Милый друг, ты у меня в груди

      Прошло несколько месяцев, наступила зима. В этом году её начало оказалось крайне холодным, и люди нехотя выходили на улицу, и то если им нужно было идти по делам или купить продуктов. И если днём осень выглядела ещё более-менее сносной, то зимой в доме где остановился Есенин было холодно. Тонкие стены, в это время довольно сильно пропускали холод, и бывало вода замерзала в стакане, если не топили помещения. Однако, Сергею до этого не было дела. Состояние поэта ухудшилось он будто переживал какой-то кризис, и справляться с ним получалось, но для этого приходилось сильно напиваться до беспамятства. В таком состоянии Есенин даже не помнил, с кем говорил и где был, но это было, по его словам, намного лучше, разъедающих мыслей. Вот и в один из дней, улицу сплошь покрывали горы снега, и дворники с трудном справлялись, но дороги поддерживали в чистоте. Мороз тоже присутствовал, и колол тысячами маленьких иголочек щёки прохожих, замораживал носы. Уже к вечеру, Владимир Владимирович решил выйти и прогуляться в поисках вдохновения. Странные мысли стали посещать его после встречи с Есениным, снова и снова Маяковский обдумывал последние слова поэта, но никак не мог понять, что именно его в этих словах беспокоит. Он прошёлся по дороге вперёд, прислушиваясь к хрусту снега под ногами. Снежинки аккуратно ложились на его волосы и долго не таяли. Действительно на улице стало холоднее и Владимир посильнее укутался в своё одеяние. Вряд ли кто-то кроме него высунется гулять в такой мороз собачий, но именно это и вдохновляло Маяковского, он один такой, возможно глупец или просто не здравомыслящий человек, но один. Такое одиночество не пугало поэта, мысли всегда оставались собранными и разложенными по невидимым полочкам и в такой момент он стремился ни о чём не думать. Это несомненно расслабляло, ну или Владимиру просто так казалось. Но этого было достаточно. Медленным прогулочным шагом он вышел на центральную улицу. Изредка тут встречались люди, которых было относительно не так уж и много. Тускло горели фонари, а в сочетании с белым снегом они хорошо освещали пространство. Вглядываясь вперёд, Маяковский вдруг заметил непонятного быстро двигающегося из стороны в сторону человека. Поэт остановился с настороженностью наблюдая, как неизвестный приближается, и только когда он был уже в паре метров, Владимиру удалось узнать в чертах лица Есенина. Вид его был несколько удивительным. Расстегнутая дубленка, на шее висел незамотанный шарф. В расплывчатом взгляде Маяковский понял, что его знакомый пьян, при чём довольно сильно. Бежавший Сергей поскользнулся как раз перед Владимиром. Повезло что тот успел его схватить, да и Есенин был не тяжелым.       — Позвольте узнать какой сегодня праздник? — грубо начал брюнет, пытаясь поставить пьяного на ноги и когда ему это удалось, ещё раз окинул взглядом лицо. Розовые щёки и ухмылка, ещё больше по непонятной причине разозлили Владимира. И он буркнул.       — Совсем с ума сошли? Давно не болели воспалением легких?! — чувствуя в довершении ко всему зачатки тревоги, Маяковский стал быстро своими длинными пальцами застёгивать дублёнку на Есенине, пока тот находился где-то не здесь. Закончив с этим, поэт ещё и шарфом перемотал шею и только затем отошёл на шаг.       — О, милый мой друг Владимир Владимирович! Как жаль, вы настолько противный человек для меня, так бы я обязательно позвал вас пить вместе, — заявил Сергей, с явным желанием задеть своего собеседника.       — Пить надо в уместных пределах, — ответил поэт и кивнул в сторону, — Я провожу вас к вам. Услышав это, Есенин отшатнулся от Владимира, и указывая на него рукой закричал.       — Зима! Крестьянин, торжествуя. На дровнях обновляет путь! — он читал Пушкина, громко с выражением произнося каждое слово. Маяковский оглянулся, и резким движением схватил Есенина за руку.       — Довольно, Сергей Александрович! Идёмте, вы же не ребёнок какой, чтобы вас тащить силой, — сказал он.       — Вы только силой и можете товарищ революционист! — и поник, опираясь на Владимира. Убедившись, что Есенин не сопротивляется, Маяковский положил его руку на свое плечо и шатаясь повёл в направлении знакомого ему адреса остановки Сергея. Добрались они уже за полночь. На улицах было тихо. Есенин, казалось заснул прямо в тот момент, когда Маяковский тащил его чуть-ли не на себе. Что есть силы Владимир нажал на звонок съёмной квартиры. Там послышались шаги, и дверь довольно быстро открыли. Человек стоявший перед поэтом не был ему знаком, но с интересом они рассматривали друг друга. Незнакомец, заметив Есенина, сразу сдвинул брови к переносице.       — Как это понимать? Вы его напоили? Собутыльник? От такого заявления Маяковский возмутился у себя внутри.       — Я так понимаю вы друг Сергея Александровича, что ж вы его не бережёте? Бегает вон раздетый и пьяный так и заболеть можно! А я его знакомый и вам очень повезло, что знаю где он остановился по слухам, — Маяковский передал еле стоявшего на ногах Есенина, мужчине и дополнил, — Если бы не я был бы ваш друг ледышкой в парке на скамье. Незнакомец помолчал, но в лице поменялся и благодарностью протянул руку Владимиру.       — Анатолий Борисович Мариенгоф.       — Владимир Владимирович Маяковский. Формальности были решены, и новый знакомый потащил Сергея в его комнату, пока брюнет, не спрашивая разрешения, зашёл внутрь квартиры закрывая за собой дверь.       — Просите, не признал вас совсем, — заявил Анатолий, выходя из комнаты, — желайте чаю? На вопрос Владимир не ответил, он внимательно по деталям рассматривал прихожую, и только потом взглянул на друга Есенина.       — Что с ним не так? Мариенгоф с вопросом взглянул на гостя:       — Прошу прощения?       — Что происходит с Есениным?       — А, — мужчина запнулся, но кожей чувствовал испепеляющий взгляд Маяковского на себе, — Не могу предположить, обычно много разных причин такого, я стараюсь не вникать, чтобы ещё больше его не огорчать.       — И вы смейте называть себя другом?! — с раздражением спросил Владимир, но тут же понял, что он потерял контроль и сейчас нужно успокоиться. Видимо не только его самого потрясли эти слова.       — Не лезьте в его жизнь, ему помогут его друзья-имажинисты и другие родные, а вы ему никто, поэтому порошу удалиться, — Анатолия явно задели слова гостя, и поэтому он спешил побыстрее избавить себя от компании Маяковского. Тот не стал спорить, ему самому было не столь комфортно в этом помещении и, вздохнув, он покинул квартиру, направляясь к себе.