Eternally yours

4970 г. до н. э., Месопотамия ______________________________

На Олимпии Маккари была проклята скукой. Ее родная планета была ужасно древней, и все, что ее предки нашли достойным изучения, давно уже было изучено; все полученные знания зафиксированы в книгах, а сокровища и артефакты либо давно потеряны, либо найдены и учтены. Для настолько жадного до знаний человека, как Маккари, Олимпия не могла предложить ничего нового; часто ей даже приходилось по сотому разу перечитывать книги. И это все еще не говоря о размерах планеты — она была крошечной, совершенно неподходящей для спидстера. Сейчас Земля виделась ей полной возможностей, и Маккари собиралась приложить все усилия для того, чтобы узнать и изучить как можно больше всего. Ступив на твердую почву, воодушевленная и радостная, она едва сдержалась, чтобы не начать колесить по всей Земле. Возможно, если бы в тот момент им не пришлось вступить в схватку в девиантами, то она бы так и поступила — но время шло, и она узнавала свой новый дом все лучше и лучше. Земля была местом, полным красоты, разнообразия и новых возможностей, и Маккари влюбилась в нее, но ее интересовали не только пейзажи. Она еще поняла, что ей думать о людях. Прошло только тридцать лет с момента прибытия Вечных на Землю — мгновения по их стандартам, — так что Маккари все еще собирала информацию и не успела до конца составить мнение, но абсолютно точно ей было ясно лишь одно: люди были молодым видом на очень ранних стадиях эволюционного процесса, и ей было любопытно узнать, какие чудеса их ждут впереди. А так как она уже здесь, то почему бы не начать собирать новую коллекцию? Каждый день, если, конечно, она не была занята, Маккари прогуливалась по поселениям людей в поисках вещей, которые бы могли зацепить ее. Она не брала ничего, что могло бы пригодиться им для выживания — в основном это были безделушки, которые она меняла на различные товары. Способности позволяли ей в мгновение ока доставлять с любых концов Земли редчайшие диковинки, но, кажется, люди были более чем счастливы торговаться с ней за привычную им еду. Иногда Маккари забирала что-то без их участия — незначительные вещички, отсутствия которых они даже не заметят, но она всегда так или иначе отплачивала за них позже. В конце очередного тяжелого дня она опять отправилась к людям, заметив у них несколько новых изделий из глины — довольно впечатляющих, несмотря на простую работу, но у нее уже было несколько таких, и это начинало надоедать. Кое-что захватило ее внимание у небольшого шалаша, заставив немедленно остановиться. Это была шерсть, спряденная во что-то, напоминающее кусочек ткани; Маккари не была уверена. Она знала, что люди используют кости, чтобы плести корзины, и умеют выделывать кожу, но это было чем-то совершенно новым. Шерсть показалась ей мягкой и кажется использовалась лишь с целью украшения. Само собой разумеется, Маккари немедленно захотела ее. Все члены семьи немедленно бросили свои дела, когда она зашла в их маленькое жилище — даже младенец на руках своей матери, кажется, пялился на нее. Маккари не пыталась разговаривать с ними на жестовом языке, зная, что они не поймут. Это было самым обидным из того, что происходило с ней на Земле — пока остальные с легкостью общались с местными, Маккари постепенно понимала, что знание их языков никак не поможет ей, ведь люди еще не умели ни читать, ни писать — это были навыки сильно за пределами их текущих возможностей. Их обучение жестовому языку таким образом являлось бесполезным. Было так много всего, что Маккари хотела бы им рассказать и о чем расспросить, но пока это не представлялось возможным, и все, что ей оставалось — использование простейших жестов и надежда на лучше. Она натянула на лицо самую дружелюбную улыбку, на которую была способна, и направилась к семье. Эти люди воспринимали их как богов и обращались с ними соответственно, но на бога можно смотреть как с трепетом, так и со страхом. Без особых усилий она считала с губ человека вопрос: «Вам что-нибудь нужно?» «Ну, мне терять нечего», — подумала Маккари и с улыбкой указала вначале на человека, потом на кусочек шерсти, ожидая, что он поймет ее. Он не понял. По ощущениям ее попытки общения с ним продолжались целый час. Она продолжала указывать на ткань, а он хмурился, очевидно не понимая, чего она хочет. Внутри Маккари начало вскипать отчаяние. У нее практически никогда до этого не было проблем с другими людьми, почему этому так сложно просто понять ее? Впервые Маккари была огорчена до такой степени, что могла бы назвать свою особенность недостатком. Она была воительницей, способной в одиночку одолеть кого угодно, почему же… Чья-то рука коснулась ее плеча, и Маккари развернулась, ожидая увидеть за своей спиной Кинго или Спрайт, однако владельцем руки оказался никто иной, как Друиг. Глаза Маккари расширились. Было бы преуменьшением сказать, что она удивилась — Друиг, находящийся где-то вне Домо был ужасно редким явлением. На вопрос о том, почему он не выходит наружу, Друиг отвечал, что для него там слишком шумно; среди всех членов группы он был самым скрытным, проводя большую часть времени за медитацией и, несомненно, какими-то телепатическими практиками. До этого Маккари никогда на самом деле с ним не разговаривала, хотя часто чувствовала на себе его взгляд, но не думала об этом, как о чем-то особенном. Они все еще пытались узнать друг друга, и подобный интерес не был странным. — Тебе нужна помощь? — спросил Друиг вслух и на языке жестов одновременно. Маккари невольно приподняла брови, но без колебаний кивнула. Она не боялась просить о помощи, когда нуждалась в ней — такого рода поведение было свойственно скорее Икарису. — Да, пожалуйста. Не тратя время, она объяснила Друигу ситуацию, и тот, подтвердив, что понял ее, отвернулся поговорить с человеком, чьи брови взлетели, как только он понял, чего от него пытались добиться. В конце концов, он отдал ей ткань, не требуя ничего взамен, в качестве извинения за недопонимание. Искренняя улыбка украсила губы Маккари, когда они вместе выходили из поселения людей. Шерсть в ее руках была мягкой и теплой, и она не могла удержаться от того, чтобы не потереть ее пальцами. — Спасибо, — показала она. Обычно безразличный ко всему Друиг пожал плечами, но она заметила, что уголки его губ немного изогнулись. — Не за что. Весь остаток пути до Домо они не разговаривали, и разум Маккари блуждал. Она думала о сегодняшнем происшествии и о том, насколько же долгим будет путь человечества к самостоятельному освоению жестовых языков. Разумеется, она могла бы потратить годы, обучая небольшую группу людей, но сомневалась, что они когда-нибудь смогут остаться на одном месте достаточно долго, чтобы это возымело какое-то влияние. Ее пугала мысль о том, что, возможно, ей потребуется ждать слишком большое количество времени, чтобы люди научились использовать жестовые языки. Почувствовав толчок на своей руке, Маккари подняла взгляд на Друига, который хмурился и смотрел на нее с выражением, которое она могла прочитать только как беспокойство. — Что не так? Маккари вздохнула. — Я не могу общаться с людьми и не могу не задаваться вопросом, смогу ли вообще когда-нибудь. Друиг поджал губы и медленно остановился. — Люди не навсегда застыли в своей первобытной стадии. Они эволюционируют, и ты сможешь научить их языку жестов. На самом деле я бы даже мог поделиться с ними этим знанием. — Но Аяк говорит нам не вмешиваться в их дела. Обычно, когда речь заходила о приказах Верховной Вечной, все напрягались, но для Друига эти слова значили до странности мало. — Но тем не менее Фастос продолжает создавать вещи, выходящие далеко за пределы их технологического прогресса. Я уверен, что если ты научишь их языку жестов, ничего особенного не произойдет. — А если нет? Он опять поджал губы и пристально на нее посмотрел. — В таком случае, я бы мог переводить для тебя, как сегодня. Маккари охватило удивление, и улыбка расплылась по ее губам. — Ты бы сделал это для меня? На секунду она могла бы поклясться, что увидела, как покраснели кончики его ушей, но это вполне могло бы оказаться обманом зрения. Друиг был непоколебимым; если он не смотрел на мир со своим обыкновенным презрением, то находился в размышлениях и имел пустое выражение лица. Вряд ли он физически умел краснеть. — Конечно, почему бы и нет? Я не очень занят, а за тобой кому-то нужно приглядывать. — Приглядывать? — Ходят слухи, что в последнее время у людей начали пропадать вещи. Какие-то важные артефакты, — на секунду ей показалось, что он смеется над ней. — Но ты об этом, конечно же, ничего не знаешь, да, Маккари? Ее ответ был немедленным. — Конечно нет. Друиг ухмыльнулся. Не своей обычной «Ха-ха, я лучше тебя»-ухмылкой, а игривой, почти мягкой. — Конечно нет, — повторил он вслух с проницательной улыбкой. Маккари нашла эту улыбку исключительно заразительной. Неужели у Друига тоже была непринужденная сторона? Это было невероятно, учитывая, насколько серьезным он обычно был. Маккари игриво толкнула его в центр груди. — Эй, грубо, — проворчал Друиг, не переставая улыбаться и потирая пострадавшее место. — Не собираешься же ты приобретать привычку избивать своего переводчика? Маккари скорчила рожицу. — Иди за мной, переводчик, — показала она. Когда они достигли корабля, который был на удивление пуст, она повела Друига прямо в свою комнату. Всего несколько людей заходили к ней раньше — в основном это были Кинго, Спрайт и Аяк. Ей не нравилось пускать никого к себе, потому что скорее всего это бы значило, что они начнут трогать ее вещи. Маккари положила ткань на кровать, а Друиг направился прямо к полкам, на которых были расставлены ее сокровища — керамические изделия и всевозможные безделушки. Она наблюдала за ним, пока он изучал их. Менее через секунду после того, как он поднял руку, чтобы взять одну из них, она схватила его за запястье. Люди и другие Вечные обычно вздрагивали, когда она двигалась рядом с ними с такой скоростью, но Друиг даже бровью не повел. — Не волнуйся, я буду осторожным. В глазах Друига не было злого умысла, и Маккари знала, что он не был таким же неуклюжим, как Кинго. Одарив его острым взглядом, Маккари отпустила его запястье. Друиг взял с полки глиняную чашку и нахмурил брови, рассматривая ее — будто в ней содержался секрет, который он не мог разгадать. — Зачем ты собираешь их? — спросил Друиг, глядя на Маккари в замешательстве. Она пожала плечами. — Потому что все, что было сделано людьми, является их чистейшей формой самовыражения — таких, какие они есть. Но они понятия об этом не имеют — для них эти вещи не являются ничем, кроме того, чем являются, и, оставшись у них, будут забыты, а в конце концов обратятся в пыль. Я собираю их, чтобы запомнить. На секунду она подумала, что он посмеется над ней, как сделала Спрайт после того, как получила ответ на аналогичный вопрос. Никто из них не разделял любовь Маккари к вещам — даже Серси, которая проявляла больше всего интереса к людям. Ей казалось, что равнодушный Друиг будет таким же, но выражение его лица немного смягчилось, когда он оторвал взгляд от чашки и посмотрел на Маккари. — Это важно для тебя. Маккари просто улыбнулась и кивнула, чувствуя радость от того, что наконец-то нашла кого-то, кто понимал ее хобби, хотя и не разделял интереса. Когда он снова опустил взгляд на чашку, он смотрел на нее иначе, как будто смысл, заложенный в ней, изменился и для него. На мгновения Маккари почувствовала необъяснимую тяжесть в груди, которая усилилась, когда он попросил рассказать о ее коллекции больше. Если бы она могла улыбаться шире, то, вероятно, улыбалась бы. Остаток дня они провели, сидя на ее кровати; Друиг внимательно следил за ее рассказом о каждой глиняной поделке в ее коллекции и о том, откуда она ее достала. Иногда он задавал собственные вопросы. Иногда перебивал, дополняя рассказ деталями, которые узнал от людей. Часы их разговора пролетели словно минуты для Маккари — кто бы мог подумать, что самый тихий член команды может оказаться настолько приятным собеседником.