Что она вчера натворила?
Она на самом деле поцеловала Джимин?
Она просто не могла быть лесбиянкой. Папа описывал таких женщин как толстых, маленьких и грубых невежд с короткой стрижкой, а Минджон такой не была. Но ведь и Джимин тоже… Такая тонкая, немного раздражающая, но всё-таки на самом деле нежная. Эри часто рассказывала, как в особенно холодные дни Джимин привозила для неё в термосе горячий кофе, делилась своим шарфом, одалживала перчатки. Она заботилась о людях, и, как бы сильно Минджон не хотелось это отрицать, интеллект Джимин явно находился на отметке «выше среднего». Она не старалась учиться, но всё равно оставалась в числе лидеров по успеваемости. Возможно, что-то в прошлом так повлияло на неё, что теперь Джимин считает, что ей нравятся девушки. Может быть её отец был с ней слишком груб или вообще ушёл из семьи, и она просто привыкла искать любовь у женщин? Эта мысль заставила Минджон поёжится. Если это правда, ей стоит стать вежливее, потому что к таким людям всегда нужно относиться с пониманием. Она была достаточно груба с ней в последнее время, и это могло только всё усугубить. – Милая? – Голос отца отвлёк от мыслей. – Ты уже проснулась? – Да, папа. – Завтрак готов. Я собираюсь ехать через час. – Да, хорошо, я сейчас встану. Посещение каждого воскресного богослужения было такой же обязанностью как выступления с церковным хором. Отец не просто просил или настаивал, он требовал, чтобы его дочь подавала прихожанам пример. Она обязана быть либо лучшей, либо вообще никем. Третьего не дано. Минджон пока справлялась, но чем больше времени проходило, тем сильнее становилась злость, таящаяся где-то в глубине её сердца. Ей не нравилось петь перед этими людьми, будто ждущими, когда она ошибётся, слушать проповеди отца о чести и добродетелях, понимая, что он врёт. Её просто тошнило от осознания насколько же фальшивым и лживым было всё, что её окружало. Приняв душ, она спустилась в столовую. Отец сидел на кресле и привычно читал, на столе уже стояла тарелка с тостами и яичницей с беконом. Над стаканом какао клубился пар. Со стороны это могло напоминать обычный завтрак в неполной семье, но к горлу Минджон снова подступил ком. Папа просто пытался извиниться за то, что сделал с мамой. Из-за него она ушла, из-за его вечных проповедей и желания сделать из неё «хорошую католичку», а проще говоря инкубатор по рождению детей. Когда он понял, что Минджон будет единственной, то превратил эту женщину, свою жену, в домработницу и няньку. Минджон до сих пор кривилась от боли, когда вспоминала, какой уставшей и запуганной выглядела мама, пока не ушла от него. Она не злилась на неё, понимала, что другого выхода не было, им бы не позволили уйти вместе, просто… Иногда Минджон на самом деле скучала по её нежным объятиям и тихому голосу. Когда час подошёл к концу, отец встал и молча пошёл в сторону машины. Он был как обычно собран и сосредоточен на тех словах, которые собирался сказать пастве. В такие моменты он становился похож на миссионеров, о которых им рассказывали в школе на уроках истории, – те же твёрдый взгляд и плотно сжатые губы, тёмные волосы, подёрнутые сединой, и аура уверенности и силы в каждом слове. Когда-то Минджон боялась и боготворила его, но сейчас страх и благоговение сменились жгучим раздражением. Может, отец и считал себя почти святым, но для неё он был ничуть не лучше тех пьяниц, которые, напившись, избивали жён, а после на коленях вымаливали у Бога прощение, чтобы повторить всё на следующую неделю. Она отвлеклась от своих мыслей только тогда, когда сквозь тихую музыку в машине услышала рёв мотоцикла. Джимин в кожаной куртке, с чёрным шлемом, украшенным языками пламени, промчалась мимо них, даже не заметив, а затем скрылась за поворотом. Отец поморщился, а сердце Минджон вдруг забилось быстрее.Вчера они действительно целовались…
***
Минджон на самом деле пыталась быть милой. Всю неделю Джимин выглядела подавленной, и поэтому она вела себя с ней так бережно, как только могла – не повышала голос и не пыталась задеть её, даже несколько раз прерывала Эрика, когда он пытался снова сказать что-то о ней. Джимин не виновата в том, что стала такой, – «лесбиянкой», – так сложились обстоятельства, а значит, нужно приложить все усилия, чтобы ей помочь. – Не хочешь сегодня пойти со мной на тренировку баскетболисток? – Спросила Ичжо, когда они снова обедали вместе. – Зачем? – Ну, наше занятие заканчивается за полчаса до конца их тренировки, и мне всё равно нечем заняться дома, так что почему бы не посмотреть, как они играют? В конце концов, их ведь считают гордостью школы, верно? – Если хочешь увидеть, как девушки играют в баскетбол, то просто найди запись матча на Ютубе, – пожала плечами Минджон. – Это в любом случае будет выглядеть профессиональнее, чем то, что ты увидишь здесь. – Ким Минджон, когда ты влюбилась в Эрика, я ходила с тобой на каждую его тренировку. – Но ты ведь ни в кого из них не влюблена, – Минджон сказала это в шутку, но в следующую секунду её сердце сжалось. Ичжо ведь не могла быть лесбиянкой, верно? Они знали друг друга давно, и Минджон видела её родителей, самых прекрасных людей на свете. У неё просто не было причин становится лесбиянкой. – Не влюблена ведь, верно? – Нет! Просто… Я не знаю, я хочу туда пойти. Пожалуйста, Минджон. – Ладно, но это первый и единственный раз. – Конечно. На самом деле всё не так плохо, как Минджон себе представляла. Они пришли уже почти к концу, когда разминка закончилась, и баскетболистки, разделившись на две команды, играли, и сели на последний ряд, стараясь держаться подальше от тренера и скамейки запасных. Эри, заметив их, помахала Ичжо и снова вернулась в игру, попытавшись отобрать у Джимин мяч. Это выглядело красиво, но сердце Минджон в очередной раз упало в пятки. У Джимин красивое тело, о котором на самом деле сложно не думать. Минджон закрыла глаза, пытаясь забыть те грязные картинки, которые услужливо подбрасывал ей мозг, но всё стало только ярче. Да, Джимин определённо всё ещё раздражала, но теперь Минджон не могла перестать думать о том, насколько горячей она выглядела сейчас, на поле, когда пот стекал по её телу, а все мышцы были напряжены, словно она готовилась к рывку как львица в Саванне. Минджон хотела уйти, но взгляд Ичжо остановил её. Она не настолько дерьмовый человек, чтобы бросать свою подругу. Это всего лишь Ю Джимин, Ким могла вытерпеть её вид ещё несколько минут, прежде чем, схватив Ичжо, сбежать к машине. – Ты не обидишься, если я немного задержусь? – Что? Почему? Ичжо опустила голову. – Я забыла кое-что… Всего на несколько минут, обещаю. Минджон знала, что она врала, но что-то в глубине души подсказывало, что ей не стоит узнавать правду. Всё было в порядке, она бы просто подождала её в фойе.Что могло пойти не так?
***
Всё с самого начала пошло не так. Ичжо оставила её в тот же момент, когда тренировка закончилась и исчезла в толпе баскетболисток, идущих в раздевалку, даже забыв свои вещи. Минджон, ругаясь себе под нос, взяла её сумку. Всего пару минут, не больше, Ичжо всегда держала своё слово. Она остановилась только тогда, когда чья-то сильная рука сжала ручку сумки, с лёгкостью поднимая её. – Давай помогу. Конечно, Ю Джимин собственной персоной, грёбанная мать Тереза в шортах выше колена. – Не надо. – Ладно, тогда тащи этот килограмм учебников сама, а я посмотрю. – Боже, просто отстань… Нести несколько сумок сразу было на самом деле тяжело, но Минджон скорее надорвала бы себе спину, чем позволила Джимин помочь. Она не хотела разговаривать с ней, видеть её, слышать, но продолжала чувствовать на своей коже заинтересованный взгляд. Разве Джимин не должна сейчас заниматься другими вещами типа подглядываний за девушками в душе или другим лесбийским дерьмом? – Ничего не случится, если я помогу тебе, щеночек. – Отстань… – Ты сейчас вывихнешь себе плечо. – Отстань… – Боже, – она с уверенной улыбкой забрала из её рук сумки и без труда понесла их к выходу. – Разве твоя христианская мораль не говорит что-то типа того, что нет ничего зазорного в том, чтобы принимать чужую помощь. – Ты не похожа на доброго самаритянина. – Правда? Ну, я и не считаю тебя своим врагом, чтобы идти вопреки своей ненависти. Как там было? «Носите бремена друг друга, и таким образом исполните закон Христов»? – Это просто сумка. – Я люблю драматизировать, – пожала плечами Джимин. Минджон старалась не думать о том, откуда Джимин знает наизусть цитаты из Библии. В конце концов, даже она могла когда-то ходить в церковь. Может, её родители были религиозны, а она просто пошла против них как обычный бунтующий подросток, желающий быть не таким, как все. Это не имело значения, одна фраза из Библии не могла изменить отношения Минджон к лучшему. – Можно поговорить с тобой? – Сейчас? – Да. – Я не уверена… – Всего пару минут, – Джимин поставила сумки на пол у диванчиков в фойе и пригласила Минджон сесть рядом. – Я хочу обсудить то, что случилось на вечеринке. – Ничего особенного… – Ты поцеловала меня, и это ничего особенного? Как часто ты вообще делаешь это, что можешь позволить себе не обращать внимания? Минджон сжала губы в тонкую линию. Она не знала, чего хотела Джимин, говоря об этом, – смутить её, поддеть или, возможно, что-то хуже, но ей не нравится чувствовать себя проигравшей. Тепло подступило к её щекам, когда гнев окутал тело, заставив дрожать. Ей хотелось сбежать, но Ичжо всё ещё была где-то там, в раздевалке.Твою мать…
– Я не хочу тебя обидеть, я не знаю, зачем ты это сделала и вообще была ли причина… – Тогда зачем ты спрашиваешь? Я хочу забыть об этом, потому что это было мерзко, грязно и отвратительно. В глазах Джимин появился недобрый огонёк. – Отвратительно, да? Мне показалось, тебе понравилось засовывать язык мне в глотку! – Просто заткнись! – О нет, я не заткнусь… Я хочу знать, какого хера ты сперва целуешь меня, а потом просто смешиваешь с грязью?! Ты начала это, не я… Прежде, чем кто-нибудь сумел их услышать, Минджон схватили Джимин за руку и потащила за собой в сторону женских туалетов. Ей не нужно было, чтобы вся школа знала о той глупости, которую она совершила. Вбежав в туалет, она заперла дверь и прижала Джимин к себе, сжав в руке её майку до треска ткани. – О, милая маленькая христианская девочка разозлилась? Как мило… – Заткнись! – Разве Бог не отправит тебя в ад за такие слова? Или за поцелуй со мной? – Я просто хочу, чтоб ты отвалила от меня. – Нет, щеночек, теперь я уже точно тебя не оставлю. Тебе от меня никуда не деться. Минджон хотела раз и навсегда покончить с этим, заткнуть её, сказать, что всё это было просто временным помутнением, и она не желает даже думать о том, что случилось. Но Джимин продолжила нагло ухмыляться, как будто считала себя победительницей, и Минджон задрожала.Сделать что угодно…
Что угодно…
Она схватила Джимин за шею, прижав их рты друг к другу. Этот поцелуй глубже, потому что ладони Минджон скользили по рукам Джимин, чувствуя напряжение в мышцах. Ей потребовалось несколько секунд, чтобы прийти в себя, а затем она опустила руки на бёдра Минджон, поднимая её и прижимая к стене напротив. Ноги блондинки инстинктивно обхватили её бедра, пальцы вцепились в плечи, оставляя следы от ногтей. Губы Джимин повсюду – на губах, на шее, на ключицах. Минджон на заметила, как она расстегнула её рубашку и прижалась поцелуем к месту над самой грудью, ласково посасывая. Ей нужно было больше – упасть на колени, стянуть эти дурацкие шорты, сделать что угодно, чтобы избавиться от этого ноющего чувства в низу живота. С Эриком она никогда не чувствовала себя настолько желанной, но… Это Джимин, девушка, которая так раздражает… Минджон не должна хотеть её, она не лесбиянка, но… Её губы такие мягкие и умелые, что хочется плакать. Она опустила Минджон на пол, соскальзывая на колени, чтобы чуть приподнять край школьной клетчатой юбки. Всё внутри снова сжалось от предвкушения. – Ты хочешь, чтобы я это сделала? – Д-да… Другого ответа и быть не могло. Джимин довольно усмехнулась и поднялась выше, целуя внутреннюю сторону бедра. Минджон хотелось большего – прикосновений, ласк, но телефон в кармане брошенного на пол пиджака разорвал тишину громким рингтоном, и с глаз будто бы спала пелена.Какого чёрта?!
– Это Ичжо, она ищет меня. – Ладно, – Джимин пожала плечами, а затем встала и ласково поцеловала Минджон в лоб, одновременно застёгивая пуговицу. – Иди, но скоро мы обязательно поговорим об этом, щеночек.