«Хуже всего — изображать спокойствие. Когда в душе тихонько сходишь с ума.»
***
— Мама... — жалобно произносит Шарлотта, уложившись калачиком в её руках, пока они сидели на полу за одним из стеллажей с бутылками. — Что происходит? — Всё хорошо, милая. Всё будет в порядке. — утешает её Роксана, гладя по волосам и притягивая ещё ближе. Но тут же слышатся громкие звуки: падения, грохот, что-то разбивается, много коротких хлопков. — Это выстрелы? — не веря, спрашивает дочь и приподнимается, чтобы посмотреть в мамины глаза; они тоже блестят от испуга, но словно всё равно сохраняют большую каплю серьёзности и уверенности. Шарлотта тут же прибивается к матери ещё сильнее, сжимает её талию руками и тихо-тихо начинает плакать, всхлипывать и дрожать. Роксана продолжает шептать ей, что они в безопасности. Хотя... Возможно там, наверху, всё решится не самым лучшим образом, и вскоре их найдут в этом полупустом винном погребе, где они и спрятались. Здесь прохладно, а потому мать отдала свою кофту дочери, чтобы укутать её в ней. Пока Шарлотта хныкала и с её глаз всё ещё капали слёзы, Роксана прислушивалась ко всем звукам, что неожиданно затихли. Неужели... Уже всё? Но что по итогу? — Где папа? — тихонько задаёт вопрос Лотти. — Он в порядке? Мать прикладывает палец к своим губам, но затем шёпотом всё равно отвечает: — Он в порядке. Папа разбирается со всем. Чтобы это закончилось. Дочь смогла услышать эти тихие слова и ей стало чуточку легче, хотя мысль о том, что папа где-то там наверху и может попасть в опасность или пострадать — пугала. Но недолго длились эти размышления, ведь послышался топот ног, который начал становиться всё ближе, а затем пугающе открылась дверь в погреб. Роксана застыла и напряглась, а Лотти к тому же, зажмурившись, перестала плакать и шмыгать носом. — Роксана? — проговорил знакомый женский голос. — Шарлотта? Мать осторожно выглянула, чтобы увидеть Кристину, которая, в свою очередь, увидев их, тут же стала подходить быстрее. — Всё хорошо? — задаёт вопрос Роксана. — Они смогли отбиться? — Да, всё в порядке. Я выведу вас от сюда. — говорит менеджер, поглядывая то на женщину, то на дочь. — Где папа? — судорожно, задаёт вопрос Шарлотта. — Где папа? — Чшш... Он в порядке. В порядке. — Кристина гладит девочку, чтобы успокоить, ибо видит, как она взволнованна от ситуации и всем сердцем переживает за отца. Весьма смелая малышка, несмотря ни на что. — Нужно идти. Следуйте за мной. Роксана, подняв дочь, пошла за работницей. Шли они не особо быстро, словно боясь неожиданностей, ведь, возможно, ещё что-то из опасностей осталось здесь, но надо было срочно выбраться. Кристина шепнула Роксане, чтобы та закрыла девочке глаза и не давала смотреть на всё. Лотти услышала, но не совсем поняв почему так надо, всё же послушно выполнила. Ничего не видя, время пролетело быстро и уже через мгновенье они были на улице. — Коля! — восклицает Роксана, а Шарлотта понимая, что она увидела папу, перестает упираться личиком в её плечо. — Ты в порядке? Мы можем... — Да. — твёрдо отвечает он, подходя ближе к своей семье. — Надо улетать. В Детройте нас не встретят, но для секретности будет полезно. Вряд ли кто-то узнает, что мы уже сегодня будем там. — С Элайджей мы можем связаться и договориться в пути. — Роксана передала дочь отцу, ведь чувствовала, как та тянулась к нему. Девочка тут же уткнулась носом в мужскую шею, которую обняла ручками. — Он окажет нам поддержку. Надо обезопасить себя, раз уж похоже они не хотят нас оставлять. Думаю... Там нас пока не тронут. Я не собираюсь закрываться в бункерах или нанимать целую армию. Показывать свой страх или слабость. Чтобы наша семья была, как в бегах или чтобы было, как сегодня! Она звучала очень уверенно, а моментами даже яростно. — Как только всё будет готово, то я сразу же сообщу. — предупреждает Кристина. — О каждом шаге я буду отсылать отчёт. — Хорошо. — соглашается мать семейства. — Самолёт готов? Документы и наработки? — Конечно. — менеджер кивает головой и затем указывает ладошкой в сторону. — Я провожу вас. Стоит торопиться. Я останусь здесь, чтобы решить оставшиеся проблемы и как только смогу отправлюсь за вами следом. — Отлично. — соглашается Николай, пока на руках его искорка. Уже заснула и сопит. Он мысленно обещает себе, что защитит их всех. Скоро Рождество и хочется, чтобы эти проблемы скорее закончились. Отпраздновать праздник как полагается и спокойно. И для своей маленькой Шарлотты он постарается.***
— Нужно дать ему больше времени. — говорит Ричард. — Да... Я понимаю. — отвечает ему Джейн. — Просто... Уже как почти второй месяц пошёл и я думала, что пойдут хоть какие-то улучшения. — Коннор ещё не готов возвращаться в обычную жизнь. Не стоит его торопить. — Да... — печально произносит она, хотя понимает, что вновь повторяется, когда спрашивает эти вопросы на счёт состояния Коннора. Просто всё так грустно, однако надежда всё ещё живёт. Спрашивая одно и тоже, Джейн надеется, что в один из моментов ответ будет иным, но хорошим. — Может... Назначить ему психолога? Для андроидов уже давно тоже есть и может они помогут ему. — Мы с Хэнком пытались, но... Коннор наотрез отказывается. Он не хочет, чтобы кто-то лез к нему и тем более посторонний. Также сказал, что психолог не поможет ему и никогда не поймёт того, что он испытывает. Не хочет нравоучений и советов, а предложение записаться на приём лишь вызывает у него агрессию и раздражение. Хилл хмыкает и качает головой. — Прям как и она... Два сапога пара. — собеседница смотрит на Ричарда в глазах которого видно, что придумать или что-то сделать с этим он ничего не может. — Он всё так же? Просто... — Сидит. Да. Коннор более ничего и не делает. При одном из недавних подключений мне наконец удалось узнать некоторые детали. Например, что он просто находится в своих мыслях и много о чём-то размышляет, а также вечно роется в своей памяти. Я думаю... — Ричард немного заикается, но находит силы продолжить. — Он вспоминает её и их совместные дни. Слова, моменты, касания, взгляды. Саму Шарлотту. Процесс бывает чрезмерно нагружен, ибо он с головой уходит в это, воспроизводит множество раз, делает детальную реконструкцию, как бы проживая это снова и снова. Как зацикленность. Но хуже всего здесь то... Что он будто и не хочет возвращаться в реальность. Коннор желает остаться там, где есть Чарли. Ему там хорошо, и винить его в этом... Было бы жестоко и не совсем правильно. Однако это всё равно очень плохо. Он ловит вопросительный взгляд от Хилл и тут же объясняется: — Так нельзя. Вот именно, что есть реальность, а Коннор вечно в воспоминаниях и жизнь идёт мимо. У него всё ещё есть питомцы, за которыми он всё-таки стал наконец следить. Ещё есть работа. Есть просто он сам. Новый капитан знает, что его может не быть какое-то время и ему дали довольно много, чтобы вернуться, но всё же... Лучше бы поскорее, чтобы он нашёл себе занятие и перестал постоянно думать о ней. Ты же видела... Коннор подавлен, винит себя в этом или другую часть времени злиться на нас. Это плохо кончится. Пускай он толком и прекратил предпринимать попытки убить себя, но когда он сидит никакой, то это ничем не лучше. Коннор не человек, это так. Ему не нужно питание, дыхание, сон и прочие потребности, но он должен продолжать жить. Глубокие думы и постоянные воспоминания лишь могут опять подтолкнуть его. Это скорее небольшое затишье, но в какой-то момент... Он дойдёт до высшей точки и вновь сорвётся. — Надеюсь, что всё-таки не дойдёт. Может за этот тихий период мы и сможем найти способ всё сохранить или... Как-то помочь ему. Сейчас он в стадии агрессии и отрицания, однако всё ещё возможно же дойти и до принятия, верно? — Хилл с надеждой смотрит на Ричарда, ведь так хочется понять, что кто-то думает примерно так же, как и она. Гэвин то и дело находится в каком-то пассивно-злом состоянии, если речь о Конноре. Рид словно ждёт, что тот уже оживится и всё будет более-менее в порядке, но понимая, что так не бывает, что надо больше времени и заставлять будет не верно, как и лишний раз лезть, то тут же злится. Гэвин всё отлично понимает и, пожалуй, от этого понимания ему и не очень-то хорошо. Хэнк всё так же следит за Коннором. Это не всегда легко, как могло бы казаться, и чуть ли не единственным выходом является жалость. Андерсон очень сильно нажимает на жалость Коннора, чтобы тот не взял и не сбежал, не бросил всё так просто, не убил себя. Хэнку, конечно же, нужно спать, иногда отходить куда-то по делам, однако когда он это делает, то это чуть ли не каждый раз, как лотерея. То и дело гадай, а сделает ли Коннор что-то в этот раз? Ведь было уже... Ножи в своём доме и прочие острые приспособления Андерсон давно спрятал, ведь Коннор однажды уже был пойман за тем, что пытался насильно достать регулятор насоса. После похорон ему его поменяли и внедрили по новой технологии, что была придумана около года назад. Суть такова, чтобы регулятор не снимался так просто, как раньше, ибо это был лёгкий способ выбить из рабочего состояния почти любого андроида или же вовсе убить. Теперь, чтобы снять, необходимо специальное небольшое устройство к конкретному владельцу; надо поднести его, а затем биокомпонент можно будет изъять как и было первоначально. Конечно, Хэнк также припрятал и своеобразный ключ от сердца Коннора, а от чего тот по пробуждению был откровенно не рад. Коннор вообще был ничему не рад, а скорее на всё подряд злился. В том числе и на близких друзей. Они ограничили его, а потому он ощущал себя весьма убого. Сидит только дома, ведь либо дверь заперта, либо даже выйти никуда без сопровождения Хэнка он не может; стоит ему пойти на улицу, чтобы просто постоять и подумать уже там, а не сидеть остальные полдня на диване, как Андерсон вскакивает и следует за ним. И если Коннор хочет хоть что-то, что по их мнению нехорошо или опасно, то они тут же осекают и начинают нравоучения, как это плохо, что так нельзя. А что же теперь значат слова Шарлотты? Где же она сама? Неужели теперь надо беспрекословно слушаться её наставлений? Нет. Это лишь жалость, совесть и любовь к ней играют в нём и не дают так поступить, но если отбросить всякую мораль и чувства... И ведь так каждый раз. Он хочет с собой что-то сделать, как тут же всплывают те самые слова о неторопливости на тот свет. Отступается. И лишь в крайних случаях, когда разум совсем отключается, Коннор в упор идёт до последнего, как самый настоящий псих, которому ничего не важно. Он хочет умереть и он сделает это. Именно таким его нашёл тогда в ванной Хэнк. Когда ножом не смог достать биокомпонент и решил, что просто спустить с себя весь тириум тоже будет весьма эффективно. Надрезал всюду кожу, а затем пошёл ещё дальше — повтыкал лезвие прямо в тело. Но с учётом того, что он живой сейчас... Андерсон тогда тут же созвонился с Ричардом и Ридом, так что Коннора почти мёртвого увезли в специальную клинику для андроидов и, конечно же, реанимировали, да смогли заменить раненые детали. Спасти жизнь. Попытка не удалась и это принесло Коннору немало досады. После этого он ни с кем даже словом не обмолвился, и когда его притащили обратно к Хэнку домой, то просто игнорировал всех, не желая объяснять смысл и мотивацию своих действий. Хах. Будто они сами не знают. Они прекрасно знают всё. И Коннору ни разу не стыдно за свои поступки. Не стыдно, что любит Шарлотту и готов на всё ради неё. Хотя он скорее просто верит в это, но также и знает... Нет никакой жизни после смерти. В нём просто слепая надежда и он осознанно даёт себе возможность вестись на неё, ведь так становится... Легче. Иногда Коннор задумывается: Это и вправду сплошные чувства к ней не дают ему спокойно существовать здесь без неё... Или... Потому что больше не может выносить эту боль? Что именно его толкает к этому? Каждый раз он думает об этом, когда ощущает, как текут слёзы на лице, которое не выражает никакой эмоции. Коннор считает, что, пожалуй... Он действительно самый настоящий слабак. Не может выдержать это и пытается сбежать. Ощущение огромной утраты и неутихающая печаль пожирают его, разъедают. Бороться не хочется совсем. Он не видит ни единого смысла в этом. И почему казалось бы самые близкие люди поступают с ним так жестоко? Его раздражало и злило, что они словно заставляют его страдать, не давая возможности прекратить испытывать весь этот ужас. И... Будто им нравится, что он у них тут на глазах мучается от всех видов эмоциональных потрясений и оттенков боли... Нет. Конечно, Коннор знает, что это всё не так, но они от чего-то упёрто продолжают, прикрываясь какой-то там правильностью. Уже смогли смириться с тем, что Шарлотта мертва, что надо двигаться дальше, продолжают ту самую жизнь, словно бы почти ничего и не произошло. Всё так же общаются с коллегами, рассказывают какие-то рабочие новости, ведь вновь вернулись в офис работать; порой смеются, когда что-то происходит, болтают о погоде или о ценах на продукты. Но не он. И не собирается быть как они. Их жизнь продолжается, но его же... Закончилась вместе с последним стуком её сердца.***
— Здесь красиво. — Коннор подходит ближе, но всё равно останавливается в метрах трёх, смотря на спину Шарлотты, пока она сидит на земле. Чарли решается ответить, лишь спустя небольшую паузу: — Звёзды за городом ведь всегда светят ярче. Мне нравится это. — слышится её тяжкий вздох. — И здесь действительно очень красиво. Глупо с моей стороны портить это хорошее место и те замечательные воспоминания моим поступком. Наверное... Я просто отвратительный человек. — Ты ещё ничего не сделала. — он подходит, чтобы сесть рядом и так же смотреть на столь яркий город в далеке. — И, пожалуй... Я даже и не позволю тебе этого. Тишина ночи даёт услышать звуки птиц в деревьях, что видны снизу с этого утёса. Услышать сверчков и даже лягушек. Настоящие звуки природы, что слышатся так редко, когда вечно находишься внутри Детройта. Он такой технологичный, современный, огромный, но порой хочется тишины и зелени. Ходить по тропинкам, смотреть на сосны, вдыхая их хвойный запах. Слышать журчание реки, видеть птиц на ней и отблеск солнца на закате, а позже лицезреть россыпь звёзд на темно-синем небе. Город удобен, но порой хочется чего-то простого. — Хах... Да. — тяжко вдыхает она и качает головой. — Не позволишь. Хэй... Ты получается меня ограничиваешь! Что за собственничество, а? Ещё и преследуешь! Чарли слабо посмеялась, а затем расслабилась, говоря гораздо тише: — Знаешь... Я и вправду не такой уж и хороший человек. Например, чтобы попасть в полицейскую академию и тем более раньше срока, не дожидаясь двадцати одного, я... Попросила Кристину подсуетиться. Деньги и связи бывают порой очень полезными. В университете закрыли глаза на мою зависимость, пропуски и отвратное поведение, однако опять-таки «рукой» Крис, но хотя бы экзамены я с каким-то чудом сдала честно и сама. Да даже, чтобы у меня не было проблем в департаменте и для того, чтобы меня туда вообще приняли... Мне специально сделали чистенькую историю болезней, но знаешь... — Чейз с печальным видом наконец обернулась к нему. — У меня действительно есть справка, что у меня не всё в порядке с головой. Я реально больная. Слабо посмеялась, прикрывая веки, а затем на выдохе заговорила вновь: — И сейчас... Отлично видно, что это всё так. — Я так не считаю и никогда не думал. — Ты просто... Не хочешь обижать меня или звучать слишком грубо. А может... Твои чувства не дают тебе видеть картину целиком и верно. — её голос был уже отчаявшимся от рассказывания очередной правды. — Ну будь я нормальной... Оставила бы тогда дурацкую записку и свалила бы вот так в место, где мы все вместе с ребятами отдыхали недавно? Сбегать, зная... Что делаю тебе больно и всё равно продолжаю. Я... Отвратительная. — Пускай записка от негативных вещей, но... Она в каком-то смысле красивая. Мне нравится твой маленький подчерк и как ты излагаешь мысли через письмо. Это чуток иначе, чем беседы в живую и... Я обожаю, читая эти слова, воспроизводить их в голове твоим голосом. — Коннор медленно потянулся ладонью, чтобы уложить на её. — «Я понимаю, как ужасно поступаю, но одна только мысль, что я расстраиваю тебя и своим поведением заставляю жалеть об отношениях со мной, лишь убивает меня изнутри». Очень понравилась эта строчка. И мне кажется это любовная записка. Только тот, кто так сильно любит, может страдать и желать себе смерти, потому что может навредить или сделать плохо любимому. Поэтично даже, разве нет? — Хах... Ага... — хмыкнула она и прикрыла глаза. — Ох, как поэтично! Неси эту бумажку в театр и можно будет наблюдать за пьесой похлеще, чем когда-либо существовала. Все будут рыдать и ничего больше, однако лишь от того, какая главная героиня убогая и отстойная. — Это не так... — жалостливо протягивает он, печально хмурясь. Нежно гладит большим пальцем её охладевшие костяшки. — Это хорошая история у которой будет свой счастливый конец. Просто... Сначала должны быть приключения, разные трудности и опасности, чтобы эта история была очень увлекательной и интересной. Чтобы было, что рассказать. Как думаешь? Но он только слышит шумный выдох через нос. — Давай расстанемся, Коннор? — Шарлотта смотрит на него, но на её лице полно грусти и усталости. — Пока не поздно. Пока вот именно история не зашла так далеко, где потом... Расставание принесёт только много боли и страданий. Разочарование. Коннор молчал, смотря в чужие глаза в этой ночной темноте, однако ему не надо было долго думать, чтобы ответить: — Только если ты и вправду этого искренне желаешь. Не буду удерживать или отговаривать. Буду уважать любой твой выбор и приму его. Но хочу, чтобы перед этим ты всё же знала, что делаешь меня счастливым, Шарлотта. И я не разу не жалел о наших отношениях. Я хочу сделать счастливой и тебя. Хочу помочь со всем справиться и перебороть все тяготы. Может это глупо и так наивно, ведь мы с тобой вместе всего ничего, но я даже готов сделать это целью всей моей жизни, ведь рядом с тобой я не живой, а живу. Ярко. Красочно. По-настоящему. У меня столько всего в голове, столько желаний и неисполненных мечт, но нашёл я всё это благодаря тебе и хочу исполнить их вместе с тобой. И наше расставание сейчас... Тоже принесёт немало боли, чем если бы это произошло позже. Я люблю тебя и... Не хочу лишаться этого. На щеках Шарлотты уже скатывались две слезинки, но лицо ничего толком не выражало, разве что прикусывала нижнюю губу. — Что ты... Будешь делать, если мы разойдёмся? — тихонько задаёт она вопрос. — Я... Конечно же, я расстроюсь. — Я имею ввиду... Вообще. Что ты будешь делать после? В будущем. — Если мы просто расстанемся, то я приму это и... Попытаюсь справиться. Не знаю сколько пройдёт времени, чтобы это всё произошло, но затем быть может... Попробовал бы снова. С кем-нибудь ещё. Мне нравится любить и заботиться о ком-то, а также... Не вижу ничего дурного в том, чтобы желать этого же в ответ. Я хочу, чтобы кто-то искренне и столь сильно любил меня. И если бы это было возможно, то я всё равно хотел бы оставаться с тобой друзьями. Ты мне очень нравишься, как личность. Дружелюбная, понимающая, добрая, любишь помогать и поддерживать. К тому же ты очень хороший детектив. Однако... Если бы тебя забрала смерть, то я бы не смог с этим смириться. Пожалуй... Никогда и никак. Я бы ужасно тосковал. Вся моя жизнь в один момент бы рухнула. Я... Уверен. Без тебя мне не интересно жить. И если бы я был вне отношений вообще, то даже... Не знаю. Возможно, так же завёл собаку, растил бы её, заботился о ней и... Просто напросто свыкался с тем, что теперь свободен, искал бы себе хобби и занятия, ходил бы в гости к Хэнку, работал и общался с коллегами в офисе. Вряд ли первым делом искал себе кого-то. Но знаешь... Мне так повезло. Я влюбился в тебя. И всё словно бы встало на свои места с самого начала, стало таким правильным и хорошим. Я большой везунчик на самом-то деле, ведь... Это оказалось взаимно. Я знал, что теперь мой путь в жизни и этом огромном, непростом, а порой и жестоком мире будет не таким одиноким и страшным. Рядом со мной, держа мою руку и поддерживая, будешь идти ты. И я хочу делать это и для тебя. — Коннор смотрит в её глаза, но в это же время медленно вытягивает предмет из ладони. — Давай продолжим наш путь вместе? Слушая слова, она поддаётся и расслабляет пальцы. После того как пистолет оказался в его руках, он отложил тот в сторону и затем сразу же потянулся, чтобы обнять Шарлотту, ведь именно это начала делать и она. — Прости... — шепчет, уже содрогаясь. — Именно об этом я и говорила. Я делаю тебе больно и расстраиваю, веду себя отвратительно, сбегая вот так, ведь в моей голове всё сложилось и подумалось иначе. Вновь накрутила и побежала убиваться. Но я... Не специально. Не хочу привлекать твоё внимание и показывать, какая я слабачка, что без помощи совсем не могу. — говорит тихо, но Коннор понимает каждое слово, пускай они на дрожащем выдохе или вдохе. — Так переживаю, что для тебя отношения со мной это лишь тягота и сложность, ведь я... Ненормальная. Больная. Дефектный человек. Поломанный. Разве можно любить такую как я? Ну разве... Со мной можно построить счастливое будущее? — Можно. — тут же отвечает он без промедлений. — Кто вообще сказал, что нельзя? Мне нравится любить тебя, какой бы ты не была. С тобой можно построить великолепное будущее и ни чем не хуже, чем с кем-либо. Может даже... Лучшее. — он целует её в макушку и так задерживается на пару секунд. — Для меня всё это именно так. Твои заболевания или особенности поведения и мышления в большей части имеют непостоянный характер. Некоторое можно запросто излечить с помощью времени, любви и внимания, а также есть простое принятие. И я принимаю. Но... Тебе тоже надо это сделать. Прими себя, Шарлотта. Потому что ты — невероятный человек.***
Не чувствую своего тела. Я могу думать и слышу свои мысли, но... Не ощущаю себя. Ни твёрдости, ни мягкости, ни боли или расслабления. Невесомость быть может? Или что это? Где оно? Моё тело. Я в коме? Это ведь так ощущается? Я будто заперта в своей же голове и не могу заставить себя проснуться. Не могу почувствовать хоть что-то своим телом. Я не слышу никаких голосов или... Слышу? Чей он? Этот голос, будто в самом далеке от меня, на грани слышимости, но я... Слышу. Словно под толщей воды, но с каждой секундой на маленькую капельку громче. С эхом. Знакомое. Это заставляет меня что-то вспоминать. Ощущение. Запах. Касания... Я вспоминаю. Чувствую... Мне надо этого больше. Мне нужен этот голос. Он помогает мне двигаться дальше, помогает вернуться в нормальное состояние. Но где он? Он будто отовсюду. Со всех сторон одновременно. Тогда... Если я начну двигаться в любую из них, то... Приду к нему? Буду слышать его лучше? Разберу слова и они дадут понять, что происходит со мной. Я не знаю сколько я тут... Кажется два дня... Нет... Месяц... Полгода? Годы? Времени нет. Нет такого понятия здесь. Я будто проснулась и просто... Есть. Оказалась тут. Но где? Не знаю. Не понимаю. Но я ведь жива. Я чувствую это. Да. Я точно живу. Ощущаю это всем нутром. Всем своим разумом. Мне нужно двигаться вперёд. Я найду ответы. Смогу выбраться из этой тьмы абсолютного ничего. Я открою глаза и меня ослепит яркий солнечный свет. Полной грудью вдохну свежий воздух, издав громкий звук от этого удовольствия. Услышу его сама. Смогу коснуться себя же и понять... Что не всё ещё кончено. Голос... Узнаю его. Это он. Это ведь он! Коннор. Как же я могла не узнать сразу? Как не догадаться? Звучит... Так безрадостно. Так сломлено. Устало. Пропитан болью. Ему плохо... Ему плохо. Почему? Кто сделал это с ним? Кто навредил ему? Кто так сильно расстроил? Нет... Нет. Это же... Не правда. Не может быть... Это... Я. Я сделала с ним это? Это моя вина? Я покинула его. Не рядом с ним сейчас и он... Сломлен. Он в печали от нашей разлуки. Одиночества. Горя. Тоски. Нет! Я вернусь! Я не бросала его! Никогда и не хотела! Я вернусь к тебе. И всё исправлю, обещаю. Всё будет хорошо. Мы будем снова вместе. Потерпи. Потерпи ещё немного. Я найду выход. Пойму что не так и увижу тебя. Ты снова увидишь меня. Потерпи...***
— Как он сбежал?! — кричал Рид в трубку телефона, пока вёл машину. Он следовал за Ричардом, который сообщил, что знает путь. — Он не дурак, Рид. Он изучал всё, несмотря на паршивое и разбитое внутреннее состояние. Проработал заранее. Загнал Сумо в ванную и дал ему еды, чтобы занять чем-нибудь, а мою дверь припёр стулом. Взломал входной замок с помощью подручных средств. Нашёл мой пистолет, который я спрятал во дворе. — объяснял Андерсон из дома, говоря по сотовому с Гэвином. — Блядь! — было в ответ на всё объяснение и затем Гэвин психованно сбросил звонок, но сразу же связался с Ричардом. — Как давно сбежал?! — Судя по всему минут тридцать назад. — Ричард успел узнать по камерам, как Коннор пошёл пешком до следующей улицы от дома Хэнка, затем поймал такси. — Он всё ещё в порядке. Живой. Но, возможно, не надолго, раз взял с собой пистолет. Трекер показывал, что Коннор на утёсе за городом, уже как минут десять более никуда не сдвигался. Он стоял и смотрел вдаль, на город, что так ярко светился. В горящих окнах происходит чья-то жизнь. Возможно хорошая, может быть плохая, но ему не было это так важно, ведь есть его собственная и которая... Была такой отвратительной. Коннор смотрел на обрыв, а там внизу деревья. Чернота из-за поздних часов. Два тридцать четыре. Хотя какая разница? Он наконец вырвался из-под надзора. Наконец сможет закончить это, но на самом деле пыл с каждой секундой утихал, спадал, становилось тяжелее и идея уже не казалась такой заманчивой. Нет. Это не страх своей смерти и боязнь боли. Совсем нет. Это что-то другое и он вновь не может понять, что именно. Хотя узнавать уже толком и не хотелось. Усталость от раздумий глубоких и длительных брала своё. Уже третий месяц жизнь стала сплошным «Днём сурка». Сплошной замкнутый круг, из которого хотелось вырваться уже хоть как-то. Закончить. Но он не может. Пистолет едва ли удаётся заставить взять крепче, ибо ещё чуток и выпал бы из ослабших рук и пальцев. Коннор так хотел упасть на колени и просто смотреть на яркий город вдали и ни о чём не думать. Ничего не чувствовать. Абсолютно. Просто... Исчезнуть, но так... Чтобы оказаться рядом с ней. Ну разве он так много просит? — Не надо, Коннор... — произносят сзади. Он слышал звуки машины и открытия дверей. Тихие шаги в его сторону. Это была Джейн. — Пожалуйста... Все эти месяцы она старалась быть с ним и помогать. Не всегда удавалось из-за работы, своего собственного самочувствия и переживания от трагедии, да и беременность также во многом препятствовала так свободно к нему каждый день приходить, но Джейн старалась. Старалась поддерживать Коннора, ведь понимала его, пускай тот в это не верил. И она так хотела, чтобы Чарли была рядом, пока протекала беременность, а потом и вовсе посетила бы её в больнице после родов. Хилл уверена, что Шарлотта бы была не менее рада, чем она сама. Была бы искренне счастлива за её счастье. Потеря такой хорошей подруги, неплохо так ударила по ней, но присутствие мужа, друзей и беспокойства о будущем ребёнке помогли взять себя в руки гораздо быстрее. — Тебе не стоит быть тут, Джейн. — говорит Коннор без какой-либо конкретной эмоции в голосе и даже не оборачивается. — Тебе стоит думать о кое-чём другом. — Не считаю, что ты как мой друг, менее важен, чем мой ребёнок. — Хилл не собиралась оставаться дома, когда грозила такая опасность и даже несмотря на своё положение, была готова идти на помощь. — Верни пистолет. — твёрдо говорит уже Рид, делая пару шагов ещё дальше, чем Джейн, от чего теперь между ним и Коннором метров пять. — Думал, что ты самый умный, а? — Я знал, что трекер всё выдаст. И что Ричард сможет быстро меня найти. — Тогда... Чего ты растянул? Сделал бы и всё, пока была возможность. Но Коннор промолчал. Он не тянул намеренно. Получив пистолет во дворе, он мог сразу бы там всё и закончить, но... Кое-что вспомнил. Тот день, когда Шарлотта сбежала сюда ради этого же. Он вытянул у неё пистолет, когда она предлагала расстаться. Может это даже символично, что он тоже тут теперь, потому что сбежал, однако... В желании таким образом воссоединиться с ней. Он ведь не был особым любителем искать параллели, но... Это было даже как-то поэтично. Красиво. Хотя за красоту не переживал вовсе. Продырявить свою голову — это совсем уж не искусство. Почему же тогда ничего не сделал, пока был шанс? Возможно, хотелось попрощаться с этим миром, вспомнив, что было с ним в нём? Подумать напоследок и затем... Исполнить свою последнюю волю. Это ведь всегда волнительно, когда исполняется то, о чём давно и так сильно мечтал. В самый ответственный момент медлишь, смакуешь, но чтобы... Получить наслаждение и удовольствие от долгожданного исхода. И даже если это желание заключается в своём же самоубийстве. — Коннор... — тихо говорит Джейн, слыша, что тот всё молчит. — Жизнь может продолжаться. — Я не хочу, чтобы она продолжалась. В этом вся суть. — он медленно оборачивается. — Разве вы не понимаете этого? Я больше не могу так жить. Не хочу. Здесь осталось... Ничего! Ничего, что заставило бы меня продолжать. — Но всегда можно найти... — Что? Что найти, Джейн? — с неким вызовом говорит он и даже делает шаг вперёд. — Что вы всё ещё хотите от меня? Чтобы я смирился с её смертью, ведь так иногда бывает? Чтобы продолжил жить, ходить на работу, улыбаться и общаться со всеми, будто бы Шарлотта просто пережиток прошлого, небольшая и такая уж важная деталь! Что она лишь этап жизни, который я прошёл! Чтобы начал делать вид, что всё у меня замечательно! — под конец речи он стал куда громче, психованнее, но затем утих, давая голосу нарастать по новой. — Или быть может жить дальше значит найти себе другую? Другую девушку и строить жизнь уже с ней? Просто заменить. Но Шарлотту никем не заменить! Ни одна из них не будет ею! Коннор вскрикивал так, что иногда было эхо, а птицы от того слетали с веток и уносились прочь, слышно хлопая крыльями. — Вы не понимаете... — с отчаянием и усталостью произносит он, видя их лица, которые давали понять, что они всё также надеются, что он перестанет себя так вести. Третий месяц... Всё вновь одно и тоже. Одни и те же беседы и аргументы, всё те же ответы им от него. Они все вместе стоят в мёртвой точке. И Коннор уверен, что разорвать этот круг можно только лишь... Если он убьёт себя. — Вы ничего не понимаете... Ни один из вас. Вы говорите все эти слова о том, что надо перетерпеть, но словно бы даже и не осознаёте, как это всё трудно! Я не могу выключить свои чувства к ней, как вы хотите или желаете. Не могу перестать думать о Шарлотте. — Коннор разводит руками и даже слегка улыбается. — Я даже и не хочу этого. Не хочу лишаться и грамма моей любви к ней. — Но и мы не хотим лишиться тебя. — Хилл прикладывает руку к груди, начиная говорить нежнее. — Ты наш друг, которого мы ценим... — Вы сможете прожить без меня. Я не так уж и важен. Ваша жизнь вот именно, что продолжиться. Работа, дружба, семья или будущий ребёнок. У вас у всех есть какая-то мотивация. У меня же... Она была убита, захлебнувшись водой. — Коннор смотрит перед собой в землю, а не на ребят. Чувствует, что ощущение приходит вновь. Надо хвататься, пока оно снова есть. Поднимает пистолет дулом к подбородку. Знает правильный ракурс, чтобы задеть тот важный чип, что отвечает за жизнеспособность. Одно нажатие, один выстрел, одна пуля... И всё наконец закончится. Перестанет его волновать. — Я не смог уберечь её. Не смог спасти и помочь. Всё испортил. Я действительно... Всё испортил. — Знаешь... Я хотела, чтобы Шарлотта стала своеобразной крёстной для ребёнка. — Хилл слабо хмыкнула. — И раз уж ты был её парнем, то стал бы крёстным. Неофициально. Но так. Между нами. Я бы доверила это вам, зная, что вы бы сделали всё для малыша, случись что со мной или Барри. — Джейн приложила руку к уже весьма выпирающему животу скрытому под толстовкой. — Так глупо... И может на фоне всех событий, да гормональных всплесков... Но я думала над тем, чтобы назвать ребёнка в её честь. — она слабо посмеялась в кулачок. — Удобно знаешь ли. У неё такое универсальное имя, хах. — лицо Джейн разгладилось и опять вернулась печаль, а голос приобрёл умоляющие нотки. — Сделав это, Коннор... Лучше не станет. Без тебя наши жизни развалятся до конца. Мы будем помнить о Чарли и теперь о тебе. Всё изменится. Появятся такие страшные и печальное ассоциации со всем вокруг. Даже моё положение кажется таким неуместным сейчас. Пожалуйста, Коннор. Не надо... Убив себя... Ты добьешь и нас всех. Не будь так жесток. Ты ведь не такой. Ты очень сильный и добрый. И Шарлотта бы тебя из-под земли достала, да всю душу бы вытрясла за это. — Но её нет. Значит... — палец лежит на крючке. Тело не дрожит, не дёргается, лишь голова поднимается чуток выше, чтобы было удобнее стрелять. Коннор видит белые искорки — куча звёзд, что сияют на небе. Прямо как и в тот вечер на этом же утёсе, когда... Шарлотта передумала убить себя и всё же вернулась к нему. Послушалась его слов и после этого они прожили великолепные несколько лет. Но сейчас у него нет никого к кому бы он стремился так же, кого боялся бы так сильно обидеть. Коннор слышит, как Джейн взволнованно дышит, а краем глаз видит, что она слегка трясётся, словно хочет подойти, чтобы остановить его этими дрожащими руками. Сзади стоит Ричард, что и слова не сказал за всё это время, но до этого он и так сделал очень много: сколько провёл бесед, порой тратя большую часть времени своих выходных или после работы. Гэвин, что на удивление тоже молчит, ведь обычно горланил громче всех, а порой и руками не прочь помахать. И не то чтобы прям удивительно, но он тоже столько всего сделал, пускай и своими методами. Старался вытащить его из этого подавленного состояния. Но почему же не сейчас? Неужели наконец разрешает исполнить задуманное? Даёт эту возможность? Может, понял уже, что всё это было и будет бесполезно? Где-то там в доме сейчас сидит Хэнк. Вероятно, он волнуется и до безумия сильно ждёт вестей. Вряд ли печальных, а наоборот самых хороших. Но ведь он тоже понимает, что велика вероятность... Услышать плохое. В своё время он потерял сына; жена, вскоре не выдержав, ушла, и Андерсон утонул в алкоголе, а также грусти и злой обиде, которая нацелилась на андроидов. И ведь спустя столько времени именно Коннор помог ему многое понять и смириться. До этого для Хэнка Сумо был большой поддержкой и стимулом к жизни. Этот щенок был подарком Коулу, только... Пробыли они вместе недолго, однако мальчик очень его любил. Коннор тоже обожает Сумо. Любит Гарда и ему так нравится Долька. Конечно, ребят не хотелось ранить своим поступком, однако Коннор думает, что они смогут справиться. Им будет грустно, но они переживут это, смирятся. Они не он. Они сильные, а он слабак одержимый ею и её любовью. Не хочет причинять им какую-либо боль, ибо уважает и ценит всех до единого, но он ведь умрёт и... Вряд ли его вообще всё это будет волновать потом, однако сейчас... Пока он жив... Может, его останавливает неумение быть настолько жестоким? Был бы он сейчас машиной без эмоций и... Всё стало бы гораздо легче. Не было бы так трудно убить себя за один несчастный выстрел, который... Ну вот он! Только нажми! Так почему же не может?! Будь он машиной без чувств, то и в смерти бы не было нужды. Смог бы продолжить существовать, просто пропустив то, что кто-то там умер, приняв это, как факт. Нет. Как же противно даже думать в таком ключе. Одна только мысль о том, чтобы лишиться любви к ней и тех чувств, которые он обожает — заставляет ненавидеть себя. И в это же время... Хочется прекратить невыносимые терзания, рождённые этими светлыми чувствами. Пистолет в руке обхватывается сильнее, а челюсти сжимаются. Коннор смотрит вверх на миллиарды звёзд и лишь думает о том, что... — «Скоро я воссоединюсь с тобой.» Но ничего не происходит. Не жмёт, чтобы услышать оглушительный выстрел и наконец упасть на землю замертво. Почему... Время тянется так долго, хотя это совсем не так. И чем дольше это идёт, тем сильнее он злится. Набирается сил, чтобы заставить. — «Чёртов слабак!» Корит он себя и продолжает ругать дальше. — «Ну! Сейчас всё и может решиться!» Палец на спусковом крючке начинает нажимать и тот проседает, однако словно бы с этим же сопротивляется, хочет вернуться на исходную, чтобы ничего не произошло. Вряд ли это знак. Просто надо приложить больше силы. — «Остановись...» — с эхом и в далеке проносится женский голос. Коннор тут же застывает и не может понять. Ему показалось? Откуда? Кто? Это... Он сбит с толку. Это не ошибка ведь, верно? Тут же судорожно проверяет модули внутри, но ни один из них не воспроизводил её голоса по воспоминаниям. И этот звук точно был не из вне. Это было в его голове и разуме, но программа не сообщает откуда именно и почему. Было ли это на самом деле? Пистолет чуток опускается, пока он глазами смотрит по сторонам. Ищет её. Пытается убедиться. Но тишина. Никого кроме ребят спереди, что молчат и не понимают его поведения. Это галлюцинации? Они ведь вроде как бывают у андроидов. Но почему сейчас? Почему именно такое? Остановись? Может это больной и раненый разум пытается спасти себя в последние секунды? Коннор смотрит на друзей и понимает, что сообщи он им сейчас о подобном, то те запишут его в сумасшедшие. Но зато в другом... Они будут заинтересованы точно. Он опускает оружие и затем, выдержав небольшую паузу, идёт к ним. Подойдя ближе к Джейн, что выглядела всё ещё столь взволнованной и кажется не верила его действиям, он передал в её руки пистолет и заглянул в глаза. — Хватит меня ограничивать. — весьма серьёзно произносит Коннор, но даже сохраняет некую мягкость. — Хватит насильно вводить меня в спящий режим, когда вам хочется. Забирать всё. Я не ваша собственность и у меня есть выбор. И если вы хотите, чтобы я перестал пытаться убить себя... То вам придётся слепо довериться мне. Либо так, либо... Я никогда не закончу свои попытки.***
— Мамочка! Пожалуйста! Не умирай! Мама! Папа! Она трясёт её бездвижное тело, что было ещё таким тёплым и мягким. Мама будто спит, но глаза открыты, больше не смотрят на неё и не блестят от жизни. Губы приоткрыты едва, а с уголка стекает красная струйка. Дыхания нет. Скоро тело станет холодным. Твёрдым. Больше мамы не будет. Её и сейчас уже больше нет. И папы. Он тоже мёртв теперь. Тот мужчина, что убил их — тут. Живой. Он лежит лицом в пол, дышит со слышными хрипами, слегка шевелится, стонет от боли. Шарлотта со всхлипами смотрит назад на него. Незнакомец... Нет. Убийца. Убийца её родителей. Она перестаёт так сильно плакать. Её трясёт, но Шарлотта встаёт, чтобы качаясь и волоча ногами, придерживая порезанную руку, идти к нему. С брови течёт кровь, теперь она рассечена. Красная жидкость попала на ресницы и им было тяжело, а вскоре она просочилась сквозь и стало хуже видно, но и одного глаза было достаточно. Достаточно, чтобы она смогла подойти к убийце и посмотреть на него сверху вниз. Сейчас он ослабший, умирает, даже голову полностью повернуть не может, чтобы видеть её во весь рост, а лишь босые ноги, что теперь стоят перед ним. И ей не страшно. Ведь она злится. Она ненавидит его. Всем своим нутром, которое, как думалось ей, никогда не могло испытывать столько ненависти. В голове столько ужасного. И ей так хочется сделать ему больно, как он сделал маме с папой. — За что? — сквозь зубы спрашивает Шарлотта, а лицо стремительно скривилось в гримасе отчаяния и злости. — ЗА ЧТО?! Звонко восклицает она, давясь воздухом. Всхлипнула на всю комнату, а затем зарычала, хватаясь за голову. Не отвечает. Он страдает от боли и ещё смеет скулить о помощи. Просит её помочь ему, но она... Не будет этого делать. Не поможет. — СДОХНИ! — не сдержавшись, с рыком выкрикивает она и затем от бессилия падает на землю. Содрогается в рыданиях и чистой ярости. — Сдохни-сдохни-сдохни! В голове нет ничего, лишь желание, чтобы этот человек умер. Умер самой страшной смертью из всех возможных или тех, что представляются в её голове детальными картинками. Чтобы ему было так же плохо, как и ей сейчас. Так хочется... Убить его самой. Всхлипы продолжаются, однако в это же время она поднимает свой взгляд полный бешенства. Он видит это. Его глаза расширяются, ибо он понимает, что сейчас будет что-то происходить. Девочка встаёт и затем идёт к нему ближе. Он чувствует, как она хватается за рукоять ножа, что всё это время был воткнут в его спину. Сначала тянет, но тот не выходит. Сил у неё не осталось, да и вряд ли бы хватило, будь она сейчас не ранена. Однако... Додумалась прокрутить. По комнате разносится мужской вскрик и натужное мычание. Каждый раз, стоит ей шевельнуть ножом, то убийца чувствует, будто тот раскалён, словно рвёт само мясо и мышцы. Лезвие прямо между рёбер. Сильно не покрутишь, но и этого... Достаточно с лихвой. Однако Шарлотта, не смотря на всю злость внутри, быстро отступается. Перестаёт его мучить, ведь рычания и крики этого мужчины ей становятся неприятны. Ей неприятно и от своих действий. Вновь страшно и хочется без остановки плакать, спрятавшись в какой-нибудь тёмный уголок. Дверь резко распахивается, заставляя Шарлотту крупно вздрогнуть и посмотреть туда. — Шарлотта! — это Кристина вместе с несколькими сотрудниками и заказанными охранниками, что наконец появились для своей работы, но уже... Поздно. Девочка по полу тут же еле ползёт на голос знакомой и тянется для объятий. Кристина так взволнованна, смотрит по сторонам и видит, что её хозяева лежат без признаков жизни, а рядом некто неизвестный с ножом в спине. Одна лишь их дочь жива, но с ранами, вся залита кровью, в слезах, и что-то неразборчиво сквозь рёв и всхлипы пытается рассказать. — Тише... Тише... Всё... — ничего не хорошо. Ничего не в порядке и не нормально. — Я тут. Здесь. Кристина гладит её между лопаток и пытается успокоить, но это не удаётся. Спецслужбы давно начали осмотр комнат, проверяют тела. — Он... Он убил их! — едва удаётся понять из её не ясных слов. — Он... Убил их! Кристина осознаёт, что это шок. Шарлотта в полнейшем шоке и истерике. Нет смысла сейчас её допрашивать и держать тут, особенно когда один из сотрудников, проверив её маму и папу, не заметно для девочки слабо махнул отрицательно головой. Менеджер приказала трём охранникам сопроводить их, а сама с ребёнком на руках, прижав её к себе, стремительно пошла на выход, чтобы побыстрее убраться из этого ужасного и страшного места. Надо срочно обработать раны и, пожалуй... Вколоть успокоительное, а быть может и вовсе усыпительное. Надо как можно быстрее нормализовать её состояние и любыми средствами. Кристина понимает, что это... Всё. Такая травма будет навсегда. Неизвестно точно, что было в номере отеля, но явно ничего хорошего. Шарлотта уже в таком возрасте, чтобы многое осознавать и помнить. Она точно знает, что её родных убили у неё на глазах. И саму её чуть тоже. Чувствуется, что это переломный момент. Нечто очень серьёзное. Надо справиться с этим как угодно, чтобы девочка хотя бы чуть-чуть, но оставалась в порядке. Не ясно, выйдет ли, однако... Кристина будет стараться всеми силами. Родители девочки... Уже давно дали инструкции.***
— Ты никогда не пыталась выяснить об этом? — спросил Коннор, мимолётно глянув на Чарли, что стояла рядом и резала овощи. — Он умер, Коннор. — ответила она не отвлекаясь от дела. — Здесь было нечего выяснять толком. — Я не понимаю. Почему твои слова не восприняли всерьёз даже если ты и была ребёнком. Но разве ребёнок может выдумать о заказном убийстве? — Я не знаю почему так. — Чарли лишь пожала плечами. — Когда подросла, то вычитывала статьи об этом. Смерть моих родителей стала сенсацией не только в нашей стране, но все заголовки пестрили лишь одним выводом — что это был бывший сотрудник компании, которого они с полгода как уволили, а тот обозлившись, решил отомстить. Были и просто слова о выгоде, что звучит весьма глупо. Как будто убить миллиардеров в престижном отеле это тоже самое, что ограбить человека в подворотне. — Как вышло, что он попал в отель? Разве у вас не было охранников? — Перед этим всем в нашем доме в Москве была какая-то разборка. Были даже выстрелы. Вроде. Мы с мамой спрятались в винном погребе, а затем торопясь и весьма секретно, как я сейчас понимаю, всей семьей улетели в Детройт. Плохо на самом деле помню об этом, но что есть. — Шарлотта закончила с нарезкой и посмотрела на Коннора, что всё это время, скрестив руки на груди, смотрел на неё и слушал. — И раз уж всё было так, то не успели толком всё организовать. Как только прибыли в номер отеля, то родители тут же стали собираться и говорить, что едут на важную встречу, так как были основными спонсорами, а там какое-то важное событие. Вроде миллионная продажа или типа того. И ещё они обещали... Что скоро вернутся и всё будет хорошо. В это же время должна была прибыть Кристина из России, да и личная охрана тоже — какая-то специальная и заказная организация, но... Всё было так стремительно, так что... Не успели. Она прошлась к углу столешницы и упёрлась поясницей на неё, пока скрестила руки на груди и смотрела в сторону на кастрюлю в которой что-то варилось. Продолжила рассказ: — Это действительно звучит как-то не серьёзно и глупо. Семья богата, знаменита даже, но... Всё вот так. Просто мои родители ещё были не из тех, кто окружал себя кучей охраны для перемещений. Дома, конечно же, были специальные люди или где останавливались тоже, но... — послышался тяжкий вздох. — Бывший работник, как выяснили, смог попасть в номер, ибо кто-то вроде как был предателем. Иначе даже и не понятно, как он бы смог это всё провернуть. Кто-то сдал данные о том, что мы в срочном порядке покинули Россию и даже куда конкретно, в какой отель, в какой номер. Всё до самых мелких подробностей. Так же, видимо, из местных охранников отеля были подставные люди или их просто купили, а от того его столь легко пропустили. Сотрудники свидетели сообщили, что тот сказал, мол, мой отец знает его и им надо поговорить. В этом деле очень много разных странностей, однако факт остаётся фактом. — Шарлотта посмотрела в глаза Коннору и вздохнула. — Его звали Игорь, как я узнала из статей. Помню, он зашёл в номер весьма спокойно, однако с каждой секундой становился всё более безумным. Он был как псих, ибо ещё и болен был чем-то, что так сильно его меняло. Экспертиза показала, что в крови у него была смесь веществ, которые вместе дополнительно подарили ему дурманящий эффект, так что его поведение не удивительно, пожалуй. Игорь стал беседовать с моим отцом, иногда говорила и мама, но затем он сорвался, как по щелчку и показался нож. Почему он не взял пистолет — я не знаю. Может ему так хотелось или нравятся ножи. Без разницы. Не ожидавшему отцу, им он довольно быстро нанёс три удара в грудь и одним из них попал в сердце. Можно сказать папа умер мгновенно. Его уже было не спасти. Тогда этот убийца нацелился на маму, что прикрывала меня. Было много криков, ругани. Многое повылетало со временем из головы, но некоторые моменты такие яркие, что до сих пор в моей памяти прям как перед глазами. Мне не один раз кричали, чтобы я убегала, но я... Не хотела бросать родителей, а ещё... Мне впервые в жизни было так страшно. Так страшно, что тело не слушалось и ни одна мышца не дёрнулась, как бы сильно я не желала этого. Как окаменевшая. Когда мама после сопротивления и попыток защитить меня рухнула от ранений, то я наконец отошла от ступора и попыталась спастись, но бой с ним был очевидно неравным. Этот шрам... — Чарли тронула пальчиками бровь на которой белая полоска. — Я ведь рассказывала тебе, что ударилась в детстве об угол мебели. Хах... — она слабо хмыкнула, прикрыв веки, но затем снова посмотрела в глаза Коннору. — Так и было. Только конкретная причина была в том, что меня пытались убить в тот момент. После небольшой беготни, этот мужчина подставил мне подножку и я со скорости своего бега стала падать вперёд, а там довольно скоро встретилась с углом деревянного стола. Это тут же заставило меня потерять всякое понимание происходящего и вообще где я нахожусь. Кровь стала вытекать чуть ли не водопадом, закрывая тем самым обзор на один глаз, хотя на самом деле уже оба видели, как будто я в опьянении. Для убийцы это был лёгкий шанс, но, возможно, адреналин или какое-то там чудо, но я стала сопротивляться. Он приблизился, присев на корточки рядом и хотел воткнуть нож в мою спину, но не ожидал, что я резко обернусь и махну рукой. Вот тут... — Шарлотта подняла руку и показала, что от кисти в длину и наискось идёт белая полоска. — Этот шрам от этого. Я случайно ранилась, но зато выбила у него нож. Однако полного бешенства и безумства... Это не остановило его. Его глаза пылали, блестели, он рычал, пыхтел, вспотел и был красным, но так сильно желал мне смерти, будто я сделала ему что-то поистине ужасное. Будто уничтожила то, что он любил, но я ведь... Ничего не делала. Я не понимала почему так, а он в этом время грубым толчком завалил меня на пол, резко уселся сверху на мой живот, крепко зажал коленями мои руки и затем... Схватился ладонями за шею. С каким-то шипением и удовольствием сказал, что сделает всё так. — она не намеренно хватается за шею и проводит по ней рукой. Сглатывает слюну, ибо появилось тяжкое ощущение от этого рассказа. Словно хочется снять невидимое нечто, что даёт эту тяжесть. — Не было ничего постепенного. Руки сомкнулись слишком быстро, и я просто в одну секунду потеряла возможность дышать. Это было так больно... Хотя страшнее ещё больше. Щитовидный хрящ словно касался позвонка, но даже так... Я боролась. Дёргала руками, что стали неметь из-за того, что он пережал их. Била его коленками по спине. Пыталась кричать, но лишь кряхтела и думаю, что так не произнесла и слова. Я задыхаясь, в панике и животном ужасе смотрела на человека перед собой, что с таким удовольствием, желанием и улыбкой душил меня. Лишал жизни. Но я... Даже не знаю за что. Наверное... За то, что я дочь своих родителей. Видимо... Просто потому, что существуют. — Шарлотта проморгалась и быстро выдохнула, когда посмотрела на вверх. — И уже тогда, когда моё тело начинало становится обмякшим, не проявляя никаких попыток спастись, когда глаза начали закатываться и я стала терять сознание, мама сумела встать и спасти меня. После она успела только попросить меня быть сильнее, чтобы я продолжала жить, даже если мне будет невыносимо больно, что в жизни будут трудности, что будут плохие люди. Попросила, чтобы я становилась лучше изо дня в день. Предупредила, что гордится мной в любом случае и что будет приглядывать. Что порой надо расстаться... Даже если так болезненно. Напоследок сказала, что любит меня и... Больше ничего не говорила. Больше никогда. — вновь поднимает взгляд в потолок, поджимая губы и делая судорожный вдох-выдох. Голос заходил ходуном. Звучал, как расстроенный инструмент, пока она упёрто старалась говорить ровнее и игнорировать боль в горле. — Я взахлёб рыдала, обнимая их тёплые трупы, которые были все в крови, думая при этом, что они живы. Верила, что их ещё можно спасти, что врачи обязательно помогут. Но этого... Так и не произошло. К тому времени наконец прибыла охрана и Кристина, которая быстро увела меня оттуда и увезла в больницу. Вот так... Я и осталась совсем одна. В одну эту страшную ночь... Я потеряла самых дорогих и любимых мне людей. Моих родителей. Журналисты, попытки взять интервью, сделать фото не утихали до ужаса долго. Я осталась без опекунов и нужно было решать это. У моего отца была младшая сестра — дочь моего дедушки, но от другой женщины. Мой папа и его сестра получили наследство после смерти их отца, но в завещании было так, что папа останется главным в компании. Нужно было, чтобы во главе оставался мужчина, так что... Сестре не понравилось это, хотя и она получила не мало. Когда же ей сообщили о трагедии и что меня нужно взять под крыло, то... Я случайно услышала её слова, когда она пришла в наш дом по этому поводу. Она сказала... — Шарлотта резко замолкла, замяла губы, а слёзы всё-таки потекли, когда она зажмурилась, хотя так долго держалась и старалась не плакать. Тело задрожало, а голова опустилась, устремляя взгляд в пол, пока пальцы же со шкрябаньем сжали столешницу позади. — Сказала что ей не нужен никакой больной ребёнок, когда у неё есть свои здоровые. Что она не собирается сюсюкаться с травмированным детёнышем, боясь, что он может навредить её семье и в порыве бешенства напасть на её двойняшек. Отказалась она предельно ясно и чётко. Тогда было решено, что всё пойдёт по запасному плану, где Кристина возьмёт опеку на себя. Меня стали восстанавливать, ибо я была либо в постоянном ступоре, либо в истерике. Это заняло по меньшей мере год, и лишь слова мамы заставляли меня продолжать двигаться, а так же я не хотела позорить, подставлять и разочаровывать их с папой. В моей голове на самом деле просто щёлкнуло что-то и я стала мыслить как-то иначе, чем раньше. Слишком безумно, как будто чокнулась. Стала одержима какой-то идеей, что возникла в моей голове и весьма неожиданно. Однако на самом деле... Я просто напросто пыталась бежать от реальности всеми способами и силами. Стала загружать себя всем подряд, чтобы отвлечься и делать вид, что я в порядке, что никакая я не травмированная, как говорили вокруг все: сестра отца, заголовки в интернете или мои одноклассники. Кристиной было проделано немало работы, чтобы ничего не просочилось в свет, чтобы всё быстрее улеглось и чтобы... Вернуть меня в обычную школу. Так хотела я сама и так считала Крис, ведь в обществе мне было бы гораздо лучше, чем в закрытом от всего доме. Правда... Я стала вечно окружена охраной, а моя жизнь была для всех секретом и тайной, за раскрытие которой могли быть не самые приятные и хорошие последствия. Поэтому пытаясь спасти и сохранить свою репутацию, окружающие старались молчать. Хотя... Кроме моих глупых и самоуверенных одноклассников. Хах... Думаю им неплохо влетало от их же родителей после попыток задеть меня. — Чарли уселась на столешницу и Коннор подошёл ближе, разместившись между свисающих ног. Стал помогать вытирать слёзы. — Знаешь... Я была такой... Наивной девочкой, думающей, что всё всегда светло и радостно, весело и хорошо. Я никогда не испытывала огромной ненависти, меня всегда до безумия сильно любили просто за факт моего существования. У меня были самые лучшие игрушки, и если я что-то хотела, то довольно быстро получала и оно тоже было самым лучшим. Родители, конечно, не давали мне всегда и всё по щелчку пальца, ведь они очень тщательно следили за моим воспитанием и взрослением, даже если порой бывали заняты работой. От сотрудников всегда требовали отчёты о том, что касалось меня, пока их не было рядом. Родители всегда хвалили меня, подсказывали, помогали, но и, конечно, указывали на ошибки, осекали за дурные и грубые вещи с моей стороны, даже пару раз наказывали за плохое поведение и длинный язык. Однако стоило мне заплакать от неожиданной грусти и ощущения одиночества, то они были тут как тут. Я была самой настоящей принцесской, не знающей горя и плохого. Была счастлива и при этом желала стать полицейским, хах. — она слабо смеётся, вспоминая всё это. — Не знаю почему меня это так зацепило. Иногда я видела фильмы про детективов, иногда замечала полицейских на улице, слышала истории о всяких раскрытых делах. «Полиция защищает тех, кто не может защитить себя сам» — вот чем для меня является служба в департаменте сейчас и чем казалась в детстве. Я хотела быть полезной и чтобы родители гордились мной. Пойти наперекор окружающим с их советами кем мне лучше стать. И пускай я была девочкой, которая не понимала плохого, но я словно бы была готова на все эти трудности и опасности. Даже если видеть трупы и кровь. Мне казалось, чем страшнее и серьёзнее я выберу профессию, тем увереннее и круче буду, тем больше получу уважения со стороны. Что стану... Чем-то полезным. Значимым. Тем более помимо этого, это ведь так интересно расследовать дела! Нужно много думать, общаться с людьми, быть хитрым и умелым. Первоначально я хотела быть как и папа — инженером. Изобретать что-нибудь, связать жизнь с наукой. Но я так же была неспокойным ребёнком, который порой не мог усидеться на одном месте. До ужаса любопытная и с бурной фантазией. Ещё и дотошная при этом, может даже чрезмерно правильная и следующая правилам, а ещё докапываясь даже до конкретно сказанных слов. Я любила всюду и везде побеждать, даже если это какие-то маленькие и незначительные вещи. Признаюсь честно... Я любила чувствовать это ощущение возвышенности над другими и особенно, если над кем-то старше или казалось бы умелее меня. Понимать, что я лучше остальных. Иногда дразнилась и выпендривалась своими этими победами, мол, это была легкотня, когда это далеко была не легкотня. Конечно, не совсем и всегда в открытую, но порой делала это очень ехидно и язвительно. О, я кстати даже космонавтом хотела быть! — вдруг оживилась Чарли и улыбнулась, но потом лицо стало вновь нейтральным. — Но стала полицейским... Удивительно, но несмотря на опасности, мои родители никогда не отговаривали меня, даже наоборот подбадривали, однако... Так и не застали самого этого момента, когда я им стала. — слёзы стали течь новым потоком, а лицо то и дело морщилось, пока нижняя губа дрожала. — Как ты думаешь... Они бы гордились мной? Шарлотта смотрела чётко в его глаза и желала ответа на свой настолько наивный и будто детский вопрос. Но ей было это так важно. Так хотелось услышать, что... — Да. Я думаю, что они невероятно гордились бы тобой. — Коннор вытирает новые солёные капельки и дорожки от них, гладит пальцем щёку. — Ведь ты стала самым настоящим детективом, что успел раскрыть не одно дело, помочь окружающим, что угодили в страшные беды, восстановить порядок и справедливость. Ты выросла такой умной, смелой, сильной и доброй. Замечательный ребёнок, которого бы желали себе все родители. Которым можно гордиться... До бесконечности. Шарлотта от этого слегка улыбается и утирает слёзы. — Ну вот... — начала она, шмыгая носом и смотря в сторону. — Я же говорила, что в конечном итоге расплачусь к концу рассказа, хотя сама разрешила тебе спросить меня об этом всём. Коннор слабо хмыкает и гладит её по голове. Он тоже знал, что Чарли скорее всего будет плакать, ведь это касалось её семьи и того ужасного дня. Это были её страхи и тревоги на долгие годы. Всё это до сих пор преследует её. И пускай сейчас слёзы грусти, но Коннор обещает себе, что когда-нибудь Шарлотта будет плакать лишь от счастья и смеха. От начала и до конца... Он будет рядом.