широкие плечи тоже. Голдстейн сладко постанывала, извиваясь как кошка. Шрагер затошнило. Особенно в тот момент, когда Альбус приподнялся и стянул с себя рубашку, оставаясь в одних брюках. Она узнала его по спине и небрежной прическе. Не могла ни с кем перепутать. Он целовал слизеринку так жадно, будто мечтал об этом вечере не меньше половины своей жизни. А она бешено царапала его спину своим безвкусным маникюром блядско-красного цвета. Красные отметины в тусклом свете выглядели настолько отвратительно, что ровная спина молочного цвета превращалась в исполосованное трещинами зеркало. В котором Шрагер видела отражение своей боли. Что-то внутри сжалось с такой силой, что Ан никак не могла вдохнуть полной грудью. Солнечное сплетение тянуло неприятной болью. Вот он, вкус предательства. Да, они никто друг другу, но в глубине души болгарка верила в то, что когда-нибудь она примет свою симпатию к этому Змею. Сможет переступить через предрассудки и довериться ему. Однако все надежды разбились о скалы действительности. Он с другой, а она только и может, что смотреть со стороны на то, как сплетаются их языки и тела в полуночном мраке. И как она могла думать о том, что зелье «Святой У.» действительно работает, и в ту ночь, на Астрономической башне, их встреча была не случайна? Глупая маленькая Анибаль. Разве можно было поверить тому, кто никогда в своей жизни не сказал и слова правды? Тому, кто глядя в глаза притворялся. Вот только Поттер был совершенно не виноват в произошедшем. Ведь это она построила эти иллюзии и приоткрыла дверь в давно замерзшее королевство в области сердца. Венера повелась на конченного Марса. И получила за это сполна. Вместо того, чтобы устраивать сцены ревности, Шрагер молча закрыла за собой дверь и двинулась в сторону гостиной. Перед глазами застыл туман, будто она обкурилась самой дешевой травой. На ватных ногах дошла до первого же поворота и влетела в чью-то мощную грудную клетку. Как в замедленной съемке перед ней возникло лицо Винсента Гойла, который непонимающе таращился на нее, рассуждая, что она могла забыть в мужском крыле. — Макмиллан блюет кровью у входа в гостиную. Отведи в больничное крыло, Малфой уже предупредил Помфри, — это все, что сорвалось с ее губ, перед тем как она шагнула за чужую спину и исчезла на лестнице. Нет, она не пошла в свою комнату и даже не разрыдалась, когда смогла добраться до заброшенного женского туалета на восьмом этаже. Лишь молча осела на кафельный пол и запрокинула голову назад, сталкиваясь затылком с ледяной каменной стеной. Сердце в груди стучало с такой силой, будто играло свои последние аккорды перед выходом на коду*. В ее глазах застыла неимоверная боль. Казалось, они в момент потускнели на несколько оттенков, превращаясь из аквамаринов в топазы. Боль-боль-боль. И сил поверить не было в то, что до нее Ани довел какой-то слизеринский ублюдок. Она не шла ни в какое сравнение с теми страданиями, что причинял отец. И от этого становилось лишь страшнее. Альбус-мудак-Поттер должен был вылететь из ее сердца так же молниеносно, как и влетел, но все было не так просто. Ей хотелось скулить, драть ногтями руки, кусать губы, чтобы кровь текла по подбородку и тонула в белоснежном воротничке приталенного платья. Или взять палочку и выстрелить в тупую белобрысую башку, из которой никак не хотел выходить Альбус-ублюдок-Поттер. Желание разбить костяшки в кровь, подобно неуравновешенным полудуркам, дошло до точки невозврата, и Анибаль позволила себе впечатать свой маленький кулачок в каменную стену. Боль-боль-боль. И все равно не та. Эта проходит, отступает и выпускает обратно отчаяние, поселившееся из-за Альбуса-сука-Поттера. Зубы сомкнулись между собой до скрипа, до ебанного хруста, предупреждающего о последствиях. Он ничего не обещал, ни в чем не признавался, так на что ты рассчитывала, дура? Захлебываешься обидой, вот только на него ли? Сама впустила, сама задержала и сама облажалась. И как же Малфой был прав! Тише, тише. Нельзя срываться, терпи. Все так, как должно было быть. Думала, что достойна чего-то правильного, искреннего, чистого? Вздор! Гнить в собственной никчемности, получать по лицу учебниками, плакать в забытом туалете — все, чего ты достойна. Дура. Успокойся. — Не могу, — вслух, в сердце. Шепот такой пронзающий. Если бы кто-то услышал, сдох бы от жалости. Обещала же, что угодно, только не это позорное чувство. Не хватало ещё, чтобы ты себя жалела. Думала, что научилась жить и поняла тонкости ебанного мира? Дура. *** Никто не видел Анибаль Шрагер ни на субботнем завтраке, ни на обеде. Та будто исчезла. Проснувшись в привычное время, Кресток не без удивления обнаружила, что кровать подруги, мало того, пустует, так ещё и была идеально заправлена. Словно никто этой ночью на ней не спал. Пришлось пройтись до гостиной, чтобы убедиться, что девчонка не уснула на кресле. Отсутствие подруги на завтраке и обеде так вообще довело до слабо контролируемой тревоги. Удивительно, как человек может стать таким близким всего за пару месяцев. Как та, что будила криками по утрам, безразлично хмыкала на шутки и упрямо отказывалась признавать их «дружбу», смогла так сильно засесть в сердце, что Мари не могла найти себе места, не зная, где искать эту Валькирию? Догадка о том, что она могла провести ночь с Поттером разбилась моментально, когда полупьяный Альбус ввалился в гостиную в середине дня с заявлением о том, что Макмиллан при смерти. Позже Гойл объяснил всем неравнодушным, что они двое провели ночь возле постели товарища, помогая мадам Помфри промывать его желудок. До сих пор было не ясно, кто накормил Слизеринца ядовитым плющом, пытался ли этот неизвестный спасти ему жизнь или решил от него избавиться. Подозрительным было и то, что вездесущая Голдстейн вела себя слишком тихо и не высовывалась из комнаты до вечера. Кресток хорошо её знала. Хмурые брови и обиженный взгляд говорили о том, что её бессовестно оскорбили, вот только кто мог это сделать? Что вообще произошло этой ночью? Связана ли Флора с исчезновением Анибаль? Последняя надежда была на Малфоя. Тот вёл себя как обычно, совершенно не переживая ни об отсутствии Шрагер, ни о пребывании Кевина в больничном крыле, ни — тем более — о драме вселенского масштаба Голдстейн. Вечно хмурый и равнодушный Скорпиус быстро завершил прием пищи и ретировался в спальню. Как обычно. Лишь к вечеру Мари решительно вышла в гостиную, чтобы в лишний раз убедиться в отсутствии подруги. Так и было. У шахматных столов целовались пятикурсники, на журнальном столе развернулось змеиное казино, на диване расслабленно отвисал Альбус Поттер, пытаясь совладать с головными болями от заставшего врасплох похмелья. — Кто-то видел сегодня Шрагер? — Сложно представить, чего ей стоило перебороть свою неуверенность и достаточно четко задать свой вопрос на всю гостиную. Змеи продолжили заниматься своими делами, кроме одного. Поттер лениво повернул голову в сторону Мари, обводя её недовольным, но заинтересованным взглядом — Кресток такое замечала, даже когда люди отчаянно пытались скрыть свое неравнодушие. — А что, похоже на то, что у кого-то из нас есть время следить за твоей подружкой? — Голос дрогнул, и это тоже не укрылось от маглорожденной студентки. — Я не видела её со вчерашнего обеда. — И пусть он делал вид, что ему плевать, Мари все видела: и то, как он нервно дернул рукой, и то, как его брови в волнении сошлись на переносице. — Свали уже отсюда, — Голдстейн, наконец, подала свой писклявый голосок. Даже не взглянула. Будто и смотреть на Марию ей было противно. Кресток ощутила болезненный укол, но виду не подала. Развернулась на пятках и направилась в спальню, обдумывая, где можно попробовать поискать подругу. Только искать не пришлось. Она объявилась ровно за секунду до того, как Мари собиралась скрыться на винтовой лестнице. Дверь, ведущая в логово, со скрежетом отворилась, пропуская подвыпившую студентку. Она выглядела… чересчур. И какое слово не подставь, подошло бы любое. Странно. Пьяно. Вульгарно. Блядско. Отчаянно. — Сегодня Слизнорту исполнилось сто десять, и в честь этого знаме-знаме-нательного события… «Адское пепелище» всем! — Запнулась на середине фразы, но виду не подала. Шрагер махнула палочкой в руке, и из-за её спины выплыли четыре ящика, наполненных бутылками с прозрачной жидкостью. Что такое «Адское пепелище» знал каждый, кто хоть раз бывал в самых блядских клубах Лютного переулка. Это самое мощное и горючее пойло из всех, что существовали в магическом Лондоне. По гостиной тут же прошла волна одобрения, и студенты бросились через кресла и столы в попытке отхватить бутылочку «счастья». Та ухмылка, которая растянулась на губах Шрагер, бросала в жар от ужаса. Она выглядела коварнее оскала любого заключенного Азкабана, глядящего с колдографий «Пророка». Кресток показалось, что она попала в кошмар: ещё вчера милая Ани, что загадочно улыбалась на завтраке и в очередной раз отказывалась от косметики, сейчас выглядела… чересчур. Казалось бы, куда больше, чем неделей раньше, но было куда. Дьявольские стрелки, смешавшиеся с красными тенями, — признаться честно, идеально подходящими к её глазам — до ужаса яркие алые губы, откровенное боди со шлюшачьим вырезом и такая же вульгарная юбка в крупную зелёную клетку — такого не ожидала даже Флора Голдстейн, глаза которой расширились раза в два. — Ан… — Кресток сделала шаг вперед, собираясь узнать, где была её подруга, но Поттер оказался быстрее. Змей без лишних слов больно схватил её за запястье, обращая на себя пьяный девичий взгляд. Высшую степень ярости, бурлящую в нем, можно было идентифицировать по пульсирующей венке на лбу. Обычно изумрудные глаза сейчас были будто красными. Казалось, что от него даже пахнет неконтролируемым гневом — настолько сильно его вывело поведение однокурсницы. — Последние мозги отбила? Что ты устраиваешь? — Зашипел, будто говорил на своем, змеином. Стальные глаза цвета топаза упали на изумруды, ещё вчера доводящие до дрожи. А теперь абсолютная пустота. И он её чувствовал. Будто знал, что сейчас сорвётся с её языка. Видел тот холод, который в глубине души мечтал пробить и думал, что смог это сделать. — Пошел на хуй, Поттер, — буквально выплюнула. С силой вырвала руку, совершенно не замечая резкую боль, вызванную его крепкой хваткой. Ан развернулась на пятках и, прихватив бутылку «Адского», эффектно ввалилась — а по-другому и назвать нельзя — в круг довольных Слизеринцев. Те приветствовали её бурно. Будто она всю жизнь была предводительницей этого клубка. Королевской коброй, на которую сейчас так сильно была похожа. Кресток стало страшно. Она не сводила глаз с Поттера, который с силой сжал ладонь в кулак. Ту самую, которой несколько секунд назад сжимал её запястье. Из его глаз летели изумрудные искры. Казалось, если кто-то появится в его поле зрения, тут же превратится в пепел. Он дрожал. Дрожал от злости и негодования. От того, что она посмела унизить его на глазах у его рабов, которые так счастливо свистели ей сейчас, совершенно не замечая его. Альбус готов был уничтожить любого, кто посмеет его тронуть. В следующую секунду журнальный стол — вместе с волшебными картами и галлеонами — полетел в стену. Однако даже этого никто не заметил. Глаза студентов были прикованы к Анибаль, которая эффектно двигалась под музыку и разбрызгивала пойло по гостиной, крутя над головой открытую бутылку. Взгляд Поттера, готовый убивать, наткнулся на насмешливый циркон. Малфой стоял в самом углу гостиной и с наглой ухмылкой на губах наблюдал за тем, как Альбус срывает свой гнев на предметах мебели. И тот бы набросился на него прямо сейчас, прошелся кулаком по его ублюдскому лицу, ведь это ОН виноват. Только он мог довести Шрагер до такого состояния. Но он не стал. Поттер впервые ушел, оставляя вакханалию на другого Короля. А если быть точным, Королеву. * Кода — выход на конец музыкального произведения.