Это и есть любовь?

      Иногда Джимин ненавидела себя за то, что не могла усмирить грёбанные чувства. Она стояла на пороге дома Ким, и её сердце стучало как бешеное, пока рука тянулась к кнопке звонка. Это было глупо, но Ю всё равно прихватила из дома розовые «Принглс» и пару плиток шоколада, который, как говорила Ичжо, очень нравился Минджон.       Когда дверь открыли, и её пригласили войти, мистер Ким уже сидел за столом. Раскрытая Библия лежала прямо перед ним, а рядом стояла стеклянная бутылка с какой-то мутной жидкостью. Оно напоминало Джимин масло, которое дедушка хранил в подвале своей автомастерской.       «Он собирается изгонять из меня демона?» – Усмехнулась Ю, усаживаясь напротив.       Минджон встала ему за спину, стараясь не смотреть на Джимин слишком явно. Джимин любила её в любой одежде, но особенное удовольствие ей приносила именно эта – обычный домашний свитер и серые спортивные штаны. И всё это вкупе с очаровательными домашними тапочками в форме щеночков и распущенными, немного растрёпанными светлыми волосами, делали её настолько милой, что Джимин не могла не улыбаться.       – Я рад, что ты нашла время, чтобы к нам прийти.       «Я здесь только ради вашей дочери, святой отец,» – усмехнулась про себя Джимин.       – Да, я тоже.       Он протянул ей брошюру. Джимин сразу догадалась, что в ней будет написано. Раньше, в интернате, они сами печатали такие, чтобы привлекать новых учениц, и сейчас эти хрустящие, слишком яркие куски бумаги вызывали у неё чувства тошноты неконтролируемой ярости. Она могла бы разорвать её прямо перед лицом этого мужчины, но сдержала себя из-за Минджон. Джимин не хотела расстраивать её ещё больше, чем сейчас.       – Важно вписывать Бога во все части нашей жизни, и я надеюсь, что рано или поздно ты это поймёшь. У всех есть свои демоны, но моя работа – помогать таким людям. Поэтому мои двери всегда открыты.       Джимин готова поклясться, что в этой брошюре обязательно есть грёбанный пункт, называющийся «Излечение от гомосексуализма», и этого вполне достаточно, чтобы скомкать эту бумажку и метнуть этому ублюдку прямо в лицо, но его улыбка делает всё в сто раз хуже. Ей жаль Минджон – она заслуживала кого-то лучше, чем этот гомофобный консерватор, помешанный на церкви. Ю была уверена, что если бы жертвоприношения до сих использовались, он не задумываясь принёс бы свою дочь в жертву какому-то бесплотному, невидимому небесному старику.       – Это всё, что вы хотели мне сказать? Без обид, сэр, но я ехала сюда почти полчаса по обледеневшей дороге, рискуя влететь во всё, что проносилось мимо, и мне будет обидно, если окажется, что я пошла на такой риск только ради слабой пародии на проповедь и куска цветной бумаги.       – Я не уверен, что вы готовы говорить серьёзно.       – Вы даже не проверяли, готова ли я. Давайте, сэр, валяйте.       – Меня беспокоят слухи о тебе, о том, что ты… ну… больше в сторону девушек.       – Да, я лесбиянка, и вы не должны стесняться произносить это слово, сэр. В этом, как и в том, что меня привлекают девушки, нет ничего плохого.       – Это грех, Джимин.       – Это любовь, святой отец. Вы ведь помните слова из Библии? «Возлюбленные! будем любить друг друга, потому что любовь от Бога, и всякий любящий рожден от Бога и знает Бога. Кто не любит, тот не познал Бога, потому что Бог есть любовь».       Джимин заметила, как шевелились губы Минджон, будто бы она сама проговаривала эту фразу. Ей снова захотелось улыбнуться. Минджон не ненавидела её. Она знала, что иногда может быть «слишком» и раздражать людей, но ей не хотелось, чтобы этим человеком была Минджон. Джимин просто не знала, как по-другому показать, что она чувствует.       – Это другая любовь.       – Неа, сэр, вы любите женщин, и я их люблю, и наши с вами чувства к ним совсем не отличаются. Я хочу делать то же, что и вы бы делали, – ходить на свидания, дарить цветы, смотреть фильмы и обниматься. Я хочу просто быть счастливой. С женщиной. И если Бог и правда есть, то это Он меня такой создал, а Он, как вы сами говорили, не может ошибаться.       – Ты просто ещё не знаешь, что такое настоящая любовь.       – Знаю, сэр. Я влюблена в одну девушку, прекрасную, как сама жизнь. Каждый раз, когда я вижу её, то хочу улыбаться. Я хочу быть рядом с ней, дарить ей цветы, проводить с ней всё время мира, делать её счастливой. Я хочу для неё только самого лучшего, так скажите мне, сэр, что в этом неправильного? Или вы думаете, что «настоящая» любовь – мужья, избивающие своих жён, измены, пары, которые не могут развестись из-за детей или каких-то глупых правил? Это ведь правильно по-вашему.       – Я этого не говорил.       – Но вы имели это в виду.       Щёки Минджон к тому времени стали ярко-красными. Она прижимала руку к груди, не понимая, что должна делать, и Джимин внезапно почувствовала себя неловко. Она не хотела принуждать её к отношениям своим признанием, тем более что роль человека на букву «д» её вполне устраивала, но эти слова просто сами вырвались из её губ.       – Мы никогда не договоримся.       – Хоть в чём-то мы согласны, сэр, – Джимин встала, на прощание улыбаясь Минджон. – Приятно было пообщаться, святой отец, спасибо, что пригласила меня, Минджон.       – Н-не за что.       Когда отец отвернулся, чтобы положить Библию на полку, а Джимин потянулась к брошюрке, чтобы выбросить её после, пальцы Минджон внезапно опустились на её запястье, осторожно его сжимая.       – Ч-что…       – Тебе это не нужно, – шёпотом пробормотала Ким. – С-спасибо за то, что ты сказала.       – За правду не благодарят.       Губы Минджон скривились в чертовски красивой улыбке.       – Езжай аккуратней, ладно?       – Всё что угодно, щеночек. Увидимся в школе.       – Обязательно.       Джимин подумала, что обязательно включит этот вечер в список лучших в жизни.