Волчья стряпня

      – Сереж…       Заминка Олега длилась не дольше пары секунд. Мыслительный процесс отражался на задумчивом лице Волкова. Он подбирал слова, искал наилучшие выражения, и, наблюдая за этим со стороны, Серёже казалось, будто с каждой секундой заострённые черты лица завораживали с новой силой. Пучина таинственных глаз затягивала и не отпускала, его с головой окунули в бушующее море темных глаз напротив. В секунду звук собственного сердцебиения перекрыл все посторонние шорохи.       Одно лишь тихое слово, собственное имя, однако в нем читалось что-то особенное, заставляющее всё-таки превозмочь себя, побороть таящийся в душе страх и наконец взглянуть на человека напротив. Терять все равно нечего. Самый рисковый шаг был сделан уже тогда - посреди кухни. Делов он уже натворил, ощущались лишь незавершенность и ужасающая неизвестность. Если это станет концом, то пусть после всего не останется душевных терзаний и сожалений. Всего один вопрос, и все прояснится. Собрав, наконец, волю в кулак, кто он как-никак, Разумовский встрепенулся, с губ почти слетел интересующий все это время вопрос, только вот глубокий бархатистый баритон Волкова перебил его, так и не дав начать.       –…Мне тут кукушка начирикала, что ты меня дожидаешься, – опасливо начал Волков и плавно присел на корточки рядом со стулом Серёжи, – но, как вижу, ты не особо хочешь меня видеть.       – Как погляжу, со зрением у тебя хорошо, – не задумываясь, выпалил Разумовский. Эта ситуация, весь произошедший абсурд, оскорбляли его. Хотелось поскорее все закончить, – отдай мои вещи, на этом и закончим наше сотрудничество.       Руки то и дело нервно переминали и трепали чуть распустившуюся повязку. Разумовский не знал абсолютно ничего, как реагировать на сказанное Волковым, как все это понимать. Отнюдь не такие слова он ожидал услышать. Надежда, теплящаяся в душе, ждала других слов. Было неприятно и до безумия обидно.        Изучающий взгляд, ни на секунду не отставая, следил за движениями Сережи. Кожа, как наяву, ощущала движение уже давно изученных темных глаз. Воспоминания и ощущения чужих касаний еще свежи, и все ощущается в разы острее. Еще немного и он сорвется.       Слова с трудом возникали в голове, они постоянно путались, отказывались складываться в связные предложения. Казалось бы, чего такого, взять и сказать, выдать все, как на духу, вывернуть себя перед другим человеком, но нет, это сложно.       Нависшее напряжение давило на всех в комнате, о былом комфорте говорить было нечего.       Волков взгляда так и не оторвал.       – Отдать сумку не могу, дома осталась. Куртка тоже. Сначала твоё письмо, потом Вад позвонил. Вышел, как только узнал, где ты, – Волков все также сидел и смотрел на него снизу вверх, выискивая отклик в глазах напротив.       – Письмо… – протяжный тяжёлый вздох раздался со стороны Серёжи, – какой кринж, господи.       Смотря на замершего в ожидании Олега, Разумовский не мог сдержаться. Недавние события сапсаном пронеслись по рельсам сознания, только один самый шумный и назойливый вагон безостановочно продолжал ездить по кругу. Письмо Дагбаева…как же хорошо, что не оно ушло адресату. Испанский стыд.       Для Волкова реакция Серёжи была непонятна, но вот ухмыляющийся на диване Алтан явно понимал ход мысли своего начальника. Он наслаждался эмоциями со стороны, пока это было весело, он продолжал тихо и неподвижно наблюдать со стороны.       На веснушчатом лице едва показалась довольная ухмылка, но она не укрылась от цепкого взгляда из-под массивных очков Алтана. Эта, хоть и мимолетная мечтательная гримаса, ему ой как не нравилась, тот явно думал далеко не о самых приличных вещах. Настроение сменилось, как по щелчку пальцев, и теперь само пребывание этих двоих в его логове начинало неумолимо раздражать. Прекращая смотреть за немой сценой и выжидая, пока непрошеные гости под гнётом совести уйдут, Дагбаев решил посодействовать выбросу лишнего мусора из дома. Один пока пусть остается.       – Ну нет. Только не в моем доме, – буркнул, прерывая их беззвучный контакт, Дагбаев, – Ты нашел свое чудовище, так что руки в ноги и по-быстрому выметаемся. Дальше сами решайте свои проблемы.       – Не забывайся, – встрепенулся и прошипел Разумовский, приняв сказанное на свой счет.       Однако секретарю было все равно, что о нем сейчас думает начальство. Территория его, соответственно правила тоже. Благо, не только он это понимал, Волков явно разделял эту мысль.       – Поехали отсюда, – подав голос, Олег заставил Разумовского вздрогнуть от неожиданности, – думаю, нам надо наедине поговорить. Я на машине. До дома доберемся быстро.       – Во-во, послушай еще одного здравомыслящего человека в этом доме, – бездушно кинул Алтан, рукой указывая на выход, – Дверь сам знаешь где, документы по почте отошлешь. В офисе не жду. Суббота – заслуженный выходной.       Перспектива хорошая, только вот пугающая. Оставаться наедине с Олегом теперь было чем-то невозможным. До безумия страшно вновь откатиться до состояния тряпки. Только вот вариантов нет. Все равно выставят и помашут вслед ручкой с накрашенными ноготками. Даже удивительно, что Алтан не сразу же выставил их.       Собственно это и произошло. С одной единственной поправкой, проводил их Вадик, попутно не упуская момент подстебывать Олега, которому явно было не до смеха. Дагбаев только на выходе явился. Поистине ядовитая улыбка Алтана всеми силами намекала, чтоб они больше не возвращались, хотя слова, брошенные вслед, разительно отличались.       – До понедельника, Разумовский. Хорошего вам вечера, знать о последствиях не желаю, – протараторив, словно заученный текст, Алтан вновь скрылся в стенах своей квартиры.       На пороге все также остался стоять Вадим. Его позиция отличалась, он всем своим видом показывал свое желание узнать все и в малейших подробностях.       – Вад, – угрожающе кинул Олег, словно его тон и взгляд могли донести больше, чем сказанные слова. И по-видимому работало, друг его прекрасно понимал. Светлая короткостриженная макушка скрылась за дверью, оставив их наедине.       Молчание, повисшее на лестничной клетке, подливало масло в огонь стремительно разгорающейся неуверенности. Все, что Сережа мог делать, так это стоять рядом и глупо уткнуться глазами в пол, ожидая чужих слов, действий. Да вообще чего-либо, кто-то да должен начать говорить, не могут же они до самой квартиры ехать в тишине. Бред какой-то.       Неизвестность изводила, подкидывала различные сценарии их разговора. Еще немного и Разумовский возьмет все на себя. Он неустанно прокручивал в голове слова Алтана, настраивал себя на лучшее, но мысли то и дело выходили на плохие исходы.       Машина Олега превзошла все ожидания. Если быть точнее, он не ожидал увидеть старенькую малиновую ладу. Оказавшись в этом чуде российского автопрома, Серёжа не мог не думать о Волкове, сидящем на расстоянии коробки передач. Тронувшись, машина многострадально скрипнула.        Терпение кончилось. Ему нужны были ответы здесь и сейчас, и дальше изводить себя он не собирался. Надо было решить все вопросы еще тогда, а не бежать, не прятаться, как трус. И пока внутри треплются крупицы отваги, пора брать быка за рога. Идти напролом.       – Почему ты приехал и сейчас везешь меня обратно домой, да еще на этом? – с придыханием сказал Сережа, стараясь поймать малейшую эмоцию, на каменном лице Олега и мускула не дрогнуло, – почему тогда оттолкнул и сбежал?       Лицо Волкова так и не дрогнуло. Со стороны водитель был хладнокровен, словно ничего и не происходит. Лишь руки, сильнее сжавшие руль, выдавали его волнение. Это не могло не радовать, внутри Сережа ликовал. Все это не только его терзает.       – Понимаю твое недовольство. Я отвечу на каждый твой вопрос, но не здесь, – Олег старательно подбирал слова и продолжал следить за дорогой, так и не взглянув на сидячего рядом, – подожди немного. Давай дома все спокойно обсудим.       – Почему мы не можем начать по пути, идея ехать в тишине мне не нравится. Я хочу понять, что произошло, – нервно тараторил Сережа, перебирая руками, – Олег, мне нужны ответы. Почему меня сначала отталкивают, оставляют в одиночестве, потом спустя пару часов, как ни в чем не бывало, возвращаются забрать. Еще и слова Алтана, я просто не понимаю...       – Постой, что тебе Алтан наплел, – озадаченно произнес Олег, прерывая поток слов исходящий со стороны пассажирского кресла. Впервые за поездку он взглянул на Разумовского, – Пожалуйста, оставь руку в покое, опять кровит.       Разумовский и не заметил, как от накатившего волнения начал сжимать порезы под повязкой. Глянув вниз, он сам увидел, как кровь просочилась через бинт, и расцвела мелкой россыпью алых пятнен на повязке. На удивление, рука не болела, да и вообще особо не отвлекала, но лишь до момента, пока на это не указали. Теперь Сережа прочувствовал последствия, но у боли тоже плюсов предостаточно. Она отвлекает.       Молчание затянулось на пару минут. Наконец, собравшись с мыслями Сережа продолжил:       – Он фигню сморозил по типу, что ты меня не отпустишь. В общем бред. Будто ты в подвал меня посадишь и будешь голодом морить, – усмехнулся своей же мысли Разумовский.       – Не пущу, но не запру. Только если попросишь, – послышался едва заметный смешок, Волков поддержал заданное настроение, – можешь считать это ответом на вопрос номер два.       – Полагаю, подробности узнаю, когда приедем? – стушевался Сережа.       – Почему же. Раз начали, то продолжаем, – тяжело выдохнул Волков, сжав руль. Он явно не желал начинать этот разговор в таких условиях, но пути назад не было, – когда ты поцеловал, я не знал что делать. Мне нужно было время, чтоб принять решение, но по-хорошему и сейчас не знаю. Ты серьезен с своих решениях или это юношеский, как его там…– замялся Олег, вспоминая нужное слово. «Максимализм» - подсказали ему сбоку. Разумовскому не терпелось уже услышать продолжение, – именно. Сереж, пойми, мне не нужен простой перепихон, но и радужных замков я тебе обещать не могу.       В автомобиле повисла тишина, разрываемая звуками работающего мотора. Никто не смел прервать молчание. Сережа не стремился отвечать, разом вываленная на него информация требовала обработки. Он не знал, что делать, что говорить. Как вообще поступить в такой ситуации? Вспоминая свои первые мысли, сны, желания, он уже не мог с уверенностью возразить, и внутри разгорался стыд. По сути, ему самому неизвестно, чего он хочет от этих отношений. Раньше казалось - будь что будет, как-нибудь да выгорит, только вот все зашло слишком далеко. Эти мимолетные чувства стали чем-то больше, и просто плыть по течению не дают брошенные в лицо слова Олега.       – Я не знаю, что сказать…– выдавил из себя Сережа и, немного обождав, добавил, – меня тянет к тебе.       Ранее спокойный и ничем не пронимаемый Волков, сейчас вслушивался, анализировал. На лице отражались проносящиеся мысли. Его терзали вопросы, ответы на которые Сережа не был в силах дать.       – Ладно, не напрягайся ты так, – Олег обеспокоенно взглянул на задумавшегося Разумовского и мимолетно потрепал его по ноге, – это взаимно.       Сказанное резонансом пронеслось в голове Сережи. Сложно наконец поверить в услышанное и реальность момента. Только вот, взглянув на сидящего рядом Олега, он увидел едва заметно приподнявшиеся уголки губ, складывающиеся в теплую улыбку. Тепло растекалось в груди от такого, по истине нового, Волкова. Это успокаивало и снимало оковы напряжения, атмосфера в машине перестала быть нагнетающей. От сердца отлегло, и наконец впервые за эти мучительные полчаса Сережа смог откинуться на кресло и вздохнуть полной грудью. Господи, неужели это взаправду. Просто не верится, это какой-то затяжной прекрасный сон. От накатившего счастья хотелось то ли кричать, то ли плакать.       Сейчас даже просто сидеть в тишине было уютно. На фоне заиграла запущенная кассета. Разумовский не особо разбирается в машинах и в их устройстве, но его поражает, как эта машина еще в строю. Наверняка, они с ней ровесники. Да еще этот кассетоприемник, можно ведь было уже поменять магнитолу, обзавестись хотя бы CD-дисками. Прогресс там, и всякое подобное, явно прошли стороной повара.       Взгляд Сережи продолжил свой путь по содержимому машины и перешел непосредственно на водителя. Катастрофическая ошибка.       Сосредоточенный взгляд не отрывался от дороги, он спокойно слушал песню, продолжая вести машину, как ни в чем не бывало. Глазами Сережа обрисовывал куртку, рисовал в сознании скрывающееся от глаз крепкое тело, очертания мышц. Разочаровывает, конечно, но что поделать, на улице осень.       Пару щелчков переключают внимание Разумовского на мощную ладонь, лежащую на ручке передач. Всё-таки руки Волкова до безумия красивые. При каждом движении под кожей виднелись перекатывающиеся вены, натянувшиеся связки. Пару минут созерцания прекрасного выбивают дух. Внутри все поджалось, натянулось струной, дыхание сперло, воздух стал густым и раскаленным, его катастрофически не хватает. Сознание беспардонно подкидывало разного рода сцены из многочисленных снов. Из числа образов мысль цеплялась только за одно, как эта рука может сжимать его горло. По спине пробежала волна отрезвляющих мурашек.       Даже вновь оказавшись в квартире эмоции не угасали. Сережа краем глаза видел как на него смотрят, как цепляются за движения. Казалось от цепкого волчьего взгляда не скрыться, и лишь взглянув на него, Олег узнал все его потаенные желания, увидел все сны. Прочувствовал все фантазии.       Темные глаза то и дело нечаянно проскальзывают поверх рубашки, с каждым разом интервал сокращался. Теперь за ним уже неотрывно следят, не упуская ни одного движения, а уголки губ повара едва подпрыгивают. С каждым чужим взглядом то и дело нарастала буря желаний. Смотреть уже мало, хотелось большего - хотелось чувствовать. Осознание, что сидящий напротив человек сейчас весь в его власти, стремительно стирало ощутимые границы приличия. Еще пару дней назад сидеть просто на кухне и уютно молчать казалось несбыточной мечтой, не то что получить взаимность, но сейчас и этого казалось уже мало. Разумовский жаждал заполучить все, прочувствовать все свои фантазии в реальности.       Разделяемая их стена рушилась даже в эту секунду. Повисшая тишина, слишком громкая, слишком жаркая, всего в ней было чересчур много: что чувств, что не озвученных слов. Внезапно она прервалась тихими словами Олега:       – Дай взглянуть, – с осторожностью Волков протянул вперед руку. Еще в машине замеченная на бинте кровь не давала ему покоя, – потерпи немного.       Массивные пальцы с чрезмерной осторожностью начали разматывать повязку, каждое движение легкое и не причиняющее боли. Больше страданий Сереже приносил нежный взгляд и забота. Переполняющие эмоции не могли уже держаться внутри, касания только усугубляли ситуацию. Желание дотронуться в ответ терзало все сильнее.       Пока Олег осматривал едва кровоточащие порезы и оценивал катастрофу, Сережа боролся с самим собой. Бой был проигран в секунду, когда Волков решил поближе взглянуть на ранки, и темная макушка оказалась, как на ладони. Растрепанные короткие волосы, забавно закручивающиеся на макушке, то и дело манили. На удивление, Сережа ни на йоту не запомнил ощущения от чужих волос, только жар губ и колкость щетины. Рука впитала ощущения только от тех прикосновений. Теперь хотелось запечатлеть в памяти все больше моментов. Рука сама потянулась к темной взъерошенной макушке. В этот раз Разумовский решил не противится желанию.              Свободная рука легонько коснулась эпицентра водоворота волос. Главная шалость удалась, однако отрывать руку от слегка шероховатых волос уж больно не хотелось. Пальцы все также продолжали перебирать пряди и пропускать их между пальцев.       Он потрепал Волкова по шевелюре, словно пса или волка. От подобной аналогии вырвавшийся смешок разнесся по кухне. Нечаянная антология оказалась прямым попаданием в цель, а ведь Олег и впрямь льнул к рукам, словно большая собака.       Волков продолжал свое дело, будто движущаяся сверху рука ему вовсе не мешала. Однако, в один момент выпустив из своей цепкой хватки вторую руку, Олег заглянул на расплывшегося в радостной улыбке Сережу.       – Может Дракона позвать? Думаю, он против не будет, – Олег ухмыльнулся, смотря на насупившегося Разумовского. складывалось ощущение, словно тот назло убрал руку. И снова в голове Волкова пронеслась мысль, насколько прекрасен этот рыжий мальчишка, а губы сказали давно крутящуюся на языке фразу, – Можно тебя поцеловать?       Не ожидавший такой резкой смены настроения Сережа не нашел ничего лучше, чем провокационно ответить «попытайся». Только вот пытаться Олегу не пришлось. Рыжая макушка бесцеремонно и решительно потянулась к нему. Разумовский и без того был на пределе, а тут ему еще подливают масла в огонь подобными фразами. Но теперь в голове фундаментально закрепилась мысль, а что ему мешает следовать за своими желаниями? Собственно - ничего.       Свободная рука схватила Олега за футболку и рывком притянула к себе, разом сократив расстояние между ними до миллиметров. В момент окружающий мир перестал существовать, лишь вечно спокойные глаза напротив, которые так же искрились изнутри.       Смотря в эти темные омуты напротив, Серёже хотелось раствориться. Завороженный чарующей красотой, он на секунду замер. И не понял, в какой момент горячие губы прильнули к нему.        Разделяющее их расстояние перестало существовать. Жаркие губы сплетаются с ним. Мыслей не остаётся, лишь чувство жара исходящего от тела. Хочется сильнее прильнуть, вжаться и ощутить это желанное тепло повсюду.       Завлекая их в очередной страстный поцелуй, он льнет всем телом, стараясь ухватиться за этом момент, за эмоции, за ощущения. Его небольшие холодные ладони скользят по разгоряченной груди, оставляя за собой толпы приятных мурашек. Истерзанные поцелуями губы саднят, но все также продолжают приносить удовольствие.       Разгоряченные губы продолжают осыпать хаотичными поцелуями шею и едва приоткрытые ключицы. Контраст льда и пламени никогда не был так ощутим, как в эти моменты. Разумовский млеет под нежными руками Олега, вздохнуть выходит, в лучшем случае, через раз или через два. И то, с каждым вздохом, изнутри вырывались стоны.       – Сереж…– горячий шепот Волкова обжигал, губы едва касающиеся уха, сводили с ума, - не доводи до греха. Я не железный.       – Я бы с этим поспорил, – ехидный смешок вылетел из Серёжи, пока рука, плавно соскользнув, добралась до возбужденного паха.       – Язва ты бесстыжая, – Олег отпрянул от разгорячённого и безумно желанного айтишника, – мне вообще-то на работу надо. Пару часов. Подожди всего пару часов и делай со мной все, что хочешь.       Просто уйти Олегу не дали. Настойчивая рука прошерстила по волосам и потянула к себе, вновь погрузив их в поцелуй. Уже не такой страстный и беспощадный, а плавный, тягучий, до одури сладкий и манящий. Невозможно удержаться…