*** *** ***
Белые лисы сопровождают их, когда они спускаются в ущелье. Ветер бьет в лицо, и от него на глазах у Ксиеронг выступают слезы. Поздняя весна в предгорьях – это время цветения, но в горах все еще живет зима. Днем ручьи стекают с гор, множественные желоба для отвода воды в Змеином Гнезде день и ночь звенят от бегущей воды. Но высоко в горах оползни то и дело обрушивают тропы, а горняки и охотники прокладывают новые. Ноги скользят на склоне, ночью быстро покрывшимся ледяной коркой. Ионгианг и правда не плоха в целительстве – Ксиеронг почти не чувствует боли. Под жилетом из овчины почти не видно живот – он не опал сразу после родов, а остался выпирающим, покрытым бледно-розовыми растяжками. Русло ручья Ксиеронг перепрыгивает, удерживаясь в воздухе. Она доносит себя до входа в пещеру, заваленного камнями. Сигил при ее приближении оживает, начинает светиться синим в темноте. Из-под камней торчит серая рука мертвеца. Ионгианг наступает на нее ногой и достает меч. Разложение не трогает лютых мертвецов, их плоть становится как серое дерево, покрытое патиной. «Ты должна поклястья мне», - говорит Ксиеронг, окидывая взглядом валуны. «В чем?» Ионгианг с хрустом отрубает мертвую руку. Рука, отрубленная черным ониксовым мечом, разлагается на глазах, становясь рыхлой и зеленой, пока из опавшей плоти не показываются кости. «В молчании, - Ксиеронг касается сигила. Тот узнает ее, словно собака – хозяина. Он вздрагивает и впитывается в кончики пальцев. – Что бы ты ни увидела и не услышала сегодня, не рассказывай об этом ни одному существу, живому или мертвому. Это дело величайшей важности для ордена». Ионгианг смотрит на нее очень серьезно. Ксиеронг чувствует себя уставшей. Она хочет, чтобы Куай Ху Ли не соврала. Ионгианг не нужно всего этого знать, она даже не спустится с ней в пещеры. Ей нужно всего лишь уметь молчать о темных секретах ордена. Ионгианг выглядит такой торжественной и польщенной: точь-в-точь как юный Лань Чжань, отправившийся посланником в Лисо несколько лет назад. «Конечно, глава ордена». «Нет, по полной форме. С клятвой и печатью», - качает головой Кисеронг. Она вынимает Жемчужный Меч и смотрится в отражение. На самом лезвии, едва различимые, мерцают перламутровые иероглифы на языке, которого уже не помнят ни в Лисо, ни в Гусу Лань. Эти иероглифы старше, чем великие ордена – они даже старше, чем искусство самих заклинателей тех времен, когда ни орденов, ни королевств еще не было. Множество раз Ксиеронг видела свое отражение в этом мече. Она была моложе тогда. Она была совсем юной, с золотыми украшениями в волосах, в красном и золотом свадебном платье с роскошными пионами. Хуаранг брал ее за руки и целовал в шею, заглядывая в отражение в мече. Он был так красив – без единого изъяна, утонченный, образованный, но все же третий в списке красивых молодых господ. Если бы ни небольшой дефект, доставшийся ему с рождения - родинка на губе, - он был бы первым. Он казался Ксиеронг идеальным спутником на пути совершенстования – воин и поэт. Минцзуэ смотрелся в этот меч, с уважением принимая его из рук Ксиеронг. Рукоятка меча утопает в его руке, ему по ладони только Бася. Он легко вынимает меч из ножен – меч повинуется тому, кому Ксиеронг позволяет ему повиноваться. Его лицо в отражении меча отчего-то напоминает Ксиеронг лицо ее отца – непроницаемое, медное. Отец передает меч ей. «Я горжусь тобой», - говорит он сдержанно. «И чем же именно ты гордишься?» - Ксиеронг не терпится услышать похвалу. Она только вернулась из Гусу. Лань Цижень хорошо отзывался о ее успехах и усердии, отметив только, что будущая глава ордена Лисо Ше к сожалению слишком много говорит и подвержена гордыне. Отец вдевает меч в ножны и протягивает его Кисеронг, но отводит руку, когда она уже почти хватает его поперек ножен. «То, что я горжусь тобой, не значит, что ты можешь объявить себя Совершенной прямо сейчас, - предупреждает он. – Гордость для главы ордена – скорее порок. Смирение – вот наивысшая долблесть. Служить своему народу, добродетели – вот то, к чему следует стремиться. Тебе стоит брать пример с Лань Сиченя и его младшего брата». Ионгианг приносит клятву. Иероглиф похож на огненного жука, парящего в темноте. Он шевелится и извивается, вспыхивая огнем. Он напоминает о том, что становится с нарушителями клятвы. «Да будет так», - говорит Ксиеронг. Ионгианг глотает иероглиф и давится, хватаясь за горло. Из ноздрей у нее идет дым, она с усилием глотает: глотка подсвечивается красным, как фонарик. Кисеронг быстро подносит пальцы ей ко лбу и прижимает между бровями: она входит в сознание Ионгианг, как лезвие, точным ударом добираясь до золотого ядра внутри. «Спи», - приказывает Ксиеронг и, когда Ионгианг обмякает, она хватает ее подмышки и укладывает на землю. Клятва – это хорошо, ничего не знать – еще лучше. Спящая, Ионгианг очень красива и очень похожа на мать. Ксиеронг видит, как они переглядываются с Киуэ, с какой гордостью Киуэ смотрит на нее, когда Ксиеронг называет ее имя – той, кто последует за ней в Цинхе и станет телохранительницей в доме мужа. Ксиеронг чувствует себя одинокой и маленькой перед черной глыбой горы, бросающей тень на ущелье. Она широко ставит ноги, поворачивает руки ладонями вверх, и выкидывает ладони вперед, вложив в удар все свои духовные силы. Ксиеронг ожидает, что камни обваливятся – но они разлетаюся в разные стороны и повисают в воздухе, вращаясь. Она смотрит на них, застывших между небом и землей. Серебристая тень по ее левую руку растет, становясь длинной женской фигурой в белой шубке мехом наружу. Куай Ху Ли улыбается, показывая длинные зубы. «Принцесса изволила вернуться». «Ты сделала это с камнями?» – спрашивает Ксиеронг, не глядя на нее. «Нет. Ты делаешь это с камнями». Куай Ху Ли подходит и берет ее за запястья, чуть поднимая ее руки вверх. Камни вздрагивают и поднимаются тоже. «Почувствуй», - говорит Куай Ху Ли ей на ухо, и Ксиеронг чувствует. По ее венам бежит сила. Сила переполняет ее, она проходит сквозь ее тело, исходя из скальной породы, на которой она стоит, переполняет ее ци и сплетается с ним. Ксиеронг зачарована. Она сжимает пальцы, вынуждая камни столкнуться. Гранитная крошка летит вниз, Куай Ху Ли взмахом рукава направляет ее в сторону. «А ты думаешь, что я называю тебя принцессой потому, что это забавно звучит?» - спрашивает она. «Ты ненавидишь меня?» - Ксиеронг поворачивает к ней голову. Сила в ее руках ослабевает, и камни падают – Куай Ху Ли едва успевает схватить ее за руки и удержать камни на весу. «Это ты разбила мне сердце, раз уж на то пошло, - Куай Ху Ли внимательно смотрит ей в глаза. – Но ненавижу ли я тебя? Вовсе нет. Изо всех людей, которых я знала, ты была наименее отвратительной».*** *** ***
Длинные белые кольца больше не волнуются, как море, в призрачной дымке у подножия статуи. Воздух напоен печалью – и сердце Ксиеронг переполняет печаль. Она еще никогда раньше не видела, как умирает демон. Она только видела как умер ее отец. Он ушел через несколько недель после свадьбы – ушел летать вместе с соколом, но разум его так и не вернулся из полета. Ше Чен запнулся на склоне и, раскинув руки, упал в ущелье. Ее отец был уже совершенно седым тогда. Он страдал от множества старых ран. Знавшие его в молодости говорили, что на исходе лет он стал очень спокойным. Выдержанным, внимательным, почти аскетом. Лорды упоминали его жажду знаний, нового, приключений, когда он был моложе. Он родился в рубашке, и повитуха, положив цветок горечавки ему на голову, сказала, что это хороший знак – родился мальчик, отмеченный покровом императора. «Младший сын, ему никогда не быть главой ордена. Что за чушь ты говоришь, глупая женщина», - сказал его отец, дед Ксиеронг, великий Кингшан, объединивший враждующие кланы Лисо. Мать Ше Чена была всего лишь одной из его жен. Ксиеронг говорили, что она похожа на отца в молодости, лишь лицом удалась в мать – невероятной белизной без тени румянца. Прозрачными зелеными глазами, похожими на необработанные изумруды, она пошла в бабку. Голова змеи еще огромнее, сейчас, когда она лежит на подушке из драгоценностей. Под ногами Ксиеронг позвякивают монеты забытых царств, когда она обходит голову кругом. Закрытый глаз размером со Знойный Дворец подрагивает. Белоснежные чешуйки, каждая – размером со врата Нечистой Юдоли. Вблизи они полупрозрачные, под ними угадывается розовая плоть. Неожиданно Ксиеронг понимает – чешуйки выцвели от старости. Глаз открывается, Ксиеронг слышит, как пленка внутреннего века скребет по пересохшему глазному яблоку. В титаническом глазу отражается таинственное мерцание пещеры. Черный зрачок с трудом фокусируется на ней и Змея глубоко вздыхает. Ее дыхание подбрасывает мелкие монетки, которые уносит к дальней стене пещеры. Ксиеронг видит свое отражение в зрачке и протягивает руку, касаясь гладкой пластины. «Значит, это правда, - говорит она, проводя кончиками пальцев по пластине чешуи. – Ты действительно умираешь». Вдалеке чувствуется движение – кольца вздрагивают. Ксиеронг отшатывается. Змея приоткрывает рот, клык глубоко входит в золото. Высоко по клыку взбирается вертикальная трещина – внутри он пуст. Яда в нем не осталось. Кисеронг проходит вдоль бока Змеи, проводя ладонью по чешуйкам, гладким, как речные камни. Оборачиваясь, она смотрит в глаз, наблюдающий за ней. Ксиеронг обнимает ее, насколько хватает рук. Рук ее хватает только на то, чтобы раскинуть их и прижаться к чешуе. От пасти Змеи уже не исходит то невыносимое зловоние: она пахнет сухим камнем и пылью, затхлостью, как в библиотеке Змеиного Гнезда. «Мне жаль, - говорит Кисеронг. – Мне действительно жаль, мама». Белоснежная женщина, плавающая в перламутровой дымке, обнимает ее. Она такая хрупкая, такая маленькая и такая древняя. Пальцы в остроконечных серебряных навершиях касаются волос Ксиеронг, перебирают их, как в детстве. Сухие губы, пахнущие каменной пылью, целуют ее в висок. «Не печалься, - говорит Змея. – Не печалься, мое дитя. Все вещи в этом мире имеют свое начало и свой конец. И только змея на знаменах Ше не имеет ни начала, ни конца, потому что людям так нравится больше». «Я не могла остаться, - Ксиеронг вскидывает голову. – ЯЯ не хочу быть бичом народов. Я просто хочу прожить свою жизнь и быть счастлива». «Этого, боюсь, никто из смертных не может получить по своей воле, - Змея берет ее лицо в руки. – Да и из бессмертных никто не может. Ты можешь заставить народы преклониться перед тобой, но даже ты не можешь удержать что-то столь хрупкое и непостоянное, как человеческое сердце». «То, что ты делала с людьми – отвратиетльно. Ты принимала человеческие жертвы?» «Я была очень молода, - Змея не спорит, ее голос едва шелестит. На ее прекрасном, гладком лице нет ни морщины, ни пятна, предвестница старости. Ее лоб рассекают трещины, от которых, словно чешуйки, отваливаются кусочки сухой кожи. – Тогда я нуждалась в крови, чтобы выжить». «Но отец! Ведь это ты же дала ему силы для того, чтобы убить деда и братьев. Ты хотела, чтобы он пронес твое имя от гор до самого моря, - возражает Ксиеронг. – Разве не это тебе было нужно – поклонение во всех землях? Храмы в твою честь, не смолкающие песнопения, вечно горящий огонь?» «Это было то, чего желал Ше Чен, - вздыхает Змея. – Мое бессмертие – в моих потомках. Я жива до тех пор, пока они принимают мои дары и отдают мне огонь своего сердца. Со временем желающих служить мне становилось все меньше. Ше Чен был последним, но я не внушала ему свои желания – я лишь давала то, чего он хотел. Он испугался своих желаний». «В потомках? – взивается Ксиеронг. – Ты снова и снова вступала в кровосмесительные союзы с теми, кто произошел от тебя же – разве это не отвратительно? Как ты можешь так об этом говорить?» «У древней магии есть свои законы. Да и кровь небожителей – или тех, кто был ими – толще воды. Божественная кровь не разбавляется со временем, она становится цементом, который скрепляет поколения. Силой, которой течет в жилах гор. Ты же знаешь, как ты сильна. Если бы ты приняла мою силу, ты могла бы распорядиться ей, так как ты пожелаешь. Желания Ше Чена были желаниями Ше Чена. У тебя были бы свои». «Ты лжешь», - говорит Ксиеронг без уверенности. Почему-то у нее нет сомнения в том, что Змея говорит правду. Та целует ее в лоб. «Ты знаешь, что это не так. Но не все потеряно. Ты можешь забрать мои силы...» «Мне не нужны твои силы. Мне нужна была мать». Змея смеется. «Тебе нужна была власть. Всегда. Потому что ты моя дочь – власть над умами или над землями, но ты всегда будешь желать ее. Так возьми ее!» Она прижимает лоб ко лбу Ксиеронг и Ксиеронг растворяется в волнах белоснежного света. Она пытается схватить Змею за руки, но та рассыпается, обращаясь мелкой кварцевой крошкой. Сначала Ксиеронг переполняет свет, но вскоре света становится слишком много. Когда он обжигает ее изнутри, она начинает кричать.*** *** ***
Когда они выбираются из пещеры, ущелье уже окружено. Ксиеронг на плече Ионгианг, Куай Ху Ли – держит ее с другой стороны. Ионгианг, давшая клятву молчания, необычайно бледна. Она не проронила ни слова, когда спустилась за Ксиеронг и нашла титаническую змеиную кожу, застывшую в пещере бледными волнами. Руки и лицо Ксиеронг обожжены. На них выступили иероглифы, не похожие ни на одни известные ей письмена – она видела такие только в бибилиотеке Змеиного Гнезда, на обложках книг, прикованных к своим местам в библиотеке зачарованными цепями. Куай Ху Ли застряла между человеком и лисой: ее колени выгибаются наружу, ее лицо осталось вытянутым и покрытым шерстью, но уже с человеческими чертами. На ее морде – глубокие запекшиеся ран. Когда Куай Ху Ли пытается вытащить Ксиеронг из столба света, поднимающего ее вверх, к статуе Змеи, она начинает плавиться в незримом огне. Лучники стоят на утесах, окружающих ущелье. Заклинатели, конечно же, арьергард. Ксиеронг видит все цвета, но не видит представителей всех семей: перед ней стоит, опираясь на меч и только Ханг Бинг-Битай. Она – мощная женщина и сильная мечница. Ксиеронг смутно помнит, что Минцзуэ хорошо отзывался о ее ударе: Минцзуэ редко хвалил чей-либо удар. «Понравилось тебе то, что ты нашла там, внизу, маленькая госпожа?» - с издевкой спрашивает Бинг-Битай. В теле у Ксиеронг дрожит каждая жилка. Ей кажется, словно ее пропустили через горнило, перемололи, выплюнули и собрали снова. Ее не удивляют слова Бинг-Битай, но она не собирается отвечать прямо. «Что я должна была там найти?» - Ксиеронг поднимает голову. «Силу, - Бинг-Битай делает шаг вперед. – Источник великой силы и могущества Лисо. Твой отец был дурак, он запер его под корнями гор. Хотел иметь добрые отношения с соседями. Соседям не нужно от нас ничего кроме наших богатств и наших торговых путей! Что глава ордена Не и получил, сделав тебя своей дойной коровой». На лице Ханг Бинг-Битай отражается невыразимое отвращение. Среди заклинателей поднимается ропот, кажется, не все они ее поддерживают. Бинг-Битай вскидывает руку, привлекая их внимание. «Госпожа Ше Ксеиронг – героиня Аннигиляции Солнца! Она заслуживает большего уважения», - подает голос кто-то из старших заклинательниц. Бинг-Битай поворачивается к ней, ее ноги на ширине плеч, колени расставлены, как будто она готова схватиться за меч и нанести удар. «Она предала свой орден. Она предала свой долг главы ордена! И ради чего – ради мужчины». «Вы все тут все заодно и хотите стереть меня с лица земли, чтобы получить доступ к... сокровищу, - Ксиеронг находит в себе силы соврать, - которое мой отец прячет в подземелье? Или я все же героиня, и не заслуживаю такой подлости?» «Госпожа, не разговаривайте с ними», - Ионгианг поворачивается к Ксиеронг – что не так-то просто сделать, когда с одной стороны на ней висит Ксиеронг, а с другой – едва живая Куай Ху Ли, из пасти к которой капает кровь. Обернувшись к Ханг Бинг-Битай, Ионгианг выкрикивает той в лицо: «Госпожа заключила союз, полезный обеим орденам! И она никогда не ставила интересы ордена Цинхе Не выше, чем интересы ордена Лисо Ше». «Вот как, - удивляется Бинг-Битай. – Именно поэтому перед свадьбой она бежала в Цинхе и носа не показала в Змеином Гнезде, пока отцовское наследство не позвало ее?» «Ты говоришь от лица Трех Столпов или от своего имени?» - перебивает ее Ксиеронг. «Какая разница – мы все думаем одинаково. Пора тебе отдать власть», - щелкает зубами Бинг-Битай. Ее лицо принимает хищное, волчье выражение. «Не раззевай рот на кусок больше, чем можешь проглотить», - тявкает Куай Ху Ли. Из-за полулисьих, полуволчьих зубов, заполняющих ее рот, она шепелявит. Она отталкивает Ионгианг и выбрасывает вперед обе руки. На подгибающихся лисьих ногах она добегает до заклинателей и выталкивает вперед защитное поле. «В атаку!» – Бинг-Битай Ханг выбрасывая вперед меч. В защитное поле врезаются потоки энергии, сфокусированные мечами, заклинания и стрелы, но магия оборотней – не такая же, как у заклинателей. Поэтому Минцзуэ и не почувствовал присутствие Куай Ху Ли при родах, поэтому заклинательницы и не могут пробить поле Куай Ху Ли сразу – хотя превосходство на их стороне. «Бегите! Бегите, я их задержу!» - рычит Куай Ху Ли. Она держит голубое марево, лисьи ноги под человечьим туловищем глубоко уходят в холодную весеннюю грязь. Ионгианг вытаскивает меч из ножен, она готова броситься в бой, но с сомнением переводит взгляд с заклинательниц, свирепо рубящихся через защитный барьер, на израненную Ксиеронг, висящую у нее на плече. «Дура», - в сердцах плюет Ксиеронг в спину Куай Ху Ли. Она и правда плюет – длинной струей крови. Цепляясь за плечо Ионгианг, Ксиеронг выпрямляется на разъезжающихся ногах. Она смотрит в спину Куай Ху Ли. Вся ее жизнь проносится у нее перед глазами – первая стрела, первое заклинание, первая победа. Первое решение как главы ордена. Первый поцелуй, первый брак. Первое убийство. Первая боль, такая сильная, что от нее Ксиеронг катается по полу и молит о смерти. Первая победа – Ксиеронг сбивает флаг Цишань Вень ногой и на крыше сторожевой башни устанавливает флаг Цзян Юньмен вместе с Цзян Ченом. Первый раз, когда она встречается взглядом с Минцзуэ, и в смятении отводит взгляд, потому что в ее глазах она видит свое отражение – и то же необоримое притяжение, что она чувствует к нему. Первый поцелуй в бамбуковой роще, рождение ребенка – как она держит Шучун на руках и знает, что эта маленькая красная сливка - это ее дочь, ее Первая, ее наследница. Это – на одной чаше весов. На другой – Куай Ху Ли. Куай Ху Ли оборачивается и смотрит на Ксиеронг длинными насмешливыми глазами из-под заснеженного куста волчьей ягоды. Куай Ху Ли оборачивается на Ксиеронг сквозь десятки лет и протягивает ей руку – чтобы крепко схватить и не отпускать на крутом склоне. Крутой склон – ложбина среди железных костей гор. Ксиеронг чувствует, как в ней закипает ярость. Да кто эта Ханг Бинг-Битай такая? Выскочка с тесаком! Да что она может знать! Да какое сокровище она смеет желать? За благосклонность Змеи клан Ше платил кровью. Да как она смеет? «Да как ты смеешь?» - ревет Ксиеронг. Свет ослепляет ее – она вздымается высоко, выше ущелья, взлетая над самым полем битвы. Тело ее разрастается, становится гибким, белым, сильным. Ее ярость ее и голод также растут, но больше всего растет ее гнев. Как они посмели! Да кем они себя возомнили? Ксиеронг в броске направляет свою голову, похожую на наконечник стрелы, в построение заклинательниц и бьет, размазывая тела по скалам. Удар ее хвоста пробивает защитный барьер и подкидывает в воздух лучников вместе с обломками камней. Стрелы отскакивают от ее чешуи, Ксиеронг оборачивается и взглядом ищет всего одну фигурку в синем плаще – ту, которая запрыгивает ей на спину у хвоста и пытается загнать меч между пластин. Ксиеронг наклоняет голову и летит к ней, раскрывая пасть и выбрасывая вперед острые, словно сабли, клыки.