***
Миха выбрался из поезда на перрон, но пошёл не к выходу в город, а к пригородным кассам. Всю долгую дорогу, трясясь в вагоне, Мишка думал о том, что его, наверное, никто не ждёт, а если и ждут, то уж точно не с распростёртыми объятьями. Ведь если быть честным, он многих обидел, а Таню с родителями так и вообще послал прямым текстом. Мишка не представлял, как он сможет смотреть им всем в глаза, поэтому решил немного оттянуть момент встречи, навестив пока свою бабушку, о которой как раз недавно думал. Горшок купил билет на ближайшую электричку, сгрыз чёрствый пирожок в вокзальном буфете и через полчаса уже ехал в старом дребезжащем вагоне на жёстком сидении, сдвинутый в самый угол к окну грузной тётенькой, везущей на дачу какие-то ящики. Она нашла в его лице удобного собеседника и долго рассказывала о своих грядках, кабачках и петуниях. Когда женщина вышла, Миха с облегчением выдохнул, уселся поудобнее и стал вспоминать, как они ездили осенью в Лосиный на точно такой же электричке. Именно тогда он признался Тане в своих чувствах и был готов петь и кричать от того, что они оказались взаимными. Сколько же воды утекло с тех пор… Электричка доползла, наконец, до маленького и тихого провинциального городка, где жила Михина бабушка, вагон остановился далеко от короткой платформы, поэтому Мишка спрыгнул со ступенек прямо на отсев, которым были засыпаны промежутки между рельсами, перешёл железную дорогу и на единственном маршруте автобуса доехал до нужной улицы, гордо носящей имя Суворова. Миха вышел на конечной, свернул во двор между домами, расположенными в форме буквы «П», пересёк корт посередине и нырнул в тёмный подъезд трёхэтажки, в котором привычно пахло кошками, жареной картошкой и табаком. Поднявшись на последний этаж, Миха надавил на кнопку звонка и замер в ожидании. Дверь быстро открылась, и на пороге показалась пожилая морщинистая женщина в домашнем халате. — Мишутка, неужели! — обрадовалась она, поправила сползшие на нос очки и крепко обняла внука, слегка растерявшегося от такого напора. — Вернулся, проказник! Родители тебя всё лето ищут. Бабушка втянула Мишку в квартиру и слегка погрозила ему пальцем, а он, улыбаясь, как довольный кот, объевшийся сметаной, сел на тумбочку и прижался щекой к цветастому халату. — Ба, ты позвони маме, скажи, что я у тебя, пусть не волнуется. Только попроси её не говорить никому об этом, ладно? — Хорошо, позвоню, хитрец, — растрепала ему волосы Екатерина Львовна. — Прячешься от кого-то? — Нет, просто пока не знаю, как лучше быть… — туманно ответил Миша, разуваясь. — Ладно, потом расскажешь. Проходи, я будто знала, что ты приедешь, пирог твой любимый испекла. — Яблочный? — облизнулся Горшок. — Да. Я обычно для себя ничего не стряпаю, а тут будто кто шепнул, испеки да испеки. — Это домовой, баб, — засмеялся Мишка, вымыл руки и сел за стол на маленькой чистой кухоньке. — Он почувствовал, что я приеду. Баба Катя села напротив, долго смотрела на внука, а потом сказала: — Ух, какой ты вымахал. Красавец! Только одежда у тебя что-то шибко уж потрёпанная. — Так я это… Два месяца по стране мотался. Где только не был, это ж с ума сойти, — объяснил с набитым ртом Миша, активно двигая челюстями. — А как же невеста твоя? — Какая невеста? — чуть не подавился Миха. — Танюха, что ли? — Она, она, — закивала Екатерина Львовна. — Ко мне давеча Лёшка приезжал, вот он про всё и рассказал. — Ну, значит, ты знаешь, что мы поссорились. Зачем тогда спрашиваешь? — задёргался Мишка. — Так откуда мне знать, может, уже помирились. Да ты не кипятись, Мишенька, кушай-кушай, а потом пойдём, в магазин сходим, куплю тебе одежду нормальную и ещё что-нибудь, что ты хочешь. — Не надо, ба, — смутился Миша, которому всё детство твердили, что у бабушки некрасиво выпрашивать подарки. — Что же я, не могу своего родного внука порадовать, которого вижу раз в пятилетку? Не спорь, пойдём. Они собрались и, пока дошли до магазина, встретили миллион бабушкиных знакомых, каждый из которых считал своим долгом восхититься Мишкой, сообщить, как он вырос, а потом ещё полчаса рассказывать о своих внуках. — Баба Катя, мы такими темпами до вечера не дойдём, куда шли, — шепнул Миша, завидев на горизонте очередную соседку. Бабушка засмеялась и ловко свернула во двор, окольными путями доведя Миху до автобуса, который привёз их в центр городка. В магазине одежды Мишка взял себе самые обыкновенные чёрные спортивные шорты и футболку, а потом завис возле музтоваров, разглядывая электрогитары. — Ты всё так же мечтаешь стать рок-звездой? — серьёзно спросила его бабушка. — Да, — поделился Миша. — Мы выступали в Питере на большом фестивале, и я понял, что сцена — это то место, где я хочу быть! — Тогда выбирай, что тебе нужно, — Екатерина Львовна зашла в магазин и широким жестом обвела все инструменты. — Я бы хотел… Я б хотел электрогитару, вот эту, — тихим шёпотом сказал Мишка, не веря своему счастью. — И комбик. — Берём, — женщина решительно направилась к скучающему продавцу, и через несколько минут довольный до чёртиков Горшок тащил две коробки: большую, но лёгкую, с электрическим Фендером и маленькую, но увесистую с комбоусилителем. Жизнь заиграла новыми красками, и ближайшие дни Мишка не расставался с гитарой, сочинив разом кучу мелодий, которым давно было тесно в его голове. На четвёртый день Екатерина Львовна возмутилась, пригрозила спрятать гитару на чердак и почти силой выгнала Мишку гулять по дворам. Он встретил пацанов, с которыми играл в детстве, погонял с ними мяч, порассказывал истории, приключившиеся с ним за время путешествия, шутя настучал по головам тем, кто ему не верил, а потом они до ночи пили пиво и пели песни. Домой к бабушке Миха явился уже за полночь, та не спала, дожидаясь его, но ругаться не стала, погладила по отросшим спутавшимся волосам, а на утро отправила в парикмахерскую. Мишка не стал сопротивляться и вскоре обрёл приличную симпатичную стрижку. — Ну, теперь не стыдно и людям на глаза показаться, — рассмеялась баба Катя и повела его в гости к многочисленным родственникам. Михе там было жутко скучно, но он не хотел ссориться с бабушкой и покорно терпел светские беседы, неохотно отвечая на разнообразные вопросы тётушек. На следующий день Мишка от подобных встреч наотрез отказался и с утра ушёл с пацанами рыбачить на местный песчаный пруд. Наловив ведёрко плотвиц и карасиков, он приволок их бабушке домой и снова умчался на улицу. Миша будто заново окунулся в не такое уж и далёкое детство и решил оторваться по полной, забыв хоть ненадолго о своих почти взрослых проблемах. Дни пролетали незаметно и август быстро закончился. Вечером тридцатого числа Миша собрал свои вещи, кое-как упаковав гитары и гостинцы, переночевал в доме бабушки в последний раз, расцеловал её и на утренней электричке уехал в город, понимая, что дольше прятаться не получится. В окно электрички бил мелкий нудный дождик, и на душе у Михи было также мокро, серо и тоскливо. С вокзала он отправился прямиком к себе домой, никого там не застал, оставил вещи и пошёл в школу. К счастью, директор была на месте, выслушала путаные Мишкины объяснения и согласилась принять его в десятый класс. Заполнив заявление, Миха вышел в школьный двор, посидел немного на ступенях крыльца и ушёл, не желая мокнуть. В прихожей его встретил Лёшка, ужасно обрадовался и повис у брата на шее, правда, потом смутился и смирно сел на кровать. — Лёха! — хлопнул его по спине Миша. — Как же я по тебе соскучился, брательник! — Я тоже, Миша! Блин, знаешь, что я тебе расскажу? — Тихо! — резко остановил его Горшок. — Не говори мне ничего, я пока ещё не решил, что я хочу знать, а что нет. Подождём завтрашний день. Встреча с мамой была такой же эмоциональной, она, не сдержавшись, надавала непутёвому сыну лёгких подзатыльников, потом долго обнимала его и прижимала к себе, а узнав, что он записался в десятый класс, всплеснула руками и спешно отправила приводить в порядок костюм, из которого он уже почти вырос. Отец пришёл совсем поздно вечером, покачал головой, жёстко поговорил с Мишей, но в конце концов не выдержал и заключил, подобно другим, в объятия. — Эх, сын, люблю ведь я тебя тоже, дурака такого. — Прости, пап, — сумел выдавить из себя Мишка, потративший за лето весь свой бунтарский запал и немного подуспокоившийся. Он быстро уснул, забыв завести будильник, но Лёшка не дал брату проспать, растолкал его, и они вдвоём пошли на линейку. Погода снова изменилась, утро было солнечным, но холодным, и Мишка даже замёрз, хотя был в пиджаке. Ребята вошли в холл, Миха покрутил головой, ища Саню или Андрея, и вдруг увидел в дверях Марину и Таню. Он никак не ожидал этой встречи именно сейчас, потому что был уверен, что Танюха поступила в медучилище, оцепенел и растерялся, стоя посреди коридора. Таня вроде бы сделала в его сторону пару шагов и тоже остановилась. Вокруг продолжали сновать туда-сюда школьники, но для этих двоих время будто замедлилось, а всё окружающее перестало существовать. Они смотрели друг на друга целую вечность, утопая в карих глазах друг друга, а потом произошло что-то странное: Мишка качнулся к Тане, чтобы обнять её, а она отшатнулась, почти отпрыгнула, зачем-то вцепилась в Маринку и с безопасного расстояния спросила то ли с издёвкой, а то ли с затаённой горечью: — Ну что, Миш, как провёл лето? Миха чуть ли не заскрипел зубами, вмиг встал в позу и ответил в тон Тане: — Зашибись как. Самое охеренное лето в моей жизни. А ты? — У меня тоже были классные каникулы. Оба бесстыдно врали, не желая усмирить свою гордость, и делали тем самым себе ещё больнее. Мишка не выдержал первым, развернулся, отбежал к раздевалке и почти врезался в Балу. — Саня! — выдохнул он, боясь такой же встречи, как с Таней, но Шурик разулыбался, с силой пожал Мише руку и от всей души хлопнул по спине. — Мишаня! Здоро́во! — Привет, Шурка, — с облегчением сказал Миха и его прорвало. Он болтал без умолка всю дорогу до класса, а потом до спортивного зала, нещадно путал мысли, не договаривал фразы, кидался от одной темы к другой, но Саня умудрялся его понимать, вычленял из потока слов самое главное и даже задавал осмысленные вопросы. — А где Андрей? — вдруг оборвал самого себя на полуслове Мишка, оглядев построившихся одноклассников. — Поступил в художку, ну, в училище, прикинь? На спор, — рассмеялся Балу. — Охуеть. Но я, на самом деле, рад за него, — удивился Мишка, опять вернулся к рассказу, но смолк под тяжёлым взглядом директрисы. Отмаявшись на линейке и классном часе, где Миха старательно отводил глаза от Тани, хотя та сама не смотрела на него, парни отправились к Мише домой. Горшок показал Сане свою новую гитару, наиграл свежие темы, а потом Балу предложил встретить на остановке Андрея. — Сань, а это… Он не обижается на меня? — спросил Мишка, исподлобья глянув на друга. — Да ты чё, нет, конечно, Мих. Скорее, наоборот, он боится… — задумчиво сказал Саша, выходя из подъезда, — боится потерять дружбу из-за этого переезда в Питер, будь он неладен. — Да хрен с ним, с Питером, — в сердцах выпалил Миша. — Жалко вот только с Чёртом не записались. — Ещё не вечер, Мишка, — засмеялся Балу, — я писал ему, он ждёт от нас песни. — Блин, а как? Когда? Ё-моё, надо ж ехать, второй раз я не лоханусь! — разволновался Миха. — До конца сентября. Да ты не паникуй, не надо никуда ехать, запишем песни дистанционно. — Где? — продолжал нервничать Горшок. — А вот… — хитро улыбнулся Саня. — Евгений Борисович с друзьями купили в складчину старую студию, обставили её всяким новым крутым оборудованием, так что теперь записывайся не хочу. — Офигенно! — воскликнул Миша, но тут же сник, потому что на остановку пацаны шли мимо дома Тани, а она как раз заходила в подъезд. — Вы чё, не разговариваете? — шёпотом спросил Саша. — Не знаю, — грустно повесил голову Миха. — Танька! — крикнул Саня. — Пошли с нами Андрея встречать! — Нет, мне некогда, — быстро сказала она и скрылась в темноте подъезда. — Мда, похоже, обиделась… Но, Мих, скажу тебе одно: она очень ждала тебя, даже в Питер ездила искать. — В Питер? — переспросил Миха и надолго замолчал. Оживился он, лишь завидев Андрюху. — Горшок, бляха-муха! — заорал на всю остановку Князь, пулей вылетевший из трамвая. — Вернулся, дорогой мой ублюдок! — Я тоже рад тебя видеть, Андрей, — тихо ответил Мишка, легко толкая его плечом. — Погнали! — вцепился в него Андрюха. — Скорее, блять, отмечать, гулять, праздновать! Рассказывай давай, где ты был? — Расскажу, всё расскажу, ё-моё, только это… Когда мы напьёмся, не пускайте меня к Танюхе, а то я ещё хуже сделаю. Пусть пока идёт как идёт. Ладно? — Тебя хрен удержишь, — хмыкнул Балу, — но мы постараемся.***
Таня забежала домой с такой скоростью, будто за ней кто-то гнался, скинула туфли и плюхнулась с размаху на диван. «Мишка! Мишка тут! Мой Миха вернулся!» — ликовала одна её половина, а другая чернела от злости и подзуживала: «Явился не запылился. Охеренное лето у него было, ну-ну. Хоть бы извинился…» Таня совершенно не знала, как ей нужно поступать, позвонила Маринке, бесцеремонно прервав её посиделки с Матвеем, и пригласила к себе в гости. — Таня, не дури, — почти умоляла подружка, отставляя в сторону недопитый чай, — поговори с ним, не строй из себя неприступную царевну. Зачем ты стала сегодня сходу задирать его? — Не знаю, Марин… — нервно звенела ложкой об кружку Таня. — Он… Он так изменился, повзрослел, что ли… А вдруг он всё забыл? — Бред, — отмахнулась та. — Мишка любит тебя, ты чё? — Я тоже люблю его! — воскликнула Таня. — Но ладно… Не буду спешить. Хочу немного присмотреться. — Думаешь, так будет лучше? — покачала головой Марина, но Таня ничего не ответила, зависнув где-то в своих мыслях. Она рано легла спать, твердо решив поговорить завтра с Мишкой, но, завидев его в классе, то ли испугалась, то ли разозлилась и не смогла вымолвить ни слова. Миха тоже не предпринимал никаких попыток к общению, к тому же он маялся с похмелья и вообще плохо отражал происходящее. Сентябрь быстро набирал ход, а Таня с Мишей так и не общались, даже не пересекались после школы, потому что Таня нарочно избегала всю их компанию и сидела дома в одиночестве. — Миха, ну чего ты ждёшь? — твердили ему все подряд. — Ладно Танька, закрылась в своей раковине, как раньше, и хоть трава не расти, а ты-то? Иди к ней! Но Миха не шёл. Страдал, играл днями на гитаре, собирал обратно в кучу группу, читал книжки, пытался даже учиться и ждал, сам не понимая, чего.***
В природе началась прекрасная пора золотой осени и бабьего лета, берёзы стремительно желтели, а рябины сгорали кострами, устремляясь в лазурное небо. Десятиклассники радовались погоде так же, как и остальные ученики, и подолгу стояли после уроков в школьном дворе и на спортивной площадке. Мишка, присев на корточки возле брусьев, курил, с прищуром глядя в бесконечную голубую даль. Он глубоко задумался и не сразу услышал, как его кто-то зовёт, тем более голосок был тихим, хоть и звонким. — Миша, здравствуй. Ты помнишь меня? Миха наконец очнулся, огляделся и увидел Соню, девчушку, которую он таскал на руках на Последнем звонке. Она требовательно дёргала его за рукав рубашки, а рядом с ней стоял смирный мальчик, наверное, одноклассник. — Привет, Сонька, — улыбнулся Мишка, поспешно затушив сигарету. — Чего тебе? — Ты грустишь. Почему? Что случилось? Миха задумался, подбирая слова, а потом вдруг увидел Таню, выбежавшую из школы под руку с Маринкой, и совсем потерял все мысли. Танюха была в летнем воздушном платье, которого Миха ещё не видел, а волосы её, ставшие за лето ещё длиннее, каскадами волн рассыпались по плечам и блестели на солнце. Он вдруг вспомнил их запах, и сердце в груди защемило от боли и нежности. Сонька проследила за Мишкиным взглядом, разулыбалась, каким-то образом обо всём догадалась, вручила мальчику свой тяжёлый портфель и приказала: — Митька, стой здесь. Я скоро. Соня побежала к Тане, а Митька, стесняясь, буркнул Мише: — Ох уж эти девчонки… — Ты прав, братан, — хлопнул его по плечу Мишка и стал с замиранием ждать, что же будет. Сонька взяла Таньку за руку, что-то сказала ей и решительно повела к Мишке. Таня не смогла противостоять ребёнку и покорно пошла за девочкой. Миха встал и честно сказал, когда они подошли: — Танюха! Ты такая красивая! Таня молчала, Соня вздохнула, прошептала: «Какие же вы бестолковые!», взяла их за мизинцы, соединила и сказала уже громче: — Мирись-мирись и больше не дерись! Миха не выдержал, фыркнул, Танька тоже прыснула, засмеялась, и они наконец обнялись, а потом поцеловались, нежно и робко, как в первый раз, просто соприкоснувшись губами. — Митька, нам пора! Не будем мешать, — с чувством выполненного долга сказала София и увела за собой мальчишку, который с открытым ртом смотрел на происходящее. — Миша, Мишенька, как же я соскучилась по тебе, — зашептала Таня, утыкаясь лицом в ткань его рубашки. — Я тоже, — отрывисто сказал Миха, сжимая её в объятиях так, что Таньке стало трудно дышать. — Не реви. Чё ты со мной не разговаривала-то так долго, дурочка? — Не знаю, — улыбнулась Таня, поднимая на него мокрые глаза. — А ты? — И я не знаю, — засмеялся Миша, а в глазах его заплясали такие знакомые огненные чертенята, что Танькино сердце едва не выпрыгнуло из груди. — Ты вернулся, Миха, ты вернулся! Радость моя, как же я тебя ждала! — Таня говорила это и неосознанно крутила верхнюю пуговицу на его рубашке, а потом вообще расстегнула её и перешла к следующей. — Танюх, эй, не раздевай меня прямо тут-то, — продолжил смеяться Мишка, Танька смутилась, ойкнула и снова прильнула к нему. — Пойдём отсюда, а то вон некоторые уже пялятся. Миха кивнул в сторону Балу и Маринки, которые стояли поодаль на тропинке и картинно аплодировали, и потянул Таню во дворы. Они весь день и вечер болтались по району и говорили, говорили, говорили, делясь всем тем, что накопилось на душе, обнимались и целовались, но не так страстно, как раньше, а более нежно, более бережно, словно боясь, что от излишнего напора вновь обретенное счастье быстро разобьётся на мелкие кусочки, как стеклянная ваза. — Мишка… — спросила нерешительно Таня, когда они качались вдвоём на широких качелях. — А ты… Ну, когда был вот там, где был… Ты… — Танюх, договаривай уже. Не спал ли я с кем-нибудь? — как всегда прямолинейно брякнул Миша. — Да, — Таня опустила взгляд, а уши её покраснели. — Посмотри на меня, — аккуратно приподнял её лицо за подбородок Миха. — Нет, я ни с кем не трахался и даже никого не целовал. Я не смог. — А были претендентки? Или претенденты? — расхохоталась довольная его ответом Танька. — Эдька в один вечер жался ко мне как педик, — на всякий случай умолчав о Белке, поддержал её шутку Горшок, а, заметив удивление, всё-таки пояснил. — Да холодно было, дождливо, вот мы и грелись так, прижимаясь друг к другу. — Мих, да я не поэтому удивляюсь, — махнула на него рукой Таня. — Эд всё это время был с тобой? — Конечно. Мы вместе доехали автостопом до Байкала. Без него я бы пропал. — Так вот почему мы не нашли его в Питере! — воскликнула Таня. — Слушай, ну и как у него дела? У него вроде были какие-то проблемы? — Всё хорошо, — подмигнул Миха. — Эдик наконец-то нашёл себе подходящую девушку. Её зовут Полли, и она умеет водить «Урал». — Грузовик? — вытаращила глаза Танька. — Не, мотоцикл, — рассмеялся Миша и сдернул Танюху с качелей. — Пошли ко мне домой, один прикол покажу. Он привёл Таню в квартиру и с гордостью показал ей гитару и комбик. — Бабушка подарила, — Мишка погладил чёрно-белый Стратокастер по блестящей глянцевой деке. — Вот это продвинутая у тебя бабуля! Сыграй мне, Мих! — тут же попросила Танька и прибавила. — Я так соскучилась по твоему голосу. Миху не пришлось упрашивать дважды, и он заиграл ту красивую мелодию, что уже слышала однажды Таня на акустике. Но на этот раз к музыке прибавились слова. Дремлет за горой мрачный замок мой, Душу мучает порой царящий в нем покой. Я своих фантазий страждущий герой, А любви моей живой все образы со мной! — Вот это жуткая история у Андрюхи получилась! — слегка передёрнулась Таня. — Но красивая. А как ты поешь, Мишка! Мм, заслушаться можно! Миха отставил гитару в сторону, подошёл к Тане вплотную и резко повалил её на кровать, но тут щёлкнул дверной замок, и ребятам пришлось срочно расцепиться. — Мам, ты чё так рано? — высунул голову в коридор Миха. — Электричество отключили на работе. У нас гости? Или…гостья? — Татьяна Ивановна заметила в прихожей женские босоножки и улыбнулась. — Мама, — грозно зашептал Миша, — это Танюха, не принимай загадочный вид. — Ах, Танечка! — обрадовалась женщина и быстро зашла в комнату. — Здравствуй! Помирились всё-таки с моим шалопаем? — Он не только ваш, но теперь уже и мой, — со смехом ответила Таня. — Нам друг от друга никуда не деться, — подтвердил Мишка и так по-хозяйски обнял Таню, что та почувствовала лёгкую дрожь во всём теле. — Молодцы! — заключила, глядя на них, Татьяна Ивановна. — А теперь пойдёмте пить чай. Вдоволь наговорившись и выпив пару чашек чая вприкуску с печеньем, ребята поднялись и снова пошли на улицу. — Мам, я провожу Таню. Дай, пожалуйста, денег, — шёпотом попросил Миша и, слегка смущаясь, добавил. — И не теряй, если я ночью не приду. Мы с Танькой страшно друг по другу соскучились. Он рассыпался в благодарностях, взял купюры, сунул их в карман и по дороге купил Тане цветов, тех самых тёмно-синих космических роз, что дарил ей почти год назад. — Держи! — протянул он ей букет, а потом неподалёку от её подъезда вдруг бухнулся на колени и обнял за ноги. — Тань, прости, пожалуйста, меня за всё… Я сделал тебе больно… Я не хотел, ё-моё. — Мишка, встань, чего ты?! — потянула его за воротник Таня. — Я давно простила тебя. И ты… Ты тоже извини. Не получилось у нас уехать жить в Питер… А ты так мечтал об этом. — Слушай, Тань, Питер триста лет стоял без нас, и ещё пару лет постоит, — примирительно сказал Миха, отряхивая джинсы от пыли на коленях. — Ну, мир, да?***
Танина мама стояла у окна и долго пристально смотрела вниз. Григорий Александрович подошёл, встал позади и весело спросил: — Ну и что за интересное кино там показывают? — Мишка вернулся, — задумчиво ответила Любовь Ивановна. — Ясно, — кивнул он. — И что они делают? — Целуются, — засмеялась женщина. — А до этого он стоял перед ней на коленях. — Значит, Таньку можно сегодня домой не ждать, — многозначительно шепнул Григорий Александрович и придвинулся ближе. — Люб, а может, и мы с тобой?.. Мы ведь ещё ого-го. — Гриш, погоди. Ты простил его? — Мишку? Ну, раз Таня простила, то я и подавно. Любань, да успокойся ты уже, они вместе навсегда. Готовься, через три года свадьбу будем играть, — подмигнул отец. Любовь Ивановна развела руками и вдруг перекрестила ребят через окошко, давая тем самым своё окончательное благословение. А Мишка с Таней всё стояли возле тускло горящего фонаря и жадно целовались, пытаясь восполнить все те месяцы, что они провели в разлуке. — Тань, — хрипло сказал вдруг Мишка, на миллиметр отдалившись от её губ, — а ведь у нас получилось. Мы многому научили друг друга. — И в первую очередь — жить, — сразу поняла его Таня. — Я люблю тебя, Мишка. — И я тебя, Тань. Очень. Пошли, — Миха, дыша всё тяжелее, взял её за руку. — Куда? — Искать новые грани нашей офигенности, — засмеялся Горшок и повел Таньку за собой, чтобы этой ночью целиком раствориться в ней и их вечной безграничной любви.Конец.