***
Таня пошевелилась, открыла глаза и встретилась с искрящимся Мишкиным взглядом. — Миш, я уснула, что ли? — чуть растерянно спросила она. — Ага, — улыбнулся он и сразу же полез к ней целоваться. — Ты очень соблазнительно спала. — Блин, Мих, подожди, — Таня приняла вертикальное положение, поправила сбившиеся волосы и огляделась, заслышав плеск воды о серые гранитные камни. — А где мы? Всё ещё тут, на набережной? — Да. Ребята уже расползлись, кто куда, а я вот, охраняю твой сон, — зашептал ей Мишка. — Тань, я тут понял кое-что. Я очень люблю тебя. — Только сейчас понял? — засмеялась Танька, потягиваясь. — Нет, давно, конечно, но сегодня… — Миха замолчал, перебирая в мыслях слова и никак не находя нужных. Таня снова всмотрелась в его глаза, разулыбалась, поцеловала со всей нежностью, на которую только была способна, и прошептала в ответ: — Мишка, я знаю, что ты почувствовал. Это трудно объяснить словами… Наверное, это и есть любовь? — Да, — выдохнул Миха и вдруг подхватил её и закружил. — Тань, ты такая… Я, блин, готов тебя на руках носить! А погнали в одно место рассвет встречать? Всё равно до утра мы хрен в общагу попадём. — Пошли, — кивнула Таня, согласная идти с Мишкой хоть на край света. Счастье было таким всеобъемлющим, что ей даже стало безотчётно страшно. Она взяла Миху за руку, словно боясь его потерять в предрассветном городе, прекрасном и неожиданно жутковатом. Горшок зачем-то свернул с набережной во дворы, и здесь, в сырой полутьме между стенами старинных каменных домов, это ощущение усилилось. — Миш, — спросила Таня, крепче вцепляясь в его руку, — а куда мы идём? — Пока секрет, — хитровато улыбнулся Мишка, но, сердцем почувствовав, что она чего-то испугалась, добавил чуть беспокойно. — Да на крышу поднимемся, Эд ключи оставил козырные. Что ты дрожишь? Замёрзла? — Нет, — мотнула головой Танька. — Просто этот город… Он такой странный. — Ты же говорила, что тебе понравился Питер? — вопросительно посмотрел Горшок. — Да. Мишка, я не знаю толком, как объяснить… Здесь здорово, очень красиво, много возможностей, это правда. Но, блин, тут ещё есть что-то другое, непонятное… Изнанка вот этих всех дворцов и проспектов. И она притягивает и отталкивает одновременно, — взволнованно сказала Таня, а потом рассмеялась и прибавила. — Понимаешь, да? Миша на шутку не среагировал, остановился и серьёзно сказал: — Понимаю. Слушай, я тоже уловил что-то такое… Несколько минут они шли молча, напряжённо вглядываясь в тёмное питерское небо, а потом Таня, улыбнувшись, заметила: — Мы с тобой впечатлительные идиоты, Миш, вот и лезет в голову всякий бред. — Может быть, — согласился Миха и остановился. — Пришли вроде, если адресная табличка не врёт. Он легко отомкнул наружную дверь, и, стараясь не шуметь, повёл Таню за собой наверх. — Какой интересный подъезд, — закрутила головой она, а голос эхом разлетелся по дому, отражаясь от шахты лифта. — Парадная, точнее. — Да. Лестница охренительная. У нас в городе точно таких нету, — сказал Мишка, глядя на полукруглые извилистые лестничные пролёты и высокие узкие окна. Дверь на чердак запиралась на самый обычный висячий замок, Миша открыл его, аккуратно повесил дужкой на проушину и пропустил Таньку вперёд себя. Свежий утренний ветер с залива растрепал волосы, принеся с собой запах моря и весеннего города, Таня вдохнула полной грудью и, обернувшись к Мишке, засмеялась. — Классно тут. Ты волшебник, Миха. Подумать только, Питерская крыша, и мы на ней одни. Таня подошла к самому краю, забыв про свою боязнь высоты. Перед глазами раскинулась изумительная петербургская панорама, соседние дома горбатились серой и коричневой кровлей, вдалеке виднелся устремившийся ввысь изящный шпиль Петропавловской крепости, внизу тёмной синей полосой извивалась Нева. Танька медленно обошла крышу и посмотрела в противоположную сторону. Там, на востоке, между скелетами высоких новостроек, небо стало нежно-розовым, оно мерцало и готовилось к появлению огненного шара солнца. Мишка, шумно дыша сзади, взялся за Танины плечи и тихо предложил: — Давай сядем, не хватало ещё свалиться отсюда. Они устроились на куртке, заботливо расстеленной Михой, обнялись и притихли, встречая жёлтое яркое светило, медленно поднимающееся над горизонтом. Таня долго молчала, неотрывно глядя на небо, а потом заметила: — Повезло нам с погодой, вчера с утра гроза была, а сегодня, погляди-ка, ясно. Миш? — Таня, не дождавшись реакции, повернула голову к нему и увидела, что Мишка спит, прислонившись плечом и щекой к кирпичной кладке вентиляционной шахты. Танька улыбнулась, навалилась на Горшка, зевнула и, незаметно для себя, тоже задремала, разморённая тёплыми солнечными лучами и ровным шумом просыпающегося города. Её разбудила холодная и противно мокрая капля, упавшая на лицо. Погода резко и быстро сменилась, над городом сгустились тучи, слегка похолодало, от солнечного утра не осталось и следа. Таня осторожно толкнула Миху в бок: — Просыпайся, бежим отсюда, пока не промокли насквозь. Мишка потёр заспанные глаза, сморщился от влажной мороси, прилетевшей в лицо, и, засмеявшись, увёл Таньку на чердак. — Вот это да, я тоже уснул? Бля, мы чё-то сегодня спим, как бомжи, на улице. — Ты очень мило спал, — обняла его Таня. — Мило? — лукаво переспросил Мишка, чуть удивлённо подняв брови. — Это определение подходит тебе, но никак не мне. — А тебе что подходит? Брутально? — расхохоталась Танька и стала его целовать, Мишка с напором ответил, прижав её к деревянной балке, и тут же чихнул от пыли, которая посыпалась им на головы. — Тьфу, пошли с этого чердака, тут дореволюционная пылища, — Таня отряхнула одежду и, с осторожностью открыв скрипучую дверцу, шагнула в парадную. Миха вышел следом, закрыл замок на ключ и, не собираясь отступать, продолжил поцелуй, вжимая Таню в перила лестницы. Они совсем забыли о том, что здесь живут люди, и вздрогнули, когда открылась одна из дверей и на них уставился злобный пенсионер. — Опять! Опять по углам обжимаются, ни стыда, ни совести! Таня покраснела и попыталась отодвинуться от Миши, но тот удержал её, дерзко хмыкнул и нарочно снова впился в губы. — Никакого уважения! — продолжал возмущаться высокий пожилой мужчина. — Пробираются в чужие парадные и устраивают тут невесть что. Убирайтесь отсюда, наркоманы долбанутые! Эй, парень, ты не слышишь, что ли, меня? Дед решительно направился к ребятам и почти схватил издевательски смеющегося Мишку за шиворот, но тут из соседней квартиры выглянула седовласая, интеллигентного вида женщина и заговорила: — Алексей Михайлович, вы что же с самого утра кричите? Не бережёте свои нервы, так хоть соседей пожалейте! — Да вы полюбуйтесь, Анна Александровна, снова шалупонь всякая на нашей лестнице ошивается! Сколько раз говорил, надо менять входную дверь! А ну, выметайтесь! Здесь вам не проходной двор! — он замахнулся своей тростью, Анна Александровна внимательно посмотрела на Мишу, заслонившего собой Таню, и жестом остановила мужчину: — Прекратите, Алексей Михайлович. Это ко мне. Ребята пришли, чтоб с наступающим днём победы меня поздравить. Вы же из сто пятой школы, да? Проходите, — женщина открыла дверь шире и Тане ничего не оставалось, как войти внутрь, потянув за собой опешившего Мишку. — Анна Александровна, да зачем же они вам? Не пускали бы вы их. Молодежь нынче совсем распустилась! — Алексей Михайлович погрозил палкой и стал, медленно шаркая ногами, спускаться по лестнице, продолжая поносить молодых людей на чём свет стоит. Анна Александровна захлопнула дверь квартиры и засмеялась: — Вы не обращайте внимания, Алексей Михайлович — очень консервативный, но он не со зла. — А… А зачем вы нас пригласили? — растерянно поинтересовался Мишка, а Таня незаметно улыбнулась, заметив, что вся его наглая уверенность довольно быстро улетучивается под мягким взглядом хрупкой женщины. — Понравились вы мне. Лица у вас открытые, искренние, — просто объяснила Анна Александровна. — Я всю жизнь с детьми и подростками проработала, знаю, какие вы. Да и скучно одной. Проходите на кухню, я вас чаем напою. Миха потоптался, переглянулся с застеснявшейся Таней и, пожав плечами, нагнулся, чтобы снять обувь. — Руки не забудьте вымыть, — громко сказала женщина, удаляясь на кухню. — Слева по коридору ванна. — Миш, может, уйдём? Как-то неудобно… — прошептала ему Таня. — Да как уйдём? Уже нельзя. Да и это… Там на улице дождь, и ещё я б от завтрака не отказался, — подмигнул ей Миша и открыл воду, пока Таня разглядывала высокие лепные потолки. — Проходите, проходите, — Анна Александровна, хлопотавшая у плиты, с улыбкой разливала чай в большие кружки. — Давно у меня гостей не было. Как вас звать-величать, молодые люди? Ребята представились и, слово за слово, разговорились с одинокой женщиной, рассказав, кто они, откуда и как оказались на крыше. Анна Александровна внимательно слушала, иногда задавала вопросы и с теплотой смотрела на Таню и особенно на Мишу. — Пойдёмте в комнату. Вы ведь никуда не торопитесь? — предложила она, убирая со стола посуду. — Не, мы до вечера свободны, а там у нас поезд, — поднялся Мишка и притянул к себе за плечо Таню. Она прижалась щекой к его руке и кивнула, подтверждая слова. — Какие же вы влюбленные и счастливые! Весна, юность, что может быть прекраснее… — улыбнулась женщина с затаённым вздохом и пояснила, видя в Таниных глазах невысказанный вопрос. — Мы с мужем тоже познакомились ещё в школе, и всю жизнь были вместе. Женщина помолчала, задумавшись, а потом, выйдя из недолгого оцепенения, подтолкнула ребят: — Ну, не будем о грустном. Идёмте. Половину пространства большой светлой комнаты занимал коричневый лакированный рояль. Таня села к нему, осторожно рассматривая, и Анна Александровна принялась рассказывать, что до недавних пор, пока совсем не разболелись пальцы на руках, преподавала в музыкальном училище, а в молодости даже выступала на конкурсах пианистов и занимала призовые места. Таня внимательно слушала, а Мишку больше заинтересовали висящие на стене электрогитары: Musima Lead Star и Fender Stratocaster. Эти инструменты и рояль были будто из разных миров, и Миха удивлённо спросил: — А вы и на гитаре умеете играть? — Умею, — засмеялась Анна Александровна, — но это гитары моего сына. На Стратокастер он в своё время все сбережения потратил. Она кивнула на портрет длинноволосого молодого парня. Фотография была сделана на рок-концерте, видимо, во время исполнения соло. Мишка застыл около неё, напряжённо вглядываясь в лицо экзальтированного музыканта, явно прущегося от своей игры и реакции зала. — А в какой группе он играет? — Играл, — новый вздох вырвался из уст женщины. — В разных играл, я даже не помню названий. Они не были сверхпопулярными, но свою аудиторию собирали. А Игорёша… Он был настоящим виртуозом, его даже звали в Англию, но он отказался. — Чем же он сейчас занимается? — задал очередной вопрос непонятливый Мишка, и Таня толкнула его в бок, сразу догадавшись по глазам Анны Александровны, что вряд ли этот парень до сих пор живёт на свете. — Миш, ты не догоняешь, что ли? — Да ничего, уже столько лет прошло, — успокоила её Анна Александровна и не в первый уже раз пристально посмотрела на Миху. — А знаешь, Миша, тебе, наверное, полезно будет узнать. Садитесь на диван. Сняв очки и смахивая слёзы, женщина рассказала историю жизни своего сына Игоря, которая трагически оборвалась в результате удара о серую мостовую. — Он вышел в окно. Следователи, конечно, списали всё на самоубийство, но… Если бы не эти проклятые наркотики: ЛСД, кислота, что-то подобное… Кто знает, что он увидел в бреду своих галлюцинаций… В комнате повисла тяжёлая звенящая тишина, она давила на плечи, Миха шевельнулся, будто стараясь сбросить груз, и разрезал тишину голосом, спросив: — Сколько ему было? — Двадцать семь. Мишка кивнул, почти наверняка зная, что услышит именно эту цифру, и снова подошёл к фотографии Игоря. Даже через бумагу он почувствовал, какая, должно быть, бешеная энергетика исходила от гитариста на концертах и как пели в его руках металлические струны. — Анна Александровна, а у вас остались записи, где слышно его гитару? — Да, — женщина поднялась и вынула из шкафа несколько аудиокассет. — Миша, достань, пожалуйста, магнитофон с верхней полки. Миха потянулся за ним и случайно опрокинул картонную коробку, из которой рассыпались фотографии, и цветные, и чёрно-белые. — Ой, извините, — вместе с пришедшей на помощь Таней они стали собирать фото, но увлеклись тем, что на них изображено, и зависли, сидя прямо на полу и соприкасаясь головами. — Можно, мы посмотрим? — спохватившись, спросила Таня. — Да, конечно. Здесь в основном Игорёк, но есть и наши с мужем фотографии, — Анна Александровна включила магнитофон. — Это альбом группы «Чёрный камень», здесь все гитары записаны Игорем. Сидите, сколько захочется, смотрите и слушайте. Я на кухне буду. Кассета шипела и похрипывала, в некоторых местах плёнку заедало, но это лишь придавало записи атмосферности. Таня, не особо разбираясь в музыкальных составляющих, просто слушала песни и жалась ближе к Михе, а тот ясно слышал звуки гитары и удивлялся, как круто и чётко были сыграны партии и насколько оригинально подобраны соляки. — Слышь, Тань, этот Игорь — один из самых офигенных гитаристов среди всех, что я слышал. Жалко, блин, что он давно умер. Таня согласно кивнула, искоса взглянув на Миху. — Да не смотри ты так на меня, — занервничал он. — Прибереги лучше эту историю и укоризненный взгляд для Эда. — Ему бесполезно что-то говорить, он уже увяз во всей этой дребедени по уши, — возразила Таня, — а на тебя ещё можно повлиять. — Танюх, ну, что ты? Будь уверена, я всё понимаю, — Мишка был честен и серьёзен, и Танька решила больше не развивать эту тему. Ребята пробыли в уютной квартире, пропитанной петербургским духом, до полудня, не сумели отказаться от обеда, слушая рассказы про блокадное детство Анны Александровны, а ещё Мишка выпросил разрешение подержать в руках Стратокастер. — Вот это гитара! — восхищённо выдохнул он и наиграл рифф, очень странно звучащий без усилителя, но Мишке важна была именно атмосфера, а картину объемного звучания он сам достроил в своей голове. — Миша, давай пойдём. Мы, наверное, мешаем, да и дождь уже закончился, — потянула его за руку Таня. Миха с некоторым сожалением вернул гитару на место и сказал: — Пойдём, нам и правда пора, пацаны, наверное, нас потеряли. — Заходите в гости. А если всё уладите с родителями и надумаете переезжать — милости прошу, можете пожить у меня в одной из комнат, — радушно предложила Анна Александровна, провожая ребят. — До свидания. Берегите себя. — Спасибо большое вам за всё, — поблагодарила женщину Таня, и они, быстро сбежав по лестнице, вышли на мокрую питерскую улицу. — Хорошая старушка, — заключил Миха, — да? — Ага. Только очень одинокая, — грустно сказала Таня, — и многое в жизни повидавшая. — Ну а чё, жизнь не сахар, конечно, — умудрено заметил Миша и рассмеялся. — Не грусти, Танюх. Смотри, какой классный Питер! Целуясь и обнимаясь, они добрались на метро до общаги и хотели немного отдохнуть, а может, и поспать, но Марина, соскучившаяся по подруге, потащила Таню снова гулять. — Это Питер, Танечка, здесь некогда спать! Знаешь, где мы ещё не были? На Богословском кладбище, где могила Цоя. Надо ведь почтить его память, пошли. — Мих, ты пойдёшь? — спросила Таня. — Вот не хватало ещё по кладбищам шарахаться, — лениво ответил Мишка, плюхаясь на кровать. — Идите, если хотите. Встретимся вечером. Таня с Мариной ушли, но в комнату к Горшку почти сразу же ворвался сияющий Балу. — Миха! Подъём! Нас Илья Чёрт к себе на точку пригласил. — Кто? — поразился и не поверил Миша. — Чё за приколы? — Да серьёзно, он как-то с Евгением Борисовичем связался. Поехали, блин, чё ты тупишь? — Ладно, помчали. А кого ещё берём? — Андрюху, остальных я не нашёл.***
Пацаны быстро оказались в метро и обнаружили, что ни у кого из них нет денег на проезд. — Блять, и как быть? — почесал макушку Андрей. — Вот так, — подмигнул ему Мишка и перемахнул через турникет. Сзади тут же послышались крики милиционеров, но парни, ржущие, как кони, успели, расталкивая недовольных пассажиров, заскочить в подъехавший поезд. Слегка запутавшись в линиях, они всё же доехали до нужной станции и, поплутав во дворах, нашли неприметную дверь в полуподвальную репетиционную базу, возле которой курил Илья. — О, пацаны, рад вас видеть. Горшок и Князь, вас запомнил, а тебя как зовут? — Балу, — представился Сашка. — Точно. Бас-гитарист. Да вы закуривайте, не стесняйтесь, я ж не батя вам, — засмеялся Чёрт и протянул им пачку. — Миша, слушай, к тебе вчера подходил такой тип, Александром зовут? — Подходил, — кивнул Миха, пока не совсем понимая, к чему клонит Илья. — Я надеюсь, ты не согласился на его продюсерство? — Нет, конечно, чё я, дурак? — Ай, молодца, наш человек. Вы такие самобытные, что сами пробьётесь. Обычно в вашем возрасте каверы играют, а вы свои охуенные темы мутите, — Чёрт помолчал и продолжил. — А я хочу предложить небольшую помощь, посильную, так сказать. Давайте зайдём, обсудим детали. На студии, где у парней чуть не отвалились головы, потому что они постоянно крутили ими в разные стороны, восторженно разглядывая аппаратуру и инструменты, Илюха предложил группе поучаствовать в записи альбома. — Знаете, нам самим помогали в юности, и я решил, что в знак благодарности судьбе, тоже должен заняться этим. Хочу собрать разную прикольную молодёжь и выпустить сборный альбом, с вас песни, с нас продакшн, — Чёрт устроился верхом на стуле и серьёзно смотрел на ребят. — Проще говоря, у вас, парни, есть шанс записаться на профессиональной студии. А там уж как пойдёт, может, и фит запишем. — Охуенно! — выдохнул Мишка. — Блин, это такой шанс! — Когда вы снова сможете приехать к нам? — перешёл к конкретике Илья. — Наверное, только в конце июня, да, парни? — обратился Мишка к прифигевшим и притихшим Андрею и Сане. — У нас там, это, экзамены, туда-сюда, понимаешь, да? Илья улыбнулся и кивнул. — Всё понял. По срокам нам подходит, поэтому ждём вас. А сейчас пошли, проведу экскурсию, что тут у нас есть. Может, и сыграете что-то? — Давай! — глаза парней загорелись, и они отправились вслед за Чёртом.***
— Пацаны, вот это нам повезло! — воскликнул Андрей, когда они вышли из подворотен, где находилась точка «Пилота». — А что там с «Нашим радио»? Был уже новостной выпуск? — Был, я слышал, — отозвался Балунов и засмеялся. — Вы, конечно, херь несли, но хоть так, первый раз на радио попали. — Блять, Саня, а нас почему не позвал послушать? — Мих, новости шли две минуты, куда б я подорвался? Да и не было никого, вы же всё время где-то болтаетесь, — пожал плечами Шурик. — Похеру, потом в интернете найдём выпуск. Куда мы сейчас? — В «трубу» около Невского, Эд говорил, там неформалы тусуются. Вы же не против? Андрей и Сашка, конечно же, согласились, и через некоторое время ребята дошли до подземного перехода около станции «Невский проспект». Внизу и правда раздавались звуки гитар, а вдоль стен стояли компаниями молодые люди, здесь были и мрачные готы, и брутальные панки, и длинноволосые металлисты. Пацаны легко сошлись с местными обитателями, покурили, поиграли на гитарах, поржали, поспорили о музыкальных вкусах, а потом кто-то узнал их, вспомнив вчерашний фестиваль, и стал гнать на песни. Миха, конечно, не выдержал и тут же вписался в драку, остановившись лишь когда его оттащил невесть откуда взявшийся Эд. — Миха, тут все свои, прекрати кулаками махать. — Блять, чья бы корова мычала, — огрызнулся Горшок. — Ну всё, всё, остынь. Пошли лучше отсюда подобру-поздорову. А Танька где? — с лёгкой опаской спросил Эд. — С Мариной ушла на экскурсию, блять, по кладбищам, — засмеялся Мишка. Они вышли на Невский, а Михе в голову вдруг пришла шальная идея. — Эдька, слышь, а больно делать татуировку? — Ну как тебе сказать… Больно, конечно, но терпимо, ещё смотря на какой части тела. А чё? — У тебя стопудово есть знакомый мастер. Сможет набить по рисунку? Вот прямо сейчас. На память, ё-моё. Эд оценивающе посмотрел на Мишку и кивнул: — Поехали. Всё сделает в лучшем виде. — Андро, у тебя же с собой тот рисунок, пень с головой? — спросил Мишка, и в глазах его заплясали бесенята, когда Андрей достал блокнот. — Вот он. Да я могу его ещё ни один раз нарисовать, вообще без проблем. Только вот отец тебе голову открутит, если ты татуху набьёшь. — Да похуй мне. Зато ты прикинь, как круто будет!***
Таня быстро собрала свои вещи, поставила рюкзак ближе к дверям и пошла в коридор к окну, чтобы выкурить сигарету. Ей было грустно от того, что приходится уезжать из Питера, ставшего за эти три дня почти родным, и возвращаться к серым унылым будням. Мишка пропал, оставив, правда, коротенькую записку, в которой написал, что они с пацанами ушли к Чёрту. Таня, смеясь про себя, радовалась, что Чёрт было написано с большой, а не маленькой буквы, но начинала переживать, ведь приближался вечер, а парни так и не вернулись. — Что, Тань, грустишь? — встала рядом с ней Марина. — Да. А ты, наверное, рада? Скоро наконец-то окажешься рядом с Матвеем, — улыбнулась Танька, стряхивая пепел. — Жаль, что он не смог поехать с нами. Было весело, правда? — Очень здорово! И фестиваль, и прогулки, красота! — согласилась Маринка. — А где эти три поросёнка? — Как верно ты их охарактеризовала, — зашлась смехом Таня. — Смылись куда-то. Вроде, к Илье Чёрту пошли. — Вот это да! Ему реально понравилась группа? — Видимо, откуда мне знать подробности? Девушки долго стояли у окна и болтали, потом проводили до такси Яшу и Машу, которые возвращались опять же самолётом, и стали собираться на вокзал. Шансы, что пацаны успеют вернуться в общагу за вещами, таяли с каждой минутой, поэтому Антону и Поручику пришлось тащить на себе по две гитары и несколько сумок. — Какие они, блять, безответственные типы! — возмущался, кряхтя, Щиголев, еле забираясь в вагон метро. — Вот объявятся, я их уничтожу! — Я с тобой, — поддержал его Евгений Борисович. — А если они на поезд опоздают?! — Женя, успокойся. Опоздают — их проблемы, — флегматично заметила Оксана. — Ты ни в чём не виноват. Таня приткнулась на сидение в углу и нервничала всё сильнее, одновременно чувствуя что-то вроде стыда, будто это она, а не Миша, опаздывает и доставляет всем неудобства. Чувство было неприятным и неправильным, и Танька побыстрее от него избавилась. — Тань, ты звонила Мишке? — спросили её Катя с Мариной на эскалаторе. — Звонила, и ему, и Андрею, и Шуре. Не берут. — Позвони ещё раз, вдруг дозвонишься, — посоветовала Катюха. Таня набрала номер и кое-как, но дозвонилась до Балу. — Сашка, где вы? Вы совсем ебанулись? — закричала она в трубку, забыв о приличиях. — Да как забыли-то? Ноги в руки и бегом сюда. Да, Московский вокзал. Почти в центре, да. Блять, шевелитесь там, если не хотите на поезд опоздать! Вещи уже у нас. — Где они? — все заинтересованно смотрели на Таню. Она перевела дух и сказала: — Не знаю, в каком-то парадном бухают, вместе с Эдом, конечно.***
По громкоговорителю уже объявили, что поезд отправляется через пять минут, и попросили провожающих покинуть вагоны, а парней так и не было. Таня, в вагоне сбросив с помощью Маринки рюкзак, вышла из поезда на перрон и тревожно озиралась рядом с Антоном. Она хотела спокойно попрощаться с Петербургом, в последний раз вдыхая его воздух, но всё шло наперекосяк. Разозлённая нервная проводница уже встала в дверях и приготовилась махать своим красным флагом, когда пацаны всё же ввалились на платформу. — Ну наконец-то, заходите скорее! — воскликнул Антоха, но Мишка упёрся, притянул Таню к себе и зашептал: — Танюх, давай останемся, нахуй. Я это… Не хочу, блять, отсюда уезжать. Я пришёл за тобой, специально, блять, время тянул, чтоб нас никто не успел остановить. Давай? Он был серьёзно пьян, Таня утонула в его ошалевшем взгляде и, хмелея от одного его дыхания, чуть было не согласилась, наплевав на всё, но оказавшийся рядом Эд схватил Миху за куртку и решительно запихнул в вагон, оторвав от Тани. — Горш, не дури. Езжай давай. Летом снова приедешь. Пацаны, блять, помогайте. Сопротивляющегося Мишку общими усилиями усадили в вагон, а совсем растерявшаяся Таня так и осталась стоять на перроне. Эд взял её за руку и сказал: — Тань, ну ты чего? Не слушай, что он несёт. Питер никуда от вас не денется. Эд говорил это, а в голове его крутилась подлая мысль, что вот сейчас можно схватить Таню в охапку и оставить рядом с собой, а Мишка пускай уезжает один на все четыре стороны. Эд сморщился, прогнал идиотскую мысль, резко отпустил Танину руку и махнул ей: — Иди в вагон. Пока! Он быстро ушёл, почти убежал с перрона под непонимающим взглядом Антона, который пожал плечами, наскоро попрощался со всеми и, дождавшись, когда поезд скроется из виду, побрёл к зданию вокзала.***
Таня подошла к своей полке и спросила у Мишки, который вроде успокоился и смирно сидел, уронив голову на руки, сложенные на столе: — Всё в порядке, Мих? — Хуёво всё, — глухо сказал он. — Не хочу возвращаться. «Так надо, так надо…» Заебали, блять. Кому надо? Танька вздохнула, она чувствовала то же самое, видя в окне, как быстро исчезают и остаются за спиной огни Питера. Она села рядом с Мишкой, обняла его, и они снова растворились в своём мире, абсолютно не замечая других людей. Миха резко повеселел и вдруг потянул Таню в тамбур. — Пошли, курить хочу. Он, покачиваясь, но довольно твердо стоя на ногах, довёл её до холодного тамбура, где пока ещё никого не было, и, как-то сумасбродно улыбаясь, задрал на кожаной куртке рукав: — Зацени, чё я сделал. Крутая? Таня взглянула на свежую татуировку и ахнула. — Миха… Вот это да… Красиво, конечно, но жуть такая, блин, больно же, наверно? — Хуйня, — соврал Мишка. — А это… Её чем-то мазать надо? Чтобы хорошо зажило всё, — запереживала Танька. — И пить нельзя было. — Нихера не будет, тут, короче, специальная плёнка, её пока не надо снимать, а потом домой приедем, разберусь, ё-моё, — отмахнулся Мишка и зашарил по карманам, зажав в зубах сигарету. — Отец тебя убьёт, — Таня протянула ему зажигалку. — Танюх, я это сегодня уже раз сто слышал, в разных вариациях. Мне похуй. Моя рука, моя жизнь, что хочу, то и делаю. — Что хочу, то и делаю, — эхом повторила Таня, и Мишка, так и не закурив, утянул её в глубокий поцелуй, страстный, пьяный, соблазнительный и отчего-то пугающий до дрожи, а поезд, мерно стуча колёсами, уносил их всё дальше от Санкт-Петербурга.