*** *** ***
Цзинь Гуанъяо играет на гуцине, чтобы показать то, чему он научился у Сиченя. Он говорит, что начал учиться, чтобы помогать сначала Минцзуэ, а потом и своему отцу бороться с мигренями. Минцзуэ кивает, но ничего не говорит. Лань Сичень пытается разрядить обстановку предложением скорее послушать игру. «А-Яо много практиковался, - объясняет он. – И достиг определенных успехов. Я хотел бы, чтобы у заклинателей всех орденов однажды была возможность услышать его». «Смотри, дагэ опять принялся сверлить его взглядом», - Хуайсан толкает Ксиеронг локтем в бок. Они не должны сидеть вместе, это против этикета, но это неформальная встреча. Небольшое нарушение правил возможно – и Сичень садится ближе к Гуанъяо, наблюдая за его игрой. «Выпьем за встречу и музыку», - Мицнзуэ поднимает стакан. Стаканы для вина сделаны из особого железа из Лисо, которое не поддается ржавчине, и украшены синей ляпис-лазурью. Ксиеронг нравится, как части ее приданого вписываются в интерьеры Юдоли. Лань Сичень степенно поднимает стакан, Цзинь Гуанъяо чуть запаздывает – он уже приготовился играть и коснулся пальцами струн. Минцзуэ даже не пытается казаться радушным, и Ксиеронг хочется шикнуть на него – не пристало младшим братьям знать, что на душе у старшего. «Опять?» - Хуайсан приподнимает брови. Стакан Ксеиронг стоит на краю стола; она не пьет, только смачивает губы. «Прегадкое вино, - Ксиеронг хмурится. – От него такая страшная изжога!» «Тебе точно нужно посетить целителя. Последний раз когда я напился вина со снегом и еще съел какую-то страшно сомнительную квашеную рыбу, я несколько дней не мог встать с постели, и...» - рассказывает Хуайсан. У Ксиеронг от смеха начинают прыгать губы, и Хуайсан прикрывает ее веером. «Это только звучит смешно, а на самом деле ни разу не смешно», - объясняет он. Цзинь Гуанъяо трогает пальцами струны – звук похож на кроткую жалобу. Кажется, это мелодия «Омовения». «Когда меня стошнило в рукав Цзинь Хуарангу на нашей свадьбе, это тоже было не так смешно, как я потом рассказывала». Хуайсан смеется чуть громче, чем следовало бы. Минцзуэ стреляет на него глазами и Хуайсан возвращается за свой столик. Ксиеронг встает, кивает Цзинь Гуанъяо, жестом предлагая ему продолжать, и поднимается на подиум к Минцзуэ. «Вы кого ждете, благородный господин? – шутит Ксиеронг. – Или место рядом с вами не занято?» Минцзуэ поднимает голову, не сразу опомнившись. На мгновение Ксиеронг кажется, что он отошлет ее – подняться к нему это уже серьезное нарушение этикета. Но Минцзуэ убирает край накидки с подушки рядом с собой. «Я могу кого-то ждать, - говорит он. – Могу ждать тебя». Ксиеронг садится рядом с ним, касаясь бедром его бедра. Цзинь Гуанъяо начинает с «Омовения», но вскорости начинает играть новую, незнакомую мелодию. Темп у нее более быстрый, ритм – прыгучий, похожий на охотничьи напевы. Лань Сичень улыбается, Цзинь Гуанъяо играет, не поднимая головы, его лицо как будто бы озарено изнутри. Ксиеронг прикрывает глаза. Мелодии Гусу Лань гармоничные и поэтому такие скучные. Под эту мелодию ей легко представить коршуна на своей руке: даже сквозь подбитую мехом перчатку она чувствует прикосновение устрашающих когтей. Ледяной ветер бьет ей в лицо: синие горные склоны рыжие от солнца, но зеленые в тени ущелий. Куай Ху Ли срывает с головы коршуна колпачок, и тот клекочет, подняв перья. Он поворачивает голову и смотрит в глаза Ксиеронг яростными желтыми глазами. Ксиеронг смело встречает его взгляд. Касаясь сознания птицы – тугого алого мяча из воспоминаний о полете и убийстве, - она вкладывает в него направление и вскидывает руку. Пока птица летит, Ксиеронг остается у нее в голове. Не открывая глаз, Ксиеронг проводит рукой над землей: она чувствует ветер в перьях, наклоняясь в сторону, она вынуждает коршуна забирать вправо. Птица делает широкий круг над сияющими ступами Змеиного Гнезда. С высоты она видит стяги, щелкающие на ветру, видит, как по горной тропе девочка в пестром тулупе гонит отару овец. Ксиеронг поднимает руки – так она забирает выше, к самому солнцу. Змеиный Перевал – как черная спина гадюки, скользящая по склону горы; зеленые крыши Нечистой Юдоли кажутся крохотными, как бирюза в навершии плети. Как совершенствуются горцы? Горцы совершенствуются, становясь едиными с миром – и умирают, затерявшись в облаках, став криком коршуна, слившись с грохотом реки, падающей в ущелье. Ксиеронг сжимает руку Минцзуэ в переплетении шелковых рукавов и он собирает ее пальцы, сжимая их в кулаке. Она не знает, о чем он думает, но ей кажется, что это счастливые мысли – мелодия пробуждает их. Ах, подняться бы коршуном еще выше! А потом камнем упасть в самое глубокое ущелье, обратиться в проворную весеннюю гадюку и опуститься в самые корни гор, в сокровищницу, полную великих богатств и несказанной мудрости... Ксиеронг бьет рукой по столу и отшатывается, задохнувшись. Минцзуэ оборачивается к ней, игра гуцина затихает. Сичень поднимается со своего места. «Госпожа!» - Гуанъяо встает на одно колено. Ксиеронг прижимает руку ко рту: желудок пульсирует, как будто бы она проглотила кусок раскаленного железа. «Сестра! – вырывается у Сиченя. – Гуанъяо написал совсем новую мелодию. Она совершенно безопасна и призвана поднимать дух. Позвольте, я осмотрю вас – я не прощу себе, если мелодия была подобрана неверно». «Эта мелодия влияет на ци, ты даже не знаешь как, но позволил ее играть? – рычит Минцзуэ. – Яо! Если это твоя вина, я сейчас же вышвырну тебя из...» Цзинь Гуанъяо выпрямляется, его лицо очень бледно, но очень спокойно – его выдает только частое дыхание. «Дагэ! - он сгибается в поклоне. – Умоляю меня простить, я не хотел вреда – Лань Сичень проверил мою мелодию, мы играли ее вместе. Она не могла...» «Все хорошо, друзья, - Ксиеронг прижимает к губам внутреннюю сторону руки. – К сожалению, в последние дни я испытываю легкое недомогание. Свадебные заботы не позволяли мне обратиться к целителю – разве могла я оставить уважаемых гостей? Надеюсь, вы простите мою отлучку сейчас. Я вскоре присоединюсь к вам и, надеюсь, с хорошими новостями». «Дагэ злится, только хвостом не бьет, - вслед за Ксиеронг и Ионгианг, которая выходит из-за ширмы, чтобы сопроводить ее, из зала выскаивает Хуайсан. – Уверен, он обвинит Гуанъяо в том, что его игра спровоцировала приступ». Ионгианг отводит взгляд, она выглядит недовольной – Хуайсан все еще никак не обращает на нее внимание, хотя она чаще других остается с ним и Ксиеронг. Что женщины находят в Хуайсане, недоумевает Ксиеронг. На ее вкус, он совсем не вышел статью, хотя обаяния и говорливости ему не занимать. «Дагэ услышит – и хвост уже приделает тебе», - в шутку предупреждает его Ксеиронг. Скучный ужин, мало гостей – задержались так надолго только Лань Сичень и Цзинь Гуанъяо. Облава на горе Бэйфэн была в сотню раз веселее! Вэй Ин показал искусство стрельбы из лука – Ксиеронг от души хлопала. Минцзуэ был впечатлен, но хлопал сдержанее – ему не понравилась дерзость Вэй Ина. Цзян Чен был впервые в роли главы ордена на празднике, весь в сиреневом, такой серьезный, что скулы чуть не сводило. Его сестра была посажена на почетное место и Цзинь Цзысюань все смотрел на нее – и когда собирался стрелять, и после. У Хуайсана, который стоит вместе с лучниками, а не сидит на помосте с Ксиеронг и Минцзуэ, горят глаза – до того ему хочется обсудить последние сплетни о деве Цзян и наследнике ордена Цзинь. Ксиеронг касается руки Минцзуэ, привлекая его внимание. «Думаешь, они все же поженятся?» - спрашивает она азартно. Минцзуэ не сразу понимает о чем речь. «Цзян Янли и Цзинь Цзысюань, - нетерпеливо объясняет Ше Ксиеронг. – Помолвку же расторгли из-за его слов о том, что он вовсе не хочет жениться на Цзян Янли, а теперь посмотри как он добивается ее расположения». «В чем тут интерес? – удивляется Минцзуэ. – Это был бы хороший союз, но быть ему или нет, решать Цзян Чену и Цзинь Гуаньшаню». «Отчего им? Ты рассуждаешь, как тысячелетний валун. Цзян Янлинь – наследница ордена Цзян так же, как и ее брат. Она сама может выбрать себе мужа. Думаешь, отец меня принуждал? Свои дурные выборы я совершила сама». Она заканчивает, с презрением глядя Цзинь Гуаньшаню в затылок. Его жена, кажется, замечает это и бросает недовольный взгляд на Ксиеронг. Ксиеронг поднимает брови, ее лицо мгновенно разглаживается, выражая вежливое любопытство. «Хватит кусать всех подряд», - говорит Минцзуэ будто бы недовольно, но под ее взглядом его черты разглаживаются. Он хочет сказать ей что-то, но перед ними останавливается невысокий, хрупкого сложения юноша в золотом. «Изволит ли глава ордена Не и глава ордена Ше занять места под навесом, с которого откроется прекрасный вид на охоту?» - это шелестят одежды Мэн Яо. Ему очень идет его черная шапочка. «Я займу место тогда, когда посчитаю нужным, - резко говорит Минцзуэ, не глядя на Мэн Яо. – Глава ордена Лисо Ше вправе поступать так, как сочтет нужным». Ксиеронг смотрит на Мэн Яо с мягкой полуулыбкой. Он отвечает ей не менее сдержанной улыбкой. «Я с удовольствием к вам присоединюсь, - говорит Ксиеронг. – Я сотню лет не была на Ночной Охоте. Господин Цзян Чен, составите мне компанию? Господин Не Минцзуэ, я буду ждать вас с нетерпением».*** *** ***
Ксиеронг чувствует, как по ее волосам проходятся пальцы. Она открывает глаза и приподнимается на локте. Малахитовый кабинет плавает в мягких зимних сумерках, платье Минцзуэ блестит зеленым, как хвост змеи. «Я не хотел тебя будить, - говорит он. Минцзуэ сидит, слегка покачиваясь – он очень пьян. – Этот мерзавец Яо. Стоило выкинуть его собакам!» Ксиеронг ложится обратно, он касается ее воротника, играя с пуговицей. Ксиеронг запрокидывает голову, пытаясь разглядеть что-то за занавесками, но во дворе черно. «Сколько сейчас?» «Заполночь». «Боги, как долго я спала... – она прижимает руку ко лбу и роняет голову на подушку. - А я лишь прилегла на пару минут». «Ты пойдешь спать со мной? Проклятье. В мои покои». У Ксиеронг кружится голова, из-за головокружения кажется, что лицо Минцзуэ плавает в сумерках. Минцзуэ расстегивает на ней воротник и раздвигает шаль в стороны, наклоняясь над ней. Он целует ее в ключицы, проводит пальцами между грудей. «Если я пошевелюсь, меня стошнит», - говорит Ксиеронг, обнимая его за плечи. Минцзуэ садится и начинает стаскивать сапоги. Первый он снимает руками, то второй спихивает пяткой и пальцами ноги. «Что ты делаешь?» - удивляется Ксиеронг. «Если ты не пойдешь, то я прилягу», - он грузно опускается на подушки. Диван совсем маленький, он предназначен для того, чтобы читать полулежа. По весом двоих людей он начинает опасно поскрипывать. Ксиеронг оказывается прижата к спинке, на спинке блестят темные глаза лакированных журавлей. «Не спи, - Ксиеронг толкает Минцзуэ локтем. Он мычит, прикрывая глаза. – Глава ордена не может спать где попало после попойки. Даже я себе такого не позволяла – всегда собиралась и отправлялась в спальню». «Я не сплю, я даю отдых глазам, - отмахивается Минцзуэ. Он причмокивает без удовольствия. – Что за гадостное вино. От него на душе только тяжелее становится». «Тебе тяжело?» - спрашивает Ксиеронг. Минцзуэ кладет ладонь под голову и начинает сопеть – дает о себе знать сломанный нос. Глаза у него мутные, но мысль в них вполне чистая. «С Яо это не работает так, как я хотел, - наконец, говорил он. – Я вижу как он старается, но теперь будто бы все, что он делает, отравлено тем, что я знаю о нем. Может, и в этот раз это была не его вина, но я вечно буду видеть любую малость следствием его действий. Он тайно убивал. Что он посылал людей на смерть – моих людей! Он говорит, это все для нашей общей победы, но я не могу отделаться от чувства, что он до последнего выбирал сторону, к которой хотел примнкуть». «Но, радость моя, зачем ты вообще с ним побратался? Если еще в Знойном Дворце его действия вызвали у тебя подозрения. Если думаешь, что нашел змею – отсеки ей голову, а не спрашивай, что привело ее в твой дом». Когда Ксиеронг пьяна, она жестикулирует. Когда она жестикулирует, браслеты на ее запястьях звенят. Под самым потолком раскинулась темная мозаика, на ее фоне бледно-зеленые браслеты выглядят еще ярче. «Что, больше его не защишаешь? – Минцзуэ поворачивает голову на подушке. – Больше Мэн Яо не герой, принесший страшную жертву?» «Какой же ты все же злопамятный, - Ксиеронг корчит гримаску. – Я до сих пор не знаю, что с ним не так, но, похоже, с ним что-то не так...» «Все потому, что ты всегда ставишь под сомнение мои слова, - упрекает ее Минцзуэ. – Всегда думаешь, что я рублю с плеча – кого угодно могу обвинить, пусть даже и последнего преступника, а ты все равно найдешь способ его оправдать из одного недоверия». «Но ты действительно часто рубишь с плеча, - Ксиеронг проводит пальцем по щеке Минцзуэ. – Моя единственная любовь, если ты сначала отрубаешь голову, а потом задаешь вопросы, возможно ты просто не успеешь получить ответ». Минцзуэ хочет что-то возразить, но вместо этого рывком садится и перегибается через бортик. Слышны звуки рвоты, кислый запах маринованных слив и алкоголя смешивается и поднимается вслед за сквозняком. «Да что не так с этим вином», - рычит Минцзуэ. На усах у него осталась рвота, Ксиеронг прижимает ладонь ко рту, к горлу у нее уже подступает желчь. Минцзуэ не успевает вскочить с кровати. «Какая гадость», - говорит Ксиеронг. В спальне она ест снег и крошит его в чашку с отваром. Минцзуэ не отвечает – он подтягивается на руках и ныряет лицом в снег, лежащий на подоконнике. В малахитовом кабинете уже прибираются. Если платья не удастся отстирать, их можно будет назвать безнадежно испорченными. Минцзуэ вскидывает голову, в волосах у него застрял снег. Ксиеронг проталкивается мимо него и набирает снега в ладонь, протирая им лицо. Если бы ей было хоть чуть лучше, не миновать Минцзуэ снега за шиворотом. Больше всего на свете она любит проделывать с ним эту шутку. На другой стороне дворца, в гостевых покоях, горит свет – это покои Цзинь Гуанъяо. За плотно задернутыми занавесками, за бумажными экранами движутся смутные тени. «Ты думаешь, Гуанъяо изучал архивы Ланлиня чтобы помочь? - хмурится Ксиеронг. – Я не доверяю ему. В Башне Карпа он как будто нарочно подзуживал, хотел столкнуть нас лбами». «Я думаю, что знаю его меньше, чем мне казалось, - Минцзуэ дергает уголком рта. – Но Сичень не допустит зла. До тех пор, пока он знает о плане Яо, он будет настаивать на том, чтобы все было согласно кодексу чести Гусу Лань. В любом случае, доказательств нет, только домыслы. Против Вэй Ина стоит больше дел, но и он до сих пор на свободе. А ты не замешана в подобном». «Почему они сделались так близки? – задумывается Ксиеронг. То, что Минцзуэ сравнивает ее с Вэй Ином, тревожит ее. Не первый раз она видит, как великие ордена поворачиваются против кого-то, кого считали другом. – Лань Сичень как будто бы с самого начала благоволил к Мэн Яо». «Мэн Яо искючительно хорошо умеет казаться беззащитным и вызвать к чужому милосердию, - прохладно отвечает Минцзуэ. – Лань Сичень на это живо откликается. Ему, как и тебе, казалось, что Мэн Яо нужно было спасать от меня». «Я была не права, - Ксиеронг смотрит на Минцзуэ исподлобья. - И, справедливости ради, мне тоже хочется тебя спасать иногда». «Это еще от чего?» - удивляется Минцзуэ. Он выглядит не лучше Ксиеронг – с розоватыми глазами и землистым лицом, с волосами мокрыми, от растаевшего снега. «Иногда – от тебя самого. Но у меня не очень хорошо получается». «Что сказал целитель?» – неожиданно вспоминает Минцзуэ. Держась за голову, Ксиеронг доходит до кровати и осторожно ложиться на одеяло. «Что во мне много вина, и что мне стоит вернуться утром, когда я буду чуть более трезвой».*** *** ***
Минцзуэ сидит за столом и слушает, опустив голову. Линия челюсти и шеи у него твердая, но изящная, как у тигра, наклоняющего голову перед тем, как наброситься на жертву. Это – более формальное собрание, на котором Минцзуэ и Сичень обсуждают совместную Ночную Охоту в Железных Горах. Снежное утро светло и румяно. Наблюдая за Минцзуэ в приоткрытую дверь, Ксиеронг знает, что пропустила часть разговора. Но Минцзуэ и Сичень говорят только о силах Цинхе. Верный слову, Минцзуэ не обсуждает, как будут рассредоточены силы Лисо Ше. Ксиеронг как может оттягивает свой разговор с Сиченем, Минцзуэ и Гуанъяо, и, теперь, это, возможно, ее последний шанс отсрочить этот разговор надолго. Она не готова. Она знает это, потому что не чувствует твердости. Она знает слишком мало и ответ, похоже не кроется в архивах. Ей нужно отсрочить поход – пока Змея не ворочается под горами, пока темная энергия не собирается тучей и не встают мертвецы, у нее есть время. История, которая ждала тысячу лет, может прождать несколько. «Ты думаешь ты готова, старшая сестра? - спрашивает Хуайсан. Он вызвался сопровождать ее к лекарю. Лицо у него одновременно и напуганное, и восхищенное, и не без некоторого облегчения в чертах. – Теперь-то ты больше не будешь пытаться отправить меня в Лисо?» «Это еще не ясно. Не может же Киуэ вечно передавать мою волю из Цинхе, - рассеянно отвечает Ксиеронг, отодвигая занавесь. – Это неудобно. И у лордов могут возникнуть вопросы. Ионгианг». Ксиеронг подманивает к себе Ионгианг жестом. Ксиеронг сжимает ее руку, она не знает, как высказать то, что у нее на сердце. Впервые Ионгианг улыбается ей – сдержанно, но искренне. «Моя госпожа – вам не стоит тревожиться. Я так счастлива за вас! Если бы я была главой клана, героиней Аннигиляции Солнца, взявшей в мужья прославленного воина...» – она осекается, потому что Хуайсан нервно захлопывает веер. «Давайте не торопиться со всеми этими замужествами, это не настолько веселое занятие, - говорит он торопливо. – Я вот точно не готов связать себя брачными узами. Теперь в этом точно нет никакой необходимости». Ноздри Ионгианг раздуваются, но она ничего не говорит, только прикрывает свирепо вспыхнувшие глаза. Ксиеронг почти интересно, что между ними произошло, пока они ждали ее у покоев целителя. «Могу ли я попросить вас», - начинает Ионгианг. Ее голос странно прерывается. Ксиеронг приподнимает брови. Ионгианг опускается на одно колено, наклонившись вперед. Хуайсан смотрит на нее с огромным удивлением. «Благословите меня», - говорит Ионгианг в пол. «Но... Но я не легендарный предок и даже не достигшая Просветления», - не понимает Ксиеронг. «Благословление дают не только легендарные предки и Просветленные, - возражает Ионгианг. – Но и удачливые главы орденов. Что может быть большей удачей, чем союз двух великих воинов, отмеченный такой счастливой новостью? Если госпожа пожелает разделить со мной часть своей удачи...» Ксиеронг немного нервно кивает и чертит пальцами в воздухе короткий знак благословления. Прижав его большим пальцем, она переносит его на лоб Ионгианг и, вспыхнув, тот растворяется на коже. Ионгианг наклоняет голову и поднимается. В глазах у нее стоят слезы, которые она вытирает тыльной стороной руки, когда проскальзывает в зал. Ксеиронг встречается взглядом с Хуайсаном. В Цинхе нет обычая Благословления от главы ордена, которого адепты считают в чем-то выдающимся. «Ты думаешь...» - начинает Хуайсан. Минцзуэ выходит из дверей. Ионгианг закрывает за ним дверь, оставаясь внутри. «Что это за новость?» - спрашивает Минцзуэ нетерпеливо. Край его рукава застревает между дверей и он с силой его выдергивает. Ксиеронг кладет ему руку на плечо и, убрав волосы от щеки, говорит на ухо. Минцзуэ хватает ее за руку. Глаза у него становятся такими же огромными, как у Цзян Чена, когда он застал их в поле. Его грудь вздымается, даже усы, кажется, топорщатся. Ксиеронг кивает. «О, моя любимая», - выдыхает Минцзуэ. Он хватае ее под бедра и поднимает к потолку – Ксиеронг упирается руками ему в грудь. Минцзуэ смотрит на нее с таким восторгом, что она против воли чувствует, как щеки ее розовеют. «Старший брат, старшая сестра – словами не передать, как я за вас рад! – хлопает в ладоши Хуайсан. – Только, может быть, теперь-то я могу обойтись без тренировок? Теперь, когда у ордена Цинхе есть наследник, и это совершенно точно не я?» «Как давно?» - срашивает Минцзуэ, опуская Ксиеронг на пол. «Четыре месяца», - отвечает Ксиеронг, неловко улыбаясь. Она еще не чувствует себя уверенно с этой новостью – она даже не чувствует, что беременна. На четвертом месяце потоки ци еще совсем слабые. Целитель говорит, что она еще и не может ничего почувствовать – ее потоки ци мощные, они заглушают это тоненькое эхо клубка золотых нитей. «Значит, еще до Башни Карпа...» «Ты рад?» Минцзуэ прижимается лбом к ее лбу. Ксиеронг берет его за щеки и он крепко ее сжимает – последнее допустимое мгновение близости перед закрытыми дверьми. Хуайсан отступает ближе к колонне, не решаясь ни уйти, ни остаться, но его присутствие Ксиеронг не смущает – она привыкла думать о нем, как о младшем брате. «Да. Да, - говорит он, сияя, и, покосившись на Хуайсана, чуть более сдержанно добавляет. – Я бы не мог быть... чувствовать больше». «Я тоже, - она накрывает ладонями ладони Минцзуэ. – Только, боюсь, Ночную Охоту в Железных Горах придется перенести». «Отчего? Я просто поведу заклинателей Лисо и Цинхе вместе. Или поведет твое доверенное лицо, как пожелаешь», - Минцзуэ отстраняется, между бровей у него залегает строгая складка. Ксиеронг качает головой. «Коль скоро это дело касается меня, я должна быть там. Я должна вести своих людей, я должна выбрать их. Я должна узнать первой. Разве это будет справедливо, если над Железными Горами нависла опасность, а глава ордена не станет той, кто опасность устранит?» «Если возмущение Темной Энергии так сильно, дело безотлагательное», - возражает Минцзуэ, все еще недовольный. «Но разве оно такое безотлагательное? – спрашивает Ксиеронг. – Возмущений не было давно. Мы можем спросить у Сиченя и его достопочтенного дядюшки, но если я их не чувствовала, не думаю, что они случались. Прошу тебя. Я ношу твоего ребенка. Я не хочу, чтобы он остался без отца до рождения». «А если он останется без матери?» «Вдовой я точно не останусь, - хмыкает Ксиеронг. – Мы либо падем вместе, либо будем жить оба. В конце концов, мне хватает дел Лисо Ше, я не желаю взваливать на себя еще и заботы Цинхе Не».