Из 17 в 40

      Гермиона почувствовала, что снова падает, будто земля внезапно уплыла у неё из-под ног, и от неожиданности вцепилась в руку Рона.       — Привет, — лениво произнес Гарри, не сводя с неё своего пронзительного взгляда, отчего ей стало жарко. Очень жарко.       — Привет, — с трудом выговорила она, заметив, что Рон и Джинни ограничились лишь слабыми кивками головы.       В воздухе витала какая-то неловкость и недосказанность и, хотя Гермиона не понимала в чём дело, было ясно, что присутствующие не особо-то рады этому семейному сборищу.       — Ой, мои дорогие! — раздался знакомый клокочущий голос и Гермиона, повернув голову, увидела входящую в комнату Молли. — Как я рада вас видеть! Как давно мы не собирались большой дружной семьёй Уизли.       Молли выглядела заметно постаревшей. Видно, Рональд был прав, и смерть Фреда оставила существенную отметину на её внешности, да и годы явно взяли своё. Но вот только за всем этим чувствовалось что-то ещё. Этот её чересчур сладкий тон, эта натянутая улыбка, оценивающий взгляд, брошенный сначала на Гарри, а потом на неё… Какая-то фальшь и неестественность проскальзывали между строк. Но когда Гермиона вспомнила о Фреде, ей стало неловко за свою подозрительность. Наверняка всё было как всегда, всё было нормально, просто это она из-за своей потери памяти воспринимает всё так остро. И этот взгляд Джинни — он вовсе не злой, просто ей так кажется.       Гермиона автоматически ответила на объятия миссис Уизли и последовала за ней на кухню, рассматривая носки своей обуви. Почему-то её щёки пылали, а внезапно появившиеся мурашки устроили забег по телу, собираясь в узлы внутри живота, стоило только ей посмотреть на Гарри или даже просто подумать о нём.       Стол в Норе, как обычно, ломился от обилия вкусностей. Этого у Молли было не отнять. Тихо появившийся Артур добродушно поприветствовал всех и занял своё место, что послужило сигналом для остальных. Гермиона с Роном тоже устроились за столом, расположившись напротив Гарри с Джинни, и Гермиона потупила взгляд, уперевшись им в стол, так как взгляд друга всё ещё очень смущал её. И, к тому же, заматеревший с годами Гарри смотрелся одновременно и нереально круто, и столь же нереально неуместно во всём этом антураже Норы. Неуместно настолько, насколько Гермиона ощущала себя сама.       Тем временем мистер Уизли достал палочку и лёгким взмахом откупорил несколько бутылок вина, а Рон уже тянулся к аппетитным куриным ножкам и кусочкам пирога.       — С днём рождения, Министр, — пафосно продекламировал Джордж, поднимая бокал. — Как-никак, благодаря тебе мы тут собрались сегодня.       — Спасибо, не стоило, — промямлила уже пунцовая от смущения Гермиона.       — Эх, жаль Билл и Флёр не смогли к нам присоединиться… и Перси… — вздохнула Молли, а потом, стремясь развеять возникшую неловкую паузу, продолжила: — Ну, дети мои, в любом случае я рада всем вам. И надо бы собираться почаще…       — Угу, — согласился Рон, не переставая жевать курицу.       — Рональд, сколько можно тебе твердить, что разговаривать с набитым ртом неприлично! — возмутилась миссис Уизли. — Я, конечно, понимаю, что тебя сильно не балуют домашней едой, но не набрасывайся ты так, будто век не ел!       «Что это? Намек на мои скромные кулинарные способности?»       Гермиона заметила, как при этой фразе скривилась Джинни. Конечно, та наверняка была отличной хозяйкой и частенько радовала Гарри своими кулинарными шедеврами. Гермиона только сейчас рассмотрела, что Джинни с годами стала больше походить на мать: слегка раздобрела, округлилась и приобрела характерную для Молли мимику. И такую же хватку Цербера, судя по взглядам, которые она бросала на собственного мужа. А вот Гарри, казалось, отбывал наказание, присутствуя на этом вечере. Он откровенно скучал, не реагируя ни на шутки Джорджа, ни на попытки собственной супруги завязать разговор. Лишь изредка он смотрел на Гермиону, пронзая её взглядом своих зелёных глаз, похлеще выпущенной умелым лучником стрелы. И от этого у неё то и дело пересыхало во рту, отчего она непроизвольно налегала на лёгкое вино, даже не чувствуя привкуса алкоголя.       — Как там Хьюго? Как Роза? Надеюсь, в этом учебном году без происшествий? — от вопросов Молли хотелось забраться под стол не меньше, чем от взглядов Гарри.       — Нормально, — бубнила Гермиона, продолжая выслушивать поздравления, благодарить, кивать и изо всех сил, делать вид, что понимает, о чём идёт речь, хотя ни в малейшей степени не улавливала смысла большинства разговоров.       Однако она выяснила, что у Гарри и Джинни трое детей. Она путалась в их возрасте и именах, но сам факт их наличия почему-то расстроил её. И она всё никак не могла объяснить самой себе эту свою реакцию, ведь Гарри наверняка был счастлив. В конце концов, он всегда хотел большую семью. А ей-то какое до этого дело? Да, никакого.       Но, тем не менее, Гермионе дико хотелось просто исчезнуть отсюда. Она ощущала себя чужой в этой компании, казалось бы, родных и знакомых людей. Всё-таки она ещё со слишком большим трудом воспринимала все те внешние изменения, которые произошли с каждым из них более, чем за двадцать лет. Пока она успела привыкнуть только к Гарри, но, возможно, потому что уже вчера виделась с ним.       «Или потому что эти изменения тебе нравятся?» — протрещал ехидный внутренний голос в её голове.       Гермионе было трудно воспринимать себя сорокалетней, но ведь большую часть дня она не видела себя со стороны. А вот Джордж и Рон из вчерашних мальчишек превратились в непривычных её глазу мужиков. Джинни тоже уже не смотрелась девочкой. И это было странно, ведь буквально пару дней назад она лицезрела её пятнадцатилетней. Молли и Артур заметно состарились. А Гарри… Чёртов Гарри Поттер! Да, он тоже изменился… но… Он был великолепен, Мордред его подери! Действительно великолепен! И это смущало Гермиону и пугало похлеще предстоящих в прошлой жизни экзаменов.       — Гермиона, девочка моя, а ты так и не научилась готовить любимый пирог Хьюго? Там же совсем простой рецепт, вон, у Джинни он получился с первого раза, — вопрос Молли вернул её с небес на землю, и Гермиона ощутила некое раздражение.       Да, она многого не помнила, но сейчас речь шла не об этом. Даже в свои семнадцать она не была экспертом по кулинарии и не собиралась тратить на это свою жизнь. И что бы там ни произошло позже, Рон и его семья должны были понимать, что для неё важна карьера, и она не будет целыми днями стоять у плиты и заниматься какими-то там пирогами. Она уже хотела огрызнуться, но её опередил муж.       — Ой, мам. Ты же знаешь, что Гермиона готовит на ужин новые законопроекты. Без неё же есть риск, что чистокровные, вроде нас, совсем отобьются от рук и замутят Третью Магическую войну. Эх, надо бы поискать нового Волан-де-Морта, да прибиться к нему…       — Не смешно, Рон, — жёсткий тон Гарри, заставил Уизли замолчать.       Гермиона благодарно кивнула другу, но опять перехватила усмешку Джинни и заметила, как та накрыла ладонью руку своего мужа, лежащую на столе.       Голова закружилась, стало совсем душно, и Гермиона не выдержала.       — Извините, — буркнула она, поднимаясь из-за стола. — Мне нужно подышать, голова кружится.       — Конечно, — поддержал её Артур, — Только накинь что-нибудь, а то простынешь.       Гермиона решила обойтись согревающими чарами и чуть ли не бегом рванула к двери. Она задыхалась. Но дело было не в повышенной температуре помещения, а в той давящей атмосфере, которую она чувствовала каждой клеточкой своего тела. Все сидели, дружно притворяясь счастливыми. Но на самом деле все они были не особо-то рады видеть друг друга. Или просто они не были рады видеть именно ЕЁ? Ведь семья Рона и правда чистокровная, а она наворотила какую-то дичь с этими законами. Так что, возможно, косые взгляды в её сторону были вполне заслуженными.       Гермиона выскочила на улицу, отошла подальше к изгороди и подняла глаза на бездонное небо. К вечеру привычные осенние тучи рассосались и сейчас россыпь звёзд на небосводе поражала своей численностью и великолепием. Холодный ветерок приятно обдувал пылающие щёки, немного нормализуя её состояние. Как же ей хотелось обратно в школу. В старый родной Хогвартс, где они все дружны, юны и вместе преодолевают все возникающие трудности. Где миссис Уизли не теряла сына, а Джордж брата. Где она не издавала дурацких законов, не выходила замуж за Рона и не ссорилась с лучшим другом по непонятным причинам. Где Джинни не бросала на неё презрительные взгляды, где…       На глазах выступили слёзы, и Гермиона облизнула пересохшие губы. Какой бы сильной она ни была, сейчас ей казалось, что она не справится. Ещё немного, и она точно сломается. Она не была готова к тому, что забудет больше двадцати лет своей жизни. Что потеряет всё, что ценила, во что верила, за что боролась! Это словно и не она вовсе. И жизнь не её! Сон, кошмарный сон, который никак не кончится. Она закрыла глаза и тяжело вздохнула, запуская в лёгкие леденящий воздух.       — Всё настолько плохо? — раздалось за её спиной, отчего она вздрогнула и с трудом удержалась от того, чтобы обернуться.       — Неужели это так заметно?       — Ну… обычно ты в течение получаса грызёшься с Молли, ставишь её на место и уходишь домой, оставив Рона в одиночестве наслаждаться ужином. А сегодня ты невероятно покорна и молчалива.       — Мерлин… — Гермионе хотелось схватиться за голову. Неужели хамить свекрови стало для неё нормой?       — Что сказали в Мунго? — Гарри расположился рядом и скрестил руки на груди. Он накинул мантию и, видимо, не пользовался согревающими чарами, в отличие от неё.       — Больше спать и не нервничать, — с истеричным смешком вырвалось у Гермионы.       Она не могла разобраться, что чувствовала в этот момент. С одной стороны, присутствие Гарри волновало её, а с другой — успокаивало. Ей было настолько одиноко и тоскливо, что она ещё продолжала цепляться за ниточку их дружбы, игнорируя информацию о ссорах и размолвках.       — Гарри, — она набралась смелости и повернулась к нему, заглядывая прямо в глаза, — как я стала таким ужасным человеком?       — Ты не ужасна, Гермиона, — грустно ответил он. — Просто мы оказались не такими идеальными, какими считали себя в юности. В жизни не всегда всё так, как ты себе это представляешь, будучи молодым…       — Но ты же не стал таким?! — с жаром вырвалось у Гермионы, и она обняла себя руками, чувствуя дрожь от холода.       «От холода ли?»       — Ты… ты… любишь свою семью, детей, у вас с Джинни всё хорошо… — ей показалось, что Гарри посмотрел на неё как на сумасшедшую, и она поспешила перевести стрелки на себя. — А я… я вообще не понимаю, зачем вышла за Рона? Я создаю ужасные законопроекты! Изменяю мужу! И, скорее всего, не люблю собственных детей! Я — чудовище, Гарри!       Самообладание покинуло её окончательно, слезы фонтаном хлынули из глаз. За все семнадцать лет жизни, которые Гермиона помнила, она не рыдала столько, сколько за последние несколько дней.       — Я… я…       Гарри застыл статуей, глядя на неё, а потом что-то надломилось в нём, ушла отстранённость, исчезло безразличие и крепкие надёжные руки притянули её к себе с небывалой нежностью, отчего сердце Гермионы подпрыгнуло куда-то к самому горлу.       — Ну всё, всё… хватит… — ласково повторял он, гладя её по голове, пока она заливала слезами его мантию, не имея ни сил, ни желания отстраняться или останавливаться.       Ей стало удивительно уютно и хорошо. Как будто она была в самом безопасном месте на земле. Гермиона прильнула к нему ещё сильнее и вцепилась кулаками в одежду. В голове вертелись сотни вопросов, но сил говорить не было.       — Я надеюсь, тебе понравились розы? — мягко прошептал он почти на ухо, и Гермиона вздрогнула от того, как его дыхание обдало её кожу, вызвав новую волну эйфории пронзившую всё её тело.       «Так это Гарри прислал цветы! Гарри!»       Несмотря на ссору он не оставил её день рождения без внимания. Она подняла на него заплаканные глаза, язык с трудом шевелился.       — Они… Они чудесные…       — Как и ты… — вырвалось у него, и Гермиона замерла.       Всё вопросы выскочили из головы, тело и мозг вступили в неведомую ей ранее борьбу, противореча друг другу. Странные догадки, вспомнившиеся оброненные утром злобные слова Рона… Его горячие пальцы прикоснулись к её лицу, прошлись по щеке, дотронулись до подбородка… Нет! Это не могло быть правдой! Они же друзья! Лучшие друзья! И Гарри женатый человек, и…       — Вы бы могли хотя бы здесь не обжиматься? — раздавшийся за спиной ядовитый голос заставил её отпрянуть от Гарри и резко обернуться. — Мама вас потеряла.       Джинни презрительно смерила их взглядом и гордо вскинула голову. Гермиона уже собиралась что-то пролепетать в своё оправдание, но резкий тон Гарри опередил её.       — Не придумывай, Джин. Мы обсуждали рабочие вопросы. Сейчас придём.       — Я не понимаю почему жена моего брата обсуждает рабочие вопросы, — Джинни намеренно выделила последние два слова, — в объятиях моего мужа.       — Я сказал иди в дом, — это был приказ и Гермиона ошарашенно наблюдала, как в медовых глазах Джинни сверкнула вспышка гнева, но она подчинилась и бегом бросилась прочь.       Список вопросов в голове вырос с сотни до тысячи. Её глаза округлились, и она открыла было рот, но Гарри заговорил первым.       — Нам лучше вернуться, — сжимая её ладонь, сообщил он, — идём.       — Гарри, мы как… — она с трудом поспевала за ним. — Что между нами происходит? И почему ты так груб с Джинни? И…       — Гермиона! — он резко остановился. — Да что с тобой? Ты правда этого не понимаешь?       Его зеленющие глаза сверкали холодом и недоверием. Почему? Неужели он не верит ей? Возможно ли, что между ними произошло, что-то настолько страшное, что Гарри решил, что она может ему так беспринципно лгать?       — Правда, — прошептала она, чувствуя себя маленькой беззащитной девочкой.       Но ведь на самом деле она и была такой. От сорокалетней женщины у неё было только тело, в отличие от мужчины, который сейчас как-то странно смотрел на неё. Всё в нём говорило о том, что он был старше, опытнее и мудрее. И знал вещи, о которых она даже не догадывалась. И возможно даже боялась вспоминать…       — Я зайду к тебе на неделе. Вечером, — коротко бросил Гарри, заметив, что дверь отворилась, и на пороге возник Рон, недовольно уставившийся в их сторону. — Там и поговорим.       Гермионе ничего не оставалось делать, как просто кивнуть и двинуться за ним к дому. Этот день оказался снова богат на загадки, от которых её начинало охватывать жуткое предчувствие.       Гарри прошёл мимо друга, будто того и не было, даже не выпустив руки Гермионы из своей. Уизли лишь что-то фыркнул им в спину. В доме им пришлось расцепить ладони, и Гермиона ощутила, как волна одиночества снова накрывает её. Несмотря на странное поведение и некую отчуждённость Гарри, с ним ей не было так страшно, ему она доверяла на каком-то подсознательном уровне.       Войдя в гостиную, она в который раз словила на себе недобрый взгляд Джинни, но решила не делать поспешных выводов, а дождаться объяснений Гарри. В любом случае, он был единственным, кто мог дать ей хоть какие-то ответы.       Остаток вечера она молча просидела на диване, стараясь кивать, улыбаться и делать заинтересованное лицо, слушая истории Молли о внуках. Особенно много комплиментов доставалось детям Джинни, ведь та была образцовой матерью и отменной домохозяйкой. В отличии от Гермионы… Этого, конечно, прямо никто не озвучивал, но упрёк просто витал в воздухе и не нужно было обладать даром профессора Трелони, чтобы почувствовать его.       Рон притащил чашу с пирогами и те достаточно быстро исчезали у него во рту. Это выглядело так, будто он и правда несколько месяцев ничего не ел. В общем, за двадцать с лишним лет этикет Рональда Уизли за столом изменений не претерпел. А ещё он налегал на бузиновое вино, игнорируя даже щебетание матери. Гарри вновь нацепил маску безразличия и наблюдал за игрой языков пламени в камине. А Гермиона не могла избавиться от искушения наблюдать за ним, хотя бы изредка. Вот сейчас он снова был похож на взрослого незнакомого мужчину, но тогда, на улице, когда он обнял её, желая успокоить, это снова был Гарри. Её Гарри. Лучший друг, которому она всегда доверяла. На какое-то мгновение ей показалось, что они вернулись в прошлое, но возникшая рядом Джинни тут же разбила эту иллюзию вдребезги.