***
Гарри удалось уснуть только под утро. События последней недели сильно сказались на его эмоциональном состоянии, перевернув давно отлаженную жизнь с ног на голову. Даже Джинни что-то почувствовала и снова взялась за свои истерики, хотя все последние годы в их семье царил привычный и устраивающий обоих «холодный мир». Радовало хотя бы то, что дети были в Хогвартсе и не видели очередных скандалов. Дел в Аврорате было, как обычно, навалом, людей не хватало, а каких-нибудь очередных ненормальных словно подвозили по расписанию с соседних планет. Сколько ни лови, меньше не становилось. Он искренне переживал за Гермиону. Пусть история их взаимоотношений последние пять лет оставляла желать лучшего, Гарри убил бы за неё любого. А тут, как назло, некого было убивать. Виноватых не было. Не было нападений или проклятий, и никто не мог внятно ответить на вопрос, что же произошло. Пока она лежала в Мунго, он вышел на специалистов по потере памяти в маггловском мире, но ему и там не сказали ничего нового. Гермиона обладала хорошим здоровьем, не получала травм и попросту не имела никаких предпосылок к подобному повороту событий. Вдобавок ко всему, душу бередили проснувшиеся чувства, не желающие вновь забираться в тесную клетку, где он держал их последние годы. Гарри был зол на неё. За то, что не дала ему второго шанса, не подпустила ближе и не позволила помочь в самый трудный момент жизни. За эти чёртовы проекты, которыми она доказывала что-то непонятно кому, а на самом деле просто вымещала свою боль. За то, что, пытаясь досадить ему, пошла на совершенно дурацкие шаги. Вопреки распространённому мнению, Гермиона Грейнджер ничего не прощала и не забывала. Она всю жизнь припоминала Рону и Лаванду Браун, случившуюся на шестом курсе, и побег из палатки, и бог знает что ещё до кучи. Иногда Гарри казалось, что она замуж-то за него вышла больше из принципа, нежели по любви. Мол, могу и всё! И самому Гарри она не простила неуверенности, промедления, не сделанного вовремя шага… Школьные годы закончились, это там у него был карт-бланш, и он всегда был бы понят. Когда определенная черта их отношений оказалась пересечена, требования к нему возросли. Да, она имела на это право, Гарри не отрицал. Однако несокрушимое упрямство Гермионы иногда могло затмевать и её логику, и её удивительный разум. В этом она обошла, наверное, даже его самого. А сейчас она вновь смотрела на него тем чистым взглядом, как когда-то давно, в школе. Взглядом, в котором не было упрёков, обид, разочарований, соперничества и пренебрежения. За который он отдал бы всё на свете… Но точки уже были расставлены и роли определены. И это убивало его. Его всю ночь преследовали воспоминания, которые хуже дементоров вытягивали из него жизненные силы. Поэтому, когда вымотанный Гарри провалился в сон, его не смог бы разбудить даже танцующий чечётку йети, не говоря уже о порхающей по кухне подруге. Однако пробуждение от тонкого кофейного аромата оказалось более чем приятным, вызывая ассоциации домашнего уюта, тепла и комфорта. Гарри присел на диване, растёр заспанные глаза и нацепил очки. «Неужели Гермиона занялась готовкой?» Эта мысль снова окунула Гарри в ледяной прорубь воспоминаний. Когда-то она действительно готовила для него на этой самой кухне. И пусть у них всегда было мало времени, но те неповторимые мгновения были самыми счастливыми в его жизни. Он тяжело вздохнул, поднялся и поплелся в ванную.***
— Похоже, я умер и попал в рай, — услышала Гермиона и резко обернулась. В проёме, вальяжно облокотившись на косяк, стоял Гарри. В пижаме и с растрёпанными волосами он показался Гермионе удивительно милым. Да и вообще она была так рада видеть его утром, что, не успев подумать, подбежала и заключила в объятия. Это было первое по-настоящему приятное утро в новой реальности, и Гермиона под наплывом чувств не сразу сообразила, что уткнулась ему в шею и втянула свежий запах какого-то лосьона. Или мыла. Она не знала, что это, но этот запах определённо ей нравился. — Вау. И долго ты будешь обнюхивать меня? — в его голосе появились задиристые нотки, и Гермиона подняла на него смущённый взгляд. — Прости… я всё время забываю… я… — она отстранилась и сделала пару шагов назад. — Я вовсе не против. Иди ещё раз обнимемся, — он расставил руки пошире, но Гермиона окончательно засмущалась и принялась рассматривать носки своих тапочек. — Давай лучше завтракать, Гарри. — С удовольствием, — улыбнулся он, отодвигая ей стул и оценивая аккуратную сервировку. — Завтрак, приготовленный самим Министром магии. Не каждый день мне так везёт. — Но иногда бывало, — как бы ненароком отметила подруга, изучая его реакцию. — Бывало, — как ни в чём не бывало кивнул Гарри, подцепляя вилкой омлет. — Хотя тогда ты ещё не была Министром. М-м-м… вкусно. После завтрака она приняла прописанные зелья и переместилась в кресло поближе к камину. Погода выдалась дождливая, и в доме сразу стало прохладно. Гарри переоделся в привычные джинсы и свитер и развалился на диване. Начинать разговор никто не торопился. Гермиона, потому что просто боялась этой правды, а сам Гарри безумно не хотел нарушать возникшую идиллию, которой он искренне наслаждался. Хоть та и была обманчивой, временной, связанной лишь с недугом подруги. — Нам всё равно придётся об этом поговорить, — нарушила молчание Гермиона, понимая, что Гарри не особо желает распространяться об этой стороне их жизни. — Когда всё началось? — Скажи сама, Гермиона, — он повернулся на бок и сверкнул своими зелёными глазами, отчего её обдало жаром. — У тебя сейчас более чистые и свежие воспоминания. — В Хогвартсе? — её брови взлетели вверх, — Не-е-ет… мы же просто дружили и… — И? — И ты влюблялся то в Чжоу! То Джинни! — она скрестила руки на груди, отгораживаясь от его смущающего взгляда. — А ты, Гермиона? — он испытывающе продолжал смотреть на неё. — Я думал, что тебе нравился Рон. — Я? Я… не знаю… Да при чём здесь всё это?! — Хорошо, — сдался Гарри. — После свадеб мы с тобой остались друзьями и много времени проводили вместе. Больше, чем с супругами, потому что пересекались на работе, да и просто понимали друг друга. Джинни моталась по сборам, а Рон ушёл в лавку к Джорджу, чем вызвал твоё недовольство. Гермиона хотела было возразить, что её недовольство было вполне логичным и обоснованным, но смолчала, так как боялась, что друг снова передумает посвящать её в эту историю. Гарри больше говорил о себе, о своих отношениях в семье, о проблемах с Джинни, о том, что в первый раз заговорил о разводе в двадцать три и, скорее всего, вскоре реализовал бы эту идею, если бы не беременность супруги. Родился Джеймс, и он был на седьмом небе от счастья. Гермиона слышала, как меняется тон его голоса, когда он говорил о детях. Гарри действительно любил их. И от этого стало немного горько, так как своих детей она не помнила и никаких чувств на сегодняшний момент к ним не испытывала. Потом были Альбус и Лили… И всё дальше скатывающиеся в пропасть отношения с Джинни. У Гермионы не укладывалось это в голове. Она, будучи в душе невинной семнадцатилетней девушкой, смотрела на всё с присущим возрасту идеализмом. Ей казалось, что дети должны делать семью крепче и счастливее. Потом ей вспомнился Рон и тот факт, что у неё у самой двое детей, и она сникла. Про свой брак Гермиона поняла лишь то, что там тоже не задалось с самого начала. Вот только почему она не распутала этот гордиев узел раньше? До появления детей? Но на этот вопрос ей не смог ответить даже Гарри. А сама она не помнила мотивы своих поступков. Когда повествование дошло до приёма в Министерстве, на котором Гарри остановился подробнее, Гермиона сразу поняла почему. Он сел и опустил голову, не глядя на неё. В голосе появились выраженные тяжёлые нотки. Эти воспоминания явно мучили его. Возможно, ему было неловко посвящать в них её, учитывая, что она ничего не помнила. — И… мы… что, напились и переспали? — пролепетала она в шоке, когда Гарри замолчал и закрыл глаза. Он резко встал, привычным жестом провёл рукой по волосам и подошёл к камину, встав к ней спиной. — Ну, для меня это выглядело несколько по-другому. И мы не были настолько пьяны, Гермиона. Просто чуть отключили самоконтроль. Она замолчала, обдумывая услышанное и в сотый раз благодаря мистера Брэдли за зелья. Без их приёма она бы сейчас, вероятно, снова ушла в рыдания. Её логика и принципы твердили, что всё это кошмарно. А чувства? Что говорили они? Могла ли она представить себя в объятиях Гарри, охваченной страстью настолько, что наплевала на всё? Она съежилась, невольно вспоминая, как нехотя последние дни выпускала его из объятий, вспомнила тот обжигающий поцелуй, и её сердце заколотилось так сильно, что она непроизвольно закуталась в плед посильнее. Гермиона подняла ресницы и, столкнувшись с его изумрудным взглядом, поняла, что падает в пропасть. Ей не хотелось это признавать и в это верить, но глубоко внутри она ответила на свой вопрос. И ответ прозвучал утвердительно. — П-прости, Гарри, — с трудом вымолвила она, облизывая пересохшие губы. — Продолжай. — Это не очень романтичная и красивая история, Гермиона, — он скрестил руки на груди и переключил внимание на окно, где ветки вековых деревьев лениво касались стекла остатками золотой листвы. — Нас это мучило. Мы жалели. Сначала пытались забыть об этом, но не выходило. Затем сократили общение. И это было кошмарно. Дома всё только ухудшалось, а после случившегося прятать свои чувства за маской дружбы не получалось. Нас хватило на несколько месяцев. А потом всё повторилось. — Но как же Джинни? И Рон… — Да, откровенно говоря, там к тому времени уже нечего было спасать, но ведь дети… А ты уже была старшим заместителем Министра и хотела идти выше. Ты очень много работала, Гермиона. Все поправки в законах о магглорожденных — это твоих рук дело. Тебя не устраивала та несправедливость, что поступая в Хогвартс, чистокровные были подготовлены гораздо лучше магглорожденных, и ты продвигала теорию дошкольной подготовки, даже протолкнула идею создания специального методического пособия для родителей таких детей… Ты тратила кучу сил, потому что на самом деле никто не хотел ничего менять и наши идеалы разбивались о суровую реальность. В общем, ты заслуживала это место больше, чем кто-либо другой. Гарри ненадолго замолчал, но потом продолжил: — Отношения в семье были ни к чёрту, я ещё несколько раз в порыве предлагал Джинни разойтись, но такой вариант не устраивал её. Она грозилась забрать детей, запретить с ними видеться… — Да ты же народный герой! Не смогла бы она лишить тебя детей! — возмутилась Гермиона. Уж что-что, а манипуляции в любом виде она не очень-то одобряла. — Лишить не смогла бы. А вот выпить крови и им, и мне вполне. Да и Рон угрожал скандалами, когда ты поднимала этот вопрос у себя. Я никого не обвиняю и не пытаюсь обелить себя, Гермиона, да и не горжусь собой в этой истории, но так вышло. В общем, мы встречались. Сначала задерживались на работе. Потом организовали это убежище. Может, и не стоило приводить тебя сюда… но тут мы были счастливы… И я не смог придумать ничего лучше… Гермиона молчала. Казалось, она рассматривала пляшущее в камине пламя, но на самом деле она не видела ничего. Эта история напоминала ей дурацкий любовный роман в мягкой обложке, один из тех, которые продаются в супермаркетах на стойках рядом с кассами. Уж что-что, а быть героиней подобной ерунды ей не хотелось никогда. — Как так-то, Гарри? — вопрос был глупым, но он непроизвольно сорвался с губ. — Почему? — Ты не представляешь, сколько раз я спрашивал себя об этом, — вздохнул он, опускаясь на диван. — Ты жалеешь? — Нет, Гермиона. Я жалею только о том, что был в школе слепым идиотом и не понимал себя и своих желаний. Ты единственная, на ком мне надо было жениться. Она смутилась такой откровенности и поняла, что сейчас снова разрыдается. Демонстрировать Гарри новые реки слёз не хотелось, и она резко встала и направилась на кухню, бросив в сторону: — Я заварю чай. Гарри не пошёл за ней, понимая её необходимость уединиться. Ему даже сложно было представить, какой кавардак в её голове навёл он своим рассказом. Именно поэтому он долго противился и не хотел говорить об этом. Но, опять же, окажись он сам в подобном затруднительном положении, то тоже предпочёл бы узнать правду, какой бы она ни была. Гермиона включила чайник и упёрлась руками в край столешницы. Горло сдавил спазм, а слёзы потекли по щекам. Она не знала, кого она оплакивает: погибших родителей, свою никчёмную жизнь или ту девочку, которой когда-то являлась. Её душила безысходность происходящего, потухший взгляд Гарри и тоска в его голосе. Собственная неуверенность и безумное сожаление о прошлом. Ведь тогда, в школьные годы, она сама убедила себя в том, что Гарри никогда не посмотрит на неё на фоне таких красавиц, как Чжоу или Джинни. Так её внимание переключилось на Рона. Он был более доступен, реален как ей казалось… А сейчас… Сейчас всё было просто ужасно. И она боялась услышать продолжение этой истории. Никогда ещё Гермионе Грейнджер не хотелось так убежать от реальности, как в этот момент. Свист чайника заставил её вынырнуть из омута собственных мыслей. Она на автомате насыпала в заварник первое, что нашла в шкафу, залила кипятком, взгромоздила на поднос две чашки и, смахнув слёзы, направилась в гостиную. Нужно покончить с этим. В конце концов, это её сегодняшняя жизнь и бежать от неё некуда. Гарри по-прежнему сидел на диване и выглядел немногим лучше её. Гермионе невольно подумалось, что ещё неизвестно, кому из них хуже. Ей, не помнящий весь этот кошмар, или ему, продолжающему вариться в тех эмоциях. Она поставила поднос на небольшой журнальный столик и расположилась рядом с Гарри. Разлила чай по чашкам, протянула ему одну. — Я бы предпочёл что-нибудь покрепче, — попытался пошутить он, беря напиток из рук подруги. — Спасибо. — Судя по всему, пить нам с тобой нельзя, — буркнула она и только потом, поняла, что произнесла. Лицо Гарри стало каменным. — Не заставляй меня доказывать тебе, Гермиона, что наши отношения не были обусловлены алкоголем. Я не настолько беспринципен. — Прости. Она опустила глаза, пытаясь унять стучащее в висках сердце и дрожь в руках. Она вспомнила своё первое пробуждение после потери памяти, ядовитые слова Рона, похмелье, кофе с коньяком на работе, МакЛаггена, будь он неладен, и чуть не поперхнулась чаем. Похоже, это её будущие принципы станут далеки от идеала. А ещё… Ещё она помнила тот неожиданный и смелый поцелуй и… «Мерлин, не надо ничего доказывать!» — Почему мы расстались? — слова давались ей с трудом. — В тринадцатом убили твоих родителей. И это… — Гарри поставил чашку на стол и взял подругу за руку, видя, что её губы начинают подрагивать. — В общем, это действительно сломало тебя. Мы уже отошли от войны и расслабились, никто не ожидал подобного и, тем более, таким жестоким способом. Гермиона не решалась расспрашивать подробности. Этого бы она точно не вынесла. Она просто закрыла глаза и сосредоточилась на пальцах Гарри, сжимающих её ладонь. — Как назло, мы не могли быстро раскрыть это дело и поймать виноватых. Пресса связала всё это с противостоянием магглорожденных и чистокровных, разжигая ненависть. Чистокровных осталось немного, да и те заметно потеряли вес в обществе после двух Магических войн. Плюс постоянные скандалы в семье. Я был плотно занят расследованием, засиживался до ночи, выпивал. Мы редко виделись и… — Гарри замолчал и застыл каменной статуей, глядя на неё, проклиная себя за эти слова и за то, что делает ей больно. Гермиона затихла, позволяя слезам беспрепятственно бежать по щекам. Вдруг Гарри словно ожил и притянул её к себе так сильно и настойчиво, что она сначала испугалась, а секунду спустя уткнулась ему в плечо и всхлипнула. — Прости, — его руки участливо поглаживали её спину, — я должен был больше быть рядом, расследование никуда бы не делось, но… Я был одержим. Я ненавидел их так же, как и ты, если не больше. Я… я… упустил момент, когда ты замкнулась, ушла в себя… Ты же очень сильная Гермиона и никогда не просила помощи… Ты тоже ушла с головой в работу, только теперь твои действия приобрели определённую направленность. Ну… свой последний законопроект ты читала. Ты не могла отомстить кому-то силой, утопить горе в бутылке или подраться. Ты загорелась идеей стать Министром и стереть чистокровных в порошок их любимым бюрократическим способом. — А мы? — всхлипнула она. — Встречи стали редкими и отягощались тем, что поддерживать некоторые твои идеи мне не хотелось. Видно, ты нуждалась во мне на тот момент больше, чем я думал. В один из дней ты заявила Рону, что уйдешь от него и поставила мне ультиматум насчёт Джинни. Будущая Министр магии не могла быть любовницей главного аврора. — А ты решил остаться с Джинни? — голос Гермионы звучал совсем безжизненно. Казалось, ей уже безразлично, что Гарри ответит на данный вопрос. — Не совсем, — вздохнул он. — Я предложил Джинни разойтись, ведь нас уже давно ничего не связывало, кроме детей. А когда начались отношения с тобой, там вообще практически всё закончилось. Редкий дежурный секс, да и то, когда я прилично нажирался, а она непонятно зачем проявляла инициативу. Гермиона лишь сильнее вжалась в него. Теперь она понимала, почему Гарри так долго не хотел говорить об этом. История казалась ей грязной, мерзкой, неприятной… Как они вчетвером оказались втянутыми в этот кошмар? — В общем, Джинни заявила, что снова беременна… и я поверил… «О, Мерлин! Что за дурацкий маггловский сериал?» — Решил повременить. Потом выяснилось, что она солгала, но было уже поздно. Ты не простила мне промедления, Гермиона. И не дала второго шанса. Ты передумала разводиться с Роном, чтобы не быть втянутой в скандал во время предвыборной кампании. И на фоне постоянных перепалок на работе наши отношения совсем сошли на нет. Больше всего на свете Гермионе хотелось бы уснуть и не просыпаться. По крайней мере, в этой реальности. Ей уже не хотелось знать ничего из того, что произошло дальше. Но она всё-таки набралась смелости и прошептала: — А МакЛагген? И почувствовала, как Гарри напрягся.