Под Маской.

Мысли растворились, как сахар в чае, Итэр позабыл о боли, бороздящей его тело, забыл об обязанностях, висевших на его шее тяжёлым грузом, забыл место, где находится, всё сознание увязло в прикосновении чужих губ. Но когда всё это оборвалось — оба зависли там, в одном положении. Губы его подрагивали, зрачки бешено бегали по лицу Алатуса сузившись до возможного минимума, будто это не сам Итэр был инициатором. Слов не было. Хотел ли этого Эфир? Он даже не задумывался о таком. Но в этот момент, когда его тело почти вплотную прилегает, как подходящий кусок пазла, воссоединённый со своей половинкой, а чужие руки от внезапного порыва блондина, крепко сжали нежную кожу запястий, Итэр теперь не мог отрицать глубоко зародившихся внутри чувств. Пусть ещё не окрепших, но зародившихся. Это пугало. Пугало, как сильно теперь трепещет его сердце, глядя в эти полные удивления и недоверия глаза. Пугало, как мозг дурманит мысль повторить ритуал с прикосновением губ. Пугало, как желание вжаться в теплоту чужой груди возвышалось над желанием сохранить контракт, свою свободу, страх очередного предательства. «Попал…» сглатывает блондин. — П-прости, я не знаю, что на меня нашло, — Высоким голосом пищит Эфир, уводя взгляд от широко распахнутых глаз, полных удивления, вопросов, — Я просто на эмоциях, вот и всё, прости, прости! — На этот раз его актёрский талант не спасал, всё в нём кричало об обратном. Это не просто эмоции. Золотистый взгляд прошёлся по периметру его лица, изучив каждый его участок, пору. И каждый этот участок был прекрасен. Всё в нём было идеально, даже не смотря на несобранный болезненный вид. Каждая маленькая ранка, ресничка, каждый робкий взгляд и нервный выдох, сделанный от молчания брюнета, вдалбливалось молотком под рёбра. — Всё в порядке, — Неуверенно начинает Сяо и неохотно отстраняется назад, усаживаясь на собственные ноги. Глаза притупились к своим коленями, они лишь изредка находили смелось посмотреть в его сторону, но снова опускались, когда замечали на себе чужой взгляд, — Я не возражаю. — Он прикусил губу, словно бы последнее вырвалось случайно. — О, нет-нет-нет, ты возражаешь, очень сильно возражаешь, — Забарахтался под ним Эфир, крепко хватая Алатуса за лицо и заглядывая в его глаза со всей серьёзностью, — Забудь, правда, просто забудь об этой ситуации. Мне нельзя. И ты надежд не испытывай. — Да ладно, я не на столько плох! — Возмущается брюнет, сводя брови к носу. От слов внутри болезненно кольнуло, не таким он представлял себе поцелуй. А представлял ли вообще? — Так дело и не в тебе, а в контракте. И ты это знаешь. — То есть, если бы не контракт, то… — Не говори ерунды, мы не так много знаем друг друга, чтобы задумываться о подобных вещах. И вообще, иди на свою кровать, у меня всё болит и мне нужно пространство! — Раз всё болит, то давай помогу, — Он не ждёт от него ответа, ведь не важно, что он скажет, он всё равно поступит по своему. Указательным пальцем Сяо тянет на себя стоящую на полу тряпичную сумку с набором купленных лекарств, и достаёт один вытянутый коробок, читая название, — Это мазь от чего? Синяки? — Тебе не должно быть дела, отдай, — В попытке перехватить медицинскую вещь, Итэр неуклюже опирается на большое синее пятно, разместившуюся на пол его руки и сдавленно шипит. — Ты в меня лекарства с руки вливал, моя очередь заботиться, — Одним резким движением он перехватывает его руку, закатывая длинный рукав до плеча и поворачивает место ушиба на себя и ласковыми движениями большого пальца руки, водит по пятну, — Сильно болит? — Пока что терпимо. — Итэр ворчит. Жмурится, отворачивается, но послушно подставляет ему свои подбитые и раненые места навстречу прикосновениям. Пусть он и строит из себя недотрогу и недовольно фыркает, стискивая зубы и прикусывая язык, но покорствует его заботе. Сяо, убедившись, что певец перечить не будет, раскрывает картонную упаковку, склоняя её по диагонали, чтобы она соскользнула с коробочки ему в руку. Откладывает рецепт и картонку в сторону, и выдавливает первую струйку крема на тёплые кончики пальцев. — Скажи, если будет больно, — Он с особой осторожностью проводит линию вдоль руки, окрашивая синюю кожу молочным кремом. От соприкосновения с прохладной текстурой, по его коже прошёлся град мурашек, это только позабавило Сяо. Следующее движение более грубое, от чего Итэр сдавленно скулит и дёргает на себя руку, в попытке вырваться. — За что ты меня так не любишь? — Взвыл он от неправильного касания Алатуса. — Прости… — Стыдливо прикусывает губу брюнет, втирая остатки мази под самую кожу, — Это всё или ещё где-то есть? Музыкант медлит с рассказом, а его щёки наливаются заметным румянцем, что не ушёл от его соседа. — Ну-ка, снимай одежду. Неловко выдохнув через нос, глаза вцепились взглядом в скомканные покрывала, но уже при следующем повторе «приказа», он подчинился. Хватает пальцами ткань худи за спиной, с лёгким шумом одежды, сбрасывает с себя скрывающую ткань и придаётся оценке брюнета. Пергамент его кожи изрисован отвратительными ранами и синяками, которые хотелось оттереть и забыть. Местами их было больше, местами меньше, но они не должны быть на этом теле. — Кошмар какой, — Алатус злится, чертовски злится. Его ногти больно царапают собственную кожу, а глаза заливаются яростью, — Если я его увижу, клянусь богом, заживо закопаю. — Надеюсь, не увидишь, — Шмыгает носом блондин, отворачивая голову на бок, — Люмин со Скаром ещё не вернулись? — Не знаю, думаю, они бы позвонили, — Сяо уже без стеснения водит руками по чужому телу, поглаживая подушечками пальцев покрасневшие места, от чего уши Эфира резко покраснели, — Давай не будем об этом думать, хорошо? — Он снова выдавливает прохладную консистенцию на кожу блондина и стараясь быть мягче, чем в первый раз, снова втирает препарат под кожу, разнося немного слишком резкий запах по комнате. — Так не больно? — Терпимо. — Хорошо, — гитарист продолжил, хотел бы он сказать, что им двигали только чистые побуждения помочь Итэру, но это было бы нечестно. Он также хотел бы просто пощупать его, погладить, коснуться, ведь в ином другом случае такой возможности ему бы не дали. Он смакует каждый чёртов момент его прикосновений и не может сдержать глупой ухмылки, разросшийся на лице. Его прикосновения посылают дрожь по телу блондина. И это ему позволяют так прикасаться. Ему позволяют таким образом о нём заботиться. И это он заслужил тот самый поцелуй, что теперь стал для него тем самым сигналом к действию, к которому он явно не собирался приступать, без видимых на то намёков. — Вроде как, всё. Остальное ты сам, — он говорит, чуть наклоняется, в дурашливой манере, касаясь губами не тронутой, нежной и белой кожи ключиц и быстро перебегает на своё место, пока этот милый «комочек» не перешёл в режим атаки. — Тебе сейчас въебать или потом? — Давай потом.