Выше всякой похвалы

— Кажется, кха, я приболел. — Осипшим голосом промямлил Танджиро в трубку. С того конца послышался противный скулёж.        Хлюпнув носом, Камадо выдохнул и посмотрел на градусник. Цифры говорили, что он не идёт сегодня на работу. А ещё кто-то «культурно» не отдохнёт в вечер пятницы.        — Зеницу, давай на следующей неделе? У меня 38,4°.        — Лобешник, нам приехать? — Обеспокоенный бас Иноске улыбнул больного.        — Нет, не надо. Кажется, кха, я прихватил весеннее орви...        — У тебя есть лекарства? Тебе очень плохо? А если это вирус?! ТЫ ЖЕ НЕ УМРЁШЬ???? — Неприятно повизгивая, задавал вопросы Агацума. Танджиро нервно хихикнул. Для него кашель-то грандиозное событие раз в год, а тут температура... Естественно, Параноик-Зеницу сразу подхватил эту тему.        — Кпхе, успокойся. — Танджиро высморкался. — Ну, если вам, кхе, не сложно...Привезите мне имбиря, лимона и молока. И ещё масло с чесноком.        Иноске на том конце случайно хрюкнул, посмеиваясь.        — Даёшь народную медицину, бабуся?        Закатив глаза, Камадо нахмурился.        — Ой, да иди ты...        — Ты когда-нибудь заговоры накладывал на кого-то с помощью крысиного помёта?        — Иноске!!        — ТЫ ПЫТАЛСЯ ЛЕЧИТЬ МЕНЯ ИГЛОУКАЛЫВАНИЕМ!!!!!! — Вставил свои пять копеек Агацума.        — Да ладно тебе, я просто...        — Правильно твой ненаглядный Мудзан говорит: не место тебе в медицинском!!!        Танджиро ойкнул: — М-мой?!        Зеницу громко цокнул языком, за что получил от Иноске по шее. Пока Агацума шипел на Хашибиру, тот выхватил телефон у истерившего.        — Крч, я залечу в аптеку и куплю тебе пластыри от кашля и капли. Ну и сосульки для глотки какие... Тебе всё ещё нужно это дерьмо народное? Или станешь человеком цивилизованным?        Танджиро что-то обиженно пробубнил. Иноске посчитал это согласием и, пожелав отдохнуть, (точнее, он сказал, что Танджиро нужно пропотеть, так что ему в скором времени, по доброте душевной, скинут порнушку. Парень со шрамом не оценил шутку) сбросил трубку.        Танджиро уронил голову на подушку и тяжело вздохнул, кашлянув.        «— Надо бы отписаться Кибутсуджи...»        Но кровать такая тёплая, а веки такие тяжёлые...        Танджиро выключил звук на телефоне, потому что в общем чате его маленькой банды Зеницу истерил кучей голосовых. Перед глазами плясали разноцветные круги и спать захотелось ещё больше... Сенджуро нервно перебирал чётки — привычка. Нет, он не был религиозным фанатиком, да и верующим его назвать увы нельзя. Чётки эти были подарком, известно от кого.        Аказа диковатый, немного припизнутый, по-другому не скажешь, но по понятиям поступает и хоть какие-то рамки морали имеет. Иногда он вытворяет лютую дичь (особенно когда пьяный), но именно эта «смелость» привлекает Сенджуро в нём.        Любивший готику во время студенчества Хакуджи, как шутит Мудзан (но всем страшно от его шуток), случайно попал в религиозную секту, а при попытке выбраться из этого, покалечил немало людей. Подробности никто не говорит и это настораживает. Именно так и зародилась в розоволосом панке симпатия к всякой религиозной атрибутике. Но на этом любовь к богу изжила себя.        Сенджуро, божий одуванчик, сострадает Хакуджи, его прошлому и настоящему, и всегда, если тот влипает в опасные ситуации, становится тормозами Аказы, а то и ДПС-ником, если тормоза у кого-то отказывают совсем.        Аказа очень эмпатичен, суров, но добр и с Сенджуро старается быть нежен и внимателен, ибо у блондина очень тонкая душевная организация (так говорят все, даже Мудзан). И по закону жанра, именно сегодня Аказа выходной и придёт только под вечер, дабы забрать Ренгоку младшего быстрее, чем его «надоедливый братец».        Так что именно сегодня (опять-таки, по закону жанра), Танджиро не отвечает на звонки, сообщения не читает, а Кибутсуджи ходит темнее тучи. Ещё и другие работники заняты или вообще не в городе (эти уроды пользуются добротой сердобольных Танджиро и Сенджуро).        Хакуджи заметил постоянную нервозность Сенджуро, и что парень часто вертит что-то в руках, если очень напряжён. Вот так у Ренгоку появились необычные ядерно-малиновые чётки с кисточками. Причём, Аказа придумал хитро — чётки-то, парные!        Сенджуро активно перебирает чётки, свободной рукой вновь печатая Камадо слёзное сообщение. Смена началась давно, а пунктуальный Танджиро не явился даже к обеденному перерыву. Очень волнуясь, Ренгоку думает, что делать, ведь наверняка у Танджиро свои причины, может даже неотложные проблемы, но чует сердце Сенджуро, что что-то случилось.        Мудзан тоже всё время поглядывает то на часы, то в сторону входа. Сегодня он более нервный, чем обычно и блондин про себя отмечает, что это явно связано с Камадо. Неужели Кибутсуджи ему что-то сделал, поэтому он не пришёл? Время, когда миллионер холодно смотрел на каждого работника, в том числе на Танджиро, давно прошло. К Камадо он был даже слишком придирчив, но со временем как-то странно оттаял. Он не привык к нему и не зауважал (хотя, скорее подойдёт «стал считать человеком, а не куском мяса») за какие-то заслуги. Кибутсуджи потеплел не к Танджиро, а из-за Танджиро. Но случилось это резко и причину, кроме него самого, никто не знает. Все только гадают.        Вот и Сенджуро гадает, что с Камадо и что с его работодателем. Достав телефон, блондин чуть ли не со слезами на глазах пишет Камадо в очередной раз.        Я🐥, 13:06. Танджиро-сенпай, пожалуйста, приходите поскорее, Кибутсуджи-сама рвёт и мечет!! Мне очень стыдно перед вами, но скоро он выйдет из себя!! 🤧               С иконки в диалоговом окне Сенджуро улыбался Танджиро, фото получилось очень классное, почти профессиональное: листья сливы Уме киношно падали, весеннее солнце игриво щекотало лицо парня, а в уголке рта была капля мороженного, напоминая, что хоть Камадо и двадцать четыре, но выглядит он всё ещё как ребёнок.        В глазах застыли слёзы, но Ренгоку быстро их смахнул. Он не тряпка, у него есть яйца. Сенджуро сможет. Если Мудзан что-то будет говорить, он сможет это...        — Ренгоку, ты не знаешь, где Камадо? — Спокойно, со сталью в голосе, спросил Кибутсуджи, но было видно его внутренне неудовлетворение...всем?        Сенджуро забыл все смелые слова, которые припас. Всё же, перед Кибутсуджи стальные яйца есть только у Танджиро.        — Я...э-эмм...Ки-Кибутсуджи-сама, Т-Танджиро не отвечает на мои звонки и...        — Я понял. — Меж бровей Мудзана залегла складка: он злится. — Работай дальше.               Облегчённо выдохнув, Сенджуро вновь посмотрел на милое фото старшего в своём телефоне.        «— Уууу....Сенпай, где же вы?»                                    Танджиро проснулся от настойчивой трели дверного звонка. Всё ещё свинцовая голова, зудящее горло и озноб напоминали, что парень влип. Тяжко встав, Камадо смог добрести до входной двери и открыть гостю.        «— Наверное Кибутсуджи пришёл, как в тот раз...»        Танджиро встал в коридоре. Что? Что он сейчас подумал? Какой тот раз?        В больной голове произошёл диссонанс и потеря связи, будто все провода оборвало, а свет многозначительно выключили. Когда такое было, чтобы Мудзан-сама к нему приходил? Танджиро с минуту хлопал глазами, пока с той стороны железной двери не раздались громкие, нетерпеливые удары.        Прошедшее оцепенение отдалось в сердце приятной искрой; эта же искра прошлась по щекам Танджиро кистью, делая лицо ещё более румяным, чем было.        Когда Танджиро открыл дверь, в квартиру вошёл немного раздражённый Иноске с пакетами в руках. Удивительно, но он был не один.        — Кха? Аказа-сан? — Танджиро потёр глаза, может, это всё больная голова придумывает?        В ответ Хакуджи гаркнул: — В кровать, сопляк!        Не смея более перечить, чтобы сохранить себе кости, Танджиро лёг в постель, до носа накрываясь одеялом.        Хакуджи по-хозяйски осмотрел маленькую, но уютную квартирку и сел на рабочий стул Танджиро с колёсиками, закинув ногу на ногу; но не как пафосный самодостаточный мужчина (так умеет только Мудзан), а как среднестатистический гопник из соседнего падика.        Иноске чуть не кинул пакет с лекарствами в Танджиро, оно и понятно: трубку не берёт, дверь не открывает, а ещё.... Хашибара взбешён одним обстоятельством...        — Тебе, блять, для чего телефон нужен?! — Прогремел Иноске, сжимая кулаки и раздувая ноздри.        Камадо немного затормозил. Нужно отвечать верно, иначе... — Звонить? — Танджиро громко чихнул, сразу после этой фразы.        — Ну тогда схуяли ты не берёшь трубку, шкет?! — Камадо не попал с ответом. Разозлился уже Хакуджи.        — Я спал и-        — Пока ты спал, Господин вызвал меня с выходного, чтобы я тебя, глухого идиота, проверил. А ещё сказал, что Сенджуро-кун чуть ли не в истерике. — На последнее предложение Аказа сделал особый нажим, припоминая Камадо, что Ренгоку – святая святых.        Иноске многозначительно посмотрел в сторону неожиданного нового знакомого, приподнимая бровь и криво ухмыляясь, как умеет только он.        — Ты типа тоже помладше любишь?        — Чё?! — Аказа вскочил со стула, заставляя тот немного откатиться.        Цокнув, парень с утончёнными чертами лица продолжил: — Ваш этот Мудзан типа на Танджиро тяпает, а ты на мелкого Кё?        — Сенджуро бел и чист как первый снег, ублюдок! Ты, блять, как смеешь?! — Уши Хакуджи порозовели, а глаза явно налились кровью. Как он сам говорит: «За Сенджуро и двор — стреляю в упор», но скорее «...еду за лопатой». (где-то в комнате больной Танджиро тихо протестует).        Иноске сделал лицо истинного ценителя и поднял руки в примирительном жесте.        — Спокойно, Сенджуро реально ровный, но не претендую.        Аказа сделал вид что сплюнул и, засунув руки в карманы, сел обратно на стул с колёсиками.        — Короче, все на ушах из-за твоей пропажи, так что отпишись.        — Особенно Господину, а то он Сенджуро пугает.        — Угу... — Ответил, Танджиро, а про себя подумал:        «— Вот же...а я ведь просто приболел...»                                    По окну дорогой немецкой машины барабанил мелкий дождь, дворники ритмично двигались по окну, немного скрипя. В одной руке Мудзана была сжата небезызвестная кубинская сигара, отчего в салоне стоял лёгкий туман, который клубясь, выходил в окно. Кибутсуджи бы тоже хотел выйти в окно, потому что его день рождения прошёл не так, как хотелось бы. Говоря честно, он был провальным.        Кибутсуджи был оскорблён такой пощёчиной от жизни, видимо, за его определённую удачливость в другой её сфере: получилось на работе, зато в чисто платонических отношениях ты будешь проигрывать по всем фронтам. Первый брак распался, оставляя только жадную до алиментов бывшую жену и мелкую дочку, которая лишь отдалённо напоминает Кибутсуджи; до второго брака не дошло, оказалось, невестушка та ещё шлюха. Не повезло с женщинами, повезёт с мужчинами. Подумал Мудзан и... Понял, что попал.        Танджиро был благословением, подарком, но в тоже время был одной, большой проблемой. Буквально.        Призраки прошлого до сих пор преследуют Кибутсуджи и воспоминания об очень похожем на Камадо человеке съедают мозг каждый день. Опять-таки, Кибутсуджи действительно оскорблён такой пощёчиной от жизни.        Он злится. Сильно. На кого? Ясно на кого. — На себя. — В слух сказал мужчина и щёлкнул языком.        Свой день рождения Мудзан отмечал последний раз лет в двадцать, когда врачи говорили, что жить ему год или два. Но с тех времён он просто покупал себе бутылочку приятного вина и был сам себе компанией. Однако, с появлением в его жизни Камадо, Мудзану захотелось...жить(?) Ведь Танджиро такой простой, обычный, почти невзрачный, как книга, затёртая до дыр. Внимательнее — говорил себе всегда Мудзан, дабы не упустить ни один бриллиант, будь то человек иль ресурс. Если книга прочитана многими, значит, скорее всего она не такая простая; может имеет свою искру или банально, но причину такого спроса на неё.        Где товар — там и спрос. А где спрос — там Кибутсуджи.        Вот так Кибутсуджи, смотревший ради интереса, попал в петлю, которая, по его мнению, начинает медленно затягиваться, пытаясь его удушить.        Сейчас он явственно ощущал в груди давление, словно кто сжал не только лёгкие, но и сам воздух в них, заставляя горло зудеть каждый раз в попытке глотнуть этого отравленного кислорода.        Кибутсуджи не глупец, понимает, что за чувство его гложет.        «— Надо было заранее приглашать...»        «— Даже если бы не болезнь, он бы в любом случае не смог.»        «— Но...Будь возможность, захотел ли?»        Меж бровей мужчины залегла глубокая складка. Он, блять, очень зол.        Кибутсуджи сделал последнюю затяжку и, выдохнув едкое облачко, продолжил смотреть через стену дождя перед ним. Его светлое будущее такое же блёклое, молочно-белое и непредсказуемое, как дым от табака: куда будет дуть ветер, туда и улетит.        В тот же вечер, миллионер сдержанно, но счастливо улыбнулся, ведь Танджиро прислал сообщение полное чутких поздравлений, извинений за прогул и заботы. А также фото подарка, который станет самым дорогим для Кибутсуджи, даже если он сам того не желает признавать.