Маленькая зеленая змея

«Почему ты еще спишь?» - Не Минцзуэ распахивает балдахин. Ше Ксиеронг поворачивает голову на подушке и по-совиному моргает. В комнату сквозь круглое окно с геометрическим орнаментом падает мягкий, белый свет. «Почему ты уже не спишь?» - спрашивает она, вытягивая руки вверх и потягиваясь всем телом. «Единственное время, когда я могу увидеть тебя в Змеином Гнезде – до того, как ты выбралась из постели. Это не сложно, ведь ты выбираешься из постели после полудня». Ше Ксиеронг поворачивает голову и видит свой глаз, лежащий в пиале с родниковой водой. Она вскрикивает и закрывает глаз ладонью, отворачиваясь. Не Минцзуэ перепрыгивает через бортик и идет по кровати. От него пахнет снегом, босые ступни у него совсем ледяные после тренировки. «Немедленно уходи! - требует Ше Ксиеронг, отворачиваясь. – Не смотри на меня, когда я такая». «Я знаю, что у тебя нет глаза, - Не Минцзуэ берет ее за подбородок. – Я не хотел бы любить женщину, которая неспособна вступить в поединок и выйти из него с честью». «Я хотела бы полюбить мужчину, который не встает до солнца для того, чтобы бегать по холодному двору и размахивать саблей», - Ше Ксиеронг корчит притворную гримаску. Не Минцзуэ целует ее в губы, в ладонь, прикрывающую в глаз, и в лоб. Он пытается убрать руку, чтобы поцеловать ее и во впалое веко над пустой глазницей, но она упирается рукой ему в лицо. «Нет. Нет же!» – вскрикивает она, и Не Минцзуэ неохотно отворачивается. Он сидит на ее постели, согнув ноги в коленях и уперевшись в них локтями. Крупные скрещенные кисти он свешивает между ног. Ше Ксиеронг раздвигает веки и вставляет глаз в глазницу. От прикосновения промерзшего стекла она ее пронзает холодом до самой стенки черепа. Веки плохо смыкаются, она смачивает пальцы и протирает ими глаз, чтобы те лучше скользили. «Так на чем мы остановились, - Ше Ксиеронг поворачивается к Не Минцзуэ, взбивая рукой волосы, пушащиеся после сна, - благородный господин Не?» «На том, что вы, благородная госпожа ордена Лисо Ше, могли бы вставать и раньше». Не Минцзуэ проводит губами по ее щеке, берет ее за горло, скользя пальцами до самой линии нижней челюсти. Его рука останавливается, голова Ше Ксиеронг лежит между его раздвинутых большого и указательных пальцев, как драгоценный камень в оправе. Ше Ксиеронг дышит приоткрытым ртом, облизывая губы. От взглядя Не Минцзуэ, брошенного из-под наполовину опущенных ресниц, ее бросает в жар. «Может вы так говорите, - отвечает она, - оттого, что хотите валяться в постели до полудня со мной?» Не Минцзуэ сжимает ее грудь, и Ше Ксиеронг не может сдержать стона – когда он берет ее и держит, и трогает, и ласкает так, как будто владеет ей, она теряет разум. «О, прошу тебя», - с ее губ срывается то ли вздох, то ли всхлип. Не Минцзуэ целует ее с открытым ртом, его усы щекочут верхнюю губу. Он целует жадно, но отстраняется с высокомерным видом, чтобы помучать ее. Ше Ксиеронг просовывает руку в воротник его рубашки и гладит его по груди, касаясь сосков подушечками пальцев: маленькие, терракотовые, соски царапают руку. Зрачки Не Минцзуэ расширяются. С проклятием он прижимается к ее рту снова, Ше Ксиеронг хватает его за волосы на висках и целует – в губы, в нос, в шею, в ключицы. Не Минцзуэ валит ее на подушки и, подхватив одеяло за край, Ше Ксиеронг укрывает их обоих с головой. Не Минцзуэ задирает ее ночную сорочку. Он целует ее груди и между грудей, прижимает ладнью живот так, что она чувствует сладкое давление, отзывающееся у нее между ног. Он целует ее живот и бедра, мнет внутренние стороны бедер, отчего Ше Ксиеронг размягчается, как глина. Когда она чувствует его дыхание у себя между ног, она замирает. «О, позволь мне», - шепчет Не Минцзуэ, согревая ее своим дыханием. Ше Ксиеронг может сказать ему тысячу слов, но вместо этого она запускает пальцы ему в волосы и подается навстречу, прижимая себя к его рту. Это – что-то, что делают на порнографических рисунках, и Не Минцзуэ спрашивает ее разрешения каждый раз. Почему? «Я хочу знать, что это тебя не унижает». «Чем это может меня унижать?» - удивляется Ше Ксиеронг, перебирая его волосы. «Потому что некоторые женщины находят это отвратительным, - он смотрит куда-то вниз и в сторону. – То, что мужчина губами прижимается к их... сокровенным частям». «Я нахожу то, что ты прижимаешься губами к моим «сокровенным частям», сводящим с ума», - отвечает Ше Ксиеронг, взяв его лицо в ладони. Ше Ксиеронг закрывает глаза, сжимая бедра, но Не Минцзуэ мягко разводит их. Он вылизывает ее нетерпеливым, упругим языком, забирая ее складки в рот и сжимая их между губ. Его нос упирается ей в клитор и он роет им, толкает, подтягивает Ше Ксиеронг ближе, чтобы закинуть ее ноги себе на плечи. Ше Ксиеронг запускает пальцы ему в волосы. Она запрокидывает голову и закатывает глаза, открывая рот. О, если бы кто-то увидел ее сейчас – она словно одержима демоном, вызывающим мгновенный паралич! Это было бы смешно, но теплые волны удовольствия захлестывают ее и она распускается, словно цветок. Она просовывает руку вниз и берет Не Минцзуэ за подбородок, целует его мокрые губы. Он него пахнет морем и прелыми водрослями. Ше Ксиеронг привлекает его к себе и он ложится рядом, она кладет руку на его член, который подпрыгивает от ее прикоснования, с головкой склизкой от прозрачной смазки. Они поворачиваются друг к другу, член касается ее живота, Не Минцзуэ обводит ее груди кончиками пальцев, целует, тяжело дыша. Она закидывает ему руку на плечи и смотрит в глаза, мокрой рукой забирая в ладонь его яички в то время, как его член скользит по ее животу. Она смотрит ему в глаза и ждет – пока его лицо не исказится и он не зажмурится, словно от боли; и пока он не распахнет глаза, размыкая крепко сжатые губы.

*** *** ***

Ше Ксиеронг входит в покои Не Минцзуэ в то время, как слуга помогает ему собрать волосы в хвост на темени и закрепить их заколкой из меди с нефритом. Строгое лицо Не Минцзуэ озаряется мимолетной улыбкой, когда он видит Ше Ксиеронг. Ше Ксиеронг подходит к нему и садится напротив. Она косится глазом на слугу, который дергает Не Минцзуэ за волосы – должно быть от волнения. Не Минцзуэ скалится. «Простите, господин», - слуга кланяется. Это – парикмахер, которого привез с собой Не Хуайсан. На шелковом платке разложены коробки с помадами и расческами. Не Минцзуэ выглядит особенно торжественно – в платье с высоким накрахмаленым воротником, с церемониальными наплечниками и наручами, разложенными на столике и дожидающимися своего часа. «Как много красивых вещей», - Ше Ксиеронг касается пальцем наплечника. «В Нечистой Юдоли я должен встретиться с Лань Сиченем и Цзинь Гуанъяо. Мы сошлись на том, что смешаем свою кровь и станем братьями», - объясняет Не Минцзуэ. Он переводит взгляд на парикмахера и говорит нетерпеливо. – Ты можешь идти». Не успевают двери захлопнуться, как Ше Ксиеронг перегибается через низкий столик и обнимает Не Минцзуэ. Он гладит ее по спине, зарываясь лицом в ее волосы. «Ты такой красивый», - говорит она, целуя его в щеку. Он улыбается уголками губ. «Говорят, устрашающий. Но красивый?» «Самый красивый». Ше Ксиеронг целует его, положив ему руки на плечи: они целуются снова и снова, кажется, тысячи раз. Все же, когда Не Минцзуэ отстраняется, она заглядывает ему в глаза – и находит причину поцеловать снова. «Мы скоро увидимся снова, - смеется Не Минцзуэ. –Ты как будто провожаешь меня навсегда – ты не целовала и перед битвой». «Может быть я становлюсь сентиментальной», - Ше Ксиеронг разглаживает отворот накидки Не Минцзуэ и уворачивается, когда он пытается поцеловать ее в губы. Она засовывает руку в рукав и достает из нее что-то, что прячет в ладони. «Дай мне руку», - говорит она, таинственно блестя глазом. «Что у тебя там?» «Просто дай руку». Не Минцзуэ протягивает ей руку ладонью вверх. Ше Ксиеронг поворачивает ее ладонью вниз и, придерживая за запястье, надевает Не Минцзуэ на палец золотой перстень с ониксовой плашкой, на которой искусно вырезана и вытравлена голова быка. Не Минцзуэ хмурится, разглядывая перстень – он всегда хмурится, если видит что-то незнакомое, что за человек! – но то, как в золоте играет лучи солнца, заставляют его лицо прояснится и просиять от удовольствия. «Какая безделица, - говорит он. – Кто ее сделал?» «Кузнец. А позже - ювелир, - Ше Ксиеронг упирается в подушки руками. – Я хочу чтобы у тебя всегда было что-то мое. Если хоть кусочек камня из Железных Холмов будет с тобой, я буду намного счастливее». «Но кто придумал эту вещь?» - настаивает Не Минцзуэ. «Я придумала». Не Минцзуэ обхватывает Ше Ксиеронг обеими руками и пытается взять ее на руки, приподнявшись на одном колене – и ему хватает силы это сделать, хотя платье и успевает запутаться вокруг столика. Ше Ксиеронг прижимает руку ему ко груди, там, где бьется сердце. «Я снова увижу тебя в Ланлине. Это скорее, чем ты думаешь». Ше Ксеронг меняется в лице и отворачивается. «Я не хочу видеть никого из клана Ланлинь Цзинь или возвращаться в Башню. Они все мне одинаково мерзки, - говорит она, трогая складки одеяния на груди Не Минцзуэ. – К тому же, из-за тяжбы о поединке, они все еще требуют моего наказания иногда». «Никто не посмеет даже слова тебе сказать о наказании, - угрожающе говорит Не Минцзуэ. – А если и посмеют, то сначала им нужно будет разделаться со мной – а на это никто из ордена Ланлинь не способен». «Я и вовсе не хочу ехать. Столько лет не была в Башне Кои и не нужно. Но я глава клана и ордена. Я должна. Впрочем, это все так гадостно». «Я могу тебя защитить, - обещает Не Минцзуэ. – Цзинь Гуаньшань помнит о том, кто выиграл войну. Говорить о прошлом с героями Аннигиляции Солнца? Это я потребую ответа: как вышло, что никто не пожелал приструнить Цзинь Хуаронга». «Я не хочу, - между бровей Ше Ксиеронг залегает глубокая складка. – Сначала я любила Цзинь Хуаронга, да и он был другим. А потом – потом Цзинь Гуаньшань не тот человек, чтобы понять, что не так с изменами и расточистельством. Я не хочу слушать его нравоучений. Пусть прошлое лежит в могиле». «А я спрошу. Пусть даст ответ», - упирается Не Минцзуэ. «Не спрашивай. Мне не будет приятно». «Дело не в приятности. А в том, что Ланлинь Цзинь отказались от ответственности за непристойное поведение Цзинь Хуаранга и позволили ему окончательно потерять лицо. Что они принесли тебе вместо извинений? Требования о наказании? Цзинь Гуаньшаню следует ответить». Ше Ксиеронг откидывает голову распалившемуся Не Минцзуэ на руку. Из ее наклоненной головы вываливаются золотые заколки. Повисев вниз головой, она выпрямляется и обнимает Не Минцзуэ за шею. «Иногда я думаю о том, что было бы хуже всего», - вдруг говорит он. «Быть разорванным дикими зверями?» «Нет». «Мертвецами?» «Не страшнее щекотки». «Ох, какая загадка. Не делать жуткое лицо каждый раз как задумаешься?» - предполагает Ше Ксиеронг. Не Минцзуэ смотрит на нее строго. «Нет. Хуже всего было бы никогда не встретить тебя. Не услышать о тебе или даже не увидеть твое изображение на бумаге. Я мог бы так прожить множество лет и даже не знать, что есть ты». «И это было бы так плохо?» - Ше Ксиеронг берет его за щеку. «Это было бы самым худшим».

*** *** ***

«Землетрясения?» - хмурится Ше Ксиеронг. Она сидит на кварцевом троне. После видения в шахте, она трогает подлокотники с осторожностью. Подлокотники покрыты затейливой резьбой в виде чешуи. Старейшина Киуэ кивает, положив сложенные руки на пояс. В волосах у нее появилось больше серых прядей. Ее сын и дочь стоят позади нее. Сын – высокий, красивый юноша, просит мать разрешить ему отправиться в орден Гусу Лань изучать заклинание музыкой. Киуэ не хочет его отпускать, но Ше Ксиеронг все же пишет письмо Лань Сиченю – у нее хорошие воспоминание о дружбе между их кланами и жизни в Облачных Глубинах. Дочь – такая же высокая, с темной кожей горянки, с прозрачными, острыми зелеными глазами. Она сразу примечает господина Не Хуайсана, который выказал желание остаться в Змеином Гнезде, и с тех пор не сводит с него глаз. Не Хуайсан, который присутствует в изумрудном зале в качестве гостя – и, чтобы по предложению Ше Ксиеронг, учиться полагающимся его статусу манере ведения дел, - выглядит несколько подавленным ее вниманием. «Если мне будет позволено сказать, госпожа Ше», - подает голос дочь Киуэ. Киуэ смотрит на нее, задрав бровь, и переводит взгляд на Ше Ксиеронг, почтительно опустив подбородок. «Дочь была у шахт, спускалась в беспокойные проходы. Она может знать то, что госпоже будет любопытно». Ше Ксиеронг переводит взгляд на дочь старейшины Киуэ. Она почтительно склоняет голову, как мать. Почтительности в ее глазах намного меньше. «Напомни, как тебя зовут». «Ионгианг, госпожа». «Что ты видела, Ионгианг?» «Видела и слышала, - она катает языком во рту, подбирая слова. Брат смотрит на нее, что-то тихо говорит – мать делает ему знак молчать. – Много темной энергии». «Мертвецы?» - привычно предполагает Ше Ксиеронг. Шуанг качает головой. «Говорят, что горы как будто бы ожили. Коридоры меняют направление. Каждый день, как мозаика. Человек заходит в забой, и не находит выхода. Слышат только его крики, но не знают где он. На следующий день вход появляется. Но его больше нет. Люди еще не боятся спускаться в шахты – случаи нечасты – но разговоры уже идут. Пока только в железных шахтах. Железные шахты – старые, идут глубоко, к самым корням гор. Остальные выше, мельче». Снова корни гор. Ше Ксиеронг трет пальцами подбородок. Изумрудный зал украшен змеями. Змея, кусающая свой хвост – старый герб клана Ше. Змея, плывущая по горной реке – герб ордена Лисо. Из двух Ше Ксиеронг предпочитает герб Ордена. Герб семьи Ли – древний и мрачный. Змея золотая на черном. Таких змей Ше Ксиеронг видит оттисненными на переплете одной книги в библиотеке – из тех, которые приходится держать в цепях или под сигилами. Когда Не Минцзуэ видит эти книги, он меняется в лице и говорит что их немедленно нужно уничтожить. «Их невозможно уничтожить», - возражает Ше Ксиеронг. «И много кто пытался?» - законсчиво спрашивает Не Минцзуэ. Он не переносит ничего, что связано с темным искусством. «Многие пытались, - сухо отвечает Ше Ксиеронг. – После их попыток из шахт до сих пор выходят мертвецы. Эти книги написаны на языке, которого уже никто не знает. И все же, безопаснее держать их запечатанными, под защитой, чем открывать снова. Пусть даже и для того, чтобы уничтожить». После Киуэ Ше Ксиеронг уделяет время знати, недовольной ее отсутствием – ей приходится напоминать о том, что союзы такого рода, как ожидает Лисо Ше и Цинхе Не, осуществляются после составления множества документов, определяющих, кто становится чьими вассалами. «Мы не подчинимся быкам из Цинхе», - за глаза горячятся Джиньинги, Хуанганьены и Биньг-Битай, три столпа трона Лисо Ше. Ше Ксиеронг тратит время на то, чтобы лестью, шутками и завуалированными угрозами убедить их в том, что орден из Лисо не станет частью Цинхе Не. «Господину Не Минзцуэ вполне хватает забот с орденом в Цинхе. И, к тому же, боюсь быки с холмов мало приспособлены к нашей погоде», - взмахивает рукой, унизанной кольцами, госпожа Ше Ксиеронг, вызвая смешки. Не Хуайсана в зале нет, она просит его удалиться. «Будет что-то что мне не стоит слышать?» - спрашивает он немного нервно. Ше Ксиеронг поправляет заколку у него на жилете. «Вовсе нет. Они лишь будут громко кричать, что не станут подданными Цинхе Не, а я буду объяснять, что они уже раз чуть не стали подданными Ланлинь Цзинь, но я этого не допустила – и сейчас не допущу. Не стоит беспокойства, младший господин Не». «Госпожа! Уверены ли вы в том, что кто-то может в целом мире запретить что-то, чего желает сделать Не Минцзуэ?» - не выдерживает Джиньинг Бо, глава клана Джиньинг, маленький и круглый, с седеющей длинной бородкой. «Я уверена в том, что господин Не Минцзуэ никогда не сделает того, что противоречит его убеждениям. Кроме знаменитой непримиримости и отваги, он так же известен своей высокой справедливостью», - Ше Ксиеронг останавливается напротив карты, разложенной на столе, с углами, придавленными фигурными скобами с изящным указанием сторон света. От долгих, напряженных разговоров у нее начинается головная боль: она незаметно трогает пальцами висок. Зал покачивается, кровь в ушах бьет, словно боевые барабаны. Змеи на стенах таинственно смотрят на нее сверкающими зелеными глазами, и Ше Ксиеронг вспоминает ощущение кварцевой чешуи трона под пальцами. Кварцевая чешуя в подземной пещере. Петли и восьмерки. То, что живет в корнях гор. Ше Ксиеронг оборачивается и видит Жемчужный Меч, висящий над ее троном. Змея вручила меч первой главе ордена Ше и обучила ее колдовству, которое позже назвали заклинательством. Как давно это было – тысячу лет, две, три? Записей с тех пор не осталось. А если бы и осталось, не были бы они на языке, который никто не может прочитать, пронизанные энергией, которую могут сдержать только зачарованные цепи? «Змея». «Госпожа Ше?» - переспрашивает Джиньинг Бо. «Змея, родоначальница Ордена», - Ше Ксиеронг поворачивается к нему, ослепительно улыбаясь. Ее мысли лихорадочно скачут, как козероги по отвесным скалам.

*** *** ***

Ше Кисеронг идет в библиотеку ночью, накинув поверх сорочки блестящий и разлетающийся шекловый халат, подарок Не Минцзуэ. Во влажности и духоте летней Нечистой Юдоли халат хорош, но холодной зимой в области Лисо он не защищает от холода. Поверх него Ше Ксиеронг надевает меховой плащ. На страже стоят заклинатели старейшины Киуэ – они опускают голову, когда Ше Ксиеронг проходит мимо них. Она проходит и мимо покоев Не Хуайсана – и замедляет шаг. Под дверью, окованной медью и украшенной каменным барельефом, дрожит красная полоска света. Ше Ксиеронг останавливается, прислушиваясь – она слышит голос Не Хуайсана. Он что-то рассказывает, но за толстой дверью слов не разобрать. Хуайсан не звучит так робко и неловко, как когда говорит с Не Минцзуэ или с ней. Он говорит быстро с удовольствием, и как будто бы едва сдерживает смех. Когда он заканчивает, вторит ему смех женский. «Дочь старейшины?» - удивленно и с некоторым удовольствием думает Ше Ксиеронг. Если бы породнились не только они с Не Минцзуэ, но и кто-то из его семьи с кем-то из благородных семей Лисо, все стало бы проще. Только она узнает этот смех. Переливистый, звонкий, как серебряный колокольчик. Ше Ксиеронг хватается за ручку двери и врывается в покои Не Хуайсана. Смех стихает, огни гаснут – в покоях повисает звенящаяя тишина, свидетельствующая о полном отсутствии звука, которая может быть наведена только заклинанием. Не Хуайсан растерянно сидит на постели в ночной сорочке, края простыни, свисающие с его постели до самого пола, расакчиваются. Ше Ксиеронг закрывает дверь и проводит ногтем параллельную черту в воздухе – светильники снова вспыхивают. «Куай Ху Ли!» - повышает она голос. «Я не вылезу если ты не пообщаешь не кричать», - из-под кровати доносится голос. Голос звучит шепеляво – Куай Ху Ли снова в своей лисьей форме. Ше Ксиеронг прижимает руку к лицу. «Госпожа Ше, я могу объяснить», - Не Хуайсан спрыгивает с кровати. Он выглядит встревоженным и пытается загородить собой кровать, как будто боится, что Ше Ксиеронг бросится к нему и начнет вытаскивать Куай Ху Ли из-под кровати за хвост. «Вы оба, - Ше Ксиеронг смотрит в глаза Не Хуайсану, а потом переводит взгляд на кровать, - совершенно сошли с ума. Если Не Минцзуэ узнает, он будет в такой ярости... Он и так плохого мнения о Куай Ху Ли – но теперь и оба вы знаете, кто она на самом деле». «Я все знаю о ярости моего брата, госпожа Ше, - Хуайсан невесело улыбается. – Но я не делаю ничего дурного. Я всего лишь хочу провести время в компании, которая приятна мне, а не... более положена мне по статусу». «Когда вы встречаетесь ночью вы, конечно, играете в вэйци», - колко говорит Ше Ксиеронг. «Да и ты с господином Не по ночам явно не политику обсуждаешь». Куай Ху Ли высовывает белый нос из под-кровати и вылезает, трансформируясь на ходу. Она выше Не Хуайсана на полголовы и на этот раз одета не в белую шубку, а в белую сорочку с вышивкой из горечавок и серебра. «Это другое», - возражает Ше Ксиеронг. Не Хуайсан не смотрит на Куай Ху Ли, и по тому, как он на нее не смотрит, Ше Ксиеронг окончательно убеждается в происходящем. Она отворачивается к дверям и кладет на них ладони, наклоняя голову. «Не Минцзуэ никогда не должен об этом узнать. Никогда, иначе он никого из нас никогда не простит. А ты, Не Хуайсан, хорошенько подумай. Тебе стоит либо устроить свою жизнь так, чтобы твой брат никогда не знал, чем точно ты занимаешься, если ему это не по сердцу; либо найти способ отстоять себя перед Не Минцзуэ и не разбить сердце ему». «О, я знаю госпожа Ше, - голос Не Хуайсана звучит все так же расстроено, но уже несколько тверже. – Не беспокойтесь по поводу моего умения хранить секреты. Не Минзцуэ до сих пор не знает, что я догадался насчет духов сабель и смертей глав орденов. Он все еще скрывает – не хочет меня расстраивать». «Что доказывает, что даже самые достойные мужчины иногда бывают слепыми, как кроты, и упрямыми, как волы», - в голосе Куай Ху Ли звучит улыбка. Ше Ксиеронг почему-то кажется что, пока она говорит, она трогает кончиками пальцев пальцы Не Хуайсана. Ше Ксиеронг оборачивается к ним, собирается что-то сказать – а Куай Ху Ли и правда держит Не Хуайсана за руку. Они стоят босиком, как дети, держась за руки, и только хвост, бьющийся вокруг лодыжек Куай Ху Ли, выдает ее истинную натуру. Ше Ксиеронг вздыхает. «Я вас не видела. Больше не попадайтесь мне на глаза», - говорит она и выходит прежде, чем кто-то из них ответит. Ше Ксиеронг продолжает свой путь в библиотеку, крепче запахивая плаш. В круглых окнах библиотеке на вершине башни Южного Ветра она видит луну, заливающую своим светом белые шапки гор. В израцовой печи не горит огонь, Ше Ксиеронг зажигает его, бегло начертив соответствующий знак. Стекло покрыто изморозью – она трогает его пальцами. Отчего-то ей вспоминается Лань Сичень. Они стояли в библиотеке Облачных Глубин, давно, еще совсем юными. Лань Сичень рассказывал ей о книгах: Ше Ксиеронг хотела больше знать о том, как заклинательница может сгибать и искажать чужие заклинания своей волей. «Как будто бы вы готовитесь к войне с другими заклинателями», - Лань Сичень бегло улыбается, глядя на нее искоса. Ше Ксиеронг пожимает плечами. «Мертвецы, демоны, духи – не самое страшное, с чем мы сталкиваемся в жизни. Самое страшное – это другие люди». «Это необычное мнение», - Лань Сичень спрыгивает с библиотечной лесенки. Он высокий, но и полки тянутся до самого потолка. Он расправляет и отряхивает белые рукава платья, по краю испачканные в пыли. «Если бы вы видели, сколько костей находят в шахтах, вы бы меня поняли, - возражает Ше Ксиеронг. – Никто из этих людей не пал жертвой злых сил. Только других людей, ненависть которых была столь сильной, что заполнила недры Железных Гор своей чернотой». «Понимаю», - степенно кивает Лань Сичень. Он уже отдал Ше Ксиеронг книги, он они, все же, медлят перед стеллажом. Лань Сичень как будто хочет что-то спросить, но Ше Ксиеронг его опережает. «Господин Лань». «Да?» «Я давно хотела вас спросить...» «Спрашивайте, прошу», - он отвечает чуть быстрее, чем следовало бы. «А есть ли у вас в библиотеке книги, которые вы не показываете больше никому?» - спрашивает Ше Ксиеронг, бросив на него острый, внимательный взгляд. Лань Сичень кажется разочарованным. Ше Ксиеронг проходит обычную часть библиотеки и с усилием отодвигает в сторону малахитовую створку. Три книги стоят на каменных постаментах, скованные позеленевшими от времени цепями. На звенях каждой цепи тлеют красным и синим сдерживающие знаки: красные – чтобы удержать силу, синие – чтобы заглушить темный зов. На обложке одной из книг вытеснен меч. Это – искусство отнимать жизнь. На обложке другой – череп, искусство поднимать мертвецов. На обложке третей – молочно-белая змея, кусающая свой хвост. И, хотя эта книга считается худшей из всех, содержащей ритуалы, предлагающие неописуемые пути к знанию и бессмертию, Ше Ксиеронг привлекает рисунок на ее обложке. Змея вручила Жемчужный Меч родоначальнице и научила ее заклинательству. То, что Ше Ксиеронг видела под корнями гор – огромное, вечное, невероятное, - с чешуей из белого кварца, способное силой разума поднимать мертвецов и говорить с ней сквозь толщу камня... Чем еще это существо могло быть?