***
Утра она ждала как спасения. Неужели быть матерью так сложно? Если малышка мирно спала всю ночь, прижавшись к ее груди, и только под утро удивительным образом оказалась на отцовском футоне, то сорванец крутился волчком на большей половине кровати, то и дело норовя стукнуть пяткой по лбу. — Не смотри на меня так, Хината. Я помню, что ты просила до холодов установить сплит-систему в детской. Их только вчера завезли в деревню. Еле урвал последнюю. Она с неизменной ловкостью подкинула блин в воздухе. — Да уж, — протянула, — Видимо или я слишком требовательная стала в браке или ты несерьезно относишься к моим просьбам. Еще один блин плюхнулся на высокую стопку румяных собратьев, которых ждал кленовый сироп и несколько голодных ртов. " — Дети! Наруто, увидят! Она поправила сбившийся на поясе шелковый халат. Широкие ладони прошлись вниз по бедрам. Поднялись обратно к талии, снова обращая в хаос натянутую ткань. — Им не до нас, — на всякий случай бросил взгляд на панорамное окно, к которому прилипли две контрастные макушки, любуясь первым снегом. — Ааай, — рука взметнулась к мочке уха, — Милый, подгорит, — стала отдирать яичницу от сковороды. Отставила испорченный завтрак на свободную конфорку. — Об тебя тоже можно обжечься, — жарко прошептал в плечо, отвлекая от своих пальцев, спрятавшихся под кружевной кромкой. — Нару… — освободившиеся от готовки руки уперлись в столешницу, ноги подкосились, припала к нему на грудь, повела тазом, подсказывая, чтобы ровно туда и так, — Аха-хааа, — пальцы побелели под ногтями. Второй рукой начал нежно наминать незаключенную в плен лифчика грудь, шея терпела влажные поцелуи у линии роста волос, собранных канзаши. Его дыхание опалило, заставило вздрогнуть плечами. — Так? — бережно накрыл ее лобок ладонью плашмя, ритмично надавливая, — Илиии, — стал выводить круги вокруг чувственной точки средним и указательным, чуть подтягивая вверх при каждом обороте. — Так, таааак… Клоны, клоны, Наруто, - спохватилась Хината, уже было блаженно прикрывшая веки на его скачущем плече. Две точные копии будущего Хокаге подхватили детей, закутав собранными с дивана пледами и высыпали на улицу под счастливый визг: "Строим горку!» — Так хочешь, моя девочка? — он провел по изогнувшейся спине до ягодиц, упирающихся в его напряженный пах. Подцепил резинку намокших в ластовице трусов, которые сами упали на пол. Ямочки на пояснице вырисовались четче. По заведенному обычаю помассировал их большими пальцами, чуть надавив, перед тем как она заерзала из стороны в сторону по его штанам, только раззадорив пыл. Привстала на носочки. Рука тяжело опустилась на дугу позвоночника, наклонила ниже к столешнице в опору на локти. Вторая приспустила резинку спальных штанов. Шершавые ладони неспешно провели по соблазнительным изгибам к сведенным лопаткам и обратно, словно собирая вниз копившееся в ней нетерпение, концентрируя его в одном месте, нагнетая ее желание, которое невысказанно витало в прохладном воздухе. Также без лишней суеты огладил, согревая, холодную гладкую кожу подрагивающих ягодиц. Рядом резко звякнули стаканы с остатками сока, задребезжали тарелки. С глубокого плетенного блюда, наполненного фруктами, сорвался и выкатился на середину комнаты апельсин под ее гортанные гласные, выбиваемые каждым нетерпящим толчком. — Аха, ааааа, милый еще, ещеее… — просила, наклонив вперед голову. Она уже не чувствовала опоры под ногами. Мягкий свет снежного утра обозначил напрягшиеся мышцы предплечий, тиски ладоней, сжимающих ее таз. Он насаживал ее на себя все чаще, расставив ноги шире и согнув их в коленях. Перехватил под животом, стал часто-часто натирать набухший клитор, смочив пальцы, перебинтованная рука словила тяжелые груди, бьющиеся о край стола, собрала их плотно. Она ответила участившимися рывками навстречу до липкого хлюпанья, широко раскрыла рот в немом крике. Мужчина знал, что жена попросит следом, поэтому провернул к себе лицом, покинув на секунду. Тут же почувствовал вкус ее поцелуя и детской малиновой зубной пасты, оставшейся на верхней губе. - Сладкая моя, тебе хорошо? - обронил хриплым шепотом, прижал к колонне, удобней перецепив руки на бедрах. - Да, милый, да, дааааа...ааааа, - вывела протяжным сопрано. Ее грудь упруго вторила такту, который он задавал ниже, а руки поглаживали широкие плечи, ерошили волосы на затылке. — Аааа, да, ааа, ааа, дети? — она схватила ладошками его полосатые щеки. Широкие зрачки, занявшие почти всю небесно голубую радужку на секунду сузились, словно высматривали что-то вдали, наконец, сфокусировались на ее перламутровых глазах. Движения возобновились, влажными шлепками и сиплым дыханием в ее шею. — Все, — качнулся вперед, вышел до кончика, — хорошо, — зашел, выбив очередной тонкий стон и заработав уколы ногтей. Вверх, вниз, вверх, вниз, а в ее тесном тепле по кругу, чтобы заламывала руки, обвивая колонну. Вверх, вниз, перехватил за талию, почти запрыгал, затянувшись ее нижней губой. Внизу теснота становится запредельной, пульсация нарастает. Остановился глубоко, едва сдерживаясь, чтобы не последовать за ней. Заключительный аккорд со дна ее диафрагмы зазвенел под потолком. — Милый, отпусти. Он знал об этой просьбе, знал, что она так захочет. Всегда просила, когда заканчивались специальные пилюли Сакуры. Нашла его горячий, блестящий от смазки, почти лопающийся от натуги член, испещренный налитыми венами. Он уже не видел ничего на свете, была только мучительно-сладкая тяжесть внизу живота, ее губы, обхватившие бордовую головку, и холодный камень колонны под упершейся ладонью. - Т-т-тебайо... - выдохнул низко, захлебнувшись. Вторая рука задергалась по длине, мышцы ягодиц сократились, поджались, подался вперед, изливаясь семенем, еще несколько раз, натягивая ее щеку изнутри. Она только придерживала его, чтобы, усталый, удержался на ногах, ладошки ходили от коленей к паху, задевая скрытые точки, которым давно просили научить подруги, подозревавшие о скрытых способностях ее дара. Эти точки раскрывали зажатые каналы кровообращения и чакры, продлевая его наслаждение, пока она облизывала губы и собирала опавшие капли с шеи и подбородка, целовала дорожку светлых волос до пупка и обратно, ощущая, как сокращаются каменные мышцы пресса под бархатистой кожей. Когда искры перед глазами рассеялись, а томление и нега постепенно откатили, он словил ее подбородок, увлек вверх к своим губам в долгий ленивый поцелуй, заменяющий все возможные слова. — Пора, — бережно завязал пояс на тонкой талии, подтянул свои штаны. Поцеловал еще раз, чувствуя смешение их запахов на ее лице. Улыбнулся, посмотрев в глаза, — Обещай, что когда вернусь, повторим. Она только смущенно опустила глаза, заранее согласная на все что ни попросит и не смея сказать слово против похищенных фиолетовых танга». Замечтался. Хорошо, что сидит за столом. Просто вспомнил один из череды спокойных счастливых дней, когда его клоны лепили снеговиков вместе с малышами, пока они были заняты друг другом. Между той соблазнительной женщиной в коротком шелковом халате и этой, которая сейчас в глухой клетчатой пижаме раскладывала блины по тарелкам, была пропасть. Нет, под пижамой ничего не изменилось, он замечал все те же любимые изгибы, объемы, оттягивающие пуговицы на груди. Пропасть была в возможности первой, пусть с годами все реже, но поддаваться на его провокации, отдаваться ему без остатка на этом столе, на этом ковре, у этой колонны. Вторая же наверняка и не подозревала, на что способна первая. Вторая еще не знала его поцелуев, не испытала первой боли нанесенной им, первой переполняющей все клеточки существа услады вместе с ним. Лишь однажды, не подумав, она откликнулась на его просьбу помочь с Боруто в офуро. Развеселившегося мальчишку нужно было стреножить и завернуть в полотенце. Конечно, Наруто купался с сыном, конечно, по привычке не стал прикрываться, конечно, ему было приятно то, как она окинула его подтянутое тело быстрым взглядом, но когда он опустился до уровня ниже пояса… Дверь захлопнулась, за ней послышались убегающий на второй этаж топот, хлопок еще одной двери. Вышла она только под утро. Прятала лицо в волосах, задавала бессмысленные вопросы, суетилась, наливая чай и намазывая бутерброды. И только когда Наруто пообещал, что такого больше не повторится, она смогла вновь прямо смотреть на него, сохраняя умеренный румянец. — За папу! Молодец! За мамуууу, за брааааата. Каша проворно ложка за ложкой исчезала за румяными щеками Химавари. Такие обязанности он пока не решался делегировать Хинате. Во-первых, травма все же серьезная, ей нужно себя беречь, привыкнуть к дому. Если сама захочет, то не побоится засучить рукава. А во-вторых, он понимал, что ей нелегко психологически. Но она уже мало помалу приноравливалась к новым-старым реалиям. Вот и завтрак приготовила, до этого спустила Химу на горшок и прикрикнула на Боруто за пропавшие карамельки, а еще погладила мужу пару футболок на выбор. — Хината, тут такое дело. Ребята хотят оторваться перед приездом гостей. Сама понимаешь, начнутся бесконечные семинары, презентации, совещания, званые обеды, — он состроил кислую мину, полностью выражающую его незаинтересованность во всем, что касается скучной теории и любых научных рассуждений. — Нас пригласили? — она положило Боруто еще один блин. — Да. Но решать тебе, — он помог Химе забраться себе на колени, — Киба разбил бивак на берегу реки. Будут все свои. Посидим у костра, пожарим рыбу, - шуточно укусил пухлые пальчики. — Было бы неплохо, — уголок рта на мгновенье приподнялся в улыбке, — А как же они? — Дети? — Да, наши дети, — она собрала пустые тарелки, вооружилась губкой. — Не парься. Я уже договорился, — он смущенно почесал затылок, выдавая, что уже сам давно принял решение за двоих, — Твой отец даже расстроился, что только на одну ночь. «Ночь. Ночь. Ночь. Ночь!» — раздавалось эхом в ее голове, пока он расписывал заготовленную снедь и напитки, перечислял, что обязательно нужно взять с собой, объяснял Боруто, как удить крупную рыбу. — Так мы пойдем? Пойдем? Скажи, что пойдем! — брови домиком, молящие глаза, — Да и тебе хорошо бы отдохнуть, сменить место. У? Она молча домыла последнюю тарелку, медленно вытерла руки любезно протянутым полотенцем и только потом утвердительно моргнула, снисходительно улыбнувшись его неуемному озорству.***
Искры ворохом взвивались в звездное небо. Истлевшие головешки жалобно пищали, разгораясь закатными всполохами. Вокруг раздавались высокие женские смешки и реже низкое мужское гоготание. Прогнозы не обманули. Вечер был безветренным и туман не торопился опускаться на реку. — Но лучше, чем Какаши-сэнсэй, рыбу никто не жарит, — Наруто похлопал себя по животу. — Потому что моя коронка — телятина! — Киба перекатил зубочистку от клыка к клыку, — Посмотрим, что скажешь в следующий раз! — Ну-ну, ребят, нашли время спорить, — длинноволосая блондинка протянула вечным соперникам по жестяной банке, — Не заставляйте меня лезть к вам в головы — быстро помиритесь! Киба, лучше скажи, где свою потерял? — Она не моя! — ощетинился организатор вечера, — И я не ее. Это у тебя Сай под каблуком по струнке ходит. У нас не так. Глава Анбу, не произнесший до этого за весь вечер ни слова, насторожился. Он обвел компанию острым взглядом. Ворковавшие Нара, доедающие с разных концов сосиску Акимичи, Ли, выполняющий вечернюю норму отжиманий на одной руке, Тен-Тен, начищающая любимый кунай, захмелевший Шино и чета Узумаки — все как один притихли. — Я никогда не был против. Меня, как раз все устраивает. И я очень благодарен Ино, что у меня упорядоченная жизнь. Если бы мне предложили отмотать время назад и начать все заново, я бы еще раз выбрал ее. И ни капли бы не пожалел. Неловкая пауза повисла в ночной тишине. Можно было услышать перешептывание начинающих желтеть листьев и плеск набегающей воды у берега. Наконец после молчаливых переглядываний ожидаемо раздался голос самого непосредственного в компании. — И я, — Наруто взял слово, но не только, чтобы сгладить неловкость, — я тоже ни за чтобы не смог отказаться от Хинаты. Они пересеклись взглядами. Женщина явно заинтересовалась, что же он скажет дальше? Понятно было, что он решился высказаться не для друзей, которые поддакнут, добродушно посмеются, слушая его рассуждения, и забудут назавтра. Он говорил для нее, чтобы не смогла уйти от разговора, толкаемая неловкостью, чтобы обстановка не позволила ей быть «холодной незнакомкой» — сейчас для большинства из них она его прежняя жена без провалов в памяти. — Я благодарен ей за каждую секунду, что она рядом и терпит меня. Сами знаете — это не просто… — О да! — послышалось разом. Шикамару и Шино утвердительно закивали. — У меня ведь ничего не было. А она не побоялась переехать в мою маленькую квартирку, пропахшую раменом и грязными носками. Не побоялась меня с уничтожающим демоном внутри. Не побоялась, что скажут вокруг, что скажут ее родственники. Я был ей не пара, скажем честно! Но она осталась со мной, — тут он словно смутился, пошевелил тлеющие угли в костре, раздумывая. — Знаете, она как-то мне сказала, что все, наоборот. Что она меня добилась, а не я ее. Что я мог бы быть с любой, и ей очень повезло, что обстоятельства сложились именно так, и что мне удалось разглядеть в ней что-то. — Это надолго? — прошептала одними губами песчаная принцесса и показала пальчиком на оратора. Ее муж только медленно опустил и поднял веки. — А я ей тогда ответил, что никогда не искал чьего бы то ни было внимания, что просто старался быть хорошим шиноби. Да и любил я до нее только Сакуру. Хэх. Это и любовью не назвать — фанатизм подростковый. Я-то знал, кому она давно отдала свое сердце. На этих словах Ино ухмыльнулась. Она понимала Наруто. Также глупо была влюблена в бывшего отступника, ставшего мужем подруги. А ее единственный, уже пожалевший о своем проникновенном выступлении, обхватил ее плечи покрепче крылом из пледа. — Я сказал, ей, чтобы не смела думать, что я сделал одолжение. Мне тогда жизнь просто вовремя дала хороший пинок. Смотри, говорит, какая девушка, а ты все воюешь, все никак не остановишься, погляди, ты уже не мальчишка, пора брат. «Это я так сказал!» — услышал он ленивый сонный голос в своей голове. — Я решил тогда, что хватит жить для других. Пора и для себя. Наконец-то осознал, что я мужчина, что хочу, быть в ответе не только за деревню, за общее, но и только за свое. Захотел заботиться о ком-то, и чтобы кто-то обо мне заботился. И не просто кто-то, а человек, для которого я много значу. И я знал такого человека. Который не пожалел своей жизни, для которого я не герой с громким именем, а такой же как и был — со всеми недостатками — верный друг, неунывающий, упертый трудяга, с ужасными привычками. — Ужаснейшими! — поправил Киба. — Да. Ужаснейшими, — согласился Наруто. Хината все это время смотрела в одну с ним точку, на новое, ярко пылающее полено. Глаза уже начинали слезиться, моргай — не моргай, но смотреть куда-то еще она не могла. Казалось, что отведи она взгляд, разрушится мостик, который он старается проложить, что его голос перестанет звучать, будто только для нее одной. Она понимала, что вокруг друзья, что для них это только очередная запальчивая речь подвыпившего претендента на пост Седьмого. Но для него и для нее это было сейчас важным откровением: его возможностью рассказать, что она для него значит, и ее шансом узнать, кто она для него. По кругу прошелся шорох. Кого-то слегка толкнуло в бок, кого-то в локоть, Ино что-то дернуло за кончик хвоста, у Ли оттянулся пояс. Удивленные взгляды сошлись на мастере теней, который сделал условный знак, означающий поспешное и незаметное отступление. — Эти девчонки с подарками. Я понимал прекрасно, какие они. Мало того что размалеванные, так еще и смотрят так, словно предлагают не только подарок. Были и хорошие, без задней мысли, добрые, искренние. Но и для них я был каким-то сверхчеловеком. Они не видели во мне меня, которого ты видела во мне еще до всех моих побед, когда надо мной смеялись, когда никто в меня не верил. Он бровью не повел на то, что опустели дзабутоны и дубовые плахи. Теперь ночную тишину можно было потрогать. Она вязко растеклась вокруг, даже костер стал ниже под ее спудом. Два высвеченных силуэта смотрели друг на друга не шелохнувшись. Будто были связаны теневым захватом. В глазах напротив они видели свое нечеткое отражение, смазываемое языками угасающего пламени. — Хината, только ты видела меня настоящим. Любила меня настоящим. И я это знал, — он перешел на низкий шепот, голос дрожал от нахлынувших воспоминаний и ее близости, — Я тебя люблю. Он прижался лбом к ее лбу. Чего он хотел, чего ждал? Пальцы закопались в хвойную подстилку, грудь разрывалась от горечи недоступного — погладить шелк ее волос, услышать их запах, провести по изгибу песочных часов ее талии, сморщить длинную юбку на бедре. Крылья бабочки невесомо задели его скулу. Откуда здесь взяться бабочке? Нет, просто отвык. Это кончики длинных ресниц еще раз задели мягко едва ощутимо. Рядом. Так рядом, что подайся на миллиметр вперед и улетит в огонь. Ладоней коснулись ее ледышки, подняли, поднесли к заалевшим щекам. Запах сырой земли примешался к его хмельному дыханию. Пульс зашелся, под пальцами трепетала ее сонная артерия. — Поцелуй меня. Глаза зажмурены, веки дрожат. Секунда, что он раздумывал, показалась вечностью. «Это лишнее. Я не должна была. Он не так понял. Что он подумает обо мне? Глупая, зачем только...» Поток ее мыслей был прерван касанием его губ. Сколько он ее не целовал. Месяц? Вечность? Попробовал нащупать ниточку один, второй раз, третий. Ответа не было. Застыла, только обхватила его запястья. «Чего я боюсь? Взрослый мужик. Она жена тебе или где?» Руки вырвались, закопалась в густоте волос на затылке, запутались в прядях, губы требовательно запросили внимания. И она, наконец, ответила. Неумело, неуклюже поспевая за ним. Он уже отпускал, она только тянулась следом. Отпрянула, когда он провел языком по ее нижней губе, толкнул его вперед. «Что это. Зачем?» — пронеслось в спутанных мыслях. Руки уже по кошачьи переминавшие ворот его ветровки уперлись в ключицы. — Прости, — прошептал в приоткрытые губы, — не смог остановиться. Хотел уж было встать, но не дала. Обняла, привстав на колени, положила голову на его плечо. — Я тоже тебя люблю, — в ее голосе дрожали слезы, — Обещаю, что все вспомню. Только сейчас она поняла, как ему было тяжело все это время. Этот мужчина, как и тот Наруто, которого она знает, никогда не признается в этом. Он будет улыбаться ей каждое утро. Сглаживать все углы, взваливать на себя все заботы, терпеть ее холодность, привыкать к ней. Она поняла, что ему не хватает ее во всем. В разговорах, когда собирается на миссию или возвращается домой, в хлопотах о детях, когда укладывает их спать или подбирает ответы на каверзные вопросы. За это время она поняла, что вплавилась в каждую секунду его жизни. И простым ее присутствием в доме этого не компенсируешь. Это на другом уровне. Даже молчать он привык по-особому. Видеть при этом ее всепонимающий взгляд, улыбаться чему-то, не сговариваясь. Да и спать он привык, обнимая отнюдь не диванную подушку. Она слышала, как он шепчет валику из синтепона по ночам нежные слова, видела, как закапывается в обивку носом. Ее тяготила обида за него, потерявшего сразу так много, и укоризна самой себе, неспособной все вернуть. Они сидели так, забыв обо всем на свете. Только объятия, о которых он мечтал с того самого дня, как она очнулась, а Хината и мечтать не думала. Она решилась на второй поцелуй. Для нее он и был вторым, вторым его поцелуем. На этот раз она позволила ему зайти дальше, а себе узнать, каким еще может быть поцелуй мужчины. Сначала он стер подушечками больших пальцев ее слезы, потом начал смаковать ее нижнюю губу. Словил верхнюю с негромким причмокиванием, скользящими неотрывающимися касаниями перешел на подбородок, опомнившись, возвратился к припухшим губам. Улыбнулся (она чувствовала), посасывая, когда ее губы напрягались, вытягивались, отвечая, когда кончик ее языка соприкоснулся с его, заскользил по верхней губе, когда ее пальчики забегали сзади по шее. Руки неспешно поглаживающие хрупкую талию забрались под вязаную кофту, поднялись выше до ребер, большие пальцы наткнулись на рельеф кружевного бюстгалтера под майкой. Ладони сжались в кулаки, загребая тонкую ткань. Он чувствовал, что теряет контроль. Вот сейчас уложит мягко, оттянет носом низкий вырез, затянется ее запахом в глубокой ложбинке, нежно прикусит вместе с тканью, оставляя влажные пятна слюны, пока ее коленки поднимаются выше по обе стороны, а юбка беспорядочно собирается под вздыбленной молнией его брюк. — Я тут сигареты где-то посеял. Не видели? — раздался хрипловатый голос. Хината как по команде вскочила, оставив за собой его поднятые вверх руки и обдав сквозняком от юбки. — Поздно уже. Я пойду, — бесшумно растворилась в темноте. Наруто сел, согнув ноги в коленях, глубоко вздохнул пару раз, пока его друг с плохой привычкой шарил по земле вокруг костра на карачках. — Спасибо, Шикамару, — Наруто грубо растер лицо ладонями, — Они у тебя из кармана торчат. — Правда? — наигранно удивился. Присел рядом, посмотрел на понурый профиль, — Тяжко? — Не то слово, — бесцветно буркнул под нос, — Ты вовремя. — Прости, если помешал… — Нет, я серьезно. Еще немного и … — Поверь, твое «еще немного» еще заметно, — Шикамару кивнул вниз и, ухмыльнувшись, потер переносицу. Наруто поджал колени плотнее. — Это был ее первый поцелуй. А я как животное… — Хорошо, что ты это понимаешь. Знаешь, мы даже удивились, что так гладко все проходит. Зная тебя. — Ты что! Это же Хината. Я могу быть нетерпим во всем, но только не с ней. Она сама должна ко всему прийти. Я ее не прошу ни о чем. — Тогда, может, я зря вмешался? Все уже по палаткам разошлись. Да и у Ли, думаю, ума бы хватило не околачиваться тут. — Нет. Не зря. Она же ни о чем таком и не думает. Все, что я делаю — правильно, так и должно быть. Это же я — Наруто. А то, что у меня крышу рвет от любого ее касания… Он закрыл глаза. Сколько раз он уже скрывался в ванной, включал воду на всю мощность, чтобы она не слышала громкого дыхания и шума неосторожных движений? Ей стоило только наклониться пониже за игрушкой, заправить выбившуюся прядь за ухо, да и Химавари то и дело играла на отцовских нервах, случайно оттягивая маме декольте или спуская лямки сарафана. Он терпел до последнего, иногда получалось подумать о чем-то далеком и согнать нарастающую эрекцию. Но чаще он незаметно или под глупыми предлогами удалялся, как только она отворачивалась. Редко он давал себе волю, когда она спала. Ему хватало видеть ее очертания. Память сама рисовала остальное - как она может, как она любит, как она просит, как откликается. Единственное, с чем он не мог бороться, - утро. Оставалось только догадываться, она не замечает, когда просыпается раньше, или делает вид, что не заметила. Чувствовал себя юнцом в затянувшемся бурном пубертате. Раньше так не было. Нет, заводился он с пол-оборота, но чтобы настолько часто. — Слышал? Шум какой-то? — друг оборвал его мрачные думы. — Показалось. Может ночная птица? Метрах в десяти теперь кто-то заговорил. Послышалось извиняющееся лепетание. — Ничего. Это ты меня извини. Бывает. Ошиблась. Темно же. — Еще раз простите. Я подумала… Простите. Наруто пошел на родной голос. Глаза быстро привыкли к темноте. У палатки стоял по пояс голый Сай, придерживающий судя по всему ушибленную руку, а за ним Ино, накинувшая плед на обнаженное тело. — Хината, что такое? — его напугали взволнованные интонации в ее голосе. — Ничего, Наруто, просто недоразумение, — Сай улыбнулся той улыбкой, которая делает любую неловкую ситуацию еще более неловкой, но в тоже время успокаивает. Ино же выглядела потерянной. По ее виду легко можно было понять, что она еще до конца не поняла, что произошло. — Мы готовились ко сну. И тут я услышал шорох. Вышел и … Хината, видимо, приняла меня за чужака. Дала отпор, — брюнет поморщился, дотронувшись до руки, висевшей безжизненной плетью. — Не переживай, ток чакры восстановится минут через десять. Прости еще раз, — Хината низко наклонила голову. — Раз все друг друга поняли. Спокойной ночи. Наруто взял жену за руку и потащил за собой. Он кожей чувствовал ее смятение. Она пыталась выдавить из себя какие-то несвязные объяснения, спотыкалась через шаг. Наконец, он не выдержал: — Хината, нельзя ночью заходить в чужие палатки. Мы уже не генины. Муж не ругал ее. Просто проговорил очевидное. То, в чем она убедилась несколькими минутами ранее. Так они добрались до арки своего временного жилища. — А мы будем тоже спать в одной палатке? — спросила дрожащим голосом. Луна, вышедшая из-за туч, позволила ее разглядеть. Пальчики, теребящие пуговицу на кофте, приподнятые к переносице брови, глаза наполненные любопытным страхом. «Да, черт возьми. Вместе», — подумал, но вслух весело добавил. — Да, мы же семья, — он приподнял брезентовый полог, — Ныряй. — Подожди, — она явно страшилась переступить порог, — Я хотела спросить. Ино и Сай. Я подумала, что там кто-то… что там кому-то плохо. Но… — Им было хорошо, — сказал и тут же понял, что произнес это вслух. "Им было очень хорошо, тебайо". — И мы тоже. То есть. Тебе тоже хочется… — Да, — тут он уже не посчитал нужным скрывать. Не видел смысла лгать. — Значит, мне нужно… Я должна... — Нет, — он взял ее ладошки в свои, согревая. Заодно и спас оставшуюся висеть на одной ниточке прозрачную пуговицу, — Нет Хината, тебе ничего не нужно. Ты ничего не должна. Все семьи разные. И наши с тобой желания должны совпадать. "Боже. Это точно я? Послушать, так старикан какой. Извращенский старикан. Учит девчушку отношениям. Да так оно и есть. Попадись мне такой где, все свои причиндалы бы потерял. Чесн слово! Обещаю, держать себя в руках. Звучит-то как двусмысленно" Он крепко сжал ее кулачки в своих ладонях, отпустил, набрал в легкие воздуха и невесомо поцеловал в лоб, прикрытый челкой. — Иди ложись. Спокойной ночи. Я отолью и вернусь. — Хорошо.***
Он пришел, только когда луна добежала до вершины взгорья за рекой. На этот раз ему хватило одного запаха, в котором он утонул, бесшумно пробравшись внутрь. Хината лежала с закрытыми глазами, боясь шелохнуться, пока за ее спиной он мелко часто покачивался и свистел носом, воскрешая в памяти каждое касание сегодня у костра. Она проснулась, когда на улице только начал заниматься рассвет, скованная непривычной тяжестью — ее сгребли мужские руки, нога легла поверх ее ног. «Не стану будить. Спи, спи, мой милый », — как девочка улыбнулась своим мыслям, поцеловала в пушистое предплечье.