Рассвет над пепелищем

      Полуразлёгшись перед костром, Мириам методично почёсывала посапывающего Клевера за надорванным в последней стычке ухом, вглядывалась в искажённые пламенем лица и казалась в общем-то умиротворённой, хотя в грудь отчаянно царапалась зависть к Лелиане, сославшейся на дежурство прошлой ночью и потому сейчас в уединении отдыхавшей в палатке.       Неумолимо подступала звенящая темнота, умолкали Морозные горы. Не высвистывали лихо в верхушках деревьев-великанов ветры, не скрипел снег под лапами диких зверей, не дрожал в ушах вой порождений тьмы, только хохот, переливчатый, на разные лады, нарушал эту благодатную тишину.       Огрен, откинув в сторону пузатую бутыль из тёмного стекла, потянулся за другой. Брызги вскрытого напитка попали на тлеющие дрова. Искры взвились в воздух, и в их ярком свете чётче проступили искажённые в счастливых гримасах лица: заволочённые пеленой опьянения взгляды, глубокие складки у носов и лучики морщинок у глаз Винн. Зевран негромко хмыкнул и окинул оценивающим взглядом начищенный клинок. Стэн пробасил что-то едва различимое, видимо, о чудаковатых нравах южан, и вернулся к чистке топора. А Огрен, бесцеремонно срыгнув, снова открыл рот. Мириам едва успела закусить губу изнутри, чтобы не скривиться.       От похабщины и крепкого зловония, какое поражало чуткое обоняние в самых грязных тавернах, было некуда деваться. Мириам отчаянно не хватало воздуха. Пускай россказни гнома она перестала слушать после первой его пьяной байки, преисполненной бранной гнусности (и начисто лишённой смысла!) и отчего-то показавшей всем вокруг забавной, нутро её рефлекторно содрогалось, когда Огрен издавал булькающие звуки.       Неестественно громкие и бесцеремонные — попросту непозволительные в том мире, в котором они находились сейчас.       Мириам поёрзала, как если бы намеревалась уйти, однако позволила себе лишь сменить позу. Чувство долга тисками сжимало грудь, прижимало к земле, не позволяло покинуть компанию. Её святая обязанность — сполна узнать каждого, прежде чем двигаться навстречу гибели.       — А есть ещё вот тако-ой анекдот… — Огрен прокашлялся, приложился к бутылке и продолжил. — Идёт, значится, торжество в Алмазных залах, и приспичило одному, так сказать, облегчиться.       — Ооох… — Винн страдальчески помассировала виски и поднялась. — Знаешь, Огрен, я в молодости наслушалась подобных историй. Пожалуй, пойду разомну ноги.       — Тю! Ты просто не слышала этой!       — Воздержусь, — жёстко отчеканила Винн и, оперевшись на посох, как на трость, поднялась. — Заканчивал бы ты с подобными историями: они плохо сказываются на воспитании юного поколения. Особенно дам.       Мириам усмехнулась и покосилась на Алистера: он сидел краснее лепестков розы, бережно заложенной Мириам меж листами тетради. Однако не двигался.       — Подумаешь! — прогоготал Огрен вслед удаляющейся ссутуленной фигуре Винн. — Держу пари, наша Стражница хранит в запасе таких анекдотов ещё поболе моего! Сами ж говаривали, что рыба с головы гнить начинает. А гниль-то вся она там — наверху, среди знати. Всегда так было и всегда так будет. Что в Орзаммаре, что на поверхности. Так вот… Делает он своё дело, в это время подходит к нему гномка. Молоденькая, хор-рошенькая…       Огрен пьяно замурлыкал, а Мириам показалось, что его мутный взгляд коснулся её. Липкие мурашки проступили на коже, Мириам дёрнулась, как от пощёчины, и вскочила на ноги. Больше терпеть было невозможно! Сжав руки в кулаки, она шумно вдохнула. Ночной воздух раздирал нос и глотку чуть ли не до обморожения, однако клокотавший внутри жар негодования был сильнее.       Затушить бы костёр, разбить вдребезги полную бутыль о косматую голову, разогнать бы всех по палаткам, оставив Стэна в карауле, а прежде строго-настрого запретить им всем упоминать их с Алистером происхождение — слишком уж свежа эта рана была для шуток. Мириам мотнула головой: не поймут, а то и оскорбятся…       А ссориться в такое непростое время — большая ошибка. Поэтому ей оставалось только исключительно миролюбиво выдохнуть:       — Что-то я разомлела. Пожалуй, тоже пойду пройдусь.       — Составить тебе компанию? — с готовностью протянул руку Алистер.       Мириам, с трудом приподняв уголки губ в невесомой улыбке, погладила его холодные шершавые пальцы и отказалась. Алистер, несомненно, заметит тень печали на её лице, станет расспрашивать или пытаться развеселить её историями о Серых Стража, ненамного отошедших от баек Огрена, разговаривать о будущем или утешать.       Мириам же хотелось помолчать, услышать присмиревшую природу и позволить безысходности и ярости иль в немом вопле, иль тихими слезами вырваться прочь.       Оказавшись в отдалении от костра, Мириам обняла себя за плечи и обернулась. Огрен уже растянулся на земле, и языки пламени сверкали на бутылке в его руках тёмными бликами.       — Он вечно пьян…       Насмешливое замечание Морриган разрезало тёмную тишину внезапно. Мириам не дрогнула, лишь грустно кивнула:       — Да. С тех пор, как он поднялся на поверхность, он только пьёт, бранится на жену и рубит порождений тьмы. Но в остальном как будто бы доволен. Может статься, что именно от пьянства он вечно счастлив?       — Или от глупости — как знать. Тебе он неприятен — это вижу я. Тогда ответь, зачем нам было его брать…       Мириам с интересом повернулась к Морриган и всмотрелась в её лицо. Даже в темноте возможно было различить хищное сверкание желтоватых глаз и тонкую едкую насмешку, словно застывшую на губах. Казалось, она её понимала… Быть может, не всегда, но сегодня точно — как никто иной.       — Знаешь, а мы… Мы можем пройти к тебе? — немного помявшись, одними губами предложила Мириам.       — Зачем это ещё?       — Помолчать…       Мириам растерянно пожала плечами и коротко дыхнула на руки, которые начал пощипывать холод. Одарив её многозначительным долгим взглядом, Морриган мягко ухмыльнулась и кивком головы велела следовать за ней. Под ногами захрустел снег.