Рассвет над пепелищем

      Смерть билась в венах всё сильнее и сильнее, словно пытаясь прорваться сквозь серую дряблую кожу. А песнь вбивалась в виски — уже не прекрасная и манящая, тошнотворная, иссушивающая горло желанием подвыть ей, мучающая тело лихорадочными метаниями, выкручивающая душу наизнанку, молотками размозжающая сознание до безволия.       Мириам Кусланд переступила с ноги на ногу и вынула из ножен фамильный клинок — последнее, что у неё осталось от себя самой. Исцарапанный в многочисленных битвах лавровый венок на навершии тускло печально блеснул в лавовых переливах Глубинных Троп.       Это был их последний бой. Мириам слышала, как за огромными вратами, сдерживаемыми печатями и немногочисленными силами самоотверженного и несчастного Легиона Мёртвых, порождения тьмы готовились к бою. Беспощадному, кровавому, смертельному бою, как всегда, лишенному смысла.       Порождения тьмы бились просто так, пока не просыпался Архидемон, потому что и не умели ничего больше. И в этом Мириам Кусланд походила на них.       Шаги давались тяжело. Сильверитовая новенькая кольчуга, почётно сияющая грифоном и высшими знаками отличия Ордена Серых Стражей, давила на плечи, сжимала грудь. И сердце, глухое, медленное, почти отравленное за два с лишним десятка лет кровью порождений тьмы сердце, билось быстрее.       Серого Стража приветствовали ликованием, поднятым вверх оружием и сочувственными взглядами. Мириам Кусланд не видела этого, не чувствовала — шла, как безвольная, бездумная кукла, одержимая. Как порождение тьмы.       Мириам Кусланд превращалась в порождение тьмы — и это была единственная причина, по которой она спустилась сюда. Ей отвратительно было видеть сереющую огрубелую кожу, изъязвленное тело, отвратительно было смотреть в собственные глаза, с каждым днем теряющие остроту и затягивающиеся мутной пленкой, отвратительно было заходиться в кашле, отхаркивая сгустки чёрной крови. Отвратительно было ходить по земле и чувствовать испуганно-сочувствующие взгляды.       Но ужаснее всего было думать, что однажды песня станет громче и Мириам навредит той, кого поклялась защищать люблю ценой.       Рука обхватила меч твёрже. Из горла вырвался не то отчаянный вопль, не то резкий приказ, не то ликующий крик. Печати сорвались. Огромные ворота с причудливыми узорами, на которые никогда не хватало времени смотреть, распахнулись, подняв вверх облако красно-серой едкой пыли. А потом задрожала земля.       Порождения тьмы стали тьмой. Накрыли Мириам с головой, как высокие волны Недремлющего моря в шторма накрывают неосторожные маленькие корабли, не давая шанса на вдох. Затрещал нагрудник, ломаясь под натиском крючковатых пальцев, завибрировала в ушах песнь.       По рукам, по телу сквозь щели в доспехах, по губам заструилась тёплая кровь. Запахло металлом и разложением.       Когти крикуна пронзили её насквозь.       Мириам содрогнулась всем телом, заходясь в протяжном, сиплом, удушающем кашле, и резко села на постели, пытаясь подавить кашель в кулаке, чтобы ненароком не разбудить Лелиану.       — Вот, попей! — в полумраке спальни, озаренной лишь тусклым сиянием полумесяца, обеспокоенно метнулся силуэт.       Мириам попыталась перехватить протянутый кубок, но руки тряслись не то от кашля, все ещё колючим комом стоящего в горле, не то от кошмара. Лелиана мягко поднесла кубок к её губам. Пересохшие лопнувшие губы защипало странным холодным отваром, Мириам сделала несколько больших торопливых глотков.       Напиток какой-то живительной прохладой растекался по телу. Унимал зуд старых шрамов, жжение скверны под кожей, растворял удушающий ком в горле. Когда Мириам допила и смогла с облегчением выдохнуть, Лелиана так же неуловимо, как оказалась подле неё, поднялась, отставила кубок на заваленный безделушками столик и одним точным щелчком огниво зажгла свечу.       В полумраке спальни, озаренной дрожанием пламени одинокой свечи, она, в одной белой сорочке, простоволосая, на мгновение показалась самой Андрасте, и Мириам стало жарко.       — Извини, я разбудила тебя.       — Я всё равно не могла уснуть, — качнула головой Лелиана, в нерешительности замирая у изножья кровати, как будто бы мгновение назад не она тут сидела и поддерживала голову Мириам, помогая ей пить. — Всё думала о разногласиях среди магов. Мы только успокоили войну между магами и храмовниками, как Вивьен решила устроить новую. Между магами.       — Переживаешь? — вскинула бровь Мириам и пододвинулась, приглашая Лелиану сесть рядом.       — Я ведь Верховная Жрица. Почти невеста Создателя, — Лелиана хмыкнула, — творю его волю. А какова его воля, я… Я ведь и не знаю. Создатель молчит, понимаешь, Мириам? И… Я бы, может, даже усомнилась, что он направлял меня когда-то, если бы…       — Если бы?       — Ты помнишь сон?       — Твой сон, который привёл тебя к нам на помощь? — Мириам улыбнулась и тихо охнула, ощутив, как лопнула губа. — Я не забуду этого никогда.       — Я тоже… — прошелестела Лелиана и мягко опустилась рядом.       Мириам нашла её руку, сжатую в напряжённый кулак, и мягко накрыла:       — Прости. Это я должна караулить твой сон и быть готовой прийти к тебе на помощь. Не ты.       — Глупости, — Мириам с облегчением заметила, как расслабленно опустились плечи Лелианы. — Мы ведь подруги. Наш общий долг — беречь друг друга.       Мириам грустно улыбнулась в темноту и пожала плечами. Лелиана обернулась к ней, осторожно переплетая их пальцы:       — Что с тобой, Мириам? Скажи мне, как я могу помочь.       — Мне кажется, что мне уже никто не поможет, — обречённо вздохнула Мириам, отодвигаясь дальше, на холодную сторону двуспальной кровати.       Лелиана полностью перебралась на кровать и, зябко поежившись, прикрыла босые ноги покрывалом. Мириам бережно погладила большим пальцем её руку:       — Знаешь, я, честно говоря, завидую Алистеру. Злюсь на него временами за то, что оставил меня. Скучаю, конечно… И завидую. Серые Стражи — это армия живых мертвецов. Их окончательная гибель — дело времени, выносливости организма и качества магии крови. Мы живём. И медленно умираем. Мы с Алистером были посвящены рано. У нас было в запасе не так много лет. Максимум — три десятка. И половина из этого срока уже прошла. Мы мечтали найти исцеление. Вернее, я мечтала, а он был со мной согласен. И тогда мы бы умерли так, как должны были, как полагается людям, обычным людям: или на поле брани, достойной брани от меча достойного соперника, или в покое и мире. Вдвоём.       — Зная вас, — тихонько усмехнулась Лелиана и легко ткнула Мириам локтем под ребра, — могу сказать, что покой и мир вам бы быстро наскучил.       — Быть может. Но мы были бы вместе. Понимаешь? Мы мечтали умереть вместе.       Мириам прикусила губу и приглушенно рассмеялась: они мечтали у-ме-реть. Как же это, наверное, ужасно звучит. Лелиана крепче сжала её руку, и Мириам продолжила:       — Едва услышав Зов, едва заметив изменения в поведении друг друга, в организме, мы бы вдвоём спустились на Глубинные Тропы и дали бы смертный бой Порождениям тьмы. Вдвоём. Но Алистер… Он не мог поступить иначе. Он бы в любом случае умер героем. А я… Я не хочу. Понимаешь, Лелиана? Я не хочу умирать… Там. Одна. Но я боюсь. Боюсь, если останусь, то могу навредить тебе.       Мириам выпалила это и посмотрела на Лелиану. В тусклом мерцание огня голубые глаза показались хрустальными. Лелиана осторожно второй рукой накрыла ладонь Мириам:       — Нет, — голос её дрогнул и тут же звякнул остро-нежно, как клинок в руках умелого барда: — Нет. Ты не навредишь.       — Откуда ты можешь знать…       — Знаю. Ты слышишь меня, Мириам? Мы найдём лекарство. Ты будешь жить.       Мириам коротко сжала пальцы Лелианы и в молчаливой признательности ткнулась лбом ей в плечо.