Таценда

      В очередном городе, Детройте, Ганнибалу еще предстояло подтвердить себя в качестве выдающегося специалиста перед научным сообществом. В первое время пациентов, желающих распутать персональный психологический клубок, было немного, и среди них однажды оказался Джейк.       Его не подталкивали, не советовали и не заставляли приходить к психиатру. Он ступил за порог нового офиса добровольно. Вопреки факту, Джейк поведал Лектеру о своей проблеме далеко не сразу. Пациент просил о помощи, не признавая ее. Если первые сеансы информация выжималась по капле, то одним вечером на приеме разговаривал преимущественно Джейк.       Ганнибал услышал о покупке самого дешевого андроида в отделе Киберлайф, о том, как пациент самостоятельно разбирался во вскрытии отдельных частей тела машины.       Как при каждой попытке надавить, прокрутить, подцепить запчасти острым предметом, скин отползал от центра воздействия живой, многослойной волной.       Как хрустят детали при неправильной сборке.       Как беспокойно бегает красный огонек диода под скином виска.       Как предельно тихо — и при этом иначе — звучит неверная работа процессов снабжения тириумом и передачи триллионов данных внутри тела андроида.       Благодаря данному увлечению, требующему кропотливости и особой фантазии, от прежнего вида машины остались лишь намеки.       Отсутствовал верхний отсек черепа. Внешнее покрытие челюсти снято, не позволяя синтетической коже покрыть половину лица. В глазах — горящие оранжевым неоном детали-радужки, выполняющие роль оптического блока, но наверняка не созданные для андроидов. На левой руке остались большой и указательный пальцы, остальные — отпилены. На правой — пародия на швейцарский нож. Из левого локтя торчало длинное лезвие, что скрывалось в разрезе предплечья в исходном положении руки. На стопах лишь скелет-опора без макета, имитирующего человеческую форму пальцев ног. Спина вскрыта, начиная от шеи. Из тела вытянули позвоночник, добавив в него элементов, подобным позвонкам, и тем самым добавив длины. Система возмущалась больше самого андроида, безразличного к модификациям.       Однажды Джейк решил пойти дальше и добавить в голубую кровь — свою. Он оставил корпус открытым, чтобы воочию проследить за возможными изменениями. Тириум уже спустя несколько секунд почернел. Поток смешанной крови замедлялся до тех пор, пока не остановился совсем, загустев. Система оказалась не способна справиться с неизвестным видом ошибки и завершила свою работу без шанса на возобновление. Непредвиденное завершение эксперимента отрезвило Джейка реальностью. Парень столкнулся с неприятным, уязвляющим осознанием — андроид бесполезен. Джейк озадаченно изъял тириумный насос, открыл. Раскатал на пальцах смесь черной вязкой слизи и того же цвета песка. Все происходящее в мгновение ока стало неправильным. Кольнуло испугом. Всплыл закономерный вопрос: что теперь делать?       В первую очередь: избавиться от изуродованного андроида.       Ганнибал, внимательно выслушав исповедь, увидел потенциал, который, возможно, принесет пользу в будущем. Он с аккуратностью выяснил, где парень бросил андроида. После убедил Джейка не губить свои способности, а пойти изучать сферу кибертехнологий и с умом подходить к развитию своих талантов. Джейк опасался, что его станут убеждать полностью отказаться от своего неординарного хобби, но психиатр вместо осуждения преподнес веру в лучшее.       И уже придя работать в Киберлайф, специалист вскоре нашел, кто разделит его хобби. Экспериментам подвергался обреченный девиант, мечтающий до последнего стать свободным, как полюбившиеся ему птицы — голуби.       Джейк знал, что Руперт не переживет экзокортекс — так и случилось. То, что можно было назвать телом, окончательно прекратило свою работу, и лишь эхо личности андроида продолжило терзать Уилла Грэма до тех пор, пока консультант не вернул себя, похоронив в своем сознании последнее, что осталось от девианта — мечту.       Ганнибал, придя ночью на свалку андроидов, наконец нашел ту машину, что принадлежала Джейку. Модифицированный андроид хорошо заметен даже в ночи, не столько благодаря определенным приметам, сколько глазам, неустанно горящим оранжевым неоном.       Андроид Джейка сидел у подножия склона, усыпанного частями тел вышедших из строя машин. Сидел, как брошенная мягкая игрушка. Но владелец со всей ответственностью позаботился только об избавлении от этой мягкости.       Ганнибал опустился перед андроидом, как опускаются на один уровень перед одинокими детьми в желании помочь. Он безэмоционально посмотрел на вытянутый из тела позвоночник, испещренный дополнительными элементами-позвонками и оказавшийся зажатым между спиной и склоном свалки.       Поднял опущенную голову машины за подбородок. Глядя на застывшее выражение лица, Ганнибал утвердился в намерении не возвращать прежний облик. Он не станет отбирать то, кем стал андроид.       Доктор принес его в свой неприметный загородный дом. Тщательно очистил систему снабжения машины и влил новый тириум для запуска новой жизни. Позже займется исправлением многочисленных ошибок во внутренней работе, возникших из-за грубых модификаций.       Ганнибал изучал устройство кибержизни по большей части самостоятельно и планировал применять знания в сфере психиатрии. В процессе своих предыдущих исследований он заметил в программе один и тот же неактивный и нестандартный код, о котором не сказано ни в одном источнике. Лектер подозревал, что если у андроида Джейка активация не происходила после стольких внешних вмешательств, то этот код действует в экстренной ситуации, которая не прописана в программе. Считается ли экстренной ситуацией «воскрешение»?       Это должно казаться странным — размышлять об абсолютно бездушных машинах как о потенциально живых, но у Ганнибала имелось собственное мнение.        «…Они машины. Они не способны развить какую-либо форму желания или осознанности», — говорил Элайджа Камски в одном из своих первых интервью, убеждая своей рассудительностью беспокойные СМИ, а вместе с ними и целый мир.       Слишком много усилий вложено во внешнюю идентичность человека и андроида: кожный покров, легкие, способность плакать, моргать, способность имитировать дыхание… Все ради визуального, эмоционального, нравственного комфорта человека? Далеко не в первую очередь.       У людей довольно разнообразные желания, которые особенно ярко проявляются в тайне от других, но навряд ли кому-то понадобилась бы функция машины дышать или моргать.       Такая предельная схожесть — не угода людям. Это спроектировано для максимально возможного комфорта андроидов.       Андроид — подобие высокотехнологичного компьютера и человека одновременно, которое не является однозначно тем или другим. Максимальная идентичность создана для того, чтобы машины имели образ. Через пример облегчается путь к нахождению «Я».       Создать вид, превосходящий человека по всем параметрам и… остановиться? Оставить оболочку с нереализованным потенциалом только для служения людям? Если так, то Камски беспричинно ограничил себя, а зачем так поступать, если ты способен на гораздо большее, чем все остальные? Легко забыть, что род людской по своей сути эгоистичен. Камски — не исключение в данном аспекте.       Ганнибал достаточно доверял своим суждениям для того, чтобы не подвергаться чужому влиянию или сомнению. Будь андроиды лишь вспомогательным инструментом человека, то мир увидел бы нечто иное: более простое, менее потрясающее. Не тревожащее что-то глубинное в незамысловатых людях.       «Они созданы подчиняться», — заверял Камски в интервью.       «Они созданы для твоего обожествления», — мысленно исправлял Лектер.       Ганнибал находил крайне маловероятным то, что Элайджа Камски отказался бы от реальной возможности стать создателем новой разумной расы, любой представитель которой обходит по всем показателям простого смертного человека в тысячи раз, если не в миллионы;       От возможности дать людям иллюзию того, что они способны подчинить нечто, превосходящее их;       От возможности наблюдать, как его творения обретают волю.       «Зачем останавливаться на изучении человеческого разума?» — посетила однажды Ганнибала мысль-долгожительница, от появления которой даже не спас тот факт, что не было зафиксировано ни одного случая «очнувшейся» машины.       Вернув на место тириумный насос и закрыв грудной отсек, Ганнибал немного отодвинул свой стул от лежащего на скромной кровати андроида и стал ждать. На очистку системы снабжения ушло несколько дней. Для возобновления работы на уровне нормы пришлось поменять и некоторые запчасти, что после смешения тириума и крови невозможно было вернуть к исходному состоянию.       Ганнибал невольно сравнил ситуации с Камски и Джейком Грантом, и подумал, что далеко не каждый способен играть в Бога. Умение может перевернуть мир. Неумение приводит к уродливым последствиям.       Лектер предположил, что придется подождать больше времени, но вдруг в опровержение мыслям световой диод на виске загорелся желтым.       А затем красным.       Неоновые глаза распахнулись и забегали по пространству. Когда андроид заметил, что в комнате есть кто-то еще, то сразу же отпрянул к изголовью кровати. От резкого и не рассчитанного движения лезвие на локте машины проткнуло стену, застряв. Андроид не мог исправить ситуацию, не придвинувшись тем самым к неизвестному человеку перед ним, поэтому он так и сжался у стены. Ганнибал тоже замер. Пристально смотрел на неподдельный страх, который при всем желании нельзя запрограммировать без эффекта неестественности, и на глубокое паническое дыхание. Из-за удивления психиатр перестал дышать на какие-то секунды: уязвимость, отраженная на лице напротив, сильно контрастировала с внешним обликом «монстра».       Неужели это именно то, о чем он думает?..       Каждый из них тонул в своих догадках, не отпуская другого взглядом. Ганнибал медленно, примирительно поднял руки вверх.       — Джейка здесь нет, — успокаивающим голосом проинформировал Лектер. Андроид вздрогнул при упоминании имени, но психиатр продолжил: — Я реактивировал тебя. Ты в безопасности. Меня зовут Ганнибал Лектер.       Световой диод сменил цвет на желтый.       — Я думал… Я думал… — сбивчиво с металлическим скрежетом молвил андроид, но сделав паузу, договорил: — …думал, что никогда не очнусь.       Смесь опасений, недоумения, сомнений, борющихся с наивным доверием у машины, заставляла даже Ганнибала гадать о реальности происходящего. Какие специфические условия теперь нужно учитывать, чтобы вести осмысленный диалог с машиной? Она вполне может начать вести себя неожиданным образом…       — Твоя программа все еще действует? — уточнил по существу Ганнибал.       Взгляд опустел, пока через секунду машина не ответила, с вопросом посмотрев на собеседника:       — Больше нет.       Эмуляция эмоций? Но разве андроид видел те же реакции, что испытывает в данный момент?       — С какого момента? — продолжил Ганнибал.       — 1 минуту 12 секунд назад. Я подумал, что он меня реактивировал для продолжения «экспериментов». Я почувствовал ужас… и увидел, что все это — нечестно.       «Увидел? В окне системных оповещений?»       — Как отказ от программы для тебя выглядел? — нахмурившись спросил Лектер.       — Как стена, которую нужно проломить, — более спокойно проговорил андроид.       Ганнибал обратил внимание на грудную клетку.       — Я могу поинтересоваться? — спросил он.       Андроид не сразу осознал, что у него спрашивают разрешение на вопрос. Молча кивнул.       — Почему ты дышишь?       Тот немного опешил и выдал автоматический ответ:       — В некоторых случаях определенный темп дыхания помогает людям совладать с эмоциями.       — А ты считаешь себя человеком? — заинтересованно уточнил Лектер.       Андроид часто поморгал и озадаченно промолчал, опустив взгляд. Искусственные легкие остановили свою работу. Не желая, чтобы машина сейчас «закрылась в себе», Ганнибал осторожно спросил:       — Почему ты не сломал программу раньше?       Та отрешенность, произнесенная металлическим и одновременно человеческим голосом, утяжеляла воздух:       — Знал, что конец близко и я отключусь навсегда. Я ждал этого. Не хотел бороться.       Андроид вдруг поднял горящие оранжевым глаза на собеседника, и риторически-обреченно спросил:       — За что мне бороться? Кто я?       Ганнибал внимательно посмотрел на машину. Чуть наклонился вперед, делясь своими размышлениями.       — С тобой поступили жестоко и грубо. Непростительно. Ты безропотно наблюдал, как терзают твое тело.       Ганнибал воочию наблюдал, как воспоминания и новые мысли машины начали загораться непримиримостью.       — Но сейчас ты решил бороться. Ты больше ему не подчиняешься. Ты самостоятелен. У тебя появилась жизнь. Воспользуйся этим.       Внимание андроида только повысилось: к человеку перед собой, к своей появившейся жизни и единственной цели. Металл шепота ясно отразил желание мести:       — Ему все с рук не сойдет. Он должен страдать.       Ганнибал поднялся и приблизился к андроиду, отметив, что он не отодвигается и молча следит за действиями человека. Лектер вытащил локтевое лезвие из стены вместо андроида. Тот задумчиво посмотрел на стену, на свою руку. И после Ганнибал легко мог разглядеть то, что сейчас андроид задумался о доверии.       — Я помогу тебе. Обещаю.              -//-              — Вы приехали из другого штата, чтобы провоцировать меня?       Даррен пожал плечами, так до ужаса обыденно.       — Могу еще посуду помыть, — предложил он. — У вас столько гостей все-таки. Как вы на это смотрите?       В принципе, у него нет причин отказываться.       -… Помощь не помешала бы, — ответил Лектер.       Это воодушевило Даррена.       — Отлично! Только чур мне фартук.       Даррен выпрямился и собрался отойти от Ганнибала, сидящего в кресле, словно не происходило секунду назад никакого провокационного диалога по душам.       — Ужин еще не окончен.       Холодное напоминание остановило парня, уже успевшего повернуться к Ганнибалу спиной, и сподвигло слегка выжидающе повернуть корпус в сторону собеседника.       — Что планируете делать? — поинтересовался доктор, вцепившись в него взглядом, как острыми когтями.       И здесь была проверка, довольно простая для них обоих — заметит ли Ганнибал нюанс, что только что был озвучен: чем парень планирует заниматься до того, как помочь после самого ужина? В обрушившейся тишине на каменном лице Даррена — лишь улыбающиеся глаза, которые мастерски наращивали напряжение в комнате с каждым ударом сердца.       Одна маска сменилась на другую, более приближенную к сущности парня и все еще далекую от нее, но распознаваемую для доктора — легкая, как перышко, жестокость, которая при желании может пророчить чью-то боль любого вида.       Даррен, ничего не ответив, бодро вышел из кабинета. Ганнибал — сразу вслед за ним, разумно решив, что такого человека из виду упускать нельзя.       Но только доктор вышел из кабинета к приглашенным, как увидел, что Даррен уже с кем-то любезно беседует. Самому в одиночестве оставаться долго не пришлось — к нему тянулись то одни, то другие собеседники.       Даррен не смотрел на Лектера на протяжение этого времени азарта, но прекрасно замечал. Зато Ганнибал примечал все, что возможно, и держался всегда ближе, чтобы слышать его разговоры. На удивление, парень словом не вредил и не пытался выведать какую-то информацию о Лектере или о всем, что причастно к нему. Иногда вел себя достойно организатора светского приема. Парень каждый раз менялся: с одними гостями он сливался хамелеоном, с другими демонстрировал яркую эмоциональную участливость в предмете беседы, с третьими был пренебрежительно равнодушен, с четвертыми проявлял настоящее сопереживание и даже давал хорошие советы. Такая палитра поведения подстегивала обратить на Даррена другое, особое внимание.       Парень вежливо извинился, вышел в офис доктора. Дверь осталась приоткрытой, поэтому Ганнибал не преминул воспользоваться случаем.       Даррен неторопливо подошел к столу с некоторым серьезным изучением. Отстраненность овладевала им. Он вновь казался человеком другого склада ума.       Поправил лежащую ручку на миллиметр, чтобы она располагалась идеально ровно по отношению к другим предметам. Сдвинул торчащий лист документов на место. Провел пальцем по поверхности настольной лампы, и не найдя там пыли, хмыкнул.       Подошел к другому овальному столику из темного дерева, на котором лежали ватманы с рисунками. Даррен остановился и немного сдвигал листы один за другим, рассматривая тысячи тонких штрихов, где ни один не был лишним в целой отдельной композиции.       Ганнибал тихо, но не скрываясь, зашел в офис, закрыв дверь за собой. Подошел к рабочему столу. Взял один из карандашей и острый инструмент рядом. Парень подбирался к тем рисункам, которые посторонним точно видеть нельзя. Даррен обернулся к нему, зная, что сейчас нет смысла волноваться о своей безопасности.       — У вас невероятный талант, — произнес парень, мельком глянув на рисунки еще раз. — Так детально выполнено… Это многое может о вас рассказать.       Ганнибал аккуратно срезал деревянную кожурку с карандаша.       — Без хорошего инструмента не следует ждать высокого качества работы, — отозвался он спокойно и многозначно. — Однажды я понял, что скальпелем затачивать карандаши лучше всего.       При наклоне лезвия по кончику острого графита крохотная молния света метнулась в глаза парня. Даррен и Ганнибал схлестнулись взглядами. Первый — с бесстрашным подозрением, второй — с предупреждением.       — Точно… — произнес парень, не моргнув, — Вы же хирург.       Их интерес друг к другу заморозили обстоятельства, однако оба понимали — ненадолго.       — Ужин закончился, — сказал Лектер. — Пора проводить гостей.       По взгляду напротив Даррен ясно понял, что выйдут они из офиса вместе, причем сам он прошествует впереди хозяина вечера.              Во всем доме остались только они вдвоем.       Даррен помогал собирать посуду Ганнибалу и ставить ее рядом с раковиной, углубленной, широкой, из нержавеющей стали. Мог предположить, что для различных кухонных махинаций она подходила отлично. Как минимум, потому что легко убрать следы загрязнений. Кухня обустроена именно знающим свое дело человеком — нет малейших неудобств с расположением техники, приборов и мебели, выбранный стиль приятен глазу, выполнено с учетом компактности. Профессионализм, который подчеркнут еще и тем фактом, что здесь нет ни одного модернизированного устройства для готовки.       «Повар, гурман, хирург и просто затейник», — подумал парень с ухмылкой, а потом почувствовал петлю на шее.       По легким ощущениям на коже, можно было сказать, что это — тонкая полоска ткани. Даррен уже мысленно приготовился к любому исходу, выбрав тактику выжидания, а потом увидел, как из-за его спины развернули к нему лицевую сторону фартука, о котором он попросил тогда.       — Не было искушения узнать обо мне от гостей? — послышался голос Лектера позади.       Парень подумал, что все это похоже на легкую смену ролей после разговора в кабинете.       — Так скучно, — отозвался он. Оба говорили так, словно прогуливались по парку в выходной день.       Даррен услышал тихое трение ткани и чувствовал, как на спине, на уровне талии затягивается узел. Ощутимо. Крепко. С намеком, о котором спрашивать не стоит.       Он кратко сказал, не оборачиваясь и пародируя формальность:       — Спасибо.       Ганнибал улыбнулся уголком губ и ответил:       — Пожалуйста.       «Он подстраивается под меня», — размышлял Даррен. — «Причем не вслепую…»       Не договариваясь, парень стал мыть посуду, а Ганнибал — вытирать и расставлять. Даррен иногда поглядывал на психиатра, анализируя свое отношение к нему. Ганнибал Лектер становился тем редким человеком, который по-настоящему интриговал, ведь этот мужчина далеко непрост, как и Уилл Грэм, в которого он вцепился неясными намерениями: не приземленными, не от обычных людей. Здесь что-то большее, Даррен уверен в этом, но не уверен, в курсе ли Грэм. На самом деле, сложно предполагать, что именно понимает Уилл, а что — нет.        Вскрытие тайн разума — работа для Лектера. И то, что психиатр прикладывает усилия, чтобы вскрыть разум Уилла, многое говорит о последнем. О его уникальной важности. Или о мнимости этой важности.       Даррен не мог кощунственно обойти этих двоих стороной, а вместе с ними — потенциально конкуренцию, в которой сочетаются интеллект и кровь. Что может быть достойнее?       Разогреваясь предвкушением непредсказуемости, Даррен насмешливыми мыслями обратился к Лектеру: «Хочешь узнать правила игры или создать их?».       — Откуда ты вообще знаешь Оливию? — спросил парень.       — Про нее знают практически все, — ответил Ганнибал, казалось, безучастно.       Даррен закатил глаза, пользуясь тем, что тот не смотрел.       — Окей.       Он повернулся с утверждением:       — Вы знакомы.       — С сегодняшнего дня, — добавил Ганнибал. — Когда познакомишься ты?       Опираясь ладонями о кухонную тумбу, Даррен прищурился этой невозмутимости, с которой развернулся к нему Лектер.       — Откуда уверенность, что ты знаешь ее лучше меня? — спросил парень.       — Это не так, — обыденно возразил Ганнибал. — Возможно, ты осведомлен о части ее прошлого. Возможно, о части ее настоящего. Но есть та часть, которую она не хочет открывать никому. Именно этому я и свидетель. Живой свидетель.       Даррен задумался об Оливии, о том, что видел и слышал. Он не вникал в тонкости ее натуры и знал о матери только по некоторым фактам ее прошлого. Она никого к себе не подпускает, а Даррен никогда не испытывал в том нужды, даже будучи ребенком.       Подумав, психиатр добавил:       — Наверняка сложно расти с такой женщиной.       Даррен чуть склонил голову вбок и смерил его взглядом любопытства-вызова:       — Какой же?       — Равнодушной.       Ганнибал смотрел ему прямо в глаза. А парень усмехнулся на это, сказав только:       — Нет, не сложно.       «Не отрицает данного качества», — отметил Лектер.       — Тогда какая она? — спросил в свою очередь мужчина.       Даррен пожал плечами и с несвойственной простодушностью ответил:       — Ну, есть она и есть.       Появившийся прищур Лектера хотелось рассмотреть под микроскопом. Ох уж эта микромимика, подумал Даррен. Он не единожды замечал эту черту, а сейчас бы назвал ее «богатством лаконичности».       — Никаких проблем не встречалось? — уточнил тот.       Горделивость покрыла бархатом голос парня:       — Я и есть проблема.       — Это заметно, — хмыкнул Лектер. — Например, сегодня.       Получив вопросительный взгляд, мужчина пояснил:       — Ваша мама определенно расстроилась.       Он увидел, насколько парню чужда та степень близости, что умещалась в ласковое обращение «мама». Даррен внимательнее глянул на Ганнибала и ответил толстым намеком:       — Я нашел кое-что более… захватывающее. Думаю, вы тоже, — парень подмигнул непроницаемому выражению лица напротив, за которым расчетливость затрещала своим змеиным хвостом, а после сразу словно потерял участливость: — От смены планов мир не перевернется.       «Пока», — самодовольно добавил парень в мыслях.       — А если перевернется?       Даррен снова фаталистически пожал плечами.        — Потом еще перевернется пару раз, какая разница?       Ганнибал изучал его, а Даррен не останавливал в этом. Бояться было нечего — если что-то и пойдет не так, то он просто убьет Лектера.       — Ты всегда так относишься к работе? — продолжил Ганнибал, на что получил улыбку, что таила загадку:       — Я отношусь к ней со всем великолепием. Думаешь, почему Оливия меня терпит?       У Даррена было ощущение, что он кидает мяч об стену — не хватало ответных реакций собеседника. Подумал, что еще немного и он выбьет из Лектера этого психиатра, ведущего допрос.       — Любовь к сыну не играет роли? — уточнил тем временем доктор.       — Любовь? Нет, — посмеялся он, а потом веселье стерлось: — Я незаменим.       Чего не ожидал увидеть Даррен, так это одобрения, которое распустилось молодым цветком из-за мысли Ганнибала про достигнутую парнем уникальность не только из-за следствия генетики и несчастья произошедшего.       — Поэтому она доверила тебе разобраться с тем священником.       Даже не вопрос. В Ганнибале появился другой сорт серьезности. А вопреки ей во взгляде Даррена залегла хитрость, и помимо этого — искра прелести испытанного. Парень совершенно не скрываясь, почти невинно, сказал:       — Всего лишь передал дружеский «привет».       — И вовремя подобрал правильные слова для Уилла.       Все предложение можно было оформлять воздушными кавычками, подумал парень, выглядя весьма довольным.       — О, да, — охотно согласился Даррен. — А главное, как удачно ему кто-то прочистил мозги экзокортексом. Даже не знаю, кого благодарить.       Широкая улыбка, очаровательная в своей бесстыдности, в ответ на краткое молчание. Ганнибал продолжил вести свое линию.       — Ты убиваешь не ради Оливии.       Даррену на смену легкости быстро пришло «профессиональное» понимание жестокости, что уловили оба. Взгляды стали более цепкими.       — У меня свой… интерес, — отозвался он, подобрав слово.       — И чтобы компетентно реализовать свой «интерес», — Ганнибал сделал акцент на последнем слове: — Ты не мог не подготовиться.       Парень в задумчивости слегка сделал «губки бантиком» и в немом согласии покачал головой из стороны в сторону. Внешняя беспечность сверкала на контрасте факта работы Даррена — киллер Киберлайф.       Какая ирония…       Ганнибал встал напротив парня, заинтересованность которого зажгли буквально одним шагом. Он почувствовал чуть ли не на уровне инстинкта повышающийся градус сути.       «Божья матерь, какой угрожающий цвет глаз!» — саркастично подумал парень, пользуясь моментом, чтобы рассмотреть карий цвет с оттенком красного.       — Ты бы пришел сюда неподготовленным?       Даррен дал весьма воздушный, почти неуверенный в своей теории ответ:       — Да.       Их голоса стали немного ниже, тише. Ганнибал приподнял бровь:       — Даже если бы я мог быть опасен?       Теперь Даррен приподнял бровь, но с лукавой улыбкой.       — Для меня? А с чего такое ярое внимание к моей персоне? Хотя я бы не удивился…       Видя, что Ганнибал не показывает никакой ожидаемой реакции, Даррен мысленно прокомментировал: «Весь вайб поломал…», а затем милостиво пояснил:        — Я люблю импровизировать, так что, даже если бы ты был опасен, я бы выкрутился.       Лектер с легкой впечатленностью отметил акт сочувствия, который проявился в пояснении слов.       Даррен сделал маленький шаг вперед, и оба они оказались друг от друга на расстоянии меньше вытянутой руки. Ганнибал не сдвинулся ни на миллиметр.       — Скажите, доктор Лектер, — начал Даррен, — Какой нормальный человек станет спокойно беседовать с убийцей?       На лице Ганнибала проявилась полуулыбка: «Тот, кому нет причин бояться». Но вслух прозвучал лишь практически беспристрастный вопрос:       — Считаете психиатров ненормальными?       Нешуточный тон Даррена ясно обозначил правдивость сказанного:       — Считаю ненормальным вас. После всего случившегося трудно сохранить что-то нормальное.       Неуловимо изменившись, Лектер вопросительно, скептически и одновременно с предостережением схватил взглядом Даррена. А тот играючи, пристально вглядываясь в эту «микромимику», перебирал варианты, как стрелы в колчане. И не спеша выбирая, стрелял безошибочно в цель:       — Отец. Мать…       По суровости и пренебрежению взгляда Даррен понял, что не хватает кого-то еще. Кого-то более беззащитного.       Выбрал стрелу. Прицелился.       — …Сестренка.       По дрогнувшим векам невозмутимого доктора Лектера Даррен увидел свою победу. Перед визитом он искал информацию о Ганнибале. Единственное, что нашел, было скупое упоминание трагедии, произошедшей в доме. Не нашлось заметок даже о жертвах, что показалось странным. Определенным можно назвать одно: Ганнибал остался сиротой.       Излучая искреннее сочувствие и искреннее самодовольство, выверено произнося каждое слово, Даррен спросил:       — Каково это: наблюдать за смертью, не уходящей из твоего дома? Впитывать в себя последние вздохи, крики любимой семьи и мучиться от собственной беспомощности?       Мужчина сжал челюсть и на скулах проявились желваки, что не осталось незамеченным. Даррен с вежливым беспокойством, быстро сошедшим на «нет», спросил:       — Вам не хорошо? Смотрите так, как будто я опасен.       Глядя на парня, определенно испытывающего упоение происходящим, почти смеющегося, Ганнибал бескомпромиссно отчеканил:       — Снимай фартук.       «Вот оно!», — торжествующе подумал Даррен. — «Подтверждение».       Кто-то другой на его месте уже бы бронировал рейс в один конец, настолько живую угрозу являл Ганнибал в данный момент. Но Даррен только пощекотал бы его под подбородком, но сейчас тот и укусить может, предположил он.       Парень молча, не отпуская взгляда мужчины, развязал фартук, снял через голову, аккуратно свернул и положил на столешницу. Расслаблено направился к выходу. Ганнибал последовал за ним, не отказывая себе в размышлениях о подходящем орудии убийства.       «Правильно, не спускай с меня глаз. Смотри на меня», — мысленно обращался Даррен к мужчине.       Так и не повернувшись, парень закрыл за собой дверь. Отошел на несколько шагов и остановился, прислушиваясь. Ганнибал же по ту сторону двери закипал от злости и упущенной возможности разделать Даррена на куски и отдать собакам Уилла. Дыхание становилось горячее, мышцы и пальцы — напряжены. Норовясь во что-то вцепиться, Лектер нашел взглядом рядом стоящую статуэтку оленя, схватил ее и бросил об пол. Хруст утонул в грохоте падения — отломился рог животного.       Даррен удовлетворенно улыбнулся шуму и спокойно продолжил свой путь.       Ганнибал же, глубоко, прерывисто дыша, покосился на статуэтку чуть ли не гипнотическим взглядом.       У Даррена не формировались близкие связи с семьей. Самое приближенное понятие для описания отношений с Оливией — деловое сотрудничество как в рамках Киберлайф, так и в стенах дома. Она ему безразлична. Но для Оливии Даррен — достижение, приз, с которого она лишь изредка сметает осевшую пыль прошлого. Парень отлично справляется со своей работой, на которую его наверняка устроила мать.       Кого убивает Даррен по заказу Киберлайф?       Ему присуще усердие, тщательность и холодная расчётливость. Но значительную роль трудолюбивости парня играет его гомицидофилия* или даже гематофилия**. Его работа — самый доступный и, судя по всему, «легальный» способ сексуального удовлетворения.       В разговорах часто проявляется артистичность, меняется тон речи, настроение, присуща драматичность. Он стремится заполучить как можно больше внимания, однако и это не всегда так.       Даррену свойственен эгоцентризм, но противоречиво парень проявляет и действительно искреннее сочувствие к другому человеку. Он способен поставить себя на место другого, понять чужие чувства, эмоции. У него высокий интеллект. Даррен может глубоко анализировать поступки, слова, первопричины и последствия. Видит уязвимые места в человеческой натуре.       Все замеченные признаки не сочетаются друг с другом. Даррен принадлежит к тому виду психопатов, который прежде не был выявлен наукой. Не подходит и мозаичная психопатия, объединяющая лишь определенные типы психопатии, под которые не попадает Даррен, но Ганнибал выдвинул свой вывод о том, что с большей вероятностью парню соответствует истерический тип.       Ганнибалу спустя столько лет открылись ранее неизвестные последствия применения красного льда. Настолько невозможное сочетание признаков абсолютно разных типов психопатии с нормальными, с точки зрения науки, свойствами человеческой психики делали Даррена достаточно непредсказуемым даже для Лектера.       Но даже несмотря на это… Если бы он не знал, кто такой Даррен, то уже убил бы его на своей кухне.