Ранние контакты

       — Я испытываю странное ощущение. — Может, это потому, что ты отжимаешься целую вечность? Разве тебе не предписан облегчённый режим тренировок на время каникул? — Ты занудный, Хай, но ты мой истинный брат, и я прощаю тебе твоё занудство. Очень-очень высокий и очень-очень худой мальчишка, босоногий и одетый в свободный белый комбинезон, с мягкой улыбкой посмотрел на свою истинную сестру, которая методично, в едином ритме, вытянувшись столбиком, отжималась, стоя на одной руке. — Это ощущение, — вновь пробормотала она, не переставая отжиматься, — оно… Их-ха! Твой интеллектуальный потенциал равен семнадцати, а текущий интеллект — тринадцати пунктам, так скажи мне, что именно я ощущаю. — Как только ты встанешь на ноги, Лэй. Она замерла на пару мгновений, а затем непринуждённо оттолкнулась от матового синего пола, подбросила себя в воздух и ловко приземлилась на ноги. — Я словно всё время хочу зевать, — пожаловалась Лэй, — а ещё, всё, что я делаю, кажется мне… — …Лишённым смысла? — Да. Ты знаешь, что это? — Скука. Полагаю, ты чувствуешь скуку. — Скука, — медленно повторила она. — Это значит, что мне скукочно? — Скучно. — Умник. Твоя голова набита миллионом ненужных слов, — проворчала Лэй. — В нашем языке в принципе нет такого количества слов. Лэй широко зевнула и, раскинув руки, начала падать на спину. Из пола просторной и пустой комнаты, окрашенной в синий цвет, тут же выросло такое же синее кресло и подхватило её в уютные объятия. Для стороннего наблюдателя, например, для человека, Хай и Лэй были похожи, как близнецы. Совсем юные, с белыми волосами, бровями, бледной кожей и светлыми глазами, они отличались друг от друга цветом ресниц — вызывающе чёрный на контрасте с остальной внешностью у Хая и стандартный белый у Лэй — причёсками и ростом. И кроем комбинезонов. У Лэй комбинезон полностью открывал покрытые шрамами жилистые руки, да и в целом казалось, она способна с лёгкостью переломить через колено своего истинного брата, который уже перерос её на голову. — Но было бы неплохо, — добавил Хай, — чтобы твой словарный запас составлял хотя бы тридцать тысяч слов. Потенциально. — Я могу убить тебя тридцатью шестью разными способами. Реально. Не вставая, — опять зевнув, спокойно, даже равнодушно ответила она. — И какую пользу тогда принесёт тебе твой наверняка очень богатый сло-вар-ный запас? — Всего лишь тридцатью шестью? — ничуть не испугался он. — Уверен, твоя мать знает как минимум шестьдесят шесть способов. — Не вставая. А когда я достигну возраста моей матери, то буду знать как минимум шестьдесят семь способов. Или даже шестьдесят восемь. — Хай громко фыркнул. — И не смей смеяться надо мной, Хайёс Йит-Тейис, седьмой сын. Ты же Сердце вида, первое истинное Сердце за двести миллионов оборотов, разве ты не должен быть, ну, не знаю… — …Понимающим? — Да. И… — …Глубоко чувствующим? — Наверное. И… — …Добрым? — Ты издеваешься надо мной? — обнажив длинные спаренные клыки, прошипела Лэй и резко вскочила. Кресло тут же исчезло. — Я всего лишь намекаю, что ты могла бы расширить свой словарный запас. — Мой интеллектуальный потенциал равен девяти, а текущий интеллект — пяти пунктам, если я расширю свой словарный запас, из моего мозга исчезнут предыдущие слова. — Мозг работает совсем не так! — всплеснув руками, простонал Хай. — Я не знаю, как работает мозг, но могу одним ударом пробить твою черепную коробку и посмотреть на него, — похвасталась Лэй и вызывающе почесала грубые рубцы, идущие по бокам её бритой головы. Хай хмыкнул и попытался дёрнуть её за короткие густые кудри, растущие узкой полоской от макушки до лба, но она ловко увернулась и показала ему язык. — Иногда я забываю, что тебе всего сорок два оборота, — вздохнул он. — Вероятно, я тоже так себя вёл, когда был младше. — Тебе пятьдесят один, ты только четыре оборота назад вошёл в период половой зрелости и даже близко не вышел из периода изменчивости! — мигом взвилась она. — Не веди себя, как… стана… стагна… Космические яйца! — совсем разозлившись, выругалась Лэй. — Как стагнационный взрослый? И не ругайся. Я понимаю, что в первой половине периода изменчивости мы все с трудом контролируем свои реакции, но ты же кадет. Искусство самоконтроля в вас буквально вбивают эргоплетями. Лэй ухмыльнулась ему и самодовольно погладила особенно широкий и длинный шрам на своём правом плече. И тут же погрустнела. — Сколько ещё мы пробудем над этим отсталым комком грязи? — поинтересовалась она, и в следующий миг часть одной из стен, повинуясь мысленному приказу, превратилась в монитор. Весь экран занимало западное полушарие Земли, издалека похожее на пупырчатую плёнку густого молочного цвета. — Это первая планета в нашем списке, на каждую отведено от пятнадцати до двадцати четырёх местных дней, — ответил Хай и тоже уставился на экран. Масштаб моментально увеличился, монитор побелел на мгновение, и вскоре они уже смотрели на улицу какого-то города. Лэй не волновало — какого, Хай старательно скрывал интерес. — Мы здесь пятый местный день. Осталось… шестнадцать. Лэй тихо зарычала и, на первый взгляд, бессистемно начала носиться по комнате, но стоило ей сделать шаг или два, как из пола или потолка вырастали боевые манекены, в совершенстве копирующие представителей разных разумных видов. Она ломала им руки. Она ломала ноги. Она дробила клешни, раскалывала панцири и сшибала рога. Она проламывала грудные клетки и вырывала челюсти, а Хай спокойно ждал, пока приступ ярости сойдёт на нет. — Моя мать наказывает меня! — наконец успокоившись, крикнула она, сжимая кулаки. — Я должна была поехать на первые в моей жизни Интергалактические Боевые Игры, но она сделала так, чтобы срок моего дисциплинарного наказания увеличили в четыре раза, и отправила меня сюда! Она наказывает меня за… Я даже не знаю, за что, и я не могу оспаривать приказы Острия и Плеч вида. Это нечестно. — Это Взрослые Игры. Ты всё равно не можешь в них участвовать. — Но теперь я могу смотреть их вживую! Это не то же самое, что смотреть их в кибре. Вся моя жизнь на моих первых за последние три оборота каникулах пройдёт в кибре! Киброигры, кибросоперники, кибротренировки, кибро… Кибровсё! Почему ты улыбаешься? — насторожилась Лэй. — Думаю, что уже можно сказать, — инициатором этого наказания был твой отец, как и того, чтобы с тобой отправился я. И он вовсе не считает это наказанием. Лицо Лэй откровенно поглупело: — Я не до конца понимаю, что такое инициатор… Мой отец? А ты разве отправился со мной не потому, что попытался заманить директора своей академии в молекулярный расщепитель? Получается, ты не наказан за нарушение учебной дисциплины? Ты… Ты отправился со мной, чтобы поддержать меня? Ты и правда мой истинный брат. — Хочешь меня обнять? — Хай раскинул руки. — Неуместно, — сердито пробурчала она. — И я всё равно не понимаю, зачем отец это сделал. Чисткой миллионы, у-у-у, сотни миллионов оборотов занимался ИСКРАм. Ему не нужны мы. Мы полностью бесполезны и просто висим тут, над планетой, в нашем корабле, и ничего не делаем. Получается, отец наказывает меня… скукой и бездельем? — Это не наказание. Это урок. Взгляни, Лэй. — Хай взмахнул рукой, и картинка на экране стала супердетальной. Можно было не только рассмотреть кучки перепуганных двуногих существ на экране, но даже пот, покрывающий их лица. — Твой отец — очень прогрессивный церр, самый прогрессивный за всю историю нашего вида, и многие сочли, что МультиВселенная даёт нам знак — пора что-то менять — когда именно в нашем Доме родилось Сердце. — Да-да, ты. — Она без интереса уставилась на монитор. — Мы — будущее нашего вида, — ничуть не смутился Хай. — Не конкретно я и не конкретно ты, а мы все, те, кто юны, те, кто только родился, и те, кто родятся вскоре. Те, кто когда-нибудь встанут во главе вида. — Я — будущее. Конкретно я. — Лэй была ниже на голову, но умудрилась взглянуть на него свысока. — Я будущее Остриё вида. — Да-да, ты, — передразнил он её. Хай понимал высокомерие своей истинной сестры, и, видит Первый среди Равных, она имела на него право, но иногда это раздражало. — Твоя мать сложит полномочия сразу же, как ты войдёшь в возраст неизменчивости. Ты это знаешь, я это знаю, она это знает. Все это знают. Ты станешь лучшим Остриём за всё время существования нашего вида. У тебя низкий интеллектуальный потенциал, но твой несущий смерть потенциал признали несоизмеримым и твоя текущая смертоносность уже составляет семнадцать пунктов. У твоей матери она всего лишь наивысшая и равна двадцати пунктам, зато её интеллектуальный потенциал составляет шестнадцать пунктов и достигнут ей. Ты можешь быть идеальным Остриём, но тебе никогда не стать даже слабенькими Плечами. И тебя это злит. — Их-ха! Это же почти что мои слова, а ты просто… Ты. — Она зашипела сквозь зубы. — Горбатый драппер, подавившийся собственным пенисом, вот ты кто! Теперь давай, доложи моему наставнику, что я нанесла тебе смертельное оскорбление, и я получу свои стандартные две сотни эргоплетей. — Учитывая, что зи-энергия практически полностью блокирует регенерацию, у тебя к ста оборотам места живого на теле не останется, и меня ужасно пугает, что ты гордишься этим, — грустно улыбнулся Хай. — Но ты меня не поняла, ты меня совсем не поняла. — Я поняла. Я и без тебя знаю, что я… тупая. Моего интеллектуального потенциала хватает, чтобы понять хотя бы это. Я и не хочу быть Плечами. Моя мать — отличные Плечи, но не идеальные. Меня не злит, что я никогда не стану такой, какой она, потому что если кем-то и быть, то только кем-то идеальным. Я не хочу быть Плечами. Я не хочу быть Головой. Я не хочу быть ни Глазами, ни Руками, ни Ногами. Я не хочу быть Гневом, Болью или Радостью. Я не хочу быть Сердцем. Я не могу быть ими или им. Мой душевный потенциал равен четырём, а текущая душевность равна нулю. Я не могу быть Сердцем так же, как ты не можешь быть Остриём, потому что твой несущий смерть потенциал равен двум, а текущая смертоносность — ноль целых три десятых пункта. У каждого из нас есть предназначение. Я своё знаю. И ты знаешь своё, потому что твой душевный потенциал тоже признали несоизмеримым. Ты тоже будешь идеальным. Пройдёт семьдесят-восемьдесят оборотов, мы вырастем и оба станем идеальными. Совершенными. В чём-то одном, но совершенными. Мы исполним своё предназначение. — Идеальный — сильный и тупой — убийца и идеальное — слабое, однако неглупое — сердце. Мы станем лучшей командой, если убийца будет слушать своё сердце. — Убийца не может быть идеальным, если у него есть сердце. Хай недоверчиво покосился на Лэй, но никак не прокомментировал её слова. — Чему хочет научить меня мой отец? — спросил наконец она. — Всё больше и больше голосов раздаётся в защиту отмены Чистки, — осторожно начал Хай. — Неприемлемо. Чистка — это наш способ напомнить Хранителям Вселенной, кто мы такие и что будет, если им придёт в голову нарушить Мирный Договор. Мы забираем пять планет раз в десять тысяч оборотов, четыре полезных и безжизненных и одну бесполезную, но обязательно населённую разумными существами. Мы соблюдаем правила, оставляя в живых определённый процент местных жителей. Мы намеренно теряем энергию, создавая внутрипространственные порталы и вневременные подпространства, проецируя иннополя, занимаясь сортировкой и дематериализацией. Нам не нужны ни их ничтожные жизни, ни их ничтожные ресурсы. Это напоминание о том, кто мы и на что способны. Если Хранители Вселенной воспротивятся, мы закончим то, что не закончили в прошлый раз. — Или это сделают они, если мы не прекратим. Кстати, отличная речь. Не ожидал от тебя. — Хранители — просто синекожие карлики, — презрительно фыркнула Лэй, — окружившие себя отрядом трусов, пользующихся не силой и умениями собственного тела, а воображением. — Тебе их совсем не жаль? Людей? — Кого? Кто такие люди? Что это за слово? Мне надоели новые слова. У меня мозг болит. — Люди — разумные обитатели этой планеты, которая называется Земля! — возмутился Хай. — Здесь живут и другие разумные виды, но в целом местные жители называются людьми. Мы здесь целых пять местных дней, а ты даже не поинтересовалась, как называются те, кого мы уничтожаем? — Мы никого не уничтожаем, и обитатели этой… Земли условно разумны. В интергалактическом реестре эта планета, как и этот сектор, находится в пятом разделе, даже не в четвёртом. Они настолько ниже нас, что лишь формально могут называться разумными. Они ничто. В этот раз Хранители предоставили для Чистки совсем убогую планету. Совет Домов должен подать протест. И зачем нам торчать здесь ещё шестнадцать местных дней? Их ресурсы нам не нужны, а дематериализация и сортировка не должны занимать столько времени. ИСКРАм, сколько процентов разумного населения планеты отсортировано и дематериализовано? — Девяносто два процента разумного населения планеты отсортировано, — прозвучал ровный голос. — Ноль процентов разумного населения планеты дематериализовано. — Повтори? ИСКРАм повторил. Лэй с яростью уставилась на Хая, и он смущённо улыбнулся. — Ты вмешался в протоколы ИСКРАма?! Вместо дематериализации ты отправил несколько миллиардов разумных живых существ во вневременное подпространство и впустую растратил кучу энергии?! Хочешь получить свои первые двести эргоплетей? — спросила она, сложив на груди — вернее, на её отсутствии — руки. — Впрочем, за нарушение прямых приказов Совета, невзирая на возраст, полагается не меньше тысячи. Ты не воин, и ты не выдержишь. Твои жизненные нити лопнут, и ты умрёшь. Хочешь стать первым Сердцем, запоротым до смерти? — Большой путь начинается с одного шага. — Что это значит?! Ты не заседаешь в Совете Домов и не можешь принимать такие решения! Ты просто… ребёнок! — Вообще-то, могу при определённых обстоятельствах. У Сердца есть привилегии, особенно когда оно идеально. И если я буду достаточно убедительным, а будущее идеальное Остриё выступит на моей стороне, то Совет может признать моё решение легитимным, и тогда будет создан прецедент, который всё изменит. — Мне незнакомы все эти слова! — сурово нахмурив брови, рявкнула Лэй. — И я не на твоей стороне! Эти… люды… люди подлежат дематериализации. Точка. Это… Это мой отец тебя научил? — Не совсем… Но твой отец считает, что нам пора выбрать иной путь развития. Развивается наша наука, развиваются наши технологии, развиваются наши тела, но не наши души. У нас очень много жестоких законов и традиций, не просто древних, а устаревших, и мы движемся, но стоим на месте долгие сотни миллионов оборотов. Твой отец считает, что мы должны стать… добрее. Отмена Чистки, инициированная будущим Сердцем и будущим Остриём, — первый и очень важный шаг, и эта идея принадлежит мне, а не твоему отцу. — Добрый церр — мёртвый церр, — процитировала Лэй древнюю мудрость. — Чушь. Я не собираюсь ничего иници… делать. Чистка будет произведена полностью. — Пожалуйста. — Это слово мне тоже незнакомо. — Это устаревшее обозначение просьбы. Дай им шанс. Дай шанс мне, — попросил Хай. — Понаблюдай за ними. Окунись в их историю. Спустись и пройдись по их улицам. Почувствуй, какие они. Пойми, что они не ничто и не хуже, и не ниже нас. — У тебя нейроны перевозбудились что ли? Мне спуститься на этот мерзкий кусок грязи?! — Лэй даже выпучила глаза. — У меня же носовые фильтры выпадут. Эти люди наверняка воняют как стадо гроллов! — Носовые фильтры не могут выпасть, но вам давно следует их сменить, — вмешался ИСКРАм. Лэй погрозила потолку мозолистым кулаком. Она ненавидела менять носовые фильтры. — Три местных дня, — не сдавался Хай. — Три дня, и если ты останешься при своём мнении, мы начнём дематериализацию. Прошу, сестрёнка. — Не называй меня так. Ты мой брат не по крови, а по духу, — огрызнулась она. Ей всегда было тяжело думать над странными — абстрактными, как подсказал как-то Хай, — вещами, если не считать тех моментов, когда она размышляла, как лучше, быстрее и эффективнее кого-то убить или нейтрализовать. Хотя — это-то как раз было ничуть не странным. — Коротышка. — Ты не можешь задеть меня этим, — пробормотала Лэй. Её немного волновало, что сверстники были куда выше, но для истинного воина всё — преимущество. Маленький вес — преимущество. Большой вес — преимущество. Высокий рост — преимущество, как и низкий. — Я подумаю и сообщу тебе своё решение. Но если заметит Шай-Ро, а он заметит, то он донесёт. Межпространственная связь работает с максимальной задержкой в десять мингов. Совет узнает всё, и тебя накажут. Я не могу допустить, чтобы тебя наказали, к тому же мать почему-то назначила меня Ответственной за Чистку, и меня накажут тоже. Я смогу принять своё наказание, но чтобы ты не умер после как минимум тысячи эргоплетей, мне придётся принять и твоё наказание. Возможно, для моего тела такая нагрузка окажется чрезмерной, однако для меня будет честью умереть, защищая Сердце, — с важным видом заявила она. — Ты слишком много думаешь о смерти, — покачал головой Хай, — а Шай-Ро куда больше интересует кибросекс, нежели наблюдение за… Стена комнаты, которая являлась одной из кают метаморфного и частично одушевлённого космического корабля, распалась, и внутрь ворвался босоногий мужчина в светло-голубом комбинезоне, которого внешне можно было бы принять за отца Хая и Лин, но таковым он не являлся. — Я только что выяснил, что дематериализация населения этой планеты была отложена, а из-за нерационального использования вневременного подпространства произошла огромная утечка энергии, — злобно сверкая глазами, прошипел мужчина. — Всё это случилось из-за внутрикорабельного вмешательства в протоколы ИСКРАма. Чтобы сделать это, нужно иметь текущий интеллект не менее двенадцати пунктов, и значит… Как ты посмел, мальчишка, нарушать прямые приказы Совета! — выкрикнул он и ударил Хая, но его рука остановилась, не достигнув цели, будто наткнулась на скалу. Что-то треснуло. Мужчина вскрикнул от боли и отдёрнул сломанную ладонь. — Да как ты! — в запале воскликнул он и тут же, буквально посерев от испуга, умолк. Лэй опустила кулак. — Кто ты такой, Шай-Ро Й? — ледяным тоном спросила она. Шай-Ро с ненавистью уставился на неё, баюкая раненую руку. — Кто? Ты? Такой? — повторила Лэй и неуловимо переместилась вперёд. Шай-Ро торопливо отступил. Хай не рискнул вмешиваться. Он видел такое, видел не один и не два раза — и вживую, и в кибре. Лэй двигалась плавно и вроде бы невероятно медленно, но неожиданно оказывалась прямо перед противником. Хай бы сказал, что она скользила над полом, при этом абсолютно беззвучно. Мускулы на её плечах напряглись. Коротенькие волоски на затылке вздыбилась. Он поёжился, потому что буквально почуял желание своей истинной сестры. Он… он всегда был слишком чувствительным к подобным вещам, которые считались обыденными, но на то он и Сердце. Шай-Ро отшатнулся ещё и упёрся спиной в стену, которая не выпустила его из комнаты: — Я — Шай-Ро Й, — дрожа от страха и гнева, ответил он, — третий сын своей безвестной матери и третий сын своего безвестного отца, младший в… в вашей крови и кровь моя холодна. Я — Глаза своего Четыре-Семь-Восемнадцать-Двенадцать-Зи-Икс-Зи-Пять Дома, живущего под эгидой Одного из Двадцати Первых Домов, заслужившего собственное имя ещё в те времена, что предшествовали Тёмным, — Дома Йит-Рейин. Я — Шай-Ро Й, и у меня нет привилегий. — Ты — Глаза, Шай-Ро Й. Ты наблюдаешь. Твоя кровь не стара и не горяча, — лишённым каких бы то ни было эмоций голосом отозвалась Лэй. — Кто он такой? — Она не кивнула, никак не указала на Хая, но все поняли, о ком идёт речь. — Он — Хайёс Йит-Тейис, седьмой сын своей славной матери и седьмой сын своего славного отца, старший в своей крови и кровь его горяча. Он — будущее Сердце вида и будущее Сердце Одного из Двадцати Первых Домов, заслужившего собственное имя ещё в те времена, что предшествовали Тёмным, — Дома Йит-Рейин. Он — первое истинное Сердце за двести миллионов оборотов. Он — первое идеальное Сердце за всю историю существования вида, и у него есть привилегия направлять. — Кто я такая? — задала следующий вопрос Лэй. — Вы — Лэйин Йит-Рейин, первая дочь своей славной матери и первая дочь своего славного отца, старшая в своей крови и ваша кровь обжигает. Вы — будущее Остриё вида и будущее Остриё Одного из Двадцати Первых Домов, заслужившего собственное имя ещё в те времена, что предшествовали Тёмным, — Дома Йит-Рейин. Вы — первое идеальное Остриё за всю историю существования вида, и у вас есть привилегия карать. — А ещё мы оба — изменчивые. Ты знаешь, что это значит, Шай-Ро Й? — Это значит, что вы дети, которые достаточно выросли, чтобы не считаться детьми, но при этом выросли недостаточно, чтобы считаться взрослыми. — Ты знаешь, что ждёт взрослого младшей крови за попытку ударить изменчивого старшей крови, который станет идеальным Сердцем? Невзирая на мой возраст, я имею право покарать тебя прямо сейчас и так жестоко, как я этого хочу. — Он нарушил за… — Шай-Ро со стуком захлопнул рот. Его взгляд в панике заметался. Он нервно пошевелил пальцами раненой руки, но та уже зажила, и Шай-Ро опустил её и спрятал обе руки за спину, чтобы исключить даже намёк на агрессивное поведение. Хай неслышно передвинулся так, чтобы видеть лицо, а не затылок Лэй. — Изменчивые, как и дети, не отвечают перед законом. Нас можно подвергать наказаниям, порой влекущим за собой смерть, и мы принимаем эти наказания, но наказывать нас могут только наши наставники, наши родители или Совет Домов. Ты — никто из них. Ты — ничто. — Лэй сверкнула острозубой улыбкой, и Хаю почудилось, что у неё уже выросли первые взрослые зубы, так их вдруг стало много во рту. — Но я проявлю… э-э-э… — …Милосердие, — еле слышно и не веря собственным ушам подсказал Хай. Иногда Лэй умела говорить складно, но чаще… Их-ха. — Я проявлю мил…сердие, — старательно выговорила Лэй. — Ты же закроешь Глаза и, когда я велю, удалишь всю информацию о том, что кто-то проник в протоколы ИСКРАма, и о том, что дематериализация началась не в положенные сроки, или что там ещё. Ты понял. Так же ты не будешь докладывать о случившемся Совету Домов и не станешь вмешиваться в наши дела. — Она задумчиво поскребла макушку. — Ты волен удалиться, если согласен со мной, и волен умереть от моей руки, если не согласен. Выбор за тобой, младший. — Я предпочту удалиться, первая дочь, — в меру почтительно и испуганно, но всё с той же ненавистью прошипел Шай-Ро и провалился в стену. — Мой нейроны сейчас закипят, — восхитился Хай. — Ты просто… Дао! — выразил он крайнюю степень восторга. — Кажется, я растерял весь свой словарный запас. — Я могу не соглашаться и спорить с тобой, и иногда я хочу свернуть тебе шею, но ты мой истинный брат, Хайёс, — внимательно посмотрев на него, очень серьёзно сказала Лэй. — Я умру за тебя. Я убью за тебя. Я уничтожу за тебя всю эту Вселенную, если потребуется. Я даже выучу тридцать тысяч слов, если для тебя это так важно, выучу сама и не стану пользоваться прямой загрузкой информации. — Боюсь, третье и четвёртое невозможно, — фыркнул он. — Значит, ты дашь мне шанс? Дашь шанс людям? — У тебя есть три дня, Хай. Может, мне хотя бы не будет так скучно, — она вдруг подошла вплотную к нему, встала на цыпочки и прошептала ему на ухо. — Я солгала. Я не собираюсь проявлять ми-ло-сер-ди-е. Я не понимаю смысла этого слова. Шай-Ро я убью, когда мы вернёмся домой, и это увидят все — потому что никто не смеет поднимать руку на моего истинного брата.