Заслуживаешь этого.

      —Располагайся, — стоя в дверном проёме, Ларссон без зазрений совести, улыбается, разводит руками, показывая растеленную небольшую кровать в углу комнаты, почти у самого окна, от которого неумолимо веяло зимним, колючим холодом. Освещение же в спальне было только в роли тканевого, под стать японскому, торшера. Люстры не оказалось, на её месте топорщится лишь крюк и пару проводов из потолка.       Небольшой письменный стол стоял напротив кровати и был полностью покрыт слоем сигаретного пепла, хоть на нём и была пепельница, в которой горочкой лежали окурки, сами собой вываливаясь от туда. И главная достопримечательность — массивный, тёмно-коричневый бельевой шкаф, дверца которого немного приоткрывалась и жила собственной жизнью, тихонечко поскрипывая. Словно всю мебель хозяин квартиры нашёл на барахолке, слава небесам, хотя бы кровать выглядела новой и пригодной для сна.       Достаточно атмосферная, не сказать, что комфорт-плюс, даже чем-то похожая на его коморку, комната.       Хоть и говорят, что на новом месте плохо спится, но здесь прям — таки и слипались глаза, клонило прилечь на кровать, заснуть безмятежным сном. Но найдётся ложка дёгтя:       — А ты на пол ляжешь? — Выдавая беспокойствие, Томас оглядывает комнату, крутясь в каждом углу. В ответ он слышит недовольный «цык».       — Всё для гостя. А мне суждено ютиться на кресле в другой комнате, — обрекая этой фразой на самобичевание Риджуэлла. Но, подняв глаза на застывшего возле стола черноглазого, который поёжился от этих слов, зажав край рукава своей домашней чёрно-красной кофты, в которой он и выбежал из квартиры, немного нахмурился и уже было хотел что-то сказать, но его мысль прервали:       — Расслабься, я просто буду смотреть телик. Периодически выглядывая на балкон, не хочу, чтобы ты травился этим дымом — смягчив всё лёгкой ветренной улыбкой, он замешкался в проёме, будто что-то забыл —если нужно полотенце, оно всё в том же шкафу — тыча пальцем в деревянного гиганта в углу — какое угодно бери, потом в стиралку кинешь, если завтра…— Предложение осталось незаконченным, он не знал на сколько дозволяет (уже он сам) остаться другу. Чувства полной самостоятельности и неограниченности захлестнули его впервые, только сейчас его пропитала свобода. Он вскинул брови и хитро улыбнулся:       — Если завтра что-то заставит тебя уйти, — понимая, что Том куда более зависим от людей из вне, той же матери или уже совсем других обстоятельств, колко оставляет комментарий. Собеседник же молча рисовал зигзаги на грязном столе, почти не обращая внимания на монологи, которыми пытались снова поддеть в нём живое и больное место. Так он ещё долго стоял и вырисовывал что-то, более-менее похожее на маленькие цветочки, пока не услышал смесь голосов из соседней комнаты, в проходе никого не оказалось. Выдохнул, как-будто кандалы сняли. Осталось ощущение, что он отгорожён от проблем, а в этом месте ему всё ещё рады, по крайней мере терпят.       В грязных серых джинсах он плюхнулся на край кровати, расслабившись, он продолжал разглядывать всю коробку-комнату, возникло чувство ужасной скуки, а также несовместимой с ней, ленью. Время уже было позднее, почти полночь, и по-хорошему, следовало бы пойти освежиться в ванну, а потом спокойненько лечь спать. Но странная активность напала на него, не говоря уже про появившийся дух уборщика.       Вновь поднялся на ноги, снял домашний двухцветный свитшот, заодно потянувшись так, что все позвонки хрустнули и показалось, что встали на свои места. Но мельком что-то странное его привлекло на своей же руке. Он дотронулся до распоротого совсем ещё недавно запястья, длинной красной змеей вилась линия пореза до самого локтя. Пальцем он вёл по ней, то надавливая сильнее, то ковыряя ранку. Его завораживает это, ему нравится калечить себя с мыслью, что это приведёт к смерти. Наконец-то.       Но резкий порыв холодного воздуха из коридора заставил его вернуться в реальность. Видимо, рогатый вышел на балкон.       Томас взял два полотенца. Лишним же он решил вытереть пепел и пыль со стола, неприятно ему было, какая-то сторона личности сильно буйствовала, чтобы видимой грязи просто не существовало. И вот все его старания не прошли даром.             «Чистенько» — подытожил он, довольно смотря на свой труд, даже незаметная улыбка поглядывает на обычно безэмоциональном лице. А после, он нашёл дальнейшее применение этой пыльной тряпке: плотно обмотал ею дверцу шкафа. А теперь он держит курс в ванную, что находилась ровно напротив выделенной ему комнаты. Буквально пять шагов и он в ярко освещенной белесой комнате, душевая кабина вместо удобной ему ванны. Немного попыхтев, он стянул оставшиеся элементы одежды, аккуратной стопочкой сложил на краю раковины, ибо все крючки были заняты халатами самых разных расцветок (на кой чёрт ему столько?) и полотенцами. Не нравились ему душевые кабинки тем, что постоянно казалось, будто сзади стоит кто-то, явно не желающий помыть тебе спинку. Вот закрываешь дверь, а снаружи… Уж как ваша фантазия разыграется.       Не желая злоупотреблять кубометрами платной воды, Томас быстренько выдавил какого-то шампуня, который просто приглянулся ему по запаху, ненавязчивый и довольно сладкий для типичного мужского аромата. Размазав небрежно по плечам, на другое уже не хватало этой капельки шампуня. Смыв всё так же быстро, он чуть не навернулся об порог кабины, напрочь забыв, что он там существует. Но ему не везло на смерть, поэтому на сей раз ему вновь улыбнулась фортуна, странно мягко он влетел в стену. Ничего серьёзного, ни ушиба, ни тем более гематом это падение не обещало. Тихо ругаясь, он вытерся, уже приглядывая себе халат из всего этого ассортимента.       Дозволено ли это было, он не знал, его никто не предупредил. А раз это не оговаривалось, значит право выбора и действий остаётся за ним. Русоволосый взял чёрный халат с красной нашивкой какой-то фирмы. Он так понравился Томасу, что грехом было, не полюбоваться в зеркале и немного покривляться, размахивая халатом в разные стороны, рассматривая себя с разных ракурсов, этакая модель на подиуме, хвастается новым платьем. Убедившись, что одежда прикрывает всё важное хозяйство, покинул ванную и пожелал в пустоту коридора спокойной ночи, ему отвечал лишь холодок, непроглядная тьма, в которой, казалось, кто-то стоял, пугая черноглазого, и телевизор в несвязанных предложениях новостей.       Одежду бросил на спинку стула, оставшись всё так же в халате, он, как ребёнок, щелкнул выключателем торшера и прыжками, боясь, что кто-то схватит за ногу и утащит, добрался до постели. Она оказалась непривычно жёсткой, а также новый постельный комплект, как лист бумаги, кололся, неестественно сгибался, неприветливо встречая гостя. Повертевшись так с пару минут, сон всё же окутал сознание юноши, он забылся в беспроблемной стране чудес, созданных мозгом.       Запах гари так ядрено впился в нос, что уже было нереально его игнорировать. Первая мысль: «Мы горим к чёртовой матери!».       Но открыв глаза, сонно потягиваясь, Том не увидел ни дыма, ни открытого зарева пламени. Просто невидимый дух чего-то жженого витал под потолком. Предположение, что рогатый просто не дошёл до балкона, закурил в комнате, казалось ему самым правдоподобным. Спина адски болела от такого жёсткого матраса, потому казалось, что его отпинали черти во сне. Нехотя он встал, дабы проверить свою теорию, а если же всё не так, а куда более опасно, то стать героем-спасителем. В мыслях он уже принимал венок отваги. Аккуратно босиком он побрел в коридор, а оттуда к входной двери, где находилась ещё комната-гостиная. Вспоминая про неудобное кресло, которое упомянул Ларссон, он невольно вскинул брови, когда увидел вполне царский диван из чёрной кожи, а на нём озарённый светом от телевизора, спящий сероглазый. Но, честно говоря, можно было подумать, что он уже душу богу отдал, потому что поза, в которой он уснул, была крайне неестественна: голова запрокинута на спинку, руки ровно по швам, в одной из их зажата недокуренная сигара, от которой и исходил этот едкий запах, а в другой пульт.       «Ей богу, эдакий взрослый младенец, даже посапывает так же…мило?» — Такую мысль допустил Риджуэлл странную для самого себя.       Осторожно наклонившись, он забрал и сигару, и пульт, впоследствии выключив плазму, а кубинскую было жалко так просто выкидывать. Отодвинув занавески, открыл балкон, а там его уже ждало приветливо открытое окно с видом на другие многоэтажки и гигантский знаменитый сугроб. Мягкий и приятный морозец ждал новозашедших, не отпугивая их низкой температурой. Людей на улице не было, что так непривычно видеть. Снежинки кружились в вальсе, оседая на край подоконника, как описывают все русские классики. Свет горел лишь в редких окнах дома напротив. Умиротворение, которое он искал.       Вдали прогремел салют, озаряя небо розовым светом, как закатное солнце, выглянул всплеск из-за многоэтажек. Дым сигары, неприятно крепкий, окружил голову, словно облако, закрывая всё в туманную пелену. Сейчас он представлял себя со стороны, такой образ ему был чужд, но приятен. Невиданное число комплиментов самому себе наговорил, как он круто и загадочно смотрится, словно герой Матрицы.       Тут тёмная фигура бесшумно появилась рядом, облокотившись на подоконник, отчего Томас встрепенулся и чуть не выронил сигарету изо рта. Но это только из-за неожиданности, а вообще, он даже глазом не повёл бы. Взлохмаченная голова Ларссона немного опустилась набок, а серые глаза блеснули от ярких вспышек салюта. Вид у него был сонный и наглый в одно и то же время. Ему явно что-то не нравилось, хотя это обобщение — ему не нравилось почти всё.       — Даже не знаю с чего начать, отчитывая тебя — он окинул взором юношу, который придерживал край халата от смущения.       —На таких наглецов слов не придумали — усмехнулся рогатый, выдернув сигару из тонких пальцев, с простодушным видом закурил её.       — Ну и какой же шорох разбудил царя, даже заставив его встать? — В своём репертуаре отвечал Томас.       — Такая сонная муха с моей сигаретой, в моём любимом халате, на моём балконе, как ты — Недозволительно близко придвинувшись, он делал колечки в сторону окна.       — Но я не против, тебе идёт — Как-то грустно ухмыльнулся Ларссон, протягивая ещё не докуренную кубинскую приятелю. Вновь салют залил небосвод яркими и кислотными цветами, на этот раз куда дольше. А потом и какие-то подростки выбежали из-за угла здания с коробкой в руках, то и дело поправляя сползающие шапки на ходу. Установив коробку прямо по середине площадки, они подожгли хвостик петард, с криками разбежались кто куда. Оба стоящих на балконе допустили смешки.        И вот уже над домом рассыпались горящие огоньки, переливаясь и постреливая на высоте. Красиво. Недозволенно красиво освещалось бледное лицо, нездорово прелестный и заветный всплеск детской радости в чёрных глазах. Хотелось прямо сейчас приблизиться и невинно поцеловать его в щёчку. Он точно был неравнодушен к нему.        «К сожалению» — Тихо вместе с дымом вышло чистосердечное признание самому себе.