The Dark Side of White Thought

      Как и ожидалось, тело болело и ныло, отдавая жгучими волнами. Ощущался даже небольшой озноб и слабость. Красный был уверен, что не простыл, просто это могли быть побочные эффекты от самой раны и таблеток, которыми его лечили. По крайней мере, ему так хотелось думать. Хотя, кто знает, камера не была тёплой.       Тогда он принимает сидячее положение. Голова кружится, а затылок мёрзнет из-за металлической стены. Разве они не были более тёплыми? Кажется, клетка превращалась в кубик льда. Голова идёт кругом и мысли окончательно путаются. Жар ударяет в голову, и та начинает болеть. Сначала в подсознании витали мысли и надежды, что ему нужно немного прийти в себя, и жар спадёт, но, приняв положение сидя к жгучему пламени, по телу добавилась и головная боль. Тогда боль просто решили игнорировать. Первый вновь ложится на бок, но уже не касаясь спиной стены. Тело превращается в камень, который мёрзнет у своего основания.       Он вновь пытается думать о чём-то другом. Когда же попытка думать о плане, связанным с побегом, оказывается слишком большой и сложной работой для мозга, он сменяет тему и уходит в воспоминания.       Сейчас он чувствует себя холмом. Даже не камнем. Холмом, по которому пробегают ручейки, чей холод он ощущает даже в пору летнего солнца. Красный никогда не видел ничего подобного в живую, но много раз видел в проекциях. Во время миссий иногда бывало, что он случайно отвлекался от первоначальной задачи, любуясь спроектированной природой. В свободное время он даже пытался понять: «А как вообще Диктор создаёт такие проекции?», конечно, он знал, что технологии у учёного очень развитые, скорее вопрос был в том, «А делает ли он это иногда вручную? Писал ли коды для формирования - причем всегда разной - листвы на деревьях? Для крошечных ручейков и камушков вокруг них, для прекрасных закатов и восходов?». Возможно, он и уделял на маленькие проекции время, но на те, что видел Красный чаще всего - огромные склады, города, горы, моря и даже планеты - точно нет. Первый был уверен, но не понимал, какую же по длине нужно написать команду, чтобы создать нечто подобное, причём приближенное к реальности. Не стоит и забывать про дронов, которые могли сканировать местность за стенами лаборатории. Летающие голубенькие шарики с красным сенсором вечно патрулировали коридоры, вентиляции и даже склады. Ушастому нравилось бить по ним битой. Они ломались, падали на землю, не долетали, и их безжалостно пинали в других дронов. Заставят ли когда-нибудь Первого ответить за каждого сломанного робота или дрона? Определённо да. Красный всегда приходил к одному умозаключению, что знания учёного о скриптах, сканирующие дроны и натура в виде пары отделов к другому концу здания - всё это помогало создать живую, настоящую атмосферу. Не зная, что ты в проекции, ты и не отличишь её от реальности. Что уж говорить про запахи, вкусы и физические явления, которые так же могли проецироваться. Больше интереса вызывала панель управления. Сколько же там может быть кнопок? Или, может быть, там много визуализированных мини экранов с кучей настроек. Например, размер гор, вид деревьев, погода и её детали. Это всё безумно интересовало, хоть за такие мысли Красный и пытался бить себя по рукам, но в тоже время не понимал за что, ведь интересоваться вполне нормально. Всё же в этом плане Первый даже уважал учёного. Тот явно не дурень, и спорить с ним во многих аспектах просто глупо.       Дело доходило до аритмии, и тогда мысли с воспоминаниями о команде перетекли в лёгкую панику. Первый болел всего раз в жизни, и то это был небольшой озноб, от которого тот быстро избавился благодаря чаю и небольшому отдыху под одеялом. Он мысленно благодарил собратьев за заботу сотню раз. Те так же почти не болели, а поэтому знания о лечении у Первого были минимальными, в отличие от того же учёного, который буквально специализировался на экспериментах и состояниях организмов. Это не могло не раздражать.       В какой-то момент он проваливается в сон. Даже в царстве Морфея он чувствует жар и слабость, но холод уходит, и это радует. Впрочем, отдыхать ему удаётся недолго. Что-то противно пикает, и что-то чиркается, словно в блокноте. Писки, к слову, разные. Сначала был раздражающий и режущий уши, потом протяжный и гулкий, а после него вновь раздражающий. На этом всё стихло. Вздрогнуть заставляет касание чьей-то ладони о собственный лоб. Рука определённо не его, та была больше, уверенней и со слегка потёртыми подушечками. Ощущения были не самые приятные, поэтому подсознательно Красный слегка мотает головой, желая скинуть со лба давящий груз, но рука словно прилипла и напористо продолжала находиться на одном месте. Первый не понимал, спит ли он. Он определённо осознавал, что находится всё там же, лежит на всё том же боку, чувствует чужую руку, которая, к слову, спустя пару секунд всё-таки отклеилась от лба, но в тоже время видит лишь тьму, приходящий и уходящий холод. В конце концов, он продолжает дремать и даже перестаёт слышать скрежеты, которые окружали его всё время.       Он просыпался ещё пару раз, глаза горели, а горло словно кошки исцарапали. Сил становилось всё меньше и меньше. Окончательно он решает закончить свой тихий час, когда перед ним вновь кто-то стоит. Неохотно Красный садится на колени. Заставляет свой мозг тоже оставить сон, и тот, повинуясь, сразу начинает обрабатывать и оценивать ситуацию.       Первый видел такой тип роботов всего раз. Медицинский помощник выглядел довольно дружелюбно, особенно если сравнивать его с огромными железными гигантами, чуть ли не вдвое больше Первого, какие он видел каждый день. Этот же робот был сделан словно из поролона или чего-то подобного. На плече был пришит ярко-красный крест, говорящий о том, что это медицинский сотрудник. Чуть ниже креста был QR-код. Красный не сразу понял, что тот держит в руках тарелку с какой-то кашей. Руки у робота, в прочем, доверия явно не вызывали. По сложению напоминали человеческие, но с довольно большими, пусть и затупленными, коготками.       Побегав сонными глазами, он неуверенно протягивает руки вперёд и забирает тарелку. Красный всё ещё до жути хотел спать. Пока ушастый тупил и смотрел на содержимое тарелки, робот целится сенсором на его лоб, красная точка ненадолго задерживается на одном месте, пикает и исчезает. Первый старается лишний раз не моргнуть, дабы не завалиться на пол. Благо, голос робота выводит его из транса. - Температура 38,9. Мигрень. Покраснение горла и возможный отёк… - он говорит и говорит, но Красный уже не слушает. Сон постепенно отходит на второй план. Напоследок ему протягивают красную кнопку со словами: «Нажми, как будет очень плохо», и вновь оставляют наедине с самим собой.       Каша, впрочем, оказалась вполне съедобной. Как минимум, блевать не хотелось. К тому же, тёплая субстанция разогрела горло и насытила желудок. Теперь Первый чувствовал себя значительно лучше. Появившиеся силы наполнили душу уверенностью и некой надеждой. Он сейчас словно переродился. Отложив миску в сторону, он встаёт и решает слегка пройти по камере, чтобы окончательно не отлежать бока. На первых шагах его покачивает, но тот быстро сосредотачивается, походка становится уверенней и интенсивней. Он пытается даже как-то разминаться.       Счастье длилось недолго. Оно никогда не длилось долго у Первого. Одна из плит на стене возле входа приподнимает круглую створку, и оттуда вылетает так знакомый синий дрон. Но, на удивление, тот, похоже, вовсе не был заинтересован в заточённом, а целеустремлённо направился к потолку. Там быстро открывается панель с проводами, и дрон начинает всё сканировать. Красный же внимательно следит за этим. Пусть до потолка было и высоковато, но даже отсюда можно было заметить большое количество тонких разноцветных проводков. Кажется, дрон сканировал каждый. В какой-то момент он закончил, и Красный подумал, что тот сейчас уйдёт, закончив работу, но, перелетев пару пластин, он открывает следующую и так же проверяет каждый кабель. Кстати о потолке. Сама камера не была огромной, но вот потолок был раза в три выше самого пленного, что не мало. Там располагались продольные прямоугольные лампы. Красный видел подобные в отделе с растениями, но тут они были гораздо больше и не были похоже на неоновую палочку.       Пока Красный внимательно следил за процессом, он даже не заметил, как к нему подлетает ещё один дрон со спины. - С добрым утром, Первый! – довольно навязчивый, слегка задорный голос заставляет сердце сделать мощный удар и снабдить всё тело адреналином. Красный часто испытывал это ощущение. Каждый раз, когда его засекали дроны при вылазках, если быть честным. Он чувствовал, как сердце качает кровь, вихрем срывается с места, оставляя от себя только растворяющуюся тень, сзади слышатся предупреждающие крики, но он мчит, он знает каждый пролёт, каждый угол, каждую вентиляцию, каждую тень. Только вот сейчас ему некуда бежать… - Лечишься? – до жути глупый вопрос с целью поддержать разговор. Лучше бы он молчал. Это даже не сам создатель, лишь дрон, использующий его голос. Дрон, запрограммированный на что-то более позитивное и дружелюбное. Так, как минимум, казалось с первого взгляда. Красный привык, что практически каждый раз при его обнаружении, дрон активировал электрошокер и с определёнными намерениями гнался за целью. От таких «будоражащих» воспоминаний кончик хвоста слегка дёргается, и дрон почему-то засчитывает это как приветствие. Идиот.       Первый хоть и не сводит красных глаз с летающим перед ним дрона, но всё же инстинктивно косится и за тем, что сверху продолжает копаться в проводах. Заметивший это «дружелюбный летающий шарик» быстро выдаёт: - Он здесь только для того, чтобы проверить систему и стабильность проводов. – дрон поворачивается и фокусируется на товарище, а потом быстро возвращает своё внимание к Красному. - Во всей лаборатории выбило пробки, и абсолютно все системы сбились. Многие камеры хранения стали охлаждаться, или, наоборот, – перегреваться. Жалко проекты, связанные с ботаникой. Многие пересохли из-за отключившегося автополива, а некоторые завяли из-за недостатка света.       В какой-то момент Красный даже влился в разговор. Гадкое послевкусие всё ещё оставалось от осознания, что именно сейчас перед ним говорит, и кому оно служит, но Первый может отдать должное, монолог был довольно простым по сравнению с тем, что обычно могли выдавать эти дроны. Тот, в свою очередь, добавил, что сейчас уже всё возвращается в норму, и волноваться не стоит. Но разве ушастый волновался? Кажется, что он тут чуть коньки не отбросил. Мысль «А когда же мне включат обогрев?» была слишком далеко, можно сказать, в другом измерении, в котором пребывал пленный, когда выходил из дрёмы. Да он, быть честным, вообще не знал, что произошло. Тут появляется внутренний конфликт. А правду ли ему сказали? Действительно ли «выбило пробки», или, быть может, над ним просто решили поиздеваться? С другой стороны, если подумать, Диктор определённо не стал бы разыгрывать весь этот спектакль, посылать дронов, один из которых бы начал копошиться в куче проводов камеры. С другой стороны, если бы это было так, то дрон может просто перепроверить провода. Первый вновь ловит себя на том, что его мысли начали путаться и превратились в ком абсурда. - О чём призадумался? – его выводят из мыслей. Первому искренне не хотелось огрызаться, но слова сами прорычали, как только вырвались из глотки: - Не твоё дело, - он раздражённо дёрнул ухом и продолжил, - забирай своего дружка, и валите уже! – гнев сам по себе начал вырываться. Кажется, Красный вовсе растерял в себе умение контролировать эмоции. Впрочем, ему и не за чем.       Дрон же остался парить на месте. Замолк правда, словно пытается сформулировать наилучший ответ. Они стоят и смотрят друг на друга ещё около минуты. Интересно, а сможет ли это летающее железное яблоко поставить заточённого на место?..       К сожалению, или, может быть, к счастью, «дружок» уже закончил осмотр всех кабелей и систем, а поэтому подлетел к своему собрату. На мгновение где-то в глубине чёрной линзы сверкнул зелёный огонёк, и оба дрона покинули комнату, если, конечно, эту консервную банку можно назвать так.       Красный вновь остаётся наедине с собой. Его это бесит. Он не хочет опять застревать в паутине сплетённой его же пауком мыслей. Он устал пытаться понять, что от него вообще хотят добиться. В очередной раз он думает, как же не хочется уходить в мысли, но уходит в них с головой. Он гадает. Соврёт, если скажет, что не натыкался на размышления о страшных вещах, что с ним могут сделать. Он не может даже ограничить круг своих догадок. С ним действительно могу сделать всё. Это пугало и заставляло сворачиваться клубком где-то в углу камеры. Красный всё ещё пытается отвлечь себя. Бродит туда-сюда, иногда даже наслаждается звуком железных стен, когда стучит по ним коготочками. Но выть от скуки хочется всё больше. Он впадает в безысходность настолько, что начинает выпрашивать у пустой камеры хоть что-нибудь, что может слегка отогнать тоску. И это срабатывает. Красный и вправду был неловко удивлён, когда на панели возле железных дверей оказались листочки и карандаши. «Блеск»… Мысли скачут по разуму. Теперь он слегка ощущает себя наказанным ребёнком, которому дали карандашики, чтобы тот солнышко с голубыми облаками нарисовал. Во-первых, он знает, что облака не синие, а во-вторых, он не собирается рисовать что-то кроме схем или плана побега. Но и здесь он оказывается в тупике. Первый не знает, что и кто за стенами, какие преграды его могут там ждать. Он ничего не знает. И его это бесит. Благо, расслабиться заставляет пол, греющий живот. Пусть он всё ещё металлический, но определённо не ледяной, каким был парой часов ранее.       Когда листик с «планом побега» становится обычным сборищем клякс, текст перестаёт быть понятным, а в некоторых местах даже появляются дырки из-за сильного нажатия карандаша, Красный невольно начинает чертить жёлтым карандашом круг с грустным лицом. Это его слегка расслабляет, и он рисует рядышком что-то, напоминающее цветочек. Чуть позже ему надоедает, и он слегка откладывает листик с сторону, даже не удосужившись перевернуться на спину. Так и остаётся лежать на животе, зарывшись в локтевой сгиб руки. Первый постепенно проваливается в сон и чувствует, как жар вновь ощущается по всему телу.       Ему кажется, что его комнату по ошибке перегрели. Как в пустыне, когда он спасал своего кровного брата. Он вдыхает полной грудью кипящий воздух вокруг. Первый слегка морщится от звука скрежета. Похоже, он гребёт стальной пол когтями. Он даже рад, что ему ничего не снится. Только кромешная тьма, сжалившись, решает покрыть тело своим мраком и позволить вдохнуть прохладный воздух. Ему становится легче дышать. Может, он просто настолько выпал из мира, что теперь даже не ощущает своего тела? Он призрак?       Разлепить глаза его заставляют чьи-то тычки рукой в плечо. Видимо, он всё же перевернулся на бок во время сна. Что-то проворчав и недовольно дёрнув ухом, Первый, не желая прощаться с успокаивающей прохладой, поёрзав, пытается вновь окунуться в неё. Но его вновь вытягивают удочкой в виде руки из озера покоя. Он сквозь сон пытается сфокусировать взгляд и понять, кто вообще, собственно, перед ним. Все сотрудники носят бейджики с именами. В следующий раз, когда к нему прилетит этот летающий шарик, он сможет лишний раз пожаловаться на то, что ему мешают восстанавливать силы.       На удивление, ни имени, ни даже самого бейджика не оказывается. Лишь на шее висят ключ-карты с чёрной и ярко-красной частью. Вот тут он выпадает окончательно. Он никогда прежде не видел таких карт. Он знает практически все. Не только те, что идут по уровням, но и по разделам. Он видел пару человек с зелёным оттенком карточки, которые работали в сфере ботаники и носили серые карты в пару. Он видел жёлтые карты у людей, ошивающихся в технической части здания, всякие механизмы и электроприборы в пару с белой карточкой. И многие подобные. Но чёрная с красной... Никогда. Он щурится и пытается вспомнить, пытается прочитать буквы и цифры на карточках, но без толку. Обычный набор букв и цифр. Человек, пришедший и усевшийся рядом, крайне заинтересован в заточённом, он слегка усмехается, когда видит непонимающий взгляд Первого. До жути сонный и сбитый с толку, приподнявшийся и опирающийся на одну руку всем телом, он смотрит. - Что, понравились? – рука в медицинской перчатке берёт висящие на тонкой синей ленточке две карты в руки и разглядывает. Пытается понять, что так заинтересовало Красного в обычной пластмассе. Хотя и так прекрасно знал ответ. Красного вновь будто ударяет током, и сон отлетает с бешеной скоростью. Зрачки сужаются, а взгляд шустро бегает по знакомым очертаниям лица. Не то, что бы Первый часто видел Диктора. Это были единичные случаи. Но эти чёртовы очки почему-то остались очень плохим воспоминанием в его жизни. Блестящие, всегда отражающие какой-то белый свет, говорили о том, что это не простое стекло. Конечно не простое… Всё этом здание не простое. Даже металл в этой комнате был сплавом.       Красный инстинктивно отползает немного назад. Теперь уже обе руки работают и держат слабое тело. Прошлую их встречу можно назвать неловкой. Оба были на эмоциях. Оба устали. Но сейчас всё так же, да наоборот. Оба выглядят не сильно злыми, но уставшими, Первый буквально проснулся только что, а от Диктора слегка пахло кофейными зёрнами. Ушастый отползает ещё настолько же, насколько к нему приближаются. Создатель вновь понимает, что загонять первого в угол ещё рановато, поэтому просто прекращает движение. - Как долго вы вообще тут находились? – слегка растерянный голос заточённого становится первым шагом к их разговору. Это только на руки пришедшему, который в порыве ответить на вопрос смотрит на наручные часы. - Если быть точным, то час, двадцать три минуты и шестнадцать, семнадцать, восемнадцать… - он считает, а первый прожигает его всё ещё растерянным взглядом. «Секунд», - в какой-то момент выдаёт создатель. Тогда у Красного закрадываются мысли, а был ли это скрежет его когтей о пол, или же это проскрипели двери, через которые прошёл нарушитель его сна. - И вы просто смотрели, как я сплю? – в ответ он получает лишь кивок. Ну просто шикарно. Таки темпами ему и спать будет страшно, ведь, кто знает, когда к тебе может прийти твой создатель, смотреть как ты спишь и при этом сделать с тобой всё, что угодно. Забавно.       Красный лишь разочарованно и злостно фыркает, отворачивается и ложится на бок. Ему толком-то нечего было сказать. Вряд-ли если ушастый спросит: «А что вы будете делать со мной?», ему ответят и подробно покажут план действий и график работы. Кончик хвоста дёргается, когда пленник начинает ощущать на себе прожигающий спину взгляд, но всё равно старается игнорировать это. Получается из рук вон плохо, поэтому он просто закрывает глаза. Ему не хотелось смотреть на Диктора, ощущать его присутствие рядом. Либо Диктор слишком тихий, либо мысли Первого слишком громкие, из-за чего последний не слышит, как к нему пододвигаются, а тёплая ладонь ложится на лопатку. Сильно вздрогнувшее от неожиданности тело отгоняет руку на секунды две-три, но не более. Рука вновь возвращается на место, но тогда её уже смахивают осознанно. Хвостатому противно ощущать груз чужой руки на своём теле. Что уж говорить про руку того, кто её положил. Из-за этого он злобно оборачивается, но его выражение лица меняется в ту же секунду, когда он видит, что учёный достаёт из кармана белоснежного халата какой-то тюбик с мазью. Чёрт…