*** *** ***
Шучун плачет, но когда Минцзуэ берет ее на руки, она мгновенно успокаивается. Когда Минцзуэ смотрит на дочь, лицо у него делается нежное, мягкое. Ксиеронг заправляет ему волосы за ухо, и склоняется к дочери, щекоча ее подбородок – малышка мгновенно хватает ее за палец и тянет в рот. Ей уже полгода, а Ксиеронг все еще не чувствует себя матерью – этот пухлый темный комочек с серьезными зелеными глазами словно и не был продолжением ее тела. Хуайсан засовывает голову между ними, в руках у него фиалка, которой он водит надо лбом Шучун. Шучун моментально выпускает палец Ксиеронг изо рта и тянется к цветку. Минцзуэ смотрит на Хуайсана грозно. «Немедленно убери цветок. Она попытается его съесть». «Отчего же? Я успею убрать», - возражает Хуайсан. Шучун хватает цветок и сует его в рот, начиная жевать. «Хуайсан!» - повышает голос Минцзуэ. Ксиеронг пытается засунуть Шучун палец в рот, чтобы вынуть фиалку, но ротик слишком маленький, и она боится его поранить. «Ничего страшного, господин глава ордена и госпожа глава ордена, - подает голос кормилица. – Мой младший сынок, когда начал ходить, и вовсе ел землю». «Такое отношение к собственным детям возмутительно, - хмуро говорит Минцзуэ. –. Я не желаю, чтобы Шучун ела землю или цветы, и именно для этого у нее есть кормилица и няньки». «Конечно, господин глава ордена», - покладисто отвечает кормилица и забирает Шучун из рук у Ксиеронг. Ксиеронг отдает ее неуверенно, она все еще до смерти боится уронить дочь. К ужину прибывает Цзинь Гуанъяо. Бело-золотые одежды его слуг заляпаны грязью, темные капли и на его робе. «Нам следует извиниться, - говорит Ксиеронг. – Работы еще не закончены, вода с улиц не отходит так хорошо, как следовало бы». «О, это пустяки, - бегло улыбается Цзинь Гуанъяо. – Большие улучшения занимают много времени. Не так ли, старший брат?» «Все так», - кивает Минцзуэ. Он несколько потеплел к Цзинь Гуанъяо, но все же не настолько, как разговаривать с ним так же свободно, как с Лань Сиченем. После ужина Ксиеронг пьет чай с Гуанъяо. У Минцзуэ начинается головная боль и он удаляется, отказываясь от предложения Цзинь Гуанъяо сыграть ему на цине. «Может быть, я могу помочь?» - предлагает Ксиеронг. «Позже. Лучше развлеки гостя», - отмахивается Минцзуэ. Белки глаз у него краснеют, боль становится сильнее. Гуанъяо и Ксиеронг устраиваются в беседке. Хуайсан проводит с ними некоторое время, разговор вертится вокруг стихов и музыкантов Башни Кои. Вскоре и Хуайсан оставляет их: ему не терпится заняться канарейкой. Некоторое время Гуанъяо и Ксиеронг молчат, слушая дождь и то, как музыка ветра звенит в такт стуку дождевых капель. «Моя госпожа, - начинает Гуанъяо, отставив чашку с чаем. – Несмотря на то, что я бесконечно рад, что наша со страшим братом дружба возобновилась и он нашел силы мне простить мою душевную слабость, все же, есть и другая цель моего визита. Я хочу поговорить с вами». «Вы хотит узнать, есть ли еще демоны в Лисо и может ли женщина с ними справиться?» - спрашивает Ксиеронг, пригубив чая. «О, - Гуанъяо улыбается. У него красивая улыбка, и еще более красивое лицо – белизной кожи и совершенством черт он мог бы сойти за девицу. Но улыбка его кажется неуверенной даже теперь, когда он стал главой ордена и может отдавать приказы. – Я вовсе не сомневаюсь, что вы можете справиться с любым демоном в ваших владениях. Я не забыл, как вы заступались за меня во времена Аннигиляции Солнца». «Как я выпила предложенный вами чай и сказала главам орденов, что мужчины с наслаждением падают в объятия женщин, чтобы потом презирать женщин за то, что они открыли свои объятия, - усмехается Ксиеронг. – Должна признаться, что некоторые ваши поступки во время Аннигиляции Солнца были предосудительны. Но они никак не были связаны с вашим происхождением. И ничто с ним не было связано. Более того, я считаю, что вы должны гордиться своей матерью – она дала вам прекрасное образование и воспитание». Цзинь Гуанъяо, кажется, пойман врасплох. Приветливое выражение на его лице становится застывшим, он чуть бледнеет. Ксиеронг наливает еще чая, придерживая темный вышитый рукав. Одежды Цинхе Не подчеркивают тон ее кожи. Ей доставляет удовольствие, что получилось смутить его. «Мои слова не имеют двойного смысла. Я говорю именно то, что думаю». «Могу ли я спросить, что вам известно о моих поступках во время Аннигиляции Солнца?» - спрашивает он, выдержав нервную паузу. Ксиеронг ставит чайник на место и поправляет крышку. Она поднимает к нему глаза. «Минцзуэ не простил вам не то, что вы убили вашего командира. Он не простил вам то, что вы сделали это тайно и не захотели признаться. Если бы вы зарубили его за оскорбление, он не был бы доволен, но принял бы это. Возможно, на вашем месте он поступил бы так же». «Вам действительно многое известно, - улыбка на лице Гуанъяо больше похожа на гримасу. – Впрочем, нечто мне известно и о вас. Я пришел поговорить о том, что случилось в горах Лисо этой весной». «Могу ли я спросить, что известно вам?» - спрашивает Ксиеронг. Она не сомневается в том, что Гуанъяо что-то знает, но не вполне уверена в том, что знает он один; и в том, что есть смысл ему угрожать. Если бы он хотел навредить ей, он бы уже начал действовать: если он пришел поговорить, он не настроен на действия немедленно. «У меня есть основания полагать, - осторожно начинает Цзинь Гуанъяо, - что в горах Лисо вы имели дело вовсе не с демоном, а с забытой богиней. После ее смерти она была освобождена от смертной оболочки и следующая носительница ее силы, предательница, погибла под завалом. Это высвободило колоссальное количество энергии, которую мне сложно описать. И освободило божество. Неясно сейчас, как это скажется на текущем положении дел». «Вот как? – Ксиеронг хмурится. – Как же, вы думаете, это может сказаться?» «Библиотека Башни Кои поистине обширна, - уклончиво отвечает Гуанъяо. – Я был бы безмерно рад пригласить вас ознакомиться с некоторыми трудами. Богиня, о которой мы говорим, имела некоторую вражду с другими небожителями. И теперь, когда она свободна, и наверняка нашла способ вернуть себе освобожденную энергию, неясно, как она ей распорядится». «Вот как», - повторяет Ксиеронг. Она думала об этом, но не смогла почувствовать присутствие матери, ни связаться с ней снова. Она возвращалась к завалам пещеры, но не смогла почувствовать жизнь или энергию в них – ни темную, ни светлую. Так же, как и не смогла найти даже описания зла, о котором говорила Киуэ. Что же предстоит? «Вы чувствуете возмущение в силах нашего мира?» - спрашивает она пытливо. Гуанъяо качает головой. «Я не чувствую и не вижу ничего необычного. Ни знамений, ни восставших мертвецов. Все слишком спокойно, и меня это настораживает. Поэтому я и упомянул приглашение в Башню Карпа – может быть, вместе нам удасться разобраться в происходящем». «Почему вы не сказали об этом Не Минцзуэ?» - Ксиеронг поднимает к нему глаза. Цзинь Гуанъяо наклоняет голову. «Я обещал сохранить ваши секреты. И я, что бы вы обо мне ни думали, держу слово».*** *** ***
Ксиеронг заходит к дочери в момент кормления. У кормилицы – большие тяжелые груди, покрытые прожилками. Шучун с удовольствием сосет крупный темный сосок, почавкивая. Иногда она кусается, кормилица морщится и забирает его, возвращая, когда Шучун начинает похныкивать. Груди Ксиеронг перевязали сразу после родов, чтобы молоко скорее перегорело и они не потеряли форму. Она сразу решила, что не будет кормить сама – от укусов, говорили, соски трескаются и кровоточат. Ей вовсе не хотелось такой участи. «Госпожа, маленькая первая госпожа ордена имеет отменный аппетит», - улыбается кормилица. На ней красивое розовое платье, расшитое по подолу цветами. Наверянка щедрость Минзуэ, он ревностно следил за тем, чтобы у дочери было все самое лучшее, в том числе – лучшая кормилица, и платил щедро. «О, это прекрасно», - рассеянно откликается Ксиеронг, проводя пальцами по бортику колыбели, расписанной бегущими лошадьми. Ее даже удивляет, насколько она равнодушна к хорошему аппетиту дочери. Она почему-то ждала, что полюбит ее безумно сразу после рождения, но пока она не чувствует никакой любви, сбивающей с ног. Она довольна знать, что дочь здорова и развивается как нормальный ребенок, но ее беспокоит вопрос: что ей передалось от бабки? Что ее ждет? Боги не пропадают в пространстве и времени просто так. Однажды Змея вернется. Шучун должна быть готова ко встрече, но пока она маленькая и беспомощная, Ксиеронг не может ее ничему научить. Она хочет, чтобы дочь росла быстрее. «Господин глава ордена заходил справиться о том, не голодна ли Шучун, - рассказывает кормилица. – Был рад узнать, что она уже ела, и скоро поест еще. Господин глава ордена – очень внимательный отец. Неудивительно, он стал главой ордена таким молодым, и принес ему великую славу! Маленькую госпожу тоже ждет славное будущее, это сразу понятно». «Почему ты так уверена в этом?» - неожиданно для себя спрашивает Ксиеронг. Что-то в ее голосе заставляет кормилицу испугаться. «Простите госпожа мою болтовню, и если я по глупости вас чем-то задела, - кормилица глубоко кланется. С одной грудью, торчащей из платья, это выглядит комично, и Ксиеронг успокаивается. – Я только хотела сказать, что мы все в Цинхе благословляем господина главу ордена и его семью. И вас. Брак господина Минцзуэ был большой радостью, особенно с такой заклинательницей, как вы. Славу ордена это только преумножит». «А вот это уже удивительно слышать, - ответ кормилицы, так же, как и ее искреннее смущение, развлекает Ксиеронг. Она проходится по комнате и берет детскую игрушку, набитую тряпками шелковую собачку. – Вражда между орденами Цинхе Не и Лисо Ше продолжалась много лет. Я удивлена тем, что люди вашего ордена меня благословляют. Возможно, впрочем, что они не совсем это говорят у меня за спиной». «Что вы, госпожа, ни в коем случае», - торопливо оправдывается кормилица. «Тогда расскажи мне, что говорят», - Ксиеронг ставит собачку на окно и поворачивается. Кормилица выглядит смущенной и убирает грудь в платье. Она укачивает хнычущую Шучун, пока та не начинает довольно булькать; хочет уложить в колыбель, но оборачивается к Ксиеронг: «Может быть вы хотите уложить ее сама, госпожа?» Ксиеронг забирает Шучун из рук кормилицы и держит ее. Малышка уже фокусирует взгляд, глаза у нее зеленые, как у Ксиеронг, но форма – как у Минцзуэ, и форма бровей точь-в-точь как у него; нос, впрочем, обещает быть похожим на нос Ше Чена. Шучун хмурится и неожиданно начинает улыбаться. Сердце Ксиеронг перехватывает неожиданной сладкой болью – Шучун ее узнала? «Ты маленькая радость, - говорит Ксиеронг и целует ее в лоб. – Когда ты вырастешь, мы сможем полюбить друг друга больше». Она кладет дочь в кроватку и укрывает одеялом, глаза у Шучун совсем сонные, уже закрываются. Они с кормилицей выходят из комнаты – кормилица останется на ночь, но сейчас следует за Ксиеронг. Она закрывает двери и обе они подходят к перилам террасы, обрамляющей внутренний двор. «О том, что о вас говорят, госпожа, - заминается кормилица. – Со временем к вам, уж простите мои слова, относились с недоверием. Но потом... Ваше присутствие как будто бы улучшило здоровье господина главы ордена. Мы все очень боимся его потерять. Кто бы занял его место, если бы господина главы ордена не стало?» Никто не вспоминает Не Хуайсана. Ксиеронг даже не спрашивает, почему – он и не хочет, и совершенно не готов вести дела, истреблять чудовищ, заниматься политикой. Его, конечно, любят – но никто не видит в нем правителя, что его, похоже, совершенно не задевает. Кормилица понимает свою ошибку и испуганно смотрит на Ксиеронг, Ксиеронг кивает ей. «Все хорошо. Что бы там обо мне на самом деле не говорили, я вовсе не ем людей за слова. И не посылаю молнии из глаз». Ксиеронг удаляется, проводя рукой по перилам. Все еще идет дождь, уже темное, ночное небо то и дело прорезают молнии. В ударах грома ей чудится взволнованный щебет канарейки. В комнате Хуайсана тень стоит рядом с очертаниями клетки, он уговаривает птицу не пугаться и быть потише. Один брат – как шелк, второй – как сталь. Удивительно, как мало похожи они по характеру. Ксиеронг интересно, как сложились бы ее отношения с Ионгианг, если бы они росли как сестры; но она уже никогда этого не узнает. За бумажными окнами Цзинь Гуанъяо горит свет, раздаются тихие, мелодичные звуки гуцина. Она думает зайти к нему, останавливается перед дверьми – но проходит мимо. В Нечистой Юдоли нужно блюсти приличия. Здесь думают, что женщина может зайти к мужчине только с одной целью, и эта цель несовместима с обязанностями жены и матери. Ксиеронг все еще сомневается, стоит ли ей ехать в Башню Карпа, полную глаз и ушей, но ее любопытство возбуждено книгами, которые скрывает их библиотека. Если то, что говорит Цзинь Гуанъяо – правда, ей нужна эта информация.*** *** ***
Заходя в покои Минцзуэ, Ксиеронг входит в шторм. «Это – то чем он занимается вместо того, чтобы учиться!» Книга падает на стол. Минцзуэ выглядит разъяренным. Ксиеронг наклоняется и подбирает книгу. На первой картинке – мужчина и женщина прильнули друг другу словно рыбы. Его голова между ее ног, ее – между его. Бедра вывернуты против анатомии, но так, чтобы были видны подробности. Ксиеронг смотрит на картинку, а потом – на Минцзуэ. Склеры глаз у него красноватые, значит, мигрень не отступает. Она садится рядом с Минцзуэ и закрывает книгу, легонько стукая его по плечу. «По крайней мере ты не вынимаешь его из борделей. Да и содержать сотни любовниц, как подсказывает опыт Ланлинь Цзинь, накладно». «Если в тебе хоть какая-то мораль? – негодует Минцзуэ. – Ты не можешь идти по пути соврешенствования с такими взглядами». «Пока иду», - Ксиеронг берет книгу и листает страницы. Мицнзуэ в распахнутом халате, под которым видно белые нижние одежды, похож на сердитое облако. Ксиеронг смотрит на него, наклонив голову на бок. «Ты устал, - говорит она. – Ложись спать. Еще и голова болит. Тебе нужно отдохнуть». «Я не устал», - морщится Минцзуэ. Ксиеронг берет его за щеки обращает его лицо к себе. Минцзуэ выглядит недовольным, но подчиняется. «В этом доме, похоже, никого не забоят вопросы чистоты помыслов и будущего клана», - ворчит он. «Потому, что ты заботишься о будущем так ревностно, что больше никому не остается места, - говорит Ксиеронг. Она целует его в лоб и снова берет книгу, держа ее на отлете. – Как так вышло что мы никогда этого не делали?» Минцзуэ приподнимает брови. Она поворачивает к нему разворот. Они долго смотрят на иллюстрацию, Минцзуэ поджимает губы, хотя на щеках у него выступает легкий, томный румянец. «Это – развлечения для публичного дома». «То, что иногда делаем мы, это тоже развлечение для публичного дома. Помнишь, как ты попросил, чтобы я...» - начинает Ксиеронг, но Минцзуэ прижимает ей ладонь ко рту. «Этим ртом ты целуешь своего мужа», - предупреждает он, но он уже не выглядит таким грозным; его глаза смеются. Ксиеронг делает вид, что хочет укусить его за ладонь, и он отдергивает руку. Она обвивает руками его за шею и склоняется к его уху. «Этим же ртом я делаю самые разные вещи, - она перебирает его волосы на затылке. – И ласкаю, пока мой благородный супруг говорит о том, как он желает меня». Минцзуэ толкает ее на диван и она хохочет. Они возятся, она дергает ногой и толкает столик – маленькая ваза с веткой сливы в ней падает и разбивается. «О нет! Это же любимая ваза Хуайсана». «У него слишком много любимых вещей. Все вещи в этом доме – его любимые, - снова начинает заводиться Минцзуэ. – Веера, свитки, вазы, платья, подставки для кистей...» «В кои-то веки в Цинхе появился человек, способный ценить красоту! Смирись. Тем более ему и не нужно так стараться», - возражает Ксиеронг. Она думала, что, когда она вернется в Нечистую Юдоль, между ней и Минцзуэ возникнет недосказанность и напряжение, но ничего подобного не произошло. Разговора, о котором Минцзуэ упоминал в Лисо, тоже не произошло. Ксиеронг думает о том, что ей следует ему напомнить, но она не хочет. Она на самом деле не хочет и ехать в Ланлинь, она только понимает, что должна это сделать, как глава ордена. Все же она предпочла бы всю жизнь прожить в блаженном неведении, и чтобы ужасные перемены пришлись не на ее век. Если бы она могла не знать... Но Куай Ху Ли в видении упомянула о том, что она каким-то образом изменила свою судьбу и судьбу Не Минцзуэ, за что последует неминуемая расплата. Ксиеронг читала о том, что только божественная природа может менять предначертанное, и за этим обычно следуют великие бедствия. Все случается как часть большего плана бытия, и если какие-то события не случаются, другие обязательно приходят им на замену. Может ли быть так, что ее природа – то, что передала ей Змея, - изменила будущее без ее ведома? Ей удалось перенести себя и Минцзуэ в безопасность не заклинанием и не осознанным рывком духовных сил – лишь желанием. Что если ее природа проявляет себя в ее желаниях? Тогда Ксиеронг нужно быть осторожной в том, чего она желает: но если она не знает, как работают ее силы, то она не может и контролировать их. Это помеха, которую обязательно нужно устранить. Просто, может быть, не сегодня. После всего, с чем Ксиеронг столкнулась в последние месяцы, меньше всего ей хочется узнавать чудовищные тайны как можно скорее. В легендах герои идут навстречу судьбе, а Ксиеронг предпочла бы оттянуть время встречи насколько это возможно. Ей начинает казаться, что она погорячилась, когда говорила, что готова сражаться со своей судьбой. Ей просто хотелось бы, чтобы ее судьба стала менее трудной и запутанной. «Я хочу показать тебе кое-что утром», - говорит Минцзуэ. Он обнимает ее, в его руках Ксиеронг чувствует себя непривычно маленькой. Воспоминания о том, как он обнимал ее в походах, приятно отзываются в груди. Им удавалось встречаться наедине с огромным трудом, и большую часть времени они даже не отдавали любви – они сидели, обнявшись, торопясь рассказать обо всем упущенном за время разлуки. Ксиеронг помнила, как они поднимались по горной тропе, чтобы поговорить наедине, и как Минцзуэ держал ее за руку. Солнце заходило, в его лучах мир казался отлитым из золота. Минцзуэ при встрече сказал только «Я так тосковал по тебе» - и Ксиеронг ничего не смогла ответить, кроме глуповатого «Я тоже». «Покажи мне, как твоя башня вздымается поутру», - смеется она. «Ты хуже Хуайсана, - возмущается Минцзуэ. – Думаешь я не знаю, что ты покрываешь его выходки?» «Кто-то же должен это делать. Ты не даешь ему ни вдохнуть, ни выдохнуть». «Я делаю это потому, что мне не все равно, что с ним станет». «Что с ним станет – когда?» «Когда не станет меня». Минцзуэ говорит это с такой необычайной серьезностью, что Ксиеронг вскидывает голову. «Что?» - ее глаза расширяются. Его искажение ци было удивительно сильным для его возраста, но целитель говорит, что процесс удалось затормозить. Ксиеронг уверена в том, что не последнее влияние на это оказало то, что во время медитаций она поглощала порченные нити его энергии. В этой своей возможности она совершенно уверена и, похоже, окончательно разобралась, как ей пользоваться. «Не бойся», - говорит Минцзуэ. Ксиеронг отталкивает его и приподнимается на локте. «Что с тобой? Тебе стало хуже? Но твоя ци...» «Я не умираю, - Минцзуэ держит ее за палец, как Шучун, но ее ладошка едва может обхватить его большой палец. – И, скорее всего, умру не скоро. Но однажды это случиться – и я хочу, чтобы вы оба были готовы. Именно поэтому завтра я покажу тебе кое-что важное». «Это тот самый разговор?» Он кивает. «Я думал о том, что я могу тебе рассказать из того, что не знает больше никто. Тайны между нами чуть не привели к беде. Завтра ты узнаешь об моем ордене то, что знают только главы Цинхе Не». «Почему только завтра? - с подозрением спрашивает Ксиеронг. - Если это что-то настолько важное, мне следовало узнать об этом раньше». «Потому что теперь ты готова», - отвечает Минцзуэ твердо. Ксиеронг едва сдерживается от того, чтобы не влепить ему пощечину – так вот как чувствуется, когда другой решает за тебя, что и когда тебе нужно знать.