***
Таня зашла в квартиру, насочиняла что-то маме про подготовку к выступлениям в ответ на расспросы, переоделась, смыла лёгкий макияж и села в свой уголок за письменный стол. Лампа засветилась мягко и неярко, наполняя пространство вокруг домашним уютом. Таня чуть улыбнулась, в родных стенах ей стало чуть лучше, а беспокойство и злость начали утихать. Столешница была пока ещё почти пустой, тетради лежали ровной новой стопочкой, школьный дневник, чистый, как летнее небо, пристроился сверху, а настенная полка замерла в ожидании учебников, которые ещё не успели выдать. Таня мельком полистала книжку, а потом нагнулась и вынула толстую тетрадь, в которую недавно хотела сунуть свой нос Катька. Надпись на обложке, сделанная разноцветными гелиевыми ручками, не оставляла сомнений в том, что в руках у Тани не просто тетрадка, а «личный дневник». Девушка старалась вести его каждый день, но получалось плохо: писать было то не о чем, то лень, то некогда. Но после сегодняшнего вечера Танька решила черкнуть пару строчек. В силу своего характера она иногда стеснялась высказать все чувства даже листу бумаги, поэтому взяла в привычку записывать в дневник только отдельные слова, фразы, обрывки разговоров, а не цельное повествование. Был и ещё один плюс: если записи вдруг прочитает кто-то посторонний, то мало что поймёт Таня щёлкнула толстой синей ручкой, настоящей немецкой (её подарил отцу в знак восхищения его трудовыми навыками приглашенный на завод инженер из Германии), немного задумалась, а потом написала: «Я должна измениться (?) Всем назло. Или наоборот? Надоело всё. Князев. Разговор. Обидно. А ещё этот Мишка… Дурак». Последнее слово было зачеркнуто, но потом снова обведено. Таня закрыла дневник, спрятала его обратно в нижний ящик и стала собирать вещи в сумку: пару тонких тетрадок для русского языка и три 48-листовых для других предметов, дневник и пенал с массой разнообразных карандашей, ручек и маркеров. Тане нравилась всякая канцелярия, рисовать она не умела, но любила выделять маркером важные термины и чертить на полях по клеточкам геометрические фигуры и прочую ерунду. Таня бросила готовую сумку у стола, пошла в ванную и погрузилась в себя, сидя на холодном бортике. Пора было ложиться спать, а она всё думала, зачем же так неосмотрительно собралась что-то доказывать. Тем более кому? Горшку, с которым она почти и знакома-то не была, даром что одноклассник? Но проклятый Мишка с его улыбкой никак не шёл из головы, он засел там почему-то прочнее Андрея, с которого всё и началось. «Блин, и как вот завтра идти в школу? Что они все обо мне думают? Будут пялиться и шептаться, — занервничала Таня и умылась холодной водой, чтобы хоть немного отогнать печальные мысли. — Какая уверенность в себе, о чём вы? Да я из дому-то спокойно выйти не могу, трясусь, как лист на ветру…» Наконец Танька покинула ванную комнату и легла. Мама легко поцеловала её, пожелала спокойной ночи и тоже легла, а вот папа, чутко уловив некое беспокойство дочери, аккуратно сел на край дивана и спросил: — Ну что, Танюха, как тебе первое сентября? — Нормально, пап. Всё как всегда, — немного улыбнулась Таня, а потом спросила: — Папа, как ты думаешь, мне нужно что-то изменить в себе? — Например, что? — поинтересовался отец. — Ну… Характер. Образ жизни. — Знаешь, доча, я думаю, не стоит меняться в угоду кому бы то ни было, — мягко сказал папа. — Что хорошего, если ты станешь похожа на тех подростков, что в 15 лет сбегают из дома, отправляются в колонию, а то и детей рожают? Тебе не надо меняться. Ты умная, очень много знаешь, даже больше меня. И я горжусь тобой. — Да блин, ну и какой толк от этих пятёрок и знаний? Мне сегодня сказали, что я в жизни ничего не видела и ничего не понимаю, — вздохнула Таня. — Знания всегда пригодятся, — возразил папа. — Я вот толком не учился, хотя мог бы, и работаю теперь на заводе. — Зато ты классный специалист. — А мог бы быть ещё лучше, если бы, например, в университет поступил. Но ты, конечно, права, не в оценках счастье. А то, что ты жизни не знаешь — да никто из вас, школьников, её ещё не знает. Твои одноклассники просто хотят казаться крутыми и взрослыми, а внутри они — такие же, как и ты. Чего-то боятся, о чём-то мечтают, совершают глупости. Таня внимательно слушала и про себя соглашалась, а отец продолжал: — Пожалуй, единственное, что я могу посоветовать, доча — тебе надо просто раскрыться. Не меняться, а показать себя с другой стороны. У меня, блин, такой же характер, вот и тебе передался. Замкнутые мы и кажемся нелюдимыми… А что внутри — видят очень немногие. Да не все и хотят увидеть… — Точно… Но это так тяжело — раскрыться и вести себя по-настоящему, — задумалась Таня. — Сложно. Но ты попробуй. Только не надо всем душу нараспашку открывать, это тоже плохо, растопчут и не заметят, — посоветовал папа. — Хорошо. Спасибо! Я попробую что-нибудь сделать. — Вот и молодец. Спокойной ночи, Тань. Держи хвост пистолетом! — это было любимое папино выражение. — Ладно, — заулыбалась девушка. — И тебе спокойной ночи. Сон долго не шёл, Таня ворочалась с боку на бок, потом тихонько встала, в темноте, не включая свет, нащупала в шкафу плеер. Он был кассетным, поэтому Маринин диск было не послушать, но Танька вытащила из ящика кассету с лучшими песнями группы «Кино», улеглась обратно, поудобнее устроившись, и нажала широкую кнопку «плэй». В наушниках загремели гитарные риффы, некстати опять напомнившие Горшенёва, а потом раздался низкий голос Виктора, проникающий в глубину души и сознания: Вместо тепла — зелень стекла, Вместо огня — дым… Перемен! Песня попала, что называется, в жилу, Таня чуть было не начала подпрыгивать на диване, а потом ушла на кухню, чтобы там вдоволь потанцевать и подрыгать руками, будто на концерте, при этом не боясь разбудить родителей. Однако последний куплет разом сбил весь её позитивный настрой. «И вдруг нам становится страшно что-то менять…» — спел Цой, а Таня встала у окна и совсем загрустила. «Нет, ничего у меня не получится… Я такая трусиха… Буду всю жизнь бояться. Миха прав…» — подумала Танька, убрала наушники и чуть было не заревела, но сон взял своё, и она уснула.***
Вставать утром было очень тяжело, будто на часах не 7 утра, а 3 часа ночи, хотя в окно комнаты почти по-летнему светило яркое, будто умытое вчерашним дождём солнце. Таня, разбуженная мамой, медленно поднялась, кое-как застелила диван, сделала подобие зарядки, а потом пошла в душ и завтракать. Кухня тоже была залита солнечными лучами, в углу радостно чирикал и что-то бормотал сидящий в клетке волнистый попугайчик Пашка, а Тане было паршиво. Непонятный и необъяснимый страх, зародившийся в животе, медленно, но верно разлился по всему телу, еда комом вставала в горле, поэтому Таня выпила лишь чай, отказавшись от остального завтрака. Проклиная в душе утро, школу и людей, она натянула джинсы, простенькую рубашку, всё ту же белую куртку, взяла свою чёрную сумку и вышла из квартиры. Уже у лифтов Таня вспомнила, что забыла сменку. «Ну вот, прекрасный повод начать меняться — перестать уже носить эту идиотскую сменку, тем более на улице не слякоть и не зима», — хмыкнула девушка, но тут из двери высунулась мама: — Танечка, а пакет-то? — Давай. Спасибо, — кивнула Танька, но про себя чертыхнулась.***
Она вышла из подъезда и стала ждать Марину, но той всё не было. Скрутив робость, Таня позвонила ей на мобильник, но Маринка трубку не брала. «Проспала, что ли…» — подумала Таня, вздохнула и пошла знакомой дорогой в школу одна. Проходя мимо дома, где жила Катя, девушка вдруг вспомнила, что у одноклассницы сегодня день рождения. Время позволяло, поэтому Таня зашла в соседний продуктовый магазин за шоколадкой, на более дорогой подарок денег не хватило бы. Недалеко от кассы Танька увидела Марину и Матвея. Первым порывом было спрятаться за стеллажом и отсидеться там, чтобы они её не заметили, но Таня вспомнила о своём решении и вчерашнем разговоре, поэтому выдохнула и пошла к кассе. — Привет! — увидела её Марина. — Ты уже здесь? Прости, я опоздала? Мы просто на минутку в магазин решили зайти, я думала, успею. Пить очень хочется. Она указала на минералку в руках Матвея, и оба засмеялись. — Нет, всё в порядке, — улыбнулась Таня. Она искренне рада была видеть Марину и не думала на неё обижаться. Ребята расплатились и вышли из магазина. — Ну что, долго ещё вчера сидели у Светки? — решилась первой заговорить Таня. — Нет, я же тебе говорила по телефону, что мы уже собираемся. — А пацаны, наверное, ещё долго сидели, у них там самая веселуха пошла, — добавил Матвей, когда они остановились на перекрёстке. — Ну ладно, я пошёл. — А ты совсем в другой школе учишься? — разочарованно спросила Марина. — Я подумала, просто в параллельном классе. — Да, в другой. Но давай погуляем после школы? — спросил Матвей, слегка порозовев. — И ты, Тань, тоже. Если хочешь, пойдём с нами. — Я подумаю, — ответила Таня и чуть улыбнулась. Дальше девчонки пошли вдвоём. Марина спросила у Тани: — Так что Андрей тебе вчера наговорил? — Ну… — замялась Таня, щурясь от солнца, поднявшегося уже над крышей двенадцатиэтажки. — А ты спросила у него? — Спросила, — сказала Марина и развела руками. — Он не объяснил ничего. — Он сказал… Да неважно, — не захотела говорить Таня, подумав, что не лучше ли всё забыть и жить как раньше. — Ну ладно. А Мишка здорово поёт, да? — сменила тему Марина, поднимаясь по ступеням школьного крыльца. — Да они вообще крутые ребята, блин, сами пишут песни, это просто невероятно. Честно, не ожидала от них такого, — призналась Таня, аккуратно открывая двери под пронзительные вопли дежурных: «Сменка! Показываем сменку!» Учебный год только начался, а седьмой класс уже заступил на дежурство по школе. Довольные приобретенной властью мальчишки вдохновенно кричали, но в итоге пропускали всех, даже тех, кто был без сменной обуви, пока их классная болтала с охранником или другими учителями. Всё пространство вестибюля первого этажа было заполнено учениками, их громкими разговорами, смехом, криками, воплями и визгами. Таня тряхнула головой и поняла, что за лето успела отвыкнуть от этой какофонии звуков, сливающихся в непередаваемый школьный гул. — Как же здесь шумно! — крикнула Маринка. — У нас школа была маленькая, поселковая, народу училось немного, поэтому стояла тишь да благодать. — А у нас всегда так. В среднем и старшем звене около тысячи человек учится, — сообщила Таня, отдавая куртку дежурному. — Девятый А, номер 20. — А что за номер? — удивилась Марина. — Странный у вас гардероб… — Не знаю, — пожала плечами Таня, посмотрев на зарешеченное пространство раздевалки. — Ну вот смотри, видишь, ряды с вешалками? Каждый ряд принадлежит классу, по порядку, пятый А, пятый Б и так далее. И крючки в каждом ряду пронумерованы. Под каким номером у тебя в журнале идёт фамилия, крючок с тем номером тебе и достается. Когда сдаешь одежду, называешь класс и номер, и дежурный бежит туда и вешает твою куртку. Вот такая схема. — Мудрёно, — снова подивилась Марина. — В тех школах, где я училась, или всё сами вешали, или были номерки и гардеробщицы. — Да, я слышала про такое, — сказала Таня, с неохотой смотрясь в большое зеркало рядом с раздевалкой, ну, не любила она видеть своё отражение. — Везде по-разному. Девушки подошли к расписанию, оно было пока ещё временным, распечатанным на небольших листках, посмотрели номер кабинета и отправились на первый урок алгебры. Электронные огромные часы показывали 8:25, и вахтёрша уже подала первый звонок. — Ой, пошли быстрее, — заторопилась Таня. — Алиса страсть как не любит опоздавших. Вместе с Мариной они поднялись по лестнице на третий этаж и сразу вошли внутрь кабинета. Таня машинально окинула класс взглядом, отметив, что одноклассников очень мало, негромко сказала будто всем разом: «Привет!» и села за свою парту. Она достала пенал, тетрадь, дневник и замерла, глядя на зелёную доску и плакат над ней, гласивший, что «Математика — царица всех наук». — Тань! — позвала её Марина через пустующую вторую парту. — А пересаживаться совсем нельзя? Я бы с тобой села. — Нет, Марин. Потом, на другом уроке, — откликнулась, обернувшись, Таня. — Хорошо, — согласно кивнула Маринка. — А где народ-то? — Перегуляли, наверное, вчера, — хмыкнул с третьего ряда Костя. Он держался в классе особняком, потому что серьёзно занимался плаванием и почти весь учебный год пропадал на сборах, тренировках и соревнованиях. — Сейчас Алиса придёт и разорётся, — зевнула его соседка по парте Юля. — Скажет, что мы лодыри, бездари, прогульщики и вообще ни на что не годимся. Таня тоже так подумала, но за минуту до звонка класс быстро наполнился. Вбежали запыхавшиеся Светка с Олей, ещё несколько девчонок, и уже совсем перед появлением Алисы Сергеевны в кабинет зашли, шумно о чём-то споря, Князь, Горшок и Балу. — Ребята, давайте, потише и поскорее, рассаживайтесь, уже начинаем! — воскликнула классная руководительница и закрыла за собой дверь. Таня побыстрее отвела от вошедших взгляд и сделала вид, что ищет что-то в сумке, но плюхнувшийся рядом Андрей резко взял её за руку и, обдавая запахом дешёвых сигарет, зло заговорил шёпотом, потому что учитель уже начала урок: — Вот так вот, значит, ты решила измениться, да? Таня покраснела, испугалась, отдёрнула руку и ничего не поняла: — О чём ты? — Не прикидывайся, — коротко ответил Князев, замолчав под пристальным взглядом Алисы Сергеевны, и догадался, что будет удобнее общаться письменно. Он вырвал из середины новой тетради клетчатый листок, размашисто на нём написал: «Это ты подставила нас. Много болтаешь. Больше некому» и подвинул к Тане. Она вложила листок в тетрадку, прикрыв обложкой, и быстро написала, внутренне возмущаясь: «Как подставила? Что я сделала? Я никому ничего не говорила». — Тогда какого лешего вчера к Михе домой припёрлись шавки Макса и наплели его отцу всякую чушь, про украденную водку, про драки и прочее? — Андрею надоело писать, и он опять перешёл на сердитый шёпот. — Князев! Перестань отвлекать Таню, — нависла над ним Алиса Сергеевна. — А ты, Смирнова, не поддавайся на его провокации. Ты же хорошая умная девочка. Реши лучше задачку со звёздочкой. Андрюха фыркнул, отвернулся и больше до звонка не сказал ни слова, а Таня всё думала и думала над его словами, забыв о примерах и уравнениях. — Эй, подожди, — сказала она Андрею, который хотел быстро свалить из кабинета после урока. — Ты толком объясни, в чём дело? В чём я виновата? — Ни в чём, — вмешался проходивший мимо Горшок и увёл Князя за собой. — Ты нахуя болтаешь? Зачем вообще об этом говорить, — сказал он ему, отведя в тихий угол в конце коридора. — Мих, так это только она могла сделать, ну кто ещё знал-то, где и как мы отдыхаем. Обиделась на мои и твои слова и пошла трезвонить. Ну а те кореши Максима смекнули, что к чему. — Да Танька не такая, — почесал макушку Мишка. — С чего ты решил? Откуда ты вообще знаешь, какая она? — Ну видно же, — пожал плечами Мишка. — Херовый из тебя физиономист, Мишк, — заметил Андрюха. — Ладно, забей. Буду молчать. Просто за тебя обидно.***
Во время большой перемены Таня вместе с Мариной, Олей и Светкой сидели в столовой и продолжали начатый разговор: — И что мне теперь делать? Ерунда какая-то. Андрей меня обвиняет, а я даже не в курсе, что случилось-то? — А сейчас мы всё узнаем, — решительно сказала Светка и позвала Сашку Балунова с подносом в руках. — Шура, иди сюда. Что там вчера приключилось, чего мы не знаем ещё, ну-ка, колись? — Да в общем-то ничего особенного… — Балу огляделся, не увидел Миши поблизости, сел за стол и решил рассказать. — Мы отправились по домам, тебя, Оль, проводили и разошлись на перекрёстке. А потом… Мишка говорит, пришёл, а его уже батя ждёт, злющий, как чёрт. К ним домой приходили какие-то пацаны и сказали, что вот, типа, ваш сын там сейчас водку пьёт, хулиганит, и вдобавок ещё небылицы всякие понарассказывали. Короче, досталось Мишке по самое не балуйся. — Ну а без этих парней? — резонно спросила Марина. — Отец ведь всё равно мог заметить. — Мог. Но, блин, сам факт… И даже непонятно, что это за пацаны-то были. Мы думаем, друзья Максима. Его отец дома запер за драку, и они решили за приятеля отомстить. Но откуда узнали? Настучал ведь кто-то, — Балу выразительно глянул на Таню. — Так а что вы на меня-то бочку катите? — начала злиться Таня, обретая смелость. — Я вчера вообще только с Катькой и говорила, встретила её по дороге и просто ответила на вопрос, откуда иду так поздно. — С Катькой? — задумчиво спросила Оля, крутя значок на сумке. — А это ведь могла быть она. Как раз из их компании. А где она, кстати? — Её на первом уроке не было, но сейчас, кажется, уже пришла, — сказала Таня и вдруг вскочила. — Я всё узнаю. Если это она… Девушка не договорила, схватила сумку и убежала. Катька нашлась в женском туалете, она стояла у приоткрытого окна и курила сигарету. В воздухе висел ментоловый противный дым. — Катя, а можно с тобой поговорить? — быстро сказала Таня, пока решимость не пропала, а злость так и бурлила. — Привет, Танька. Можно, конечно, — засмеялась Катька. — Только давай не здесь, а то я вся пропахну этим дымом. — Ну давай в коридор выйдем. Они встали у окна, Таня вдохнула поглубже и спросила: — Ты вчера с кем-нибудь говорила про то, что я тебе рассказала? — В смысле? — захлопала крашеными ресницами Катя. — О чём? — О Мишке Горшенёве, например. Где он был, что делал. — Ничего я никому не говорила, — отмахнулась Катя, и Таня поняла, что она врёт. — Что за вопросы? Я надеялась, ты меня с днём рождения хочешь поздравить, а ты допрос какой-то устраиваешь… — С днём рождения, — буркнула Таня, вынула из сумки шоколадку, сунула Катьке в руки и ушла. «Ну и чего я добилась… Так ничего и не узнала… Но это точно Катька, она такая, себе на уме. Блин… Надо хоть перед Мишкой извиниться, что ли…» — думала Танька, идя в кабинет химии на последний урок. Здесь все рассаживались, как хотели, поэтому Марина и Таня сели вместе, а за ними Оля со Светой. Катька сидела в другом углу, поэтому Маринка шёпотом спросила, кивнув головой в её сторону: — Ну и что, поговорила? — Да. Но толку никакого… — грустно ответила Таня. — Ничего, мы всё выясним, — сказала Марина. — Слушай… — нерешительно сказала Танька. — Мне надо, наверное, с Мишей поговорить? Ну… Извиниться. Всё-таки из-за меня… — Поговори. — Блин… Я боюсь, — призналась Таня и отвела глаза. — Не бойся, — не стала смеяться Марина и посмотрела на Миху, который сидел вместе с Андреем около окна, качался на стуле и мечтательно смотрел вдаль на деревья. — Давай записку ему напишем. — Может, не надо? — пискнула Таня, но Марина уже оторвала листок бумаги и решительно написала: «Миша, давай поговорим после уроков. Таня». Девушка уже хотела кинуть записку пацанам за парту, но Танька резко схватила её руку и выхватила листок. — Нет, не вздумай. Я лучше просто так к нему подойду, внизу. — Ну смотри, — чуть пригрозила пальцем Маринка и улыбнулась. Уроки наконец закончились, и школьники шумной толпой повалили прочь, на свободу, под ласковые солнечные лучи. Погода совсем разгулялась, дежурных в гардеробе уже не было, Таня быстро взяла куртку и стала оглядываться, ища Мишку, но его нигде не было видно. — Блин, Марина, а где он? — А я предлагала записку написать, — пожала плечами Маринка. — Ищи. Или наплюнь. — Нет, найду, — заупрямилась Таня, не желая падать духом при подруге. Она вышла на крыльцо, но увидела издалека лишь Балу и Князя, Горшка с ними не было. «Значит, он ещё где-то в школе», — решила девушка и вернулась обратно.***
В задумчивости прошлась она по первому этажу, свернула к скамейке под лестницей и неожиданно увидела того, кого искала. Танька кашлянула и негромко сказала: — Привет. — Виделись вроде, — поднял голову Мишка. — Ну да… — немного растерялась Таня и замолчала. — Чё надо-то? — спросил Горшок после, наверное, минутного молчания, во время которого он сидел и смотрел на неё, но Таня этого не видела, потому что переминалась с ноги на ногу, отведя взгляд куда-то в сторону. — А ты… что домой не идёшь? — сказала наконец Танька первое, что пришло на ум. — Брата жду. У них собрание класса, херь какая-то, — зевнул Горшенёв и потёр глаза ладонью, остановив пальцы на переносице. — Понятно, — скованно сказала Танька и опять замолчала. — Погода сегодня хорошая, да? — Что? — удивилась Танька резкой смене темы. — Так это… Я подумал, мы беседу ведём, такую, светскую, ни о чём. Вот решил о погоде поговорить, — очень серьёзно сказал Миша, но в глубине его карих глаз зажглись искорки смеха. Таня заметила это, их взгляды столкнулись и сразу же разбежались. — Я… Насчёт вчера… — запинаясь, пробормотала Танька. Миха не понял, о чём именно пытается сказать одноклассница, но махнул рукой и сказал: — Забей. — Нет, я… Извини, короче. Это из-за меня что-то там твоему отцу наговорили, — объяснила она. — А, ты об этом. С отцом фигня, мы всё время цапаемся, он бы не этот, так другой повод нашел, ё-моё, — вздохнул Горшок. — А со стукачами я сам разберусь, не слушай Андрея. Ты тут не при чём. — Нет, Андрей прав, — быстро возразила Таня, — но… Он просто наверно думает, что я нарочно… А это не я, это Катька Ушакова, скорее всего — Откуда знаешь? — насторожился Миха. — А я вчера кроме неё вечером ни с кем больше не виделась и не говорила. — Понятно, — сощурился Мишка и повторил. — Блять, всё понятно теперь, кто это был. Слушай, спасибо за информацию. И это, извинения приняты. Пока. Он встал и ушёл, почти убежал, небрежно накинув на плечо рюкзак, а Таня осталась стоять в растерянности и задумчивости: «Куда же он? А брат?..»