Вопреки обыкновению, в этот раз, чтобы с ним встретиться, Юэ Цинъюань отправил записку. Обычно он просто появлялся, избегая любого риска превентивного отказа. Они встретились на Радужном мосту. Юэ Цинъюань сказал только, что хотел бы поговорить наедине. Что в целом даже очень соответствовало планам Шэнь Цинцю, у которого, как раз появилась идея, как ускорить их разочаровывающе медленное примирение.
Через некоторое время они уже пили чай на Цинцзине в небольшой анфиладе комнат общежития для старших, в котором Шэнь Цинцю жил с тех пор, как был избран следующим главой пика. И все было очень мило, пока Юэ Цинъюань не бросил ему в лицо талисман из персикового дерева. Без предупреждения. Юэ Цинъюань специально дождался, когда Шэнь Цинцю займет руки приготовлением чая, и с паническим, но решительным видом бросил в него талисман. Тот ударил его в грудь, выпустив накопленную внутри энергию, и взорвался облаком мелкого порошка.
Шэнь Цинцю поморщился и со звоном поставил чайник на стол.
—
Какого черта, Ци-гэ? — выпалил он. Юэ Цинъюань замер. Шэнь Цинцю вытер лицо рукавом, но оно все равно осталось покрыто тонким слоем пудры. — Талисман
ясности? Думаешь, я
околдован?— Он использовал простой носовой платок и немного воды из кувшина, чтобы протереть лицо, затем снял верхнюю одежду, чтобы вытряхнуть ее. — Почему ты просто не поговорил с шицзунем, если волновался?
— Я поговорил! Он…
— Сказал, что беспокоиться не о чем, — грубо перебил его Шэнь Цинцю. — Ух, она у меня в
волосах. — Он вынул украшение для волос, чтобы попытаться стряхнуть пудру со своей головы. — Теперь она не исчезнет, пока я не приму ванну.
Юэ Цинъюань покраснел и широко распахнул глаза.
— Разве ты… я имею в виду… Такое поведение немного неуместно… — Он подавился под зловещим взглядом Шэнь Цинцю. — Неприлично, я имею в виду.
— Ничто в нашем детстве не было приличным или уместным. Не веди себя, как старая момо, Ци-гэ, — безжалостно оборвал его Шэнь Цинцю. Он снова надел мантию, заколол волосы и сел. Юэ Цинъюань смотрел на него, не моргая, с ошеломленным выражением лица.
— Просто... в последнее время ты вел себя...
— Ну. — Шэнь Цинцю фыркнул. — Я как раз собирался рассказать, что, тогда, на соревновании, лежа без сознания, я проработал обиду, которая блокировала мое совершенствование. Помимо этого, у меня было видение. Однако, шицзунь хотел бы, чтобы я держал детали при себе.
— Проработал обиду на меня? — спросил Юэ Цинъюань и затих со странной смесью трепета и надежды на лице. Он явно не знал, куда деть свои руки, поэтому бесцельно брал чашку и снова ставил ее на стол. — Из-за видения?
Шэнь Цинцю потянулся к чайнику, но передумал и убрал руку обратно.
— Ты вернулся за мной, — сказал он. Юэ Цинъюань резко замер и затаил дыхание, нервные жесты исчезли. — Стоял перед сгоревшим поместьем. Я узнал его. — Шэнь Цинцю вздохнул и продолжил: — Дом давно сгорел. Но ты вернулся. И это…
— Сяо Цзю…
Шэнь Цинцю прервал его:
— …И хотя я по прежнему очень,
очень зол на то, о чем ты мне не сказал, и мы еще
обязательно поговорим об этом, по крайней мере, теперь я знаю, что ты меня не бросил…
— Сяо Цзю, я бы
никогда…
Шэнь Цинцю мгновение смотрел на него, сжав губы в тонкую линию.
— Ну,
теперь-то я это
знаю и узнал бы раньше, если бы ты сказал мне… — он замолчал, когда дрожащая рука Юэ Цинъюань протянулась к нему через стол.
— Ты… — Глаза Юэ Цинъюаня блестели от стоявших в них слез.
— Я все еще злюсь на тебя.
Тянувшаяся к нему рука Юэ Цинъюаня замерла в воздухе.
— Но теперь я злюсь на тебя за кое-что другое. — Шэнь Цинцю поколебался, затем схватил дрожащую руку Юэ Цинъюаня своей.
— Я…
— Я не собираюсь говорить тебе, за что. — Шэнь Цинцю отвел взгляд, немного растерявшись. — …В любом случае, полагаю, данная ситуация требует объятий, — заключил он. Юэ Цинъюань не нуждался в повторении и чуть не опрокинул стол в попытке его обойти.
Они обнялись. Сперва неловко. Юэ Цинъюань крепко сжал его, и Шэнь Цинцю попытался занять более удобное положение, но, в конце концов, смирился и с ворчанием уткнулся головой ему в плечо.
А через несколько мгновений сказал:
— Теперь вся эта пудра еще и на твоей одежде.
Юэ Цинъюань издал влажный смешок.
*
Уходя, Юэ Цинъюань ущипнул себя под рукавом и произнес мантру, предназначенную для избавления от иллюзий и галлюцинаций. Сяо Цзю, распустивший волосы и снявший верхнюю одежду со словами, что прощает его, составляли внушительную часть списка его самых заветных мечтаний.
Ошеломленный и по-прежнему сбитый с толку, он чуть не столкнулся с Лю Цингэ на обратном пути на Цюндин.
— Осторожней! — Лю Цингэ поддержал его, положив руку ему на плечо. Нахмурившись, он убрал руку и потер пальцы. — Что это?
— О, э…
— Ты только что с Цинцзина? — Лю Цингэ озабоченно нахмурился. — Шэнь Цинцю что-то бросил в тебя?
— О, нет, нет, это я бросил в него. — Они одновременно моргнули друг на друга.
— Я уверен, что он это заслужил, — осторожно сказал Лю Цингэ. — Но…
— О, нет, это было недоразумение. — Юэ Цинъюань не смог полностью сдержать улыбку. — Спасибо Лю-шиди за заботу.
— Не стоит, — ошеломленно выдавил Лю Цингэ.
*
Когда Юэ Цинъюань удалился, Лю Цингэ недоверчиво покосился в сторону Цинцзина. Это что сейчас было? Он знал, что Шэнь Цинцю не был серьезно ранен — знал, потому что его учитель подробно расписал ему возможные последствия, если будущий глава Цинцзина будет убит или получит сотрясение мозга. Но в прошлом, когда Юэ Цинъюаню удавалось поговорить с Шэнь Цинцю, он возвращался грустным и тихим. Но с подобной улыбкой…
Лю Цингэ никогда не видел, чтобы Юэ Цинъюань так улыбался.
Покачав головой, он продолжил свой путь к Цинцзину. Какими бы ни были обстоятельства, у него все ещё было задание, требующее выполнения.
*
Шэнь Цинцю, видимо, вел урок каллиграфии. Или помогал в обучении; там также присутствовал другой преподаватель.
— А, Лю-шиди, — поприветствовал его Шэнь Цинцю.
Лю Цингэ моргнул. Шэнь Цинцю — да, на нем осталось немного пудры: над ухом и в простой вышивке на воротнике. Вышивка была очень тонкой работы, немного кисло заметил он. Простой, но элегантный дизайн из бамбуковых стеблей, подходящий для Цинцзина. Несомненно, работа на заказ, и едва ли уместная для использования на повседневной одежде даже высокопоставленного ученика. Оставалось надеяться, что он не разорит пик такими заказами.
Шэнь Цинцю смотрел на него с тем же самым отчужденным выражением, которое изображал всегда. Лю Цингэ действительно не знал, что Юэ Цинъюань нашел в таком холодном человеке.
— Этот шисюн может чем-нибудь помочь Лю-шиди? — подсказал Шэнь Цинцю.
— Я ударил тебя… — начал Лю Цингэ и остановился. Десять пар сверкающих глаз резко направились на него — ученики и их наставник. Лю Цингэ ожидал, что Шэнь Цинцю усложнит дело, но присутствие учеников оказалось хуже, чем он думал.
Шэнь Цинцю тоже взглянул на них.
— А. Давай поговорим наедине, хорошо? — Он кивнул преподавателю, и тот, взяв ведение урока на себя, подошел к одному из учеников. Шэнь Цинцю указал головой в сторону выхода.
Они так и не вышли за пределы диапазона усиленного слуха совершенствующегося. Неужели Шэнь Цинцю считал, что он не заметит? Лю Цингэ напрягся, когда Шэнь Цинцю вытащил из рукава один из своих печально известных вееров, и отступил назад, заметив, как тот направил в него немного ци.
— Заглушающие чары, — кратко пояснил он. — Как этот шисюн может помочь Лю-шиди?
— Я здесь, чтобы извиниться, — категорично сказал Лю Цингэ.
— А. Тебя
послали извиниться, я полагаю. Что ж, извинения приняты.
Лю Цингэ нахмурился.
— Ты издеваешься?
— Лю-шиди, если бы я издевался, уверяю тебя, в этом бы не осталось сомнений. Серьезного вреда никто не понес, и я уверен, что твой учитель основательно отругал тебя, так что вовсе не держу на тебя зла.
— Это не… — расстроился Лю Цингэ. Зачем тот все превращает в игру? — Дела так не решаются.
К его удивлению, Шэнь Цинцю не отмахнулся, а, похоже, действительно задумался над проблемой.
— Хм. Хорошо. Что заставит Лю-шиди почувствовать, что все разрешилось? — В его голосе звучала та же спокойная, властная нота, которую учителя Байчжаня использовали с упрямыми учениками. Лю Цингэ почувствовал, как напряглась спина.
— Мне нужно извиниться, — повторил он.
— И ты уже извинился?.. — поинтересовался Шэнь Цинцю.
Лю Цингэ снова замолчал.
— Тебе… нужно сделать более подробное извинение? — спросил Шэнь Цинцю и, увидев согласный кивок Лю Цингэ, он слегка сдвинулся. — Хм. Поскольку у тебя, кажется, проблемы с произношением извинений вслух, возможно ты мог бы попробовать записать их на бумаге.
Лю Цингэ нахмурился.
— Чтобы ты мог сохранить их и всем показывать?
Шэнь Цинцю на мгновение сжал губы.
— Чтобы ты мог подумать о том, как выразиться. Если хочешь, я могу сжечь лист у тебя на глазах, когда закончишь.
Лю Цингэ задумчиво посмотрел на него и кивнул. Шэнь Цинцю терпеливо ждал. Какое-то время они молча смотрели друг на друга.
— Что-нибудь еще? — подсказал Шэнь Цинцю. Под этой его бесстрастной маской начало проявляться раздражение. Хорошо. Затем на его лице появилась неожиданная улыбка, тут же спрятанная за веером. — О, тебе нельзя возвращаться на Байчжань, пока ты не закончишь, не так ли?
Лю Цингэ молча уставился на него, но Шэнь Цинцю лишь приглашающе махнул рукой, чтобы тот следовал за ним.
— У нас есть столы. И бумага. Пристройка для каллиграфии находится чуть дальше, а павильон в это время дня обычно не используется.
***
Глава 211.
Лю Цингэ ощущал себя выбитым из колеи.
Когда он закончил свое письменное извинение и снова нашел Шэнь Цинцю, ученый помогал с другим классом — видимо, по рисунку. И в этот самый момент справлялся с небольшим бунтом.
— Я не хочу рисовать дыню. Я хочу научиться рисовать дракона, — протестовал один из младших учеников.
— Сначала дыня, — твердо сказал Шэнь Цинцю. — Смысл этого урока — научиться пользоваться кистью, чтобы создавать правильные формы. Как ты будешь рисовать дракона, которого видишь только в уме, если не можешь нарисовать дыню прямо перед собой?
Ученик надулся, но всё же склонился над бумагой, чтобы начать упражнение.
— Просто заставь его бегать круги, — предложил Лю Цингэ, когда подошел, и Шэнь Цинцю заметил его.
— Как это поможет ему научиться рисовать? — Шэнь Цинцю внимательно просмотрел письменное извинение, кивнул и вытащил из рукава восковой карандаш. Если он начнет вносить исправления, Лю Цингэ взорвётся. Но тот только написал свое имя тремя быстрыми, элегантными иероглифами — даже карандаш был зеленым, что за жеманство, такие нужно специально заказывать — и вернул. — Вот. Доказательство для твоего учителя.
Уходя, Лю Цингэ услышал, как Шэнь Цинцю сказал ученику:
— Рисуй драконов в свободное время и приноси эскизы на еженедельный семинар. Этот шисюн даст тебе советы и укажет на ошибки.
Хм.
На обратном пути на Байчжань Лю Цингэ встретил двух учеников Цинцзина, гуляющих вместе в нерабочее время. Невозможно было точно угадать, объединятся ли они в пиковой солидарности или захотят пожаловаться на печально известного строгого ученика Цинцзин. Лю Цингэ решил рискнуть.
— Что происходит с Шэнь Цинцю?— спросил он, переходя прямо к делу.
Лица двух младших учеников немедленно приобрели бесстрастное выражение, что заставило бы его заволноваться. Если бы у него не было сомнений до этого, они появились бы сейчас.
— Он в порядке! — немедленно хором отозвались оба.
— Ничего страшного, — серьезно добавил один из них.
Так-так.
*
Лю Цингэ встретил Дуань Цинцзе на обратном пути на Байчжань; главный ученик Линъю был одним из немногих старших учеников других пиков, кто регулярно участвовал в их открытых спаррингах.
— Лю-шисюн, с возвращением. Хочешь поспарринговать?— спросил Дуань Цинцзе. У него за спиной был щетинистый черепахомедведь, который обычно был бы отличным противником. Лю Цингэ увидел, как голова зверя поднялась на длинной шее, а клювовидная голова с хищным интересом повернулась к нему.
Лю Цингэ вздохнул.
— В другой раз. Мне нужно доложить шицзуню о результатах. — Он поморщился. — Пришлось извиниться перед Шэнь Цинцю.
— А.
Он пожал плечами.
— Могло быть и хуже.
Дуань Цинцзе прочистил горло.
— Кстати, о Шэнь Цинцю. Эм. Мы обсуждали кое-что. В последнее время учителя делают жирные намеки на улучшение нашей командной работы — всех нас, всех будущих глав пиков, — поспешил уточнить он.
— Как они могли навязать что-то подобное? — спросил сбитый с толку Лю Цингэ. — А, или ты о групповых тактиках?
— Возможно. Жуань Цинжуань беспокоился о какой-то долгосрочной миссии вне школы. Подобные мероприятия радуют далеко не всех. Поэтому некоторые из нас подумали, что мы должны добровольно организовать какие-нибудь групповые мероприятия. Прежде чем они решат нам что-то назначить.
Лю Цингэ просиял.
— Спарринг?
— Не спарринг, — твердо сказал Дуань Цинцзе. — Ну, или не только спарринг, — смягчился он. — Некоторые из нас сейчас руководят как минимум несколькими классами, и мы думаем о проведении групповых экскурсий по Цанцюн. Шэнь Цинцю назвал их междисциплинарными.
Лю Цингэ засомневался.
— Ну, я готов, но я не знаю, что мы могли бы провести на Байчжане. Спарринг, даже слабая его версия, будет слишком тяжелым для младших.
— Мы соберемся вместе через несколько дней, чтобы высказать свои идеи. Приходи, если хочешь. Ну или я могу вкратце пересказать тебе, что мы придумаем.
Лю Цингэ немного поразмыслил над этим, но, в конце концов, сдался неизбежному.
— Хорошо, я приду. Где?
— Гостей принимает Жуань Цинжуань. Другие предложения он и слышать не желает. Время еще не назначено, я дам тебе знать. Скажи своему учителю, что участвуешь, и, возможно, он не заставит тебя страдать ещё сильнее.
