Таценда

      Ревнивая, нерешительная река. Не топила своей чудотворной водой, не отпускала в мир воздуха, камня и тени. Река окаймляла лицо, костяшки пальцев, коленные чашечки, носки ног. Она хотела его уберечь, влекла его куда-то далеко. Сколько времени тайно беспокойный поток воды стремился прочь от реальности? Сложно думать об этом.       Прошли минуты или десятилетия? Что с ним происходит сейчас? Где он? Он все еще знаком с собой? Какие друзья его определяют? Есть ли у него друзья? Нужны ли они? Имя его жизни — Самообман? Чего он действительно хочет?       Такие вопросы могли пробиваться в сонное сознание только иногда. Они раскрывали шире свои легкие для крупиц свежести, пока есть возможность, и начинали вздыхать, нервно летать вокруг, ведомые подсознанием-кукловодом. Уилл существовал в беспроглядной глубине и, кажется, лишь время от времени приближался к границе реальности, но так и не проходил через нее. Возможно, он кого-то видел. Возможно, что-то чувствовал. Возможно, что-то слышал. Кто ему ответит?       Единственное, что он понимал наверняка — становилось легче на неком необъяснимом уровне.       Один вопрос никогда не выходил на свет к другим волнующимся товарищам. Только молча поглядывал на их суету, стоя в центре этого наивного роя.       Почему я здесь?       Таков он был — таинственный и очевидный.       Но однажды Уилл раскрыл глаза.       Трясина пробуждения сползала настолько быстро, что мужчина опешил, удивленно смотря на свои ладони, словно в них держа ответы. Грэм задумчиво помнул пальцы. Вроде бы нет изменений, но…что-то стало другим. Только что? Неуловимое, таящееся в общем самочувствии.       Уилл специально пока не обращал внимания на стоящего рядом с его лежанкой Ричарда. Подождет. И тот ждал без нетерпения или недовольства. Наоборот, он приценивался к Уиллу так же, как тот к самому себе. Разница была в том, что один из них обладал большей информацией о происходящем, чем другой.       Во время своей кропотливой — даже по меркам андроида — работы, Ричард восхищался Уиллом, и однажды в тишине отполированной лаборатории свершилась редкость — улыбка на холодных губах.        В последний раз андроид улыбался при детективе Риде. То был единственный случай — он подумал, что Гэвин действительно придурок, каких поискать, и RK900 удивленно, с весельем посмеялся из-за необычности такого вывода, возникшего в строгой программе. Это получилось настолько непривычно и поразительно, что вместе с озадаченным и вечно борзым взглядом детектива к андроиду прилипилась неловкость.       Но улыбка, причиной которой стал прекрасный шанс под именем «Уилл Грэм», родилась из интеллектуального удовольствия и предвкушения вероятностного успеха. Без эмпатии профайлера ничего бы не получилось воплотить в реальность — организм запросто стал бы отвергать любое вмешательство. Это как раз тот случай, когда мысли определяют физическую реакцию в целом — будет организм сражаться против экспериментальной операции или примет ее. А вызванное заболевание совсем не помешало плану. То, что энцефалит был вызван — факт. Андроид легко смог это определить без стандартного медицинского оборудования, к которому бы прибегнули врачи-люди. Впечатляют только сроки развития недуга. Чем именно пользовался некто, чтобы так скоро и так эффективно человек начал сходить с ума — девиант бы поинтересовался при случае. Чисто в рамках научного интереса. Если бы его кто-то спросил, то он бы добавил, что психическая деятельность Грэма была нарушена чем-то еще. Скорее всего, световой стимуляцией. И инъекциями, уколы от которых консультант так и не увидел на вене: теперь Уилл здоров, и даже больше, мозг после вживления нейронных слоев охотно стал залечивать не только себя, но и тело.       Он много чего не замечал из-за безумного коктейля, который вихрился в его теле. Провалы в памяти. Забывчивость долгосрочных и краткосрочных задач, которые мужчина мог мысленно ставить для себя в последнее время. Ричард бы хотел воочию увидеть реакцию Уилла на то, сколько всего он воскресит в своего голове. Вся жизнь вернется к нему в полном объеме. Но все постепенно. Уилл начнет себя осознавать как раз после судебных разбирательств, которые нетерпеливо ждут свою «звезду».       Ричард позаботится и на этот счет — в некоторой степени сгладит ситуацию, чтобы Киберлайф вышла из сложившейся ситуации как можно более незапятнанной.       Эта малая часть от всех многоуровневых размышлений скромно присвоила себе доли секунды. Превосходная экономия времени для бессмертных существ.       Для Уилла обновленное восприятие реальности сравнимо с тем, будто кто-то сдул белый залежавшийся слой пыли с зеркала и протер его чистой тряпкой, не оставляющей разводов. Он поднял на девианта неогражденный взгляд.       В подобных ситуациях спрашивают что-то очень простое, может, уязвимое. Например: «Сколько времени прошло?», «Что ты со мной делал?», «Теперь со мной все в порядке?». Сейчас Грэму закономерные вопросы представлялись пустыми. Ответы либо даст время, либо найдет логически в своей же голове.       Стало интересно другое.       — Ты знаешь, что я чувствую?       Ричард посмотрел на пациента с другим вниманием. Консультант видел, что его собеседнику контекст ясен — вопрос не в психологии. Тот отвел глаза в сторону, как неосознанно делают люди, когда вспоминают и обдумывают опыт. Во время ответа глаза все-таки вернулись на Грэма, но не сразу.       — Теоретически. Я знаю, как работают твои нейроны, что с ними будет происходить в ближайшее время. А как именно это ощущается — не имею точных представлений.       Ричард слегка пожал плечом.       — Я лишен нервных окончаний, не с чем сравнивать. Но даже в обратном случае, я не могу знать. Так же, как и любой другой.        Разница между людьми и андроидами — повседневная тема для обоих рас. Давит на нервы.       Почему он спросил именно об этом? Грэм не был сам уверен. Ему казалось, что, находясь в распоряжении такого девианта, который буквально залезал в его голову, тот теперь должен знать его по-иному. Не так, как могла знать привычная медицина, не так, как может знать психиатр. Так, как может знать самый продвинутый и таинственный андроид своего времени.       Уилл не хмыкнул. На это был только намек.       — Здесь, кажется, будущее живет отдельно от мира, — отозвался консультант о Башне. — Вдруг тебе такое знание могло быть доступно?       Ричард посмотрел на него странно, как хранитель тайн.       — Мне доступно многое. А тебе?       Ричард перестал стоять неподвижно и чуть двинулся в сторону.       — Ты прошел экзокортекс, чтобы нас понимать. Такая честь, — пояснил Ричард, вызывая в Уилле чувство очевидной неожиданности, которое развеялось последним ироничным замечанием. Мелькнул интерес испытателя: — Ты понимаешь меня?       Грэм молчал, присматривался. Он спрашивает его дедуктивные способности наружу?       К облегчению, Уилл отметил улучшения в данной аспекте — ему есть, что сказать о девианте. Барьера нет, как и пустоты. Сдержанно воодушевленный этим, профайлер неторопливо ответил:       — Ждешь.       Дополнил, предупреждая любую реакцию:       — Не того, например, когда я уйду, закончу разговор и прочее, — отмахнулся он. Почувствовал боязливое предвкушение своей правоты. — Ожидание тоже не однотипно. Твое связано с чем-то крупным и важным.       По языку раскатался вызов. Легкий, значимый, не опробованный. Уилл интуитивно уже замечал данную черту в Ричарде, только сейчас она всплыла на поверхность, будто подгадывала момент. То, что консультант уловил в день визита, являлось добровольной скованностью, носимой с достоинством. Андроиду было, что сказать, если не кому-то конкретному, то всему миру.       — Я прав?       Ричард придирчиво чуть приподнял бровь. Уилл догадался, что девиант скрыл испытываемое. Словно прикусил язык. Но в серебряных глазах промелькнуло что-то еще. Послышалось ровное и скупое:       — Неплохо.       Уилл облегченно выдохнул, стараясь быть более безразличным.       Ричард, как оказалось, подошел к столику, чтобы аккуратно взять за душки потертые очки. Он протянул их Уиллу, который определенно о них запамятовал. Переняв предмет, консультант не успел поблагодарить андроида. Прервали.       — Перейдем к более насущному, — немедля отозвался Ричард. — Помнишь свое появление в Иерихоне?       Сначала Уилл не понимал, о чем он говорит, но потом…воспоминание становилось все насыщеннее, пугающе отчетливым. Андроид наблюдал за изменением экспрессии собеседника: глаза раскрылись шире, уголки рта опустились.       Агония. Вспомнив ту адскую боль, мужчина заледенел. Руперт. К Маркусу стремился Руперт. Но по итогу ни сам Руперт, ни Уилл не задавались целью убить лидера революции. Они оба искали одно и то же — освобождения. Уилл неожиданно ощутил потребность в защите изничтоженного девианта, с которым они делили разум и тело.        Пистолет под челюстью. Подгоняющее, неадекватное отчаяние и прежде невиданная решимость… Какой ужас…       — Значит, напоминать тебе нет необходимости, — заключил Ричард. — Тебя требует общественность.       Трудно было что-то определить по голосу Ричарда или по эмоциям. Все в нем «стерилизовалось». Даже диод ничего не выдавал — горел приглушенно голубым.       Почему на нем диод?       Мужчина схватился за голову, не выпустив из рук очки. Ладони сползли на лицо. Уилл смог уместить в слова трудно выразимую стыдливость:       — О, нет…       — О, да, — в противовес откликнулся Ричард, слегка позабавившись.       Уилл в ответ угрюмо на него посмотрел. Нервно надел очки и… поморщился. Смотреть сквозь них — неприятно. Опешив, медленно снял их с переносицы. Изучающе вглядывался в стекла. Нет, они чистые…       Ричард встретил недоумение профайлера весьма непоколебимо.       — Как я и говорил, — размеренно произнес он, — Тебе станет гораздо лучше.              -//-              Странно быть всю жизнь блеклой тенью самого себя, а в один день очнуться «знаменитостью».       Новость о покушении ни на кого иного, как на самого Маркуса, разнеслась даже безмолвно и, как результат, попала в загребущие руки СМИ. Манфред прошел через разные испытания, дрался с вооруженными силами, милосердно не оставляя за собой погибших, а тут появился какой-то сумасшедший, спокойно прошел в башню Иерихона и чуть не выстрелил в голову предводителя андроидов! Не слыхано!       Мнения разделились. Кто-то был явно обеспокоен таким неизвестным и опасным преступником, покусившимся на того, кто нес мир и справедливость. Кто-то отмахивался и называл Уилла обычным чокнутым фриком. Кто-то заговорил об анти-андроидском движении, и Грэма посчитали одним из приверженцев ксенофобских взглядов. Кто-то, наоборот, увидел единомышленника в Уилле и поддерживал его поступок. Самые ярые требовали сурового суда, каждый по личным причинам. Все ожидали наказания, тяжесть же оценивали в меру своей испорченности. Только никто не ждал, что Маркус не выдвинет обвинений.       Это всколыхнуло общественность сильнее, всеобщее непонимание сделало случай более запоминающимся. Никто не знал правды, даже Манфред, но обладал он чуть большей информацией, чем остальные. Нападавшему требовалась помощь, а не наказание. Но какая — решать не Маркусу.       В дело добавилось медицинское заключение от Киберлайф. Подтверждено нарушенное психическое и физическое здоровье пациента, но после инцидента Уиллу Грэму была оказана соответствующая помощь, вследствие чего пациент считается дееспособным во всех аспектах. Тот, кто работал над подачей официальной информации, казалось, очень сдерживался, чтобы не завязать маленький красный бантик поверх всего.       Дождался своей очереди и случай убийства Мартина Крейгера, священника-серийного-убийцу, со множеством несостыковок в имеющихся уликах. Благодаря Джеку назначили краткосрочный перевод в лечебницу Балтимора для подтверждения медицинского заключения.       Уилл попал прямиком в руки доктора Чилтона, который давно имеет виды на исследование необычного разума мистера Грэма, несмотря на категоричные отказы прежде. Грэм не шел на контакт ровно до того момента, пока точно не узнал, какие именно обследования мог законно проводить с ним Фредерик.       Применяемая психотерапия на нем не работала — Уилл прекрасно знал уловки, оттого и давал те ответы, которые помогут ему однажды выйти из лечебницы. Эти же ответы ничуть не способствовали даже намеку на то, что помогло бы продвинуться в изучении разума Грэма. Сжатые в тонкую линию губы доктора Чилтона консультант видел чаще, чем собственное отражение. А тот — только выражение лица, в котором было столько же экспрессии, сколько у камня.       Одному медэксперту приходилось перепроверять анализ крови Грэма. Система с уверенностью обличала — не в данных, но в изображениях — нечто несвойственное человеку… Не желая разбираться в странной ситуации, сбросив всю вину на неисправность в медицинском оборудовании, медэксперт поставила приемлемые результаты анализа и успокоилась, миновав вероятные проблемы.       Начиная с выхода из стен Киберлайф, Уилл вскоре заметил, что стал более апатичным. После перерывов на существование, которые заполнились встречами для дачи показаний, медицинскими и психиатрическими обследованиями, приемами пищи, мужчина проводил свое время в слепом сне. Спал больше 8 часов, беспробудно, тягостно. Грэм не мог бы сказать предположительно, когда высыпался в последний раз, но даже сейчас, когда воображение наконец-то замолчало и кошмары не заставляли просыпаться среди ночи в одежде, насквозь промокшей от пота, Уилл не мог отдохнуть и продолжал существовать невыспавшимся. Словно пытался восстановиться после всего. Пытался и пытался. На более глубокую рефлексию не оставалось физических сил, не говоря о душевных. А ведь его поджидало столько нерешенных размышлений, столько проблем…       Чилтон тоже отметил долгий сон временного пациента. Тот стал выглядеть лучше, чем в первый день приезда: нет синяков и мешков под глазами или морщин усталости; кожа потеряла малейшие недостатки. Лицо не опухало, как это обычно бывает после не в меру краткого или продолжительного сна. Казалось, ночью тайно проводился дорогостоящий тюнинг. Но если бы Уилла не приходилось будить, то он бы так и не открывал глаз добровольно. Причина в психологическом механизме защиты? Не настолько же… действенно. Надежда получить любые полезные аудио-данные не гасла у психиатра лечебницы — в каждой камере находилось по одному жучку, о которых не знал никто из персонала. Только Уилл не был щедрым и на это.       Тяга ко сну длилась ровно 10 дней. На утро 11-го дня Уилл проснулся в шесть часов.       Веки поднялись легко, без сопротивления бодрствованию. Сонливости нет. Уилл смотрел в потолок. Этот день начался с атмосферы непонимания, впечатленности и подозрительности. Как минимум, потому что консультант впервые в своей жизни не слышал ни единой мысли в голове, а проявляющиеся размышления замораживались.       Грэм неспешно сел, спустил ноги, ставя ступни на холодный пол. Прислушивался сам к себе. Новая тишина там, где никогда не существовало покоя, была настолько уникальным явлением, что Уилл опасался спугнуть это и пустить хоть одно непроизносимое слово гулять по просторам разума.       После появилось ощущение. Общее, труднораспознаваемое. Уилл бы сказал, что уловил его не интуицией, не телом, а своим скелетом. Чувство легкое, как дымок…       Грэм позволил себе действовать произвольно. Стал бездумно ощупывать взглядом свою камеру, пока не остановился на тумбочке, где лежали его некоторые вещи. Мужчина встал, подошел к ней и понял, что выбранное направление — правильное. Поколебавшись, рука потянулась к дну тумбочки. К пальцам липла пыль, пока Уилл искал что-то даже ему самому неизвестное, но вот появился какой-то выступ — маленький круглый предмет. Грэм отцепил его от дна тумбочки и вытащил руку с найденным предметом. Пыльные пальцы держали жучок прослушки.       «Цель все еще оправдывает средства, Фредерик?» — пренебрежительно прозвучала первая мысль в голове консультанта, так ясно и неожиданно, что мужчина вздрогнув обернулся, но затем сразу понял, что мысль принадлежала ему самому.       Он вздохнул, упрекнув себя за эту глупость, и занялся жучком. Открыл его, аккуратно повредил и поставил обратно, чем обеспечил абсолютное молчание в динамиках доктора Чилтона.       «Пошел к черту», — равнодушно подумал Уилл и вернулся к койке.       Спустя два дня Уилл лежал в кровати, глядя перед собой и занимался одними размышлениями. Иногда ни одна мысль не пролетала в голове и легким ветерком. Консультант спал только по необходимости, мало, и притом усталостью даже не веяло. Настораживало.       Среди монотонного шума лечебницы до слуха Грэма донеслись шаги, не принадлежавшие ни медбратьям, ни полицейским, ни доктору Чилтону. Приглушенный стук обуви пролетел мимо одной камеры, второй, третьей… Уилл принял сидячее положение и через несколько секунд между прутьями решетки увидел Ганнибала Лектера, собственной персоной.       Вежливость, разбавленная дружелюбием и дозированным неравнодушием, проявилась так же, как проявляется кровь на белой ткани — отчетливо, постепенно; пропитывая выражение лица.       — Добрый день, Уилл, — услышал тот приветствие.       Чем все это время был занят Ганнибал? Мужчина хотел спросить, но затем остановил подскочивший к горлу вопрос, потому что предугадал, что слова прозвучат претензией.       — О, сейчас день? — хмыкнул Уилл и встал. Неторопливо и, скорее всего, нерешительно сделал несколько шагов к решетке. Консультант в который раз смотрел на решетку, как на неоправданное препятствие между ним и миром, а сейчас — особенно.       В появившейся паузе-переглядке с Ганнибалом Уилл заметил странное, тонкое переплетение его эмоций: жалость, гордость и надежда. Нельзя сказать точно, какая эмоция превалировала. Возможно в чертах лица напротив крылось что-то еще или же вовсе другое. Лектер гордится тем, что Уилл выжил? Надеется на…что?       Не устраивала в данном списке жалость, и профайлер уверен, что не путает ее с сочувствием — выглядит оно по-другому.       — Почему вы так смотрите? — не обдумав спросил Грэм и мысленно притих. После этой встречи ответ Ганнибала еще несколько дней сидел в голове, и Уилл не сразу признался себе, что ему понравились простые слова доктора:       — Я рад, что вы живы.       Понравились, потому что были искренними. Неравнодушия одного человека достаточно, чтобы двигаться вперед. А стремиться есть куда.       — Думаю, я тоже, — отозвался Уилл. Вспомнил, через что пришлось пройти совсем недавно. Взглянул на свою ладонь и произнес задумчивым, приземленным тоном: — Выживание дарует силу, хотя бы на психологическом уровне. Она мне понадобится.       В зрачках Ганнибала загорелся огонек интереса. Он спросил:       — У вас появилась цель?       — Да, — твердый ответ отскочил от стен лечебницы и вернулся к ним двоим бумерангом. Лектер ощутил прилив любопытства и молчаливо ждал продолжения — Грэму нужно открыться, и тот так и сделал: — Несколько актеров верят, что каждый из них играет на своей сцене, не подозревая, что сцена одна. Я выведу их всех под свет софитов.       «Но после всего позволишь ли софитам осветить тебя?» — мысленно задал вопрос Ганнибал, иррационально скучая по будущему Уиллу. Доктор слышал уверенность в голосе консультанта, которая может открыть многие двери. Уилл шероховатым голосом продолжил, не поднимая взора на собеседника и падая в воспоминания, как перед сном:       — Когда я лежал там, в Киберлайф, медленно умирая по чьему-то желанию, я и правда думал отказаться от спасения. Ведь для чего мне продолжать жить?       Лектер мог чуть ли не буквально ощутить на языке горечь чужой усмешки. Уилл поднял глаза на Ганнибала. Для определенных слов наконец нашелся слушатель и почитатель, и профайлер высказал их, потому что только Лектер мог понять:       — Моя жизнь — блеклое подобие нормальности. Наконец-то кто-то сможет покончить с моим существованием, — произнес Уилл мысли прошлого. В голосе проявилась жесткость: — Но… кто-то прогнал меня через ад и обратно. Я горел и чуть не распался до пепла. За что?       Ганнибал наблюдал за ищущим взглядом Грэма, направленным на него, и понимал, что для ответа Уилл пока не готов. Доктор услышал пережитое отчаяние и ужас, что превратились в преимущество:       — Я никому не вредил, и я… не заслужил всего этого. Я потерял единственное, что отнять нельзя — личность. Оказалось — можно. И это ужасающе — забыть себя. На операционном столе я осознал, что моя жизнь должна чего-то стоить. Появилась ценность, какой я прежде не знал. Я не должен быть пустой оболочкой. Это война — война за самого себя. И я ее выиграю.       Уилл замолк и смутился своей откровенности, но в глазах горело упорство. Грэм интриговал доктора, и тот малозаметно сглотнув, произнес:       — Стоит признаться, сейчас вы выглядите как человек, способный бороться.       Такая вера вдохновила, насытила воздух душной лечебницы кислородом. Ганнибал увидел благодарность и улыбнулся ей, по обыкновению практически неразличимо. Но прозвучала некоторая деталь…       — Вы упомянули про операцию — какого типа? — поинтересовался Ганнибал.       — Меня вылечили от энцефалита, — поделился консультант.       Брови доктора чуть дрогнули.       — Киберлайф? — так же спросил Лектер. Уилл мотнул головой.       — Ричард. Без его помощи, после экзокортекса… я уже бы валялся под землей.       Ганнибалу пришлось приложить усилие, чтобы не показать Уиллу своего замешательства. Конкретно Ричард.       Киберлайф не специализируется на лечении энцефалита, к тому же на таком быстром. По меркам периода лечения — почти мгновенно. И этот самый андроид просто… помог ему?       Значит, он не заявленный андроид, а девиант. И судя по наблюдениям, Ричард не стал бы тратить время на благотворительность, особенно такую… не соответствующую. Зачем ему понадобился Уилл?       Ганнибал испытующе глянул на Грэма:       — Без этих испытаний, что выпали на вашу долю, вы бы не приобрели цель и не осознали значимость жизни. Скажите, Уилл, испытания того стоили?       Уилл поджал губы в раздумьях и, наконец, произнес:       — Скажу. Если достигну настоящего себя.       «Я помогу тебе», — мысленно пообещал Ганнибал.              -//-              За пару дней до подтверждения невиновности Уилла        Накануне выхода Грэма из лечебницы, Ганнибал Лектер устраивал светский ужин.        Вечером перед приемом он сидел за свои столом и искусно следил за каждым появляющимся штрихом на бумаге. Во время скрупулезной прорисовки одного из видов Флоренции обдумывал события Детройта.       Оливия все-таки права — Лектер действовал не профессионально. Это как раз был один из рисков, на который он пошел — появление сомнений в безупречной репутации. Все ради цели, опасно притягательной.       Становление Уилла.       Тем не менее, это не отменяет того факта, что Ганнибалу не понравилось отношение к нему главы Киберлайф в офисе. Лектер сам позаботился о собственном утешении. На половину — Джейк все же не успел от него скрыться в Детройте. Когда-нибудь не успеет и Оливия.       Стоя во главе щедро накрытого стола под аплодисменты, Ганнибал, статный, авторитетный, поднял бокал шампанского с аристократической улыбкой. За ним повторили и почитаемые многими науками гости.       — …Должен вас предупредить…       Посетители немного напряглись, но после выдержанной паузы расслабились:       — Здесь нет ничего вегетарианского.       Гости посмеялись, как могут только культурные люди.       — Приятного аппетита, — пожелал он всем, наблюдая, как они принялись за блюда, композицию которых и нарушать могло считаться кощунством.       Ганнибал улыбаясь спокойно отпил из своего бокала глоток шампанского. Под звуки живой классической музыки, он решил пойти на кухню и проверить подготовку к подаче блюд.       — А вы и шутить умеете, — послышался из-за спины насмешливый женский голос.       Оливия Де’Ат, прямиком из Детройта.       Женщина каждым стуком тонких высоких каблуков говорила о своем превосходстве и статусе. Приближалась неторопливо, что позволило им обоим друг друга оценивать. На плечах покоился черный пиджак, а одета Де’Ат была в топик костюмного стиля, подчеркивающий плоский живот и грудь, и классические брюки того же цвета. Из украшений был только золотой каф на цепочке. Выразительные глаза и идеально накрашенные красной помадой губы прекрасно сбалансировали строгий образ.       — Добрый день, миссис Де’Ат, — поприветствовал гостью Ганнибал.       Оливия скользнула глазами по его дорогому костюму снизу-вверх и протянула:       — Добрый.       — Вы посетили нас будучи проездом? — поинтересовался Лектер.       Прежде чем произнести первое слово, она красиво цокнула и на грани с вежливостью ответила:       — Нет.       На ее лице проявилась усмешка.       — Я приехала лично к вам. Могли бы мы поговорить, так скажем, тет-а-тет?       — Да, пройдемте, — отозвался Ганнибал, придумав, где бы им расположиться.       Оливия шла за Лектером, изучая его широкую спину, и ткань, облегающую ее. Совсем скоро мужчина раскрыл пред ними двери одного из кабинетов для работы. Большую часть стен скрывали богатые знаниями книжные стеллажи.       — Присаживайтесь, — Ганнибал указал ладонью на два мягких кресла, стоящих в пол-оборота друг к другу перед камином. Лица нежно коснулось тепло солнца, освобождающееся из дерева.       Как же непривычно иррационально. Оливия не до конца верила, что сейчас находится именно здесь и с какой целью она решила заявиться к этому мужчине. Однако понимала причину, сентиментальную и неудобную. Оливия не слышала ни одного намека о ней. Казалось, ее имя забыло само время. В те дни все прошло слажено, трагично, выгодно. Иллюзионно прекрасно.       Но кто-то о ней все-таки знал. Оливия, привыкшая держать под контролем любую нежелательную информацию, не сдержалась и приехала сюда лично, чтобы выяснить, какими именно сведениями владеет Лектер.        Никто помимо нее не должен знать об этой девушке, ни человек, ни андроид, ни даже действительно бездушный цифровой носитель данных.       Как только они удобно расположились на них, психиатр спросил:       — Что вы хотели бы со мной обсудить?       — То, что вы знаете, — обманчиво просто ответила женщина. Закинула ногу на ногу и примерила на себя одну из личин. — Вы упомянули о моей некой подруге, перед этим поугрожав мне своим видом.       Слова стали сочиться насмешкой, пренебрежением. Ганнибал не выказывал недовольства, так и просящегося наружу. Оливия входила в кураж. Она продолжила шутливо, как заигрывающая кошка, при этом сохраняя видимость серьезности:       — Страх нагнали, а не объяснили. Нельзя так с дамой. Но, так уж и быть, я дам вам шанс объясниться. Поэтому…рассказывайте.       Только слепой не увидит предупреждение во всем ее виде и голосе. Ганнибал задумчиво посмотрел на ее позу, на глаза, в которых разгоралось ожидание, которое она не любила испытывать. Она приехала к нему, в другой штат, прося рассказать о той девушке.       Ганнибал никогда не рассчитывал, что увидится с этой женщиной, но, к сожалению, это случилось. Примерно 20 лет назад он слушал рассказы о ней, о дружбе подруг-студенток… и предательстве сразу двух самых близких людей.       Лектер откинулся на спинку кресла, смотря на женщину своим рациональным взглядом.       — Разве вам не выгоднее, если я буду молчать, как и прежде? — спросил он.        Она прищурилась, стараясь сохранить невозмутимость до поры до времени. Лектер заметил, как трудно ей далась вежливость.       — Верно, но со мной лучше делиться, если я прошу об этом, — в тоне не осталось ничего шутливого. Появилась угроза властной женщины.       Ганнибал мнения не поменял.       — Уверен, она бы не хотела, чтобы я что-то рассказывал вам.       Пауза.       Оливия поднялась с кресла, встала перед доктором и резво «наступила» ему на грудную клетку. Ганнибал поморщился, скользнул взглядом от ее туфли, по лодыжке и колену, и с предупреждающим возмущением сверлил ее взглядом.       Снова оценив его «конфиденциальность» в разговоре, Де’Ат спросила, как охотница, схватившая жертву:       — Дайте угадаю, вы были ее психиатром? Опять не уберегли пациента? Прямо как… как его там? — Оливия притворно вспоминала, щелкая пальцами с мелькающим маникюром, — Уилла Грэма? Что-то вам не везет, — наигранно посочувствовала она.       Каблук надавил сильнее. Ганнибал дернул носом, терпя.       — Думаете, вы справились лучше? — смело посмотрел он на женщину. Услышал, как она фыркнула.       — Я-то ей сохранила жизнь, — усмехнулась Оливия, чувствуя себя доминирующе.       — Взяв взамен другую.       Точку для холодного ответа Ганнибала поставило появление еще одного нежданного гостя, вальяжно раскрывшего двери кабинета.       Даррен осматривался, но, видимо, не ожидал все-таки застать тут кого-то. Все трое уставились друг на друга в удивлении. Думали одно: «А ты что тут делаешь?!».       Парень медленно закрыл за собой двери, не отрывая любопытства от комедийного дуэта. Глядя на дерзкую позу Оливии, которая давила каблуком на Ганнибала, он непринужденно спросил, чуя, что попал по адресу:       — Помешал?       — Помешал, — недовольно ответила глава Киберлайф, не шелохнувшись.       — Я старался, — не растерявшись сказал Даррен. Его широкой и наглой улыбкой можно было осветить кабинет ярче огня камина.       Оливия поставила локоть на колено, а затем и подбородок на ладонь, словно и позабыв о психиатре. Тот выглядел недовольно пораженным.       — Напомни, ты тут какими судьбами? — спросила она парня.       — Своими, — обыкновенно отозвался тот. Зная, что сейчас сыграет на ее нервах, как на струнах укулеле, парень продолжил: — Вы продолжайте. Или у тебя есть какие-то секреты от меня?       Даррен хитро изогнул бровь на нее, понизив немного голос.       Оливия не выдержала и «отпустила» Ганнибала. Импровизированный допрос не принес желаемого результата. Лектер вдохнул, ощущая пульсацию крови под надавленной кожей. Принялся молча разглаживать галстук.       Женщина стремительно простучала каблуками к парню, выражая все свое негодование.       — Что ты тут забыл? — зашипела она на него.       — Тебе какая разница? — невозмутимо спросил парень. — Надо будет, «забуду» что-нибудь в другом месте. Но вообще-е-е, — растянул Даррен как бы в неуверенности, — Я тут подумывал немного переставить пункты нашего расписания и задержаться в этом прекрасном штате ненадолго…       Мельком глянул на Лектера, открыто наблюдающего за их диалогом, который они бы и не скрыли, будучи в одном кабинете с доктором.       — Но это посмотрим, — заключил Даррен.       — Ты не смеешь менять план… — проговорила Оливия.       — Смею, — спокойно отозвался парень.       У женщины появился такой вид, что сразу возникла благая мысль: «Ну, ладно, позлил и хватит».       — В таком случае, чтобы на Совещание явился, — предупредила она парня тихо, приняв его каприз. — Рассчитывай через два дня. Если тебя не будет, то потом не жалуйся, что тебя отчитывают за невыполнение работы по измененному плану. Понял?       — Понял, — благодушно произнес Даррен.       Оливия ушла, ни на кого не взглянув. Прикидывала, что она могла бы сделать с доктором, не явись Даррен так вовремя. Парень посмотрел ей вслед. Как только дверь за женщиной захлопнулась, парень обернулся к психиатру.       — Что, не хотели давать ей то, чего она хочет? — почти безразлично поинтересовался он, а потом понял, как это звучало, и добавил: — Ой, какой «однозначный» вопрос. Ну и ладно, — тут же пожал он плечами.       Ганнибал на это приподнял бровь.       — Ваша мать не лишена манер, — не скрываясь прокомментировал он.       Даррен впечатлено уставился на психиатра. «Откуда знает?», — дивился он. Но вот, парень медленной поступью направился к своей цели.       — О-о, вот даже как? — спросил он, и благодаря предприимчивости уточнил: — Раз у нас… ранний вечер откровений, то, может, расскажете про Уилла?       Ганнибал отметил подход: не мистер Грэм, а Уилл. Более личное обозначение насторожило.       — Терзает скука? — поинтересовался доктор.       — Было, — утвердительно кивнул собеседник, не уклоняясь с пути. Мужской голос постепенно приобретал мелодичную романтичность: — Но потом я понял, что наткнулся на что-то очень прелюбопытное. Сначала на Уилла… потом на вас.       Ганнибал немного нахмурился, на секунду, но уже этим парень насладился. Практически по-светски доктор уточнил:       — Уже знакомы с Уиллом? Когда же это случилось?       Даррен подошел сзади и положил ладони на спинку кресла доктора. Напустил на себя вселенскую задумчивость:       — Да как вам сказать… — голос его приобрел сказочность, певучесть: — Помню так, как будто это было вчера.       Предплечья легли на спинку. Лицо Даррена оказалось на уровне головы Лектера, справа. Предвкушая, он продолжил, как сказитель, немного взбудораженно и размеренно:       — Мистер Грэм прижимает меня к стене, весь разгоряченный, зрачки — широкие. Я подумал: «Как же мне повезло!».       Ганнибал напрягся — заметно было лишь по микродвижению тела. Вблизи взору Даррена доступна в том числе и эта реакция. Очень удовлетворительная реакция.       Вдруг тон повествования сменился на более повседневный, как если бы в кафе разговаривали две лучшие подружки:       — А потом — представляете? — не задача. Он начал с ума сходить. Жаль не от меня.       Словно опомнившись, Даррен таинственно подвел:       — Поэтому, для меня было честью немного ему помочь в этом непростом мозговом дельце.       «Подставить в деле об убийстве», — подумал Ганнибал. — «Это был он. Помнит ли его Уилл?»       Несмотря на обезличенный вывод, Лектер признался себе, что затею парень провернул весьма неплохо. Он чувствовал кожей его близость. Как же Даррену, однако, удобно напевать на ухо…       — Почему вы мне это рассказываете? — спросил Ганнибал.       Он услышал ухмылку.       — Что-то мне подсказывает, — с ленцой отозвался он, — Что вам будет неинтересно просто взять и рассказать все полиции. Я не прав? — невинно уточнил он.       Молчание стало красноречивым ответом, и это поняли оба. Сказ близился к завершению:       — Каково было мое удивление, когда я увидел Уилла вместе с вами — покорно идущего потерять крышу еще больше. А потом мне повезло с вами душевно поболтать… Ну, как тут было удержаться от вас? — почти виновато спросил Даррен.       Но потом губы его оказались в миллиметрах от уха Ганнибала. Он прошептал чувственно, но в глубине слов ожил далекий бархатный рык:       — И от милого, крышесносного, горячего Уилла Грэма.       С первой встречи Даррен и Ганнибал явственно ощутили дух соперничества между собой, только не знали, за что они могли бы бороться. Разве что за превосходство в интеллектуальной дуэли. Но теперь они поняли за что. За кого.       Ганнибал дернулся, чтобы встать, но у его горла тут же оказался нож с изогнутым лезвием.       — Т-ш-ш, — успокоительно произнес Даррен.       Лезвие с лаской коснулось тонкой кожи горла. Парень как ни в чем не бывало задумчиво озвучил наблюдения:        — Знаете, такой способ сближения с человеком я лицезрею впервые. Нет, с эмпатом. Тоже хотите его…       Он специально оставил паузу между слов.       — …Понимания?       «Да», — мысленно ответил Лектер, но удержался от закатывания глаз — воспитание не позволило так отреагировать на откровенную игру. И как будто прочитав эту до невозможного простую мысль, Даррен произнес, словно успел познать тонкости человеческой природы:       — Далеко же вы зашли ради этого…       Он убрал нож. Цели навредить никогда и не было.       Ганнибал медленно вздохнул под последнюю мысль парня. И ровно спросил:       — Вы приехали из другого штата, чтобы провоцировать меня?       Даррен пожал плечами, так до ужаса обыденно.       — Могу еще посуду помыть, — предложил он. — У вас столько гостей все-таки. Как вы на это смотрите?       Он повернул к нему голову и заглянул в глаза, карие, даже отливающие некоторым красным оттенком. А Ганнибал серьезно посмотрел в насыщенную зелень радужки, с одним «солнечным зайчиком» — золотой капелькой у пропасти зрачка.       В принципе, у него нет причин отказываться.       -… Помощь не помешала бы, — ответил Лектер.       Это воодушевило Даррена.       — Отлично! Только чур мне фартук.              -//-              Возвращение домой       Поблагодарив по телефону Алану за то, что все это время она присматривала за собаками, Уилл счастьем и открытым сердцем отвечал на окупившуюся тоску своих питомцев. Они и радостно лаяли, и кружились-вертелись у ног, и вставали на задние лапы, чтобы дотянуться до лица хозяина.       Находясь дома, рядом с тихо шелестящим лесом вдали от города, в окружении тех, кто любит его без условностей и ярлыков, Грэм понял, как на самом деле ему не хватало этого персонального уюта.       Гладя одну из собак, Уилл нащупал какую-то шишку, где-то на коже. Он попытался успокоить довольную собаку, которая с высунутым языком дышала глубоко и часто. Грэм аккуратно раздвинул шерсть и увидел клеща, неизвестно как давно прилепившегося к его питомцу. За мгновение до того, как в голову поступил сигнал подняться и взять необходимое для удаления вредного насекомого, произошло нечто необъяснимое.       В момент прищуренного разглядывания, Уилл так разглядел клеща, что встретился с ним чуть ли не «лицом к лицу»: вредитель увеличился в размерах так внезапно и отчетливо, что мужчина от испуга и отвращения отшатнулся и упал на землю. С широко раскрытыми глазами он смотрел на место, где покоится маленький клещ, и пытался сообразить, что произошло. Собаки встревоженно теснились к опешившему Уиллу. Он не имел понятия, как он разглядел клеща так близко, как под микроскопом, но эффект мог сравнить с «зумом» самой профессиональной камеры.       Убедив себя, что ему показалось и это всего лишь игра воображения, Уилл поднялся с земли и направился в дом за специальным инструментом и всем необходимым для извлечения клеща. Мужчина осторожно отцепил насекомое, находясь под остатками впечатления испуга и загадки. Мотнул головой, отвечая на молчаливые сомнения. Поместил клеща в банку, закрутил ее крышкой. Обработал свои руки, кожу собаки антисептиком и «крючок». Вернув инструмент на место, Уилл понемногу стал забывать об этом странном инциденте с клещом.       Орава собак распределилась туда, куда их вел комфорт: на диван, на мягкие подстилки, в «главную» комнату, повествующую о хозяине дома. Отметив взором питомцев и зайдя в спальню, Грэм почувствовал, как у него сложись внутрь ребра.       Это случилось настолько неожиданно, что Уилл только открыл рот, пытаясь вдохнуть. Ни один звук не мог вырваться из горла. Сердце забилось в истерике. Мужчина рефлекторно схватился за грудную клетку, но. с ним не произошло никаких внезапных метаморфоз.       А потом ребра раскрылись разом, словно вставая на положенное место. Уилл резко вдохнул и громко, ошарашенно выдохнул. Собственный голос слился с криком младенца в голове. Зажмурившись, Грэм закрыл уши. Он не особо обратил внимание, как ударился поясницей о комод и сполз на пол.       Крик прекратился. Уилл, затаив дыхание, отнял подрагивающие руки от ушей. Появился какой-то привкус во рту. В тишина нагнетала подозрительную реалистичность ощущаемого. Он рефлекторно поднес руку к губам, не веря. Это был вкус материнского молока.       — Что?.. — прошептал Уилл, сбитый с толку.       Образы, словно дождавшись своего часа, всплывали настойчиво один за другим, усложняя мир и одновременно упрощая. Кристально ясные воспоминания. С самого старта его жизни.       Будучи младенцем, он видел слишком мало, слишком смутно. Миром владели лишь ощущения. Он помнил, как лежал в нежных руках матери и крепких — отца. Слышал чьи-то голоса, женские и мужские, громкие и тихие, успокаивающие и злостные, родные и чужие.       Мог разобрать, о чем говорили родители при нем, считая, что ребенок ничего не поймет, не узнает. Это были ссоры, произносимые чаще всего ласковыми, добрыми голосами.       Уилл отчетливо слышал один из телефонных разговоров раздраженной чем-то мамы, который он подслушивал из своей комнаты. Его наказали за «плохое поведение» — молчание.       — …Я же говорю тебе — нет… Да, совсем никакого материнского инстинкта, материнской привязанности, или как там это называется?.. Я не чувствую, что это мой сын. Просто какой-то ребенок, чужой какой-то. Как лишний… В таком смысле и лишний, что он для меня как прицеп, который мешает жить!..       Голос собеседника всегда можно услышать — слабо, приглушенно, но можно, что и помогает строить догадки, с кем же говорят в данную минуту. Но по ту сторону связи никого не было слышно.       То, как живо мама отвечала пустоте, нагнетало мальчика еще сильнее. Он лишь молча ждал, когда его неутешительные выводы развеются голосом какой-нибудь подруги, знакомой или же незнакомца, а преждевременное взросление хотя бы замедлит свой ход.       Уилл всегда оказывался в чем-то виноватым. Единственным, кто старался выстраивать мост между ним и матерью, был папа. Не помогало.       Грэм одиноко вглядывался в черты лица матери, пытаясь понять, что она чувствует, чем она огорчалась, о чем грустила, что ненавидела… Он старался анализировать ее эмоции и поведение так часто и так глубоко, но так и не смог пробиться сквозь барьер равнодушия собственной матери.       Отдушиной были лишь те моменты, когда папа учил играть его на пианино несколько произведений. От отца веяло контрастной искренностью, спокойствием, отеческой поддержкой, уютом, которым может укрыть только родной по крови человек. Он ведал Уиллу о жизни все, что понимал сам. Видя воспоминания чуть ли не наяву, профайлер разглядел, насколько его папа действительно уставал от работы, но все равно не оставлял сына, когда тот нуждался в нем.       Лишь одно решение способно отделить обычный вечер от пламенного кошмара.       Семейный, напряженный ужин. Почти физически ощущаемая стена между родителями. Папа давно перестал идти навстречу к той, кого обещал не покидать ни в здравии, ни в горе. Мама же обесценила его обещания гораздо раньше, но когда? Почему?       Уилл увидел наяву, какой мама была …дикой. Дикость эта таилась в глазах, а вместе с ней — неизвестное отчаяние, неизвестная решимость, неизвестное нетерпение, что способно всколыхнуть корни первобытности, если не в душе человека, то в его ДНК.       Мальчик еще не мог дать такому определение. Будучи взрослым — мог.       Это был взгляд, предрекающий стремительное убийство.       Почему отец не замечал? Ах, да… он попросту не находил больше сил смотреть на жену.       Никаких сигналов. Не прозвучали прощальные слова. Только выстрел, хруст черепа, падающая кровь. На лице матери мгновение мира, которое особенно отпечаталось в памяти ребенка. Не посмотрев на сына, женщина с расслабленной улыбкой направила дуло пистолета себе под челюсть и закрыла веки. Прозвучал второй выстрел, окрасивший фиолетовые занавески свежими красками. Потеки крови на занавесках казались черными.       Крик, так и не вырвавшийся из горла мальчика, сидящего за столом с трупами родных, что секунду назад еще жили.       Почему мама это сделала? Почему отец ничего не заметил? Почему так произошло? ПочемуПочемуПочемуПочему…       Темнота кладовой была чище, чем души большинства взрослых и подростков в приюте. Иногда он сбегал туда ото всех, когда становилось совсем невыносимо. И снова был в чем-то виноват, больше, чем дома. Не та одежда, не те эмоции, разговорчивость, неразговорчивость, тишина или, по итогу, взрывы эмоций… На Уилла с садистским удовольствием взваливали чужие беды, выплескивали ненависть, горе, злобу, потаенное отчаяние, никак не освобождаясь. Повторялось все снова и снова. Грэм начал видеть чужие кошмары.       Он вспомнил, как в страхе и панике забился в угол класса под смех подростков, только взглянув на директрису — понять ее оказалось так грязно и ужасно, что Уилл далеко не сразу смог успокоиться.       Если кто-то и хотел с ним подружиться — Уилл не позволил. Мальчиком он учился, и учился, и учился… Наука не осуждает. Лучше читать книги, чем разговаривать с людьми — умиротворяющий вывод.       Он вспомнил бесконечные ночи, когда мысли наигрывали хрустальные и глубокие, звонкие и низкие мелодии. Когда в воздухе он стучал кончиками пальцев по белым и черным клавишам пианино, стараясь не забывать ни одной композиции, которой отец в свое время научил сына.       В один из дней вопрос о будущем был предрешен. Уилл стремился в ФБР. Там изучал дело об убийстве отца и матери. Какого-либо медицинского подтверждения психических отклонений матери не нашлось, так как она не наблюдалась в больнице по подобным случаям.       Причина произошедшего на том семейном ужине так осталась для Грэма тайной. Поэтому расцвела его эмпатия и впоследствии развилась до необычного уровня, что ему и помогало в делах расследования. Не помогло только в одном и когда-то очень важном.       Грэм вспомнил, как Алане было сложно подобраться к нему ближе. Опасливость на ее лице, какая появляется, когда хочешь успокоить зверька и показать, что ты не желаешь ему зла… Видел сочувствие, даже жалость, которую он не мог терпеть.       Алана — андроид, которая все-таки помогла проложить в его сердце дорогу к людям. С ней стало легче дышать. Но Уилл так и не мог ей открыться полностью.       Алана превратилась в близкого друга на расстоянии.       В теории, Алана должна быть ему ближе, чем Ганнибал. Почему он не тянется к ней? Уилл подозревал, что разница была в самом начале знакомства. Если Алана ходила вокруг-да-около и ненамеренно показывала те эмоции, которые Уилл не хотел видеть по отношению к себе, то Ганнибал стал крошить преграды с первых минут, хотя навряд ли он так действует со всеми. Лектер не мог не понимать, что конкретно такой прямолинейный подход сработает на Уилле. Не в бровь, а в глаз. Возможно, в чем-то подобном Уилл и нуждался — чтобы кто-то не церемонясь прошел напрямую преграды, выстроенные в голове упорным трудом, и приблизился к самой сути? Хотя рациональней было бы чувствовать отстраненность, чем близость.       Утерянные и намеренно похороненные фрагменты памяти восстанавливались, прочно укрепляясь на своем законном месте. В голове сохранились все диалоги и элементы окружения, на которые Уилл не обращал внимания, но видел. Запахи, шепот, микромимику… Все, что когда-либо фиксировал его мозг.       Нет…многое, очень многое, но не все. Но и всего этого — предостаточно.       Что-то капало на ткань штанов, уже какое-то время. Уилл дотронулся до своей щеки — мокрая. Он не заметил, когда или сколько времени из глаз текли слезы.       Равнодушно стер их, словно не его. Уилл долго жил в прошлом, каждый день припоминая то, что хотелось забыть. Этот этап пройден.       За окном — тьма. Прошло пять часов. Казалось, всего 10 минут.       Тут вернулись в разум еще потерянные мысли. Духота от испарений красного льда. Инвалидная коляска. Амелия Янг.       «Нужно проверить, от чего именно она страдала» — услышал Грэм собственные слова.       Как он мог забыть?! Это напрямую относилось к делу…       Кажется, примерно в это время начал развиваться энцефалит. Почему он развился так быстро?       Ганнибал, Ганнибал…       Кстати об энцефалите…Ричард!       Ганнибал       Кстати о Ричарде…точнее… Нет, Маркус       Ганнибал, Ганнибал, Ганнибал. С кем он разговаривал в Киберлайф?       Нет, стоп! Сначала Красный дракон.       Поднявшись с пола, Уилл набрал Беверли. Он не хотел ждать более подходящего момента — и так затянул с этим вопросом. Долгие гудки так и норовили оттолкнуть от телефона, однако Грэм не сбрасывал вызов. Наконец, через динамик прорезался сонный голос девушки:       — Уилл?       — Привет! — немного взбудораженно отозвался мужчина. Чувствовал, что ступил на потерянный путь расследования. — Я…       — Ты видел, сколько времени? — прервала его Катц.       — 1:19, — без запинки ответил мужчина. — Извини, это важно.       Послышался мученический вздох. Кто любит, когда прерывают сон?       — Что случилось? — смиренно спросила Беверли.       — Скажи, от чего болела Амелия Янг.       Пауза.       — Господи, кто? — переспросила девушка.       — Наварщица красного льда по модифицированной формуле. Ее убил Красный дракон, — спокойно уточнил Уилл. Свое нетерпение он держал при себе. Странное ощущение прогресса захватывало.       — А…- вспомнила Беверли. — Эм-м… Амелия вдыхала слишком много токсина льда. Сердце не выдерживало, поэтому ноги отказали, и ей потребовалась коляска.       — Все. Спасибо. Извини еще раз, — быстро ответил Уилл и сбросил вызов, услышав напоследок только незавершенный вопрос: «Ты…?».       Сердце. Амелии требовалось сердце. Тогда стояло две кушетки и все было подготовлено к операции. По пересадке сердца?.. Хорас Янг не подходит для донора.       Уилл «вспомнил» хруст свернутой гортани и повел плечами.       Спустя некоторое время находят Линду Янг с вырезанным языком и сердцем. Это преступление закреплено за Потрошителем. Девушка наказана за свое бессердечие и, судя по всему, злой язык.       Ганнибал       Амелии требовалась пересадка сердца ее дочери. Вторая кушетка тогда была подготовлена именно для нее. Более идеального донора не найти. Дочь с матерью знакомы не были. Амелия и Хорас хотели насильно привести Линду на операционный стол.       Но Амелия и Хорас убиты до того, как они заполучили Линду — она в это время находилась с опекуном и ни о каких родителях еще не знала.       Она осталась жива.       Красный дракон узнал о планах Хораса и Амелии и решил предотвратить убийство их дочери?       Он хотел спасти Линду?       Это объясняет, почему место преступления отличалось от всех предыдущих — родители Янг разозлили его. Жертвы убиты жестоко, яростно, с чувством.       Красный дракон убил их так, как они того заслуживали. Если раньше его жертвы являли собой подготовленные для выставки экспонаты, демонстрирующие заслуги жизни, то здесь Хорас и, в особенности, Амелия не удостоились даже этого. Изуродованы в собственном темном притоне, пропитанном ядовитыми испарениями наркотика.       Смерть — заслуга.       Дракон не рассчитывал, что Линду кто-то убьет. Чесапикский Потрошитель хотел оставить послание Дракону? Познакомиться лично? Зачем?.. Или же… Потрошитель догадался о замысле Красного дракона и хотел посмотреть, что будет?       Линда выставлена на всеобщее обозрение, осужденная за свое невежество. Убийца словно говорил: «Отвратительно. Непозволительно! Полюбуйтесь же!».       Ганнибал       Обращался к Дракону: «Линде было суждено явить свое бессердечие миру. Я сделал это за тебя»       Но, кажется, Линда предназначалась не только для Красного дракона. Эхом пронеслись собственные недавние мысли:        «…убийство Линды Янг было преподнесено мне лично, чуть ли не на блюдечке?..»       Ты упустил шанс. У тебя бы не получилось спасти ее… Взгляни на меня и не бойся…       ЕЕ УБИЛ…       Накатил стыд за произошедшее в Иерихоне. Фокус сосредоточенного внимания сместился, и линия размышлений пошла иным путем.       Рассказывая в лечебнице о всех событиях, Грэм не пропускал их через себя, не углублялся, не рефлексировал. Только излагал сухую информацию, что от него и требовалось. От чего-то не находилось сил на иное. И так тянуло в сон… Однако сейчас он вспомнил, почувствовал подавляемое.       Невозможно, слишком нереально, чтобы быть правдой — явиться в Иерихон, найти девианта, которого уважаешь за смелость перевернуть мир на сторону справедливости, за освобождение андроидов. А что дальше?       Ничего — это не его стремления. Принадлежали они Руперту… Что случилось с экзокортексом? Сбой смешал личности человека и девианта, у которого единственным желанием было выбраться из Киберлайф и найти свободу на Иерихоне. А после — ничего. Что сказать, что сделать, как действовать? Никаких дальнейших планов. И в этот момент произошел конфликт: если до этого Уилл воспринимал себя исключительно Рупертом и другая противоречащая информация попросту отвергалась, то после встречи с Маркусом ничего не осталось от личности изничтоженного девианта. Мечта Руперта исполнена. Начала прорываться личность Уилла, и как же невыносимо было осознавать себя!       Вспоминая агонию от конфликта идентификаций, Уилл ощутил, как сердце ускорило свой ритм в волнении и страхе. Неужели он подсознательно хотел избавиться от себя, хотя все время опасался этого? Ведь в таком случае исчезнут страдания, исчезнут всякие поводы — крупные и маленькие — для переживаний, для сомнений…       Мольба прекратить мучения и угроза застрелить лидера девиантов, если он не согласится — Уиллу верилось с трудом. Но все действительно было именно так. Мужчина виновато потер лоб. Маркус даже не стал выдвигать обвинение… Ну, теперь о Грэме знает как минимум целый Детройт.       Малозначимые воспоминания о событиях, которые, казалось, никак не касались его самого — и оттого не запомнились — начали загораться так же, как далекие звезды на темно-синем небе. Мужчина, поймав некую догадку, с подозрительным взглядом сел за ноутбук. Уилл на секунду поколебался в целесообразности своих действий, но именно сейчас тема стала сомнительно важной.       Обрывки новостей, прозвучавшие или прочитанные мимолетом:       «Берклет Роуди заявил об отпуске на неопределенный срок»…       …Мисс Боузман обратилась с видеообращением, заявляя об отставке. «Не в моих силах справиться с данной ответственностью…»       …пропал при невыясненных обстоятельствах. Ведется поиск очевидцев…       Представители освободительного движения от имени Маркуса. Они — как люди, так и девианты — закреплены за определенными штатами, однако за последние месяцы представители исчезали из-под внимания общественности по уважительным причинами или причинам, на которые нечего ответить. Неужели все настолько незаметно? Ведь эти случаи должны вызывать какую-то реакцию публики, но волнений не происходило или же они являлись недостаточными…       Именно в данную тему начал углубляться Грэм, усердно и забывчиво. Вырисовывалась некоторая картина.       Миннесота. Вайоминг. Колорадо. Невада. Калифорния. Канзас. Луизиана. Огайо — в такой последовательности здесь находили замену первым представителям движения, но замена была настолько невзрачной, что было не совсем понятно, поставили ли кого-то в принципе, чем эти «кто-то» занимаются, продолжают ли поддерживать освободительное движение?       Представителей медленно, но верно убирали с шахматной доски. Полиция не принимала участия в проблеме. В некоторых случаях помощь полиции вовсе не требовалась, а где могла бы, то появлялась она словно для официальной видимости.       Уилл заметил другую особенность. В те же дни, когда представители движения уходили с поля общественной видимости, в ближайших клубах и барах происходила потасовка, а к утру находили труп одного из посетителей недалеко от заведения. Жертвы — люди, мужчины и женщины. Каждый раз вызывали полицию. Безрезультатно.       Возможно, есть некто, в соответствии с планом выводящий представителей освободительного движения с их постов по одному, с разной частотой. После направляется в ближайший — обычно, недешевый — клуб или бар, к утру оставляя труп. Иногда не один.       «Отмечает успешную миссию», — невесело подумал Уилл. Какая вероятность, что действует не один человек, а команда? Какова вероятность, что это не девиант? Хорошо бы поискать больше подробностей в базе данных полиции, но ему не предоставят доступ.       За доли секунды, которые по ощущениям тянулись дольше, Грэм решил отправиться в бар Огайо, где произошел последний случай убийства.       Консультант перевел взгляд на часы. Казалось прошло несколько часов к ряду. Вопреки ожиданиям, такое домашнее исследование продлилось всего один час, что вызвало удивление, ведь Грэм изучил дюжину различных источников. На такое физически не может уйти только час. Другой дисплей часов показал то же самое.       Недолго задержавшись на данном факте, Уилл стал собираться в дорогу.       Спустя же несколько часов Грэм переступил порог бара. Оглядел помещение. Справа стояли столики, слева — почти сверкающая барная стойка из темного дерева. На паркетном полу, помимо размытых теней от мебели, частично отражались даже очертания стульев. Два больших квадратных окна, выходящие на улицу, занавешены темной плотной тканью. По телевизору приглушенно вещал ведущий спортивного канала. Людей немного, сидят подальше друг от друга.       За стойкой стоял бармен, мужчина средних лет, с густой короткой бородой. Он протирал столешницу, на которой остался след прилипшего алкоголя. Уилл подошел к стойке, встав напротив бармена, который взглянул на него безразлично и уже, видимо думал переключиться на другие мелкие обязанности, пока клиент думает над выбором выпивки, но Уилл вернул внимание вопросом.       — Здравствуйте, я хотел бы у вас спросить… — начал он.       — Ну, смотря о чем, — пробормотал бармен и замолчал, призывая продолжить.       Уилл неслышно вздохнул из-за того, что его перебили.       — Про Александру Броук, — ответил консультант, — А точнее, с кем она уходила в тот вечер.       Бармен напрягся, что стало заметно по безэмоциональному выражению лица. Попутно отметив это, Грэм спросил:       — Вы не помните, как выглядел тот человек?       — А ты, собственно, кто такой? — подозрительно уточнил бармен. Вид явно обозначил, что без железных оснований и лишнего слова не скажет.       «Мне нельзя раскрывать свое имя — могут предъявить за несанкционированное расследование. Тем более в моем удостоверении обозначено, что я консультант. У меня нет полномочий», — подумал профайлер.       — Я…спецагент.       В ответ получил только скепсис бармена, поэтому попробовал пояснить:       — Слушайте, сейчас мне нежелательно раскрывать свою личность из-за некоторых обстоятельств расследования.       — Даже если бы я что-то и знал, — произнес насмешливо мужчина, — Без удостоверения я ничего рассказывать бы не стал. То, что знаю, уже знает и полиция.       Тон стал серьезным, бескомпромиссным и граничащим с враждебностью.       — Так что… катись лучше отсюда.       Уилл предпринял еще одну попытку.       — Дело передали федеральным властям…       «Должны были», — мысленно добавил он.       — Тем более, ты должен знать про показания свидетелей, — невозмутимо перебил бармен.       — …и поэтому решили уточнить показания некоторых людей при личной беседе повторно, — настойчивее договорил Уилл.       — Удостоверение, — не уступал мужчина.       Несколько секунд они сверлили друг друга взглядом. И тут напряжение разрезал вопрос одного из посетителей:       — Хэй, а ты случаем не этот? Как его?..       Уилл нахмурился и на секунду повернулся к спрашивающему.       — Нет, вы с кем-то меня путаете, — отмахнулся он и снова посмотрел на бармена, но незнакомец возразил:       — Нет, не путаю. Тебя же по новостям недавно крутили!       Только сейчас Грэм понял, о чем непрошеный разговор. Осторожно отвел глаза в сторону, не смотря ни на кого. Прежде, чем консультант успел что-то ответить, тему подхватила какая-то женщина.       — И правда! Тебя же зовут… эм…       Она пощелкала пальцами, вспоминая. Для консультанта — не иначе, как обратный отсчет. И женщина вспомнила:       — Уилл… Грэм! Грэм же? — на секунду засомневалась она.       — О-о-о-о, так у нас тут знаменитость! — послышалось от кого-то в зале.       Профайлер мысленно сматерился. На него уставились несколько пар глаз. Уилл видел и неодобрение, и поддержку, и безразличие.       — А че ты дело не до конца довел? — послышался вызов. Уилл сжал кулак, ногти впились в ладонь.       — Офигел совсем там? — донеслось возмущение. — Смерти Маркусу хочешь?       — Какая смерть, если он железяка бесчувственная?       — Да ты.!       — Глядите, еще Уилл кого-нибудь из нас замочит, если не заткнемся! — послышалась насмешка с примесью страха, что так действительно произойдет.       — Да кишка у него тонка! — выплюнул кто-то.       — А где он?..       Грэма на месте не оказалось — ушел во время споров, пока имелась возможность.       Уилл судорожно выдохнул, направляясь на вокзал.       «Надежда остается только на любопытство самого убийцы. В подавляющем большинстве случаев они посещают места своих преступлений. Кому неинтересно знать, кто именно пытается тебя найти?», — размышлял Уилл, недовольно поджал губы: -"Зачем я вообще приехал?!».       После ухода Уилла остался спор посетителей о насущном — каждый хотел бескомпромиссно доказать свою правду. В это время, поглядывая на входную дверь, бармен набрал нужный номер, и когда гудки прекратили принятым вызовом, без предисловий сказал:       — Тут, кажется, за твоей головой приходили…               -//-              Уилл закрыл дверь своего дома изнутри, поставил сумку с немногочисленными вещами и выдохнул с облегчением. Скорее психологическим, потому что физически усталости не чувствовал. Списав это на то, что он уже «выспался» в лечебнице, мужчина принялся разуваться, надавливая носками на пятки обуви. Вокруг уже радостно засуетились собаки, и будто соревновались, кто лапами выше дотянется до хозяина.       — Тише, тише! — посмеиваясь говорил им Уилл. — Сейчас я…       Грэм первым делом досыпал корма и налил воды собакам, три из которых уже стояли у мисок, одна каталась по ковру и другая лежала на своем излюбленном месте — в углу дивана. Уилл решил сесть рядом с последней. Гладя собаку, профайлер успокаивался, хотя не словно не замечал, что ему это нужно.       Съездил в Огайо и обратно, только чтобы поговорить с барменом про дело, буквально найденному в сети, и про неизвестного убийцу, и не факт, что это не погоня за призраком, которого сам же и создал день назад — Уилл подумал, что все это довольно безрассудно и поспешно для него. Только догадки, только подозрения, и ради них он съездил в другой штат?       В нем проснулась тяга к прогрессу, тяга к действиям. И это дело с представителями свобод… Зачем он за него взялся? На мысли тогда его подтолкнули размышления о Маркусе и Детройте, и запустился процесс. Снова бессознательное?       Что он видит, но не замечает?       «О, в жизни я многого не замечал», — горько подумал Уилл, и словно опомнившись, положил ладонь на свои ребра. Воспоминания такие отчетливые… Грэм потер глаза, как бы желая стереть с них воскрешенное в памяти. А потом снова выстроилась цепочка из догадок.       Операция Ричарда, здоровье, очень много сна…10 дней сна в лечебнице, нахождение «жучка», клещ на собаке, как под микроскопом, рождение, забытые воспоминания, потом…       Потом он думал в нескольких направлениях сразу, и по итогу переключился на совершенно другое. Тяга к движению, быстрый поиск информации…       «Что со мной происходит?», — растерянно подумал Уилл. — «Со мной же определенно что-то происходит?».       Захотелось попить воды.       Грэм зашел на кухню, налил воды, осушил стакан. Мало. Выпил второй.       «Так, надо поесть, потом думать обо всем», — поставил себе условие мужчина. Вдруг он снова что-то придумает и уедет в другую страну на минутку? Хотя бы не на голодный желудок…       В холодильнике почти пусто. Ключевое слово: почти.       «Хлеб… кетчуп. Значит, бутерброды», — решил Уилл. Кажется, Алана «похозяйничала» — хлеб бы давно испортился за время отсутствия Грэма.       Он положил доску для резки продуктов, поставил на нее хлеб. Рядом лежал неубранный нож. Когда Грэм отрезал второй кусок, вовремя не убрал палец и сделал надрез. Отдернув руку, Уилл посмотрел на небольшую ранку. Капля крови упала на отрезанный ломтик хлеба и впиталась.       — Черт, — успел досадно произнести Уилл, и сразу увидел нечто необычное.       В ранке что-то зашевелилось. Сначала мужчина подумал про подобие странной пены, но вглядываясь, Грэм непроизвольно будто снова смотрел через увеличительное стекло микроскопа и увидел… роботов, которые заживляли кожу.       Уилл широко раскрытыми глазами уставился на свое «ранение», а точнее на то, как оно уменьшается… пока не исчезло вовсе. Мужчина провел по подушечке пальца, проверяя, действительно ли был тут порез, но капля крови на хлебе напоминала о реальности происходящего.       И донеслось до его слуха эхо прошлого.       Тебе станет гораздо лучше.       «Ричард. Что он со мной сделал?!»       Уилл забегал глазами в поиске ответов. Сердце забилось от неизвестности. От того, что он доверил свою жизнь девианту, которому пришлось поверить, и теперь остались только последствия неизвестных масштабов. Уилл ни разу не слышал и не видел ничего подобного, что лицезрел секунду назад. До такого еще не додумались! Или додумались? Киберлайф или Ричард?       Взгляд зацепился за нож. Грэм схватил его и хотел в порыве поставить обратно в подставку, но заметил, что… еще одного ножа не хватает. Уилл замер.       «Нет»       Кто-то развернул его за плечо и прижал спиной к дверце холодильника. Удерживал одной рукой, а другой поставил острие ножа на ямочку между ключиц. Оно опасно надавливало на кожу, однако недостаточно для повреждения. Как предупреждение вести себя смирно.       Парень с платиновыми волосами. Зеленые глаза, в левой радужке — золотое пятнышко.       …Они не виделись раньше?       Уилл дышал аккуратно, не часто и не глубоко, с сомнением вглядывался в черты лица. Парень улыбнулся, становясь воплощением очарования. Словно не задумываясь, медленно покрутил ручкой ножа. Основное тактильное внимание перешло в одну точку между ключиц. Грэм ощутил чужое теплое дыхание на лице. Вопреки остальным факторам и ситуации, незнакомец, борясь с задором, по-светски приветливо произнес:       — Добрый вечер.