Из 17 в 40

      Декабрь 2014 года. Англия. Лондон.       Гарри покинул точку со странным чувством удовлетворения и завершённости. Послал Патронуса, велел своим людям «прибраться» на старой лодочной станции, сейчас больше напоминавшей место казни, чем своё прошлое назначение. Он выслеживал этих ублюдков почти год. Год бессонных ночей, пустых вызовов и слёз любимой женщины.       В тот самый день, когда он увидел её лицо, искажённое гримасой боли и ужаса, он всё для себя решил. Он не хотел правосудия, он хотел казни: жестокой и безжалостной. Подобные ублюдки не были людьми, они были мусором, от которого стоило избавить общество. Когда-то даже война не смогла сломать его принципы, и он верил, что может одержать победу «Экспеллиармусом».       Затем годы службы в Аврорате слегка обтесали его идеализм. Ему приходилось видеть немало смертей, как собственных коллег, как и тех, кто был по другую сторону закона. Раз при задержании Гарри просто использовал отталкивающее заклинание, оно оказалось сильнее, чем он сам предполагал, и противник налетел на обломок металлического швеллера. Это было последним, что тот увидел в жизни. Тогда Гарри с горя напился. Убийство, пусть и непреднамеренное, не было для него нормой. Потом было ещё несколько случаев. В рейдах следовало беречь собственную жизнь и стоять за своих, предугадать всё было попросту невозможно.       Но сейчас Гарри сделал это умышленно, вынашивая план и придумывая пути отступления. Он не собирался отправляться в Азкабан за убийство и уж, тем более, мучиться муками совести. Он целенаправленно вёл расследование сам, никому не доверяя. Специально в одиночку проводил задержание. Потому что он не хотел никого задерживать. Он хотел убивать. Хотел видеть ужас в глазах этих тварей, насладиться их страхом и предсмертной агонией.       С годами он стал настоящим виртуозом в боевой магии, поэтому двое на одного не считалось преимуществом. Ему не нужна была ни помощь, ни соратники. Это дело было только его. Личная вендетта, захватившая его больше, чем юношеское противостояние с Волан-де-Мортом. Потому что Гарри мог бы простить, если бы тронули его. Но они покусились на святое. И здесь милосердию не было места.       Он даже не предполагал, что может быть так жесток. Что сможет хладнокровно убить безоружного противника, предварительно замучив того до полусмерти, примеряя весь арсенал известных ему заклинаний. Не думал, что с лёгкостью перережет сонную артерию или запустит «Бомбарду» в голову. И уж точно не ожидал испытать от этого мстительное удовлетворение.       Он знал, что его люди не подведут. Да и он сам неплохо замёл следы. Двое на одного, сопротивление при аресте, случайная смерть… Возможно, Кингсли и догадается, что тут не всё гладко, но вряд станет сильно разбираться и поднимать шумиху. В конце концов, он — Гарри Поттер и начальник Аврората. А те двое — беглые убийцы, бывшие последователи Тёмного Лорда, за плечами у которых было не одно убийство.       В эту ночь Гарри спал на удивление хорошо. Впервые за долгое время.       

***

      Гарри оторвался от бумаг и поднял голову на дверь, когда услышал знакомый стук каблуков.       «Гермиона?»       Конечно, кто же ещё мог торчать в Министерстве в девять вечера? Таких ненормальных было всего двое. И сейчас они смотрели друг на друга. Гарри не мог не отметить, что, несмотря на удивительно тяжёлый год, Гермиона прекрасно выглядит. Ему казалось, что она с возрастом только хорошеет, а её деловой стиль одежды прекрасно это подчеркивал.       Гарри поднялся из-за стола и, сунув руки в карманы, подошёл к иллюзорному окну.       — Привет, — почти шёпотом произнесла она, застыв на пороге.       — Привет, — он криво ухмыльнулся и буквально впился в неё взглядом, вспоминая утреннюю стычку по поводу очередного законопроекта.       Он готов был убить за неё, но не поддерживал её сумасшедшие идеи, которые захватили её после смерти родителей. Гермиона перегибала, но тараном пёрла вперёд, не желая слушать никаких аргументов.       — Я пришла сказать… Я хотела… — она неожиданно бросилась вперед, обхватила его лицо и принялась покрывать его поцелуями. Такими жарким, горячими, способными растопить айсберг, погубивший Титаник. — Спасибо, Гарри… Спасибо! Я только сегодня узнала.       — Я просто делал свою работу, — он обнял её, прижимая к себе, вдыхая знакомый аромат, безумно счастливый от возможности прикоснуться к ней. Он скучал. Безумно скучал.       — Не просто… — прошептала она прямо в ухо. — Надеюсь, им было больно?       — Очень.       — Хорошо, — она нехотя отстранилась, вызвав у него внутренний протест. — Ну… мне пора, Гарри. А то Рон опять закатит истерику, что я задержалась. А мне не хочется сейчас выяснять с ним отношения.       Упоминание Рона покоробило Гарри. Он плотно сжал челюсти, понимая, что список тех, кого он хочет безжалостно прикончить пополнился одним кандидатом.       — Герми, — он удержал её за руку, — останься…       Она закрыла глаза и тяжело вздохнула.       — Не могу, Гарри. Ты же его знаешь. Он точно закатит скандал, пойдет по всем изданиям, даст кучу интервью… Я не могу рисковать. Только не сейчас, когда я почти у цели. Я должна… Я стану этим проклятым Министром!       — Так дело всего лишь в кресле Министра, дорогая? — в его голосе появились металлические нотки, и он выпустил её пальцы из своих. — Зачем? Зачем оно тебе? Амбиции? Желание доказать всем, что магглорожденная ведьма смогла пролезть на самый верх?       — Я пообещала! Самой себе и родителям! Я… я… к моим законопроектам никогда не будут прислушиваться, пока я не пролезу на самый верх, как ты выразился! — Гермиона гневно уставилась на него. Будто ненавидела, презирала, а не целовала буквально несколько минут назад.       — Твои родители отомщены! Всё кончено! Кончено, Гермиона!!! Хватит вариться в этом! Твои последние идеи бредовы! Ты перевернула всё с ног на голову и делаешь то, против чего мы воевали. Это неравенство в другую сторону! Опомнись! — он сжал её за плечи, с трудом удерживаясь от того, чтобы не тряхнуть как следует.       Её взгляд стал безумным.       — Тебе не понять! Ты наследник древнего рода! К тебе прислушиваются! А такие, как я, всегда будут людьми второго сорта! И не у всех есть ты, Гарри! Что ты предлагаешь? Бросить всё, когда я почти у цели?!       — Да, Гермиона! Давай уедем вместе. Куда захочешь… Пожалуйста… Тебе необходимо отвлечься, отойти от всего. Это уже похоже на одержимость!       — Нет, Гарри. Прости, но нет, — она дёрнулась, высвобождаясь из его хватки. — Мы уже всё с тобой решили.       — Ничего мы не решили! Я люблю тебя! Люблю! Но я не могу поддерживать тот бред, который ты творишь!       — А что я творю? Я предлагала тебе это полгода назад! Просила! Умоляла! И что? Ты выбрал Джинни! Я не хочу проходить через это ещё раз!       — Я не выбирал Джинни! Я думал, она беременна, Гермиона! Я лишь просил немного подождать… я…       — Что ты? — она нервно рассмеялась и сделала шаг назад. — Опять передумаешь после очередной её угрозы или истерики! И вообще какого Мордреда ты с ней трахался, если любил меня?!       — Я не…       — А забеременела она от святого духа, что ли?       — Ты же знаешь, что это оказалось неправдой… и я не поведусь на это второй раз.       — А тогда повёлся! Значит, не так уж всё у вас было плохо, дорогой!       Они просто орали друг на друга, выплескивая всё накопившееся и невысказанное.       — Гермиона! Я иногда приходил домой в таком состоянии, что ни черта не помнил! Ты знаешь, почему я повёлся на эту историю! Мы это уже обсуждали! И я бы всё равно ушёл…       — Нет! Это я бы ушла и наплевала на все вопли Рона! А ты бы выбрал её и своих детей! Как выбирал Рона все школьные годы! Всегда! Гермиона же никуда не денется, а Уизли — они такие обидчивые! Так, Гарри? — её глаза наполнились слезами, но голос звучал твёрдо и уверенно.       — Гермиона, прекрати! Хватит, — он попытался обнять её, но она оттолкнула его. — Я сожалею. Прости. Дай мне ещё один шанс.       — У меня не будет больше шансов стать Министром. И я не готова рисковать этим, давая шансы другим, — Гермиона обхватила себя руками, словно её бил озноб. — Вопреки всему, ты хороший отец, Гарри. И после первых же слёз Лили убежишь назад.       — Не убегу. Гермиона, я знаю, что это будет сложно, но мы справимся. Пожалуйста, поверь мне. Ты же всегда мне верила… даже когда я ошибался. Почему ты не можешь сделать это ещё раз? — Гарри не мог потерять её, не хотел отпускать.       Он понимал, что выбор, который предстоит ему сделать, намного сложнее того, когда он добровольно пошёл на смерть. Он обожал своих детей и до безумия любил эту женщину. И при любом раскладе он заставлял кого-то из них страдать.       — Тогда ты был просто другом, Гарри, и я могла пойти на это. Могла давать шансы и понимать. Но ты заставил меня раскрыться! Полюбить тебя! А я не Джинни, чтобы питаться объедками!       — Ты умеешь быть жестокой, Гермиона…       — Приходится, знаешь ли. Ты сделал свой выбор тогда. Сейчас я не готова отказаться от всего. Я шла к этому всю жизнь!       — К чему? К закулисным играм? К шантажу Скиттер? К проталкиванию законов о привилегированном положении магглорожденных? Ты же противоречишь сама себе, Гермиона! Ненависть и жажда мести повредила тебе мозги! Я не узнаю тебя!       — Тебе не понять меня!       — Да моих родителей тоже убил Волан-де-Морт! Я понимаю тебя как никто другой! Но я так же понимаю, что это не выход! Ты никого не спасаешь! Ты разжигаешь новое противостояние и ненависть! Брось это… Мы своё отвоевали…       — Мне плевать, что ты думаешь об этом! Можешь не поддерживать меня, мне всё равно!       — Я и не собираюсь!       — Ну и прекрасно! — она гордо вскинула голову и направилась к двери, бросив напоследок:       — Нам не следовало переходить черту, Гарри. Надо было оставаться друзьями.       Гарри опустился в кресло и спрятал лицо в ладонях. Он устал, безумно устал от этой жизни, постоянно отбирающей у него самое дорогое. За последние годы он хорошо изучил Гермиону и прекрасно понимал, что если та что-то вбила себе в голову, то переубедить её невозможно. Гарри не хотел принимать это и мириться с этим, но, похоже, это действительно был конец их истории. Карт-бланш больше не действует, и он упустил свой шанс.       Он любил её. Такую родную и далёкую одновременно, со всеми сложностями, перекосами и недостатками. Сломленную, но не желающую сдаваться. Безумно любящую, но умеющую это заглушить и спрятать так далеко, что практически невозможно откопать. В том эмоциональном состоянии, в безумно тяжёлый период своей жизни она оказалась впервые неспособной понять его, простить, подождать… Чувство вины перед всеми: Гермионой, Джинни, детьми просто сжирало Гарри изнутри, словно голодный зверь, и он не знал, как выбираться из той жизненной ямы, которая с каждым годом становилась всё глубже.       С Гермионой были связаны и самые прекрасные воспоминания, и самые болезненные. Ей принадлежали его улыбки и его сердце. Несмотря на брак с другой женщиной и троих детей, именно она была его семьёй. И Гарри отдал бы всё на свете, чтобы раздобыть проклятый маховик времени и сделать единственный верный выбор, который по своей собственной глупости он не сделал в той далёкой юности.