***
Бакет подходит к шоколаднику, и, взявшись за плечи, опускает его на кровать. Глаза распахиваются шире, когда юная мисс садится к нему на колени. Теперь прекрасная девичья грудь с розовыми аккуратными сосками, прямо напротив него. Она снова снимает, только что надетый цилиндр, заметив на лбу того легкую испарину. Таким взволнованным видеть магната ей еще не доводилось. Аккуратные брови подняты вверх, мужчина что-то хочет произнести, но не может. Взгляд почти беспомощный, останавливается на зеленых, больших, немного лукавых, глазах. Ее пухлые губы, цвета спелой вишни невесомо касаются теплой щеки, Вонка закрывает глаза, кладет руки на талию, осторожно подвигая тело чуть ближе. Волосы шатена приятно проводят по ключицам и груди, магнат вдыхает нежный аромат не менее нежной девушки, сидящей на коленях. — Я красивая? — Вы прекрасны… Жаркие губы завладели ее губами, поцелуи кондитера дурманят, как опиум. Руки в фиолетовых перчатках настойчиво изучают хрупкое голое тело, под своим натиском нарушают, и без того, сбившееся дыхание. Даже сквозь бездушную резину, они, словно пронзают, оставляя без движения, покрывая мурашками нежную кожу. В руках Вилли, Эмма чувствует себя хрупкой фарфоровой статуэткой, в самых пылких движениях таится бережность. Темно-синие глаза смотрят на нее, «Ты- моя» — читается в них. Изумленная, испуганная, Бакет нетерпеливо тянется к кондитеру, чтобы снова пережить это чувство: касание губ, сплетение языков, жадное трепетное узнавание. Девушка протискивается руками вниз, через бархатную ткань редингота над ее грудью, и, нащупав пуговицы на брюках, принимается расстегивать. Она боится. В прошлый раз он оттолкнул, когда дело дошло до близости. Его переменчивость, непостоянство, кардинальность, пугает как никогда, она мысленно умоляет в этот раз не отстраняться, не бросать в столь сокровенный момент, ведь она лежит здесь, для него, совершенно беззащитная, и она будет смотреть, не отрываясь, чтобы заметить любое изменение, дабы не провалиться во власть иллюзии. Эмма замечает это: острые линии скул стали четче, взгляд метнулся на приподнявшегося предплечье. Вонка принимает вертикальное положение, отвернувшись спиной. Она закрывает грудь простынями, к горлу подступает ком. — Я вам отвратительна? Если да, то знайте — вы мне ТОЖЕ!!! — Резко возведенная стена озадачила даже саму Бакет, зачем она это вообще сказала?! Какое ребячество, могла бы хоть ответа дождаться для начала… — Вы, кажется, опять лжете. Вы ведь не станете ТАК целовать того, кого ненавидете? — Вы начали первый, я здесь ни при чём! — Вот как?.. Полагаю, вы ответили на свой вопрос. Вы не отвратительны мне, ведь сейчас я тоже вас целую, как вы можете заметить. — Эти слова быстро произносятся куда-то в стену. Эмма отметила, что сказанное, не звучало в язвительной манере, как это было обычно. Однако и спокойной интонацией это сложно было назвать. — Значит… вы просто меня не хотите? — Разговоры на такую тему, смущают не меньше, чем прикосновения к предмету обожания. Даже осознание того, что мистер Вонка сейчас в ее комнате, пугают, удивляют и завораживают… — Это не так. — Уверенность в голосе была как никогда кстати. Хотя, может он ее просто жалеет? Нет, на Вонку это не похоже, сострадание — это вообще не про него. — Тогда, в чем дело? Он открывает рот, пытаясь, что-то произнести. Что?! Кондитер, слово «родители» сказать задумал?! — Бр…брачный союз… ТАКОЕ разве не должно происходить только после него.? — Серьезно?! — Вы считаете иначе?! — звучат обиженные нотки. — Но…я ведь ваша невеста, вы так сами сказали. А значит, я почти, ваша жена… — Эмма, удивляясь своей находчивости, привстав, убирает прядь густых каштановых волос, и, подмяв ворот редингота, покрывает мужскую шею поцелуями. С каждым влажным горячим прикосновением, прямая спина расслабляется, тот слегка запрокидывает голову. — Вилли, возьмите меня… — шепчет она, мягко прикусив мочку уха. Это действует незамедлительно: он опускает ее на спину, и вытягивает из рук хлопковую простыню. Хищный взгляд блуждает по изящным запястьям и гладким ровным плечам, по плоскому животику, узкой талии, нежной молодой груди… Он не может не заметить, как рассматривает его губы Бакет, сейчас они непривычно красные от страстных поцелуев, это придает мужчине еще больше привлекательности, некой живости. Вонка облизывает их, берет в ладонь грудь, приникнув к соску ртом, водит по нему губами, осторожно прикусывает. То же было сделано и со следующим. Эмма выгибается, бессвязный шепот и нежные стоны вводят в забвение, шоколадник касается алых следов на шее, возвращается к личику, медленно проводит языком по пухлым губкам, проникая глубже. Она вновь запускает руку вниз, расстегивает пуговицы, одну за другой. Дрожащие пальцы встречаются с горячей твердой плотью, выпирающей из-под брюк. Обхватив его рукой, та делает несколько поступательных движений, отчего магнат прикусывает ей нижнюю губу, шумно выдохнув. — Вы дьявол, Эмма Бакет… — сглотнув, шепчет мужчина знакомые слова, и, отстранившись, приподнимает платье, обнажая нежный завораживающий треугольник между бедер. Сжатая челюсть, играющие желваки на бледных скулах — ей кажется, что он очень зол, слышит, как у Вонки перехватывает дыхание, тот жадно впивается глазами в полностью обнаженное тело. Эмма завороженно наблюдает, как он снимает редингот, бросив рядом, оставшись в черной рубашке, описыващей хорошо слаженную фигуру. Волосы, цвета темного шоколада, чуть растрепались, причудливая игра света и тени придает чертам лица особую выразительность. В них странным образом сочетаются чувствительность и непреклонность. В движениях появилась властная уверенность, словно отныне Эмма принадлежала ему одному. Разведя ее ноги, он обхватывает руками бедра, слегка приподнимает, а затем опускает, прижимает к себе, пронзив ее плоть, у шоколадника вырывается тихий стон. На мгновение оба замерли, наслаждаясь чувством полного единения. Бедра Вилли выгнулись, заставив девушку громко застонать, каждый выпад отзывается в ней сладостной дрожью, дыхание смешалось, Эмма обхватывает магната ногами и руками, царапает спину сквозь рубашку, аромат у шеи и волос возбуждает, гипнотизирует, ей хочется вдыхать его без остановки. Сжав в ладонях ее лицо, он находит губами ее губы, из которых слетает его имя, ловит их нежным поцелуем. Два тела скользят, сплетаясь в объятии, движения мужчины становятся быстрее, глубже… — О да… Пожалуйста… да!.. Волна блаженства захлестнула шоколадника, Эмма читает это в глазах — потемневших, затуманившихся. Лицо того исказилось, дыхание прервалось. Он делает последний выпад, от чего девушка прикусывает губу, чтобы заглушить крик, рвущийся из груди. Они замирают в обьятиях друг друга, пока дыхание не становится ровнее. Руки поглаживают мужскую спину под рубашкой. Ласкающие пальцы магната мягко скользят по телу: — Вы нежная, как шёлк… Девушка не отвечает, она рассматривает каштановые пряди, почти не ощущая на себе тяжести вздымающегося тела. Ей показалось, что они оба хотят оттянуть мгновение, когда придется взглянуть друг другу в глаза. Но вот, шоколадник отстраняется, ложится на спину, смотрит в потолок. — Уже уходите? — зачем-то спрашивает Эмма. — Если позволите, я все же останусь. — в привычной ему форме, отвечает тот, чуть дрогнувшим голосом, — Хотя…у меня есть идея получше: отныне вы будете жить со мной. Да! — оживился тот. — Можете продолжать собирать вещи, нашу дверь, думаю, вы найдете. Она как раз напротив, если вы не забыли. — …Зачем?! — Вы ведь моя невеста. И раз уж мы нарушили все запреты, не вижу смысла спать в разных комнатах. К тому же, миссис Вонкой вы станете совсем скоро. — Но… Я пока не собираюсь выходить замуж! Мужчина молчал слишком долго. Когда Эмма посмотрела в его сторону, кондитер уже сидел, и с открытым ртом смотрел на девушку. Взгляд его был крайне озадаченным: — Вы обманули меня? — Нет, я… — Если бы вы не сказали, что будете моей женой, я бы не лишал вас невинности! — Черт! Я не была невинна, можете успокоиться уже! — Что? Она пожалела о сказанных словах в ту же секунду: разочарование, печаль, злость — весь перечень отрицательных эмоций отражается на бледном лице Вилли Вонки. Сил выдерживать столь убийственный взгляд, больше не оставалось, ей показалось, что магнат ее сейчас просто прикончит. Прикрыв простынями нагое тело, та лишь тихо пискнула: — " Это было давно…» Шоколадник еще раз оглядел ее холодным взглядом, наверное представляя, как кто-то другой владел ею, так же, как он сейчас. Скрип перчаток, и прожигающий взгляд: — что-то оставалось неизменным, а с этой минуты, такое поведение теперь будет чаще обычного. Эмма это точно знала. — Вы правы, мисс Бакет. Свадьбы не будет. — С этими словами мужчина быстро вышел из комнаты, хлопнув дверью, теперь уже с такой силой, что ручка отвалилась и с громким звоном рухнула на пол. — Ну и пожалуйста! — кричит она вслед сорвавшимся криком, и, уткнувшись носом в подушку, тихо заплакала… " Какой же вы идиот"***
— На вкус как касторовое масло. Не могу понять, в чем мы сделали промашку. — Конфеты не такие уж плохие, мистер Вонка… — Чарли, для кондитера «не такие уж плохие» — означают «полный провал», и никак иначе! Мы ведь не хотим, чтобы о нашей продукции печатали всякие непотребства? — Раньше мне казалось, что мнение общественности вас не интересует. Вы разочаровываете меня все сильнее… Мужчина развернулся, поправив ворот любимого редингота. Хоть сам он частенько ко всем подкрадывался, чем успел напугать даже бабушку Джозефину, испытывать на себе такие же приемчики, было ему не слишком-то по душе. — Ах, снова вы, мисс Бакет. — протянул магнат, скрипнув перчатками. Выглядела она не как обычно: волосы собраны в милую заколку-бантик, деловой стиль одежды напоминал серьезную бизнес-леди, на губах красовалась ярко-красная помада. Процокав черными туфельками к брату, она потрепала его по волосам, собираясь что-то сказать, но по всему цеху тут же зашумели, забурлили приборы, да так громко, что Эмма даже не услышала своего голоса. Белоснежная довольная улыбка привела ее в бешенство, она ведь пыталась сохранять невозмутимость после вчерашнего, а Вонка как будто специально вытягивал из нее последние нервишки, да еще таким ребяческим способом. Отцепившись от Чарли, она подошла к кондитеру и стукнула кулаком по кнопке. Все затихло. — Я не договорила. — улыбнулась, практически скрипя зубами, Эмма, пока тот величественно рассматривал сотни лампочек на потолке, — так вот Чарли, ты не хочешь сегодня п..... — шум и лязг, в этот раз, напугал еще и Чарли: оба вздрогнули, чуть ли не обнявшись друг с другом, девушка подскочила к магнату, ударила по кнопке через ладонь в перчатке, тот ее отдернул, будто его ударило током. Хихиканье умпа-лумпов заполнило весь зал. — Чарли, ты хочешь сегодня… — и снова, масштабных размеров, миксер, пришел в действие: — Твою ж мать… ВОНКА!!! — долетело до ушей шоколадника, после чего тот сам выключил прибор: — МИСТЕР Вонка. — поправил ее тот, — и впредь, не ошибайтесь. — Идите к черту, МИСТЕР Вонка! — Так-то лучше… Что?! — Что слышали! Не прикасайтесь к этой дурацкой кнопке! — она попыталась рывком убрать руку, но та даже не сдвинулась, магнат слегка толкнул ее плечом, пригородив путь: — А еще что, прикажете с моей фабрики убраться, Мисс-Бестактность? — О-о-о, а вы у нас «мистер-тактичность», особенно после того, как бросили меня сразу же после… сами знаете чего! Голубые глаза Чарли распахивались все шире, — он не понимал, о чем идет речь, да и что-то ему подсказывало, что вдаваться в подробности не нужно… — Эм. Вообще то, мисс… — поднял тот вверх указательный палец, вбирая воздух слишком уж долго, Эмма даже успела поправить прическу и скрестить руки на груди, в ожидании ответа: — … Бакет. Мисс Бакет. — продолжила Эмма. Ну-ну, я вас слушаю. — …Чарли, идем. — не найдя подходящих слов, пораженно опустил тот руку, и собрался, было, потащить мальчика в какой-нибудь цех, но Эмма опередила его, бесцеремонно задев, в отместку, плечом, и громко спросила: — Чарли, ты пойдешь со мной на каток?! — брат неуверенно взглянул на мужчину, — судя по выражению лица, шоколаднику идея не понравилась, а на каток мальчику очень хотелось, к тому же, не каждый день старшая сестра предлагает провести с ним время: — Да, хочу. — Оу, должен вас огорчить, у нас еще так много дел. — Мистер Вонка, а дела не могут подождать? Мужчина сдвинул брови, остановив взгляд на красных губах… — Нет… — рассеянно ответил он -… Сожалею, но у нас все расписано на сегодня… — безразличие в голосе нарастало с каждым словом, — …нам с Чарли уже пора. Мальчик понуро опустил голову, и последовал за учителем, который, сразу же, после сказанного, ринулся к выходу, но громкий звонок на телефоне, заставил кондитера остановиться, Чарли даже в спину врезался. Эмма не спеша достала из кармашка брюк телефон: да, она забыла отключить будильник сегодня с утра. И тут ей пришла в голову странная идея: — Алло. Дэниел?! Я так рада слышать твой голос! — девушка заметила, как серьезно кондитер наблюдает за кокетливо накручиваемой прядью волос, — Да, я абсолютно свободна… Во всех смыслах. Почему? Ах, Дэниел, мой мужчина оказался подлецом, но не будем об этом… Встретиться?.. А почему бы и нет?! Конечно! Ведь, повторюсь, теперь я абсолютно свободна!!! Что? У тебя дома? Чаю попить? Конечно, Дэниел, я так люблю чай! Отличная идея!.. — Ну хватит!..- прошипел внезапно возникший перед ней, магнат, и, вырвав телефон из руки, с силой бросил в стену, разбив его вдребезги. Грудь вздымалась, шумное дыхание обожгло лоб, Вонка попытался сказать сквозь зубы что-то еще, вот только не мог подобрать слов. Подойдя совсем впритык, ей стало казаться, что он ее просто задушит. Темно-фиолетовые, нет, теперь уже черные глаза, прожигали в ней дыру. — Зачем вы это сделали?! — Телефонные разговоры в моем цехе запрещены. — отчеканил каждое слово едва сдерживающий себя, кондитер. — Что-ж, вам придется купить мне новый телефон. — Разумеется. — натянуто улыбнулся Вилли. — Ах, да, я передумал. Нам с Чарли не помешает свежий воздух. Если хотите, можете присоединиться к нам.***
Pov. Эмма Я зашла в комнату, быстро стянула злосчастные туфли. От них, на ногах уже выскочили мозоли, а я, всего-то, гордо прошвырнулась от спальни до цеха, показаться, так сказать, в лучшем свете нашему кондитеру. Но элегантную походку, и весь образ в целом, поспешили не замечать, во всяком случае, восторженных оваций я не услышала, да и черт с ним. Очень удивило, как быстро Вонка поменял решение пойти со мной и Чарли на каток, и это сразу же после звонка вымышленного Дэниела. Вот совпадение! Телефон, правда, жалко… он служил мне верой и правдой долгих восемь лет, и был разбит из-за какой-то шутки. Но это стоило того, окей. Переодевшись в теплую одежду, взяла в руки фиолетовую шубку и коньки, и отправилась прямиком по коридору. Вильям и братец уже ждали возле лифта в верхней одежде. Деловито кивнув в знак приветствия (ответа от первого не дождалась), все втроем зашли в стеклянный транспорт, кондитер нажал кнопку, и мы стали набирать скорость. Я вручила ему коньки, которые тот СПОКОЙНО принял, затем надела шубку, еще зачем-то выгнула спину, под стать хозяину фабрики. Откуда такое желание, копировать его манерность? Да и есть ли в этом смысл, если он на меня даже не смотрит…? Чарли выглядел немного растерянным. Пока летели «вверх» и «наружу», я обняла брата, поправив копну непослушных волос: — Люблю тебя, слышишь? — Что вы сказали? — Кондитер оживился, только посмотрите. Любопытства — выше крыши. — Я это не вам, не обольщайтесь. Посмотрев на нас с Чарли с таким лицом, будто в лифте кто-то нагадил, и не признается, тот цокнул и, закатив свои прекрасные очи, отвернулся, со словами: " — Вовсе бы и не подумал.» Ну-да. Через минут десять свободного полета, мы приземлились посреди заброшенного парка. Заснеженные деревья окружали большую поляну, посреди которой, располагался расчищенный каток. Странно, что никого, кроме нас, не было, ни одной живой души. Когда лифт звонко открылся, я вырвала из рук коньки, и ринулась с Чарли вперед, со словами: «Кто последний, тот кретин!», да так, чтоб Его Величество это точно услышало. Конечно, он не побежит, а значит номинация на звание кретина, уже автоматически достается шоколадному инженеру. По сути, досталась она ещё вчера ночью, и, теперь уже, похоже, навсегда. — Ха-ха, мистер Вонка, вы, проиграли, а знаете, что это значит?! — крикнула я, неспеша подошедшему к нам, магнату. Он даже не взглянул на меня, вместо этого обратился к Чарльзу: — Мне показалось, или где-то прожужжала муха? — Вам показалось. Зима на дворе. — вставила я. Надо же, сколько во мне сегодня дерзости играет… Брат нас особо и не слушал, он был поглощен надеванием второго конька. Раскрасневшийся, счастливый, — он пытался поскорее закончить с обувью, и побежать на каток, — наверное, его достала наша сегодняшняя перепалка: — Догоняйте! Я поехал! Ну все, мы остались одни. Вилли достал из кармана огромные солнцезащитные очки, и, надев, стал наблюдать за мальчиком, высоко подняв голову, и держась за лединцовую трость руками. — Вы что, не взяли с собой коньки? Тот даже не шелохнулся, на скулах только, чуть заметно, заиграли желваки. Игнорирует меня?! Я подошла ближе, и встала напротив. Высокий какой. — Дайте угадаю, очки надели, потому что стыдно в глаза смотреть? — С чего бы это? — хохотнул кондитер, обнажив белоснежные зубы. Черт, из-за очков теперь непонятно, куда он смотрит. На меня, или сквозь… — Послушайте… послушай, Вилли… Магнат чуть опустил голову, кажется, ему стало интересно, с чего такая фамильярность. Надеюсь, он не станет меня снова поправлять. — … Вчера вы повели себя, мягко говоря, неблагородно. Вы оставили меня одну, после того, как… взяли меня в моей комнате. После того, как целовали меня так, как будто искренне любите… — …Вы слишком много говорите, мисс. — прервал он, чуть вздрогнувшим тихим голосом. — Если бы вы были влюблены в меня, хоть немного, вам бы даже в голову не пришло, бросать меня из-за того, что у меня был кто-то до вас! — Я не намерен вас больше слушать… — Да вы просто идиот! Кретин! — выпалила я, подойдя впритык, ощущая на лице сбивчивое теплое дыхание. Только посмотрите, растерялся, ищет, что сказать? Развернувшись, бросила на снег коньки, и стала снимать обувь. Руки трясутся, замерзшие пальцы не слушаются, а на глазах наворачиваются слезы, не хватало только, чтобы он их увидел. Злость снова начала подступать, наряду с комом в горле. Чувствую себя использованной игрушкой. Я смяла в руках снежный ком, и встав в одном носке, со всей силы запустила в кондитера, угодив в плечо. Мы оба двинулись друг к другу, я с новым снежком, а он, с выставленной вперед, тростью, будто бы она ему поможет обороняться. Снежок пролетел мимо, не задев мужчину, тот схватил меня за предплечье, и, бросив трость, взялся за плечи обеими руками: — Прекратите этот цирк. — сжав губы, он вдруг поднял меня на руки. Отбиваться отчего-то резко перехотелось, последнее что я смогла выдавить, ощущая себя пушинкой в сильных руках, прозвучало тихо, и как-то по-девчачьи: — Что вы делаете.?.. отпустите… — Вам стоит обуться, Эмма, вы же не хотите заболеть?.. — тихо произносит он. Я не вижу его глаз в темных очках, не вижу, что они выражают, но его лицо так близко, он будто специально заставляет рассматривать его бледные черты, любоваться острыми скулами и приоткрытыми губами, из которых клубится пар. Зачем вы облизываете их, вы же видите, что я на них смотрю?! Черт, за что вы так со мной?! И почему мы все еще стоим на месте?! Изверг... Рука сама потянулась снять с него крупные очки. При дневном, хоть и неярком свете, расширенные зрачки почти перекрывали нежно-лиловый цвет глаз, он, не моргая, глядел на нижнюю часть лица. Приподняв обмякшее тело чуть выше, Вонка приник теплыми мягкими губами к моим, заставив трепетать, и без того, бешено стучащее сердце…