Часть 3
20 ноября 2021 г. в 22:22
«Жизнь кипела вокруг нас,
но не между нами.»
Джонатан Сафран Фоер
Минула неделя, все дни в которой Владимир провёл за напряженной работой. Выходил он из своего кабинета только, чтобы позавтракать и пообедать. Всё остальное время он или ровным почерком выводил на листах строчки стихотворений, или задумчиво курил у окна. Всё происходило по очереди. Только одно не давало покоя — сердце мужчины было не на месте. Маяковский внезапно ясно осознал, что видит в своей голове только голубые глаза. При чём именно глаза Сергея. Когда мысли его становились полностью забиты воспоминаниями о этих глазах, Владимир старался вернуться в реальность. Хватал листок с писаниной и перечитывал его. Получалась полная несуразица, которая постепенно выводила Маяковского из себя. Плюнув на это дело, он скомкал получившийся стих. Стены кабинета вдруг стали сильно давить на поэта и тот, потоптавшись у своего стола, решил выйти на улицу. Уже там на крыльце Владимир сделал глубокий вдох. Но даже теперь, всё равно Маяковский ощущал какую-то тревогу. «Я здесь и всё превосходно» — уверял себя мужчина, поглядывая на лица прохожих во дворе. Среди них удалось узнать и заядлого пьяницу дворника. Работяга шёл с стеклянной бутылкой, в которой булькало что-то беловатое, похожее на самогон. При взгляде на этого прохожего, Владимир сразу вспомнил походку Есенина. «А Сергей Александрович то, даже пьяный выглядит привлекательно» — поэт сразу же запнулся на своих мыслях. Привлекательно? Он точно имел ввиду красивый, а не то, что Владимир может быть влюблён в человека и своего же пола, противоположного ему и по мыслям, и по стихам. Точно нет. Усмехнувшись от полной несуразицы у себя в голове, Маяковский неуверенно двинулся из своего двора. Постепенно его шаг ускорялся. Глупо и бессмысленно, Владимир оказался перед подъездом дома, где временно проживал Есенин. Поэт не заходил, а только не понятно зачем пересчитывал окна дома. Возможно, покажись сейчас в окне человек со светлыми волосами, Маяковский почувствовал бы, как сердце ускорилось от волнения. «Какие глупости! Я всего лишь хочу удостовериться, что с ним все в порядке.» — он нахмурился и поспешил войти. Лестничные пролёты сменялись один за одним. Маяковский не шёл, а будто бежал. Вот нужный этаж, эта дверь. На автомате дёрнув ручку, Владимир удивился. Дверь была открыта, а в самой квартире было непривычно тихо. Поэт прошёл как можно аккуратнее, стараясь не издавать никаких звуков. Он запомнил ту дверь, в которую друг Есенина внёс Сергея Александровича. Сейчас она была закрыта, но вряд ли комнаты закрывались на замок. Хотя ожидать можно было чего угодно. Владимир резко открыл эту дверь. Перед ним в центре комнаты открылась картина, от которой у такого невпечатлительного мужчины, произошел ступор. Есенин стоял на стуле, натягивая на себя петлю. Маяковский успел среагировать быстрее чем подумать о том, как поступить. Он схватил Есенина и повалился с ним на пол оказываясь сверху. Появление Владимира, Сергея тоже ошарашило. Он посмотрел сначала на мужчину, а потом на петлю, качающуюся в разные стороны.
— Есенин, что вы творите?! — в голосе Маяковского звучало возмущение. Поднявшись он покосился на Сергея, его глаза, слово стекляшки, смотрели на гостя.
— Нет, это кто вам дал право врываться сюда и мешать? — наконец послышался голос Сергея. На Маяковского нахлынула волна злости, которую он уже не в силах был побороть. Хватая Есенина за ворот поднял поэта на ноги. Странные чувства кипели внутри Владимира. Он мог ударить его, просто уйти, ведь какое ему вообще дело, до своего, можно даже сказать, «соперника». Все это время за ним наблюдал взгляд голубых глаз. Находится рядом с Есениным для Маяковского было тяжело, он ничего не ответил на вопрос поэта и только напряженно отошел к письменному столу, на котором сразу заметил лист бумаги с легкоузнаваемым подчерком Сергея. Ничего не стесняясь, он взял этот лист и стал читать. Глаза зацепились только за две строчки:
«В этой жизни умирать не ново
Но и жить, конечно, не новей…»
Схватив лежащий рядом карандаш, Маяковский зачеркнул их, сильно надавливая на карандаш, чуть ли не ломая его. И вместо этих слов, снизу дописал то, что пришло ему в голову:
«В этой жизни помереть не трудно.
Сделать жизнь значительно трудней».
Владимир всунул этот лист, Сергею, который как раз успел подойти к столу. Поэт прочитал доработку своего спасителя и откинул лист в сторону.
— Не понимаю, — начал он, хватаясь за лицо ладонями, — Мне так дурно, Владимир Владимирович…
Злость потихоньку сходила, и Маяковский смягчил свой взгляд.
— Не убиваться же от похмелья теперь, — сказал он, пытаясь уложить свои растрёпанные волосы, — Давайте я принесу вам воды, а вы пообещайте, что не будете пытаться убить себя. А то у России станет на двух поэтов меньше.
Глаза Есенина расширились, и он с удивлением глянул на гостя.
— На двух? Кто второй? — и он действительно не понимал кем может быть другой поэт. Маяковский демонстративно развернулся и только на выходе из комнаты сказал:
— Вы и ваша вторая личность, — естественно это была ирония, кою так любил Владимир. Он позволил себе дерзость, порывшись в ящиках на небольшой кухоньке нашёл пузырёк снотворного и накапал его в воду. После чего понёс стакан к Сергею. Тот уже успел переместится на диван, потирая шею и жмурясь то ли от солнца, проникающего в комнату, то ли от боли в голове.
— Благодарю, — не о чём не подозревая, он принял стакан воды и выпил его полностью под суровым взглядом Маяковского. После чего положил голову на спинку. Донеслось тихое:
— Спасибо, — Владимир легонько улыбнулся, понимая за что его благодарит поэт. Стараясь дышать как можно тише, он наблюдал за тем, как Есенин медленно погружается в сон. Хватая с кресла небольшую подушку, он приподнял голову Сергея и переместил её на мягкое. Пока Владимир совершал это действие, его взгляд упал на часть груди, которую не скрывала полу расстёгнутая рубашка. Но сразу отругал себя, за это, что не особо помогло. Грудь Есенина медленно и ровно подымалась, и опускалась от дыхания. Ровное и спокойное, оно доставляло гостю внутренний покой. Мимолётное желание заставило поэта прикоснуться к Сергею. А именно к волосам, к щеке, обращая внимание на все маленькие детали. Он старался запомнить их как можно лучше. Обычный сельский парень перед ним, был несомненно очень красивым. Длинные ресницы, эти милые светлые кудри, пухлые губы. Все это еще раз объясняло такое количество фанаток и спутниц. Разум Маяковского затмило, но он стал вырывать себя из этого состояния и резко отдёрнул руку от щеки Есенина. Правда была в том, что они никогда не будут вместе. Две совершенно разные стихии, разные жизни, обречённые на постоянную вражду. От всего этого Владимиру стало горько. Он достал из пачки сигарет одну папироску и закурил у окна. Но даже табачному дыму не суждено было помочь. Дверь хлопнула, но Маяковский даже не обернулся.
— Что здесь происходит?! — Анатолий стоял на пороге комнаты, с волнением и одновременно с возмущением смотрел то на спящего Есенина, то на Владимира, — опять вы? Я же говорил, помощь не нужна.
— Вы так думайте? — сквозь зубы процедил Маяковский. Потушив сигарету о пепельницу, на подоконнике, он повернулся к вошедшему.
— Я знаю, — уверенно ответил Мариенгоф.
— Тогда объясните мне, — с каждым словом голос Владимира становился громче, и он всё ближе становился к Анатолию, — какого чёрта я вытаскиваю Сергея Александровича из петли?! Мариенгоф ахнул, но быстро взял себя в руки.
— Вы бредите, попрошу покинуть нашу квартиру… — Анатолий не успел договорить, как получил кулаком в лицо. Маяковский больше не мог сдержать негодования. Тем временем друг Есенина заскулив, стал тереть щеку.
— Всенепременно покину ваше гнилое общество, — высказался Владимир, и уже на выходе из комнаты, добавил: — Не повезло Сергею с друзьями, они у него хуёвые.