Богатые тоже плачут

Утро на вилле начинается относительно рано. Прислуга просыпается с восходом солнца и к семи часам утра уже в полной готовности приступает к своим должностным обязанностям, пока хозяева дома и дворецкий, ушедший ко сну в половине второго ночи, высыпаются. Сначала прибирают гостиные, куда обычно отправляют нежданных гостей. В них должно быть свежо и проветрено, господин Пак из-за мигрени не переносит спертого воздуха. Параллельно просыпаются конюхи, тут же шагающие к ипподрому, что ютится в двухстах метрах от раскинувшегося на несколько акров сада из древесного цитруса и благоухающей, выстриженной розы. Сад считался обителью Пак Чимина, и никто, кроме проверенных садовников, не рискнул бы подобраться к ярчайшим кустарникам даже под пороховой выстрел. Сам хозяин дома сторонился этого места, не смея притрагиваться к растениям, потому что страшился гнева омеги. Хотя, не раз угрожал, что проедется бульдозером прямо по цветам, чтобы неповадно было. Ипподромом же управлял главный хозяин. Вообще, его мало интересовало, как обстоят дела в доме, и куда тратятся деньги на его содержание, он с легкой руки перевалил все эти обязанности на мужа, занявшись своей работой, но ипподром он все же пытался контролировать собственноручно. И удостаивался внимания ипподром только из-за одной из лошадей. Любимый конь Мин Юнги по имени Хваран пользовался особыми привилегиями в этих окрестностях. Его обхаживали, холили и лелеяли, как нечто особое, драгоценное, на которое даже смотреть лишний раз запрещалось. Господин Мин гордился своим конем. Выведенный самой дорогой породой в мире — английской чистокровной — жеребец имел крепкое здоровье и чрезвычайную выносливость. Для него наняли специально обученного конюха, который следил за животным с особой внимательностью, а на корм и внешнее обмундирование вбухивали с десяток тысяч долларов еженедельно. Пак Чимин терпеть не мог это, как он выражался, бесполезное создание. Дворецкий же больше склонялся к тому, что омега просто ревновал внимание альфы, потому что господин Мин не раз упоминал в ссорах то, что его драгоценный Хваран приносит ему больше счастья и удовольствия, нежели, посланный ему узами брака супруг. После таких слов господин Пак заводился пуще прежнего, крича в отместку, чтобы животное в таком случае, выполняло ему супружеский долг, потому что омега грозился больше и пальцем к альфе не притронуться. К двенадцати часам дня на вилле звенит колокол. Господин Пак всегда просыпался, как по часам, к одиннадцати тридцати. Потягивался, распахивал собственноручно портьеры, принимал душ, подбирал подходящую одежду, если уже знал, чем займётся. А потом спускался в столовую, чтобы позавтракать. Омега предпочитал есть в компании мужа, даже, если и приходилось просто молчать и пережевывать еду, чтобы не ссориться. Пак Чимин умел терпеть. Когда альфа бывал в отъездах по работе, но обещал вернуться среди дня, омега отказывался от еды и преданно ждал, чтобы разделить трапезу с мужем. В последние месяца, супруги ссорились чаще, чем обычно, а господин Мин появлялся на вилле все реже и реже. Однако, ещё не случалось такого, что хозяин дома пропадал больше, чем на сутки, и к тому же, не принимал звонков мужа. Чимин бесился, психовал и срывал злость на ни в чем неповинных камышах в водоеме, по которым стрелял из охотничьего ружья мужа, паля без разбору и остановки. В этот раз омега был грустнее, чем обычно. Вероятно, это из-за того, что в последней ссоре, господин Пак вёл себя отвратительнее своего обычного поведения. И это взять в расчёт тот факт, что омега никогда не чувствовал своей вины, и только в самых крайних случаях снисходил до того, чтобы просить прощения. Последнюю тему ссоры супруги мусолили уже последние полгода чуть ли не каждые сутки. Каждый из прислуги был свидетелем их личной жизни, те, кто были слабее и не могли отличиться стрессоустойчивостью, увольнялись сразу же после первой полетевшей в них по чистой случайности битой вазы. Самые закаленные и привыкшие остались. Несмотря на отношения этих двух, господин Пак был милосерден, учтив и добродушен по отношению к персоналу, а господин Мин никогда не отказывал в просьбах своего мужа о надбавках и щедро одаривал подарками и премиями каждого заслужившего. Господин Мин хотел ребенка. Если быть точнее, требовал и принуждал супруга родить, шёл на ухищрения, пытался подкупить, вёл себя притворно по-доброму и искал лазейки, дабы поселить в сердце мужа любовь к деторождению. Однако, Пак Чимин не являлся одним из тех, кого легко можно было сломить. Омега на дух не переносил детей. Кажется, в их доме в последний раз ступала детская нога года три назад, когда Юнги без спросу привез на Пасху своих племянников. Чимин бурчал и плевался дальше, чем видел. Вся эта детская мишура, звонкий смех и топот ножек не приносили омеге удовольствия. А когда мужчина задумывался о родах и порче своего совершенного тела, то вовсе пытался быстро замять тему. Первый год Мин Юнги улыбался, кивал и смиренно ждал, когда супруг снизойдёт до его просьб и наконец, решится подарить ему наследника. Второй год господин Мин уже напоминал о продолжении рода почти на каждом празднике на глазах у всей родни, что естественно, приводило омегу в бешенство. На третий год альфа церемониться не стал. Дошло все до того, что господин Мин однажды позвал дворецкого к себе в кабинет на чашку кофе. Ким Тэхен был крайне удивлён, потому что аудиенции удостаивался лет девять назад на приеме на работу. «Хочу, чтобы в следующую течку Чимина в доме не было контрацептивов. Вы понимаете, о чем я? Уничтожьте все, выбросьте, сожгите, раздайте — мне плевать. Разрешаю вам шариться в вещах моего мужа. Мне нужен этот ребёнок, Тэхен. Вы не глупый парень. Думаю, что вы меня поймёте. И пожалуйста, не стоит говорить ему о нашем разговоре, хорошо? Это будет наша маленькая тайна» — выдал в тот день альфа, будто бы ошпарив дворецкого кипятком, и попросил удалиться из-за внезапной конференции по видеосвязи. Тэхен был ошарашен, он был в смятении. Не знал, куда себя деть и что делать. С господином Паком за прошедшие несколько лет они сильно сблизились, не хотелось делать опрометчивых поступков и подрывать его доверие своими выходками, но единственным и главным его прямым начальником был господин Мин. Его приказы были неоспоримы. Дворецкий не стал рисковать. Поразмыслив одну ночь, собрался с духом и выдал Мин Юнги с потрохами. Пак Чимин, казалось, даже не удивился. Лишь поблагодарил за правду и попросил выполнить приказ альфы, потребовав повсеместно вызвать на дом самого лучшего гинеколога полуострова. О чем шёл разговор между врачом и омегой, дворецкий так и не узнал. Все осталось за закрытыми дверями самой отдаленной спальни дома. Вопрос беременности и деторождения стоял в доме вставшим комом поперёк горла. Когда кто-то заикался о детях на вилле, Пак Чимин слетал с катушек, поэтому на упоминания малышни в этом доме было жесткое табу. — Доброе утро. Вы выспались? — улыбается во все зубы дворецкий, наблюдая спускающегося по каменной лестнице омегу, одетого по необычному празднично. На бёдрах красиво сидят атласные брюки цвета темно-зелёного леса с пояском из натурального шелка. На плечах легкая блуза той же ткани, струящаяся по тонким рукам и прикрывающая пальцы. На шее прилегающее плотно к коже ожерелье из ярчайших изумрудов, а на ногах чёрные абаркасы — подобие сандалей, что носили когда-то испанские крестьяне с острова Менорка. — Да, спалось на удивление прекрасно. Думаю, вина тому вино, — скользит с ухмылкой на лице по мраморному белому полу омега. — Юнги ещё не было? — Нет, господин. Где вы будете завтракать? — Я буду завтракать на веранде, — с глубоким выдохом отвечает омега, поправляя на себе пояс и разглядывая, как прислуга суетится и слоняется по дому, вычищая каждый закуток. — Не нужно тяжелой еды, Тэхен. Хочу одно яблоко и кофе. — Вам нездоровится? — тревожится дворецкий, делая шаг вперёд. — Нет, все хорошо. Просто такое настроение, — жмет плечами Чимин, наблюдая, как Тэхен отдаёт указания прислуге и те быстро уходят сервировать стол на веранде с видом на ипподром. — Ещё ружьё пусть принесут. Ким учтиво кланяется, собираясь на поиски ружья, но внезапно осекается, осознавая сказанное. — Вы хотите спуститься к водоёму? Я попрошу доставить ружьё прямо туда. — Нет, я хочу пострелять в мужа. Хочу посмотреть, как эта задница бегает по полю и изворачивается, пытаясь быть не задетым, — хмыкает господин Пак, и расслабившись, шаркает обувью в сторону веранды, оставляя за спиной удивленного дворецкого, не знающего, толи ему искать подмогу в лице охраны альфы, толи дать должному случиться. Дворецкий глубоко выдыхает, собираясь с мыслями и берет из рук повара чашку со свежим дымящимся кофе, подзывая пальцами другой руки юношу из числа слуг. — Спустись к Вонхо. Попроси у него ружьё для нашего господина. Пусть зарядит его холостыми пулями. И пожалуйста, проследи, чтобы он выдал самое хорошее ружьё. Без засечек, иначе мы останемся сегодня без хозяина, — обьясняет Тэхен, наблюдая перед собой растерявшегося от просьбы юношу, часто кивающего головой, а позже скрывающегося в глубине желтых коридоров. — Ваш кофе, — ставит на столик перед Чимином чашку дворецкий. Пак с улыбкой кивает, навострив взгляд куда-то дальше сада в сторону холмов. На широкой дугообразной веранде стоит лишь круглый белый стол на ножке, предназначенный только для пары, и стул, на котором уютно уместился омега, разглядывающий дали. Под ногами каменная кладка, а чуть дальше резные каменные перила с мастерскими узорами, выжженными на мраморе. Пак Чимин щурится и широко улыбается, обнажив зубы. — Появился. Я даже не успел соскучиться, — смеется Чимин, пока над головой отчетливо звучит шум винтов вертолёта. Дворецкий сглатывает, предчувствуя всеми фибрами души грядущий ужас, надвигающийся на их виллу со смертоносной скоростью. Господин Пак, на удивление, спокоен, как удав, что не скажешь об альфе, стремительно вылетающем из кабины вертолёта, не успевает он приземлиться. Господина Юнги издалека смутно видно. Его вездеходный транспорт паркуется далеко на холме, являя собой полчища поднявшейся клубящейся пыли. Мин Юнги запрыгивает в подъехавший джип, и машина стремительно срывается с места, оставляя холм где-то позади. — Я встречу господина, — коротко откланивается дворецкий, но Чимин не дает ему уйти, вцепившись в синюю рубашку пальцами. — Не нужно, Тэхен. Он не домой так летит. Ким поднимает голову, наблюдая, что машина и впрямь сворачивает на разъездной дороге, укатывая в сторону ипподрома. Русоволосый дворецкий вздыхает, выпрямляя осанку. Ох, зря все это. Зря. Мин Юнги сам себе роет могилу. Машина на скоростях останавливается у одноэтажного здания песочного цвета, и господин Мин молниеносно выпрыгивает из машины, мчась бегом внутрь к стойлам. И Ким Тэхен готов поклясться, что через считанные минуты слышит громкий крик ярости и одновременной радости, как когда то, чего ты боялся больше всего в жизни, наконец отступает и рассеивается. — Мерзкий конь важнее меня, — скрипит зубами омега, сжав в пальцах возле губ чашку остывшего кофе. — Ты это видишь, да? Он вместо того, чтобы просить у меня прощения за то, что испарился и не брал трубку, просто бежит сломя голову проверять своего коня. Чертов Мин Юнги, я с него кожу живьём сдеру, клянусь. Господин Мин наконец выходит. Плавной поступью идёт вразвалочку к дому с яркой ухмылкой на лице, подняв руку к небу. Альфа в своих классических брюках, белой помятой рубашке и с птичьим гнездом черных волос на голове, выглядит так, как-будто его свора бродячих собак потаскала. Дворецкий переводит взгляд на облокачивающегося локтями о перила омегу, и встает за спину, наблюдая, как его муж подходит к подножью балкона, выставив руку прямо на Пак Чимина. — Ты... — говорит с пробивающим смехом Мин. — Ты такая сволочь, Пак Чимин. Хитрая, наглая, не имеющая ни капли совести, сволочь. Ты думаешь это смешно? — Как видишь, мне смешно, — жмет плечами с ухмылкой омега, нагнувшись с балкона, чтобы видеть мужа четче. Если бы не ссоры и оскорбления, эти двое сошли бы за Ромео и Джульетту, думает Тэхен. Только у Шекспира все было наоборот. Здесь же две семьи, которые просто обожают друг друга, свели своих детей, которые друг друга на дух не переносят. — Зачем? — ставит руки в боки альфа. — Какого хрена ты делаешь, а? Какие ещё нахер кредиторы? Возомнил себя ебаным сказочником? — Юнги, за моей спиной стоит Тэхен, зачем же ты так выражаешься о собственном муже при нем? — сладко тянет Чимин, прильнув к перилам. — Почему ты злишься? — Я злюсь, потому что ты наплёл с три короба Хосоку. Какого хуя? Скажи мне, чего тебе не хватает? Я, блять, пашу в поте лица, чтобы ты купался в роскоши. Покупаю машины, квартиры, украшения. Терплю то, что ты отказываешься родить мне ребенка, а у тебя ещё совести хватает, спрашивать меня, почему я злюсь? — срывается на громкий крик альфа снизу так, что даже дворецкий вздрагивает. — Я не злюсь, сука, я в ярости. Я взбешён. И хочу задушить тебя своими руками... Пока альфа распинается громким ором на весь двор, распугивая всю прислугу, что та несётся по привычке куда подальше от эпицентра возгорания, Чимин тяжело выдыхает, массируя виски. — Тэхен, подай мне ружьё, — кивает на охотничье оружие омега, поправляя рукава и свистя под нос незамысловатую мелодию под свирепые маты мужа снизу. Дворецкий неторопливо поднимает ружьё, передавая в руки омеги, и замечает, как у самого трясутся руки. Лишь бы Пак Чимин не наделал делов, о которых потом будет жалеть. У него всегда так — действия бегут быстрее мыслей. — Считаю до трёх, идиот. Беги, иначе я прострелю тебе башку, — орет в ответ омега, выставляя дуло, нацелившись на голову Мин Юнги. Альфа вздрагивает, но отшагивает не для того, чтобы бежать, а для того, чтобы сложиться пополам в звонком парализующем смехе, как из тех самых фильмов ужасов про психопатов и убийц. — Я не шучу, Юнги. Ты меня знаешь, я плохо стреляю. — Собираешься убить меня, детка? — смеется, схватившись за живот Мин. — Давай, блять. Давно пора. Я удивляюсь, как мы вообще ещё оба живы. — Закрой свою пасть, ублюдок, — психует Чимин, пальнув со всей дури по стволу апельсинового дерева позади альфы, не пожалев собственный сад. Тэхен испуганно делает шаг назад. Так близко стрелял. Пуля пролетела совсем близко. У дворецкого потеют ладони. — Какого...? — осекается Юнги, сомкнув губы и уставившись на прострелянное дерево. — Ты ебаный психопат, тебе лечиться надо, — взрывается альфа, хватая с земли камни и щебень и пуская их поочередно в сторону балкона и окон. Дворецкий пугливо отскакивает, когда за спиной разбивается прозрачное стекло под натиском брошенного булыжника. Осколки летят вниз на мрамор, Тэхен откашливается, думая, стоит ли бросить этих двоих ненормальных разбираться в отношениях наедине, и бежать в погреб, чтобы переждать эту кровавую бойню, либо остаться здесь, в тылу, чтобы поддержать одну из сторон. — Да, милый, я психопат. И тебе стоит знать, как я отношусь к тем, кто не берёт ебучую трубку телефона, — вновь выстрел. На этот раз чуть дальше дерева в глубокий водоём, разбрызгивая воду в стороны. Господин Мин открыв рот, немо смотрит на мужа с ошалевшим взглядом. Пак улыбается, застыв с оскалом, и ведет дулом перед носом, нацелившись прямо на альфу. — Чимин, приди в себя. Ты же прекрасно знаешь, что я работаю. Целый день торчу в корпорации и решаю дела. Я работаю! Ты наверное не знаешь, что это такое, просиживая задницу на вилле круглыми сутками, но я работаю, блять. Чимин устало вскидывает голову, массируя свободной ладонью свою шею. — Ты только посмотри на него. Мистер стальные яйца. Он правда думает, что я не пущу ему пулю в лоб? — оборачивается на Тэхена беловолосый омега. Дворецкий, сглотнув, жмет плечами. — Ты меня достал, Мин Юнги. Один... — первый выстрел рассекает воздух совсем рядом, отскакивая от земли. — Два, — второй вновь по дереву. Господин Мин наконец осознаёт всю бедственность положения. В его голове щёлкает инстинкт самосохранения, и альфа срывается с места, петляя в сторону деревьев, пока Пак Чимин палит без разбора, превращая собственный сад в груду мусора. Всполошившаяся охрана несётся в сторону виллы, чтобы обезоружить омегу, пока другие двое своими громадными телами закрывают собой очумевшего от ситуации альфу. — Трус, — кричит Пак, срывая голос. — У тебя есть хоть капля гордости? Какой ты альфа? Ебучий хрен с горы, вот ты кто. Даже если бы я захотел, никогда бы не родил от такого, как ты. Тэхен морщит носом, пока наблюдает, как двое ворвавшихся охранников силой отбирают у истеричного омеги ружьё. Сам вжимается в стену под взглядом одного из них, чувствуя, как сердце сейчас перебьёт отметку в двести. Господина Пака, как самого отбитого преступника, хватают за талию, сомкнув руки за спиной, пока тот кричит, пытаясь вырваться, бьет ногами и громко всхлипывает от прилетевшего по колену удара. — Убери от меня свои грязные руки, — рычит Чимин. — Я сказал, не смей меня трогать. Ты хоть знаешь, кого лапаешь? У дворецкого трясутся губы, а сам он, как побелевший лист пергамента, стоит у стены под пристальным взором охранника в классическом смокинге, боясь даже пикнуть. Мин Юнги врывается на веранду с ноги, выбивая хлипкую стекольную дверь. Под ногами осколков не счесть, и отчего-то Тэхен уверен, что это только начало. — Юнги, мне больно, — выдыхает обмякший Чимин в руках громилы. — Больно тебе? Мне тоже было больно вчера, когда ты сказал, что моего коня забрали, представляешь? — плюётся ядом взбалмошный Мин, вышагивая перед омегой на своих туфлях от валентино. — Я на клоуна похож, скажи мне? Почему я в своем собственном доме, куда вбухиваю миллионы долларов, должен бегать по саду и прятаться, как какой-то умалишенный? — Сука, — рычит Чимин, пытаясь выскользнуть из рук высокого плечистого охранника, но тот зажимает в руках талию омеги ещё крепче, сдавливая, что тот скулит от боли. — Он меня лапает! Господин Мин осекается, скользнув взглядом по громадным рукам альфы, сжавшимся на тонкой талии мужа. Дворецкий видит, как глаза его темнеют, зрачки наливаются красным, а сам он дышит, как бык, которому красную тряпку бросили. — Эй, руки, блять, при себе держи. Не перегибай, — кидает яростный взгляд на громилу Мин Юнги. Пака опускают на ноги и тот освободившись, со всей дури заезжает носом сандалий по коленной чашечке охранника. Юнги, сложив руки на груди, стоит выжидающе, закатив высокого глаза. — И? — Пусть уйдут, они меня пугают. — Пошли вон, — хрипит альфа охране. — Ружьё они заберут с собой на тот случай, если тебе ударит что-нибудь в голову. Тэхен выпрямляется, отступив от стены. Решает стоять рядом, чтобы огородить от поступков, о которых потом оба будут жалеть. Пак Чимин способен на все в гневе. Может схватить с пола осколок и вонзить со всей дури в глаз супруга, только потом поняв, что натворил. Омега стоит напротив альфы, отряхивая свою одежду и приводя выбившиеся пряди в порядок, пока Мин стоит, сомкнув руки на своем кожаном ремне брюк, разглядывая с головы до пят мужа. — Закончил? — спрашивает Юнги. — Где ты был? Почему не брал трубку? Два дня прошло. — Я был в Сеуле с твоим отцом. Работал, потому не брал сотовый. Это все? Допрос окончен? Чимин ухмыляется, пнув носком обуви валяющийся осколок подальше. — Врешь мне глядя в глаза. Отец уже неделю с папой на Майорке. Что скажешь на этот раз? Давай, выдумывай. Я дам тебе больше времени. Мин, уличённый в собственной лжи, смыкает губы, опустив голову. — Почему я вообще должен отчитываться перед тобой? Да, я солгал. У меня были важные дела, переговоры. Все? Такой ответ тебя устроит? — Где ты был? С кем? — чеканит каждое слово омега, сложив на груди руки, пока таранит взглядом, в котором дрова полыхают. — Что за переговоры, во время которых нельзя ответить на звонок двое суток? За идиота меня держишь? Я душу из тебя вытрясу, Мин Юнги. — Не собираюсь слушать твои параноидальные бредни, — отрезает альфа, расстегнув от испанской духоты две первые пуговицы. — Я пошёл спать. — Мы еще не закончили, — от безысходности положения, топает ногой по мрамору Чимин, громко вскрикнув. — У тебя появился кто-то на стороне? Ты мне изменяешь? Юнги замирает в проеме выбитых дверей, и кажется, даже не дышит. Разворачивается медленно на пятках, уставившись зрачками-копейками на омегу. — Ты ревнуешь? — спрашивает Мин удивленным тоном. Даже Тэхен удивлён. Господин Пак никогда не проявлял своих ревностных чувств так явно. Однако, дворецкий знал, что ревновал он часто. Каждый раз, когда Мин Юнги стягивал после трудового дня одежду, омега спускался в прачечную и внюхивался в ворот рубашки, надеясь уличить мужа в измене. Пак постоянно названивал мужу, когда тот был в отъездах под предлогом того, что звонки эти были от обычной скуки. Но дворецкий слишком внимателен к деталям, чтобы не различить обычную ревность. Потому что даже по мнению Тэхена, альфа Пак Чимина очень статный, серьезный, красивый и самое главное — богатый, что безоговорочно привлекает всех омег мира, а те не смущаются, летят покорять мужчину, не смотря даже на то, что его светловолосый супруг бывает рядом. И Мин Юнги об этой ревности категорически не должен был узнать, потому что Пак Чимин слишком горделив и любит себя, чтобы признать в себе такую слабость. — Отвечай на мой вопрос. Где ты был? — Я был с Хосоком на Кубе. Мы отдыхали, — решает наконец выдать истину альфа под свирепым взглядом мужа, раскинув по сторонам руки. — Да, я отдыхал. От тебя по большей степени, потому что в последний раз ты преподнёс мой мозг себе на ужин. Чимин с оскорблением выдыхает и приоткрывает рот, натянув притворную улыбку. — Значит, пока я сижу, брошенный наедине со своим одиночеством, думаю, куда ты, сука, пропал, пытаюсь выдумать что-то правдоподобное твоим родителям, ты трахаешь на Кубе шлюх? — Чимин глубоко дышит, загнанно делая шаг назад, боясь, что вот-вот сорвётся и убьёт этого альфу в порыве ярости. — Значит, ты решил, что наш брак для тебя шутка? Пока я, как принцесса на горошине, выжидаю тебя, и пью в одного, ты отдыхаешь? Тэхен незаметно выползает, как змея, пытаясь быть бесшумнее из-за спины господина Мина, потому что уверен, что в альфу сейчас полетит что-нибудь тяжелое, а случайной мишенью быть совсем не хочется. — Не строй из себя жертву. Твоя жизнь на этой вилле и есть отдых круглый год. Розы по двадцать пять баксов за бутон захотелось? Пожалуйста. Юнги отстегивает на целый сад вонючих цветов. Захотелось джакузи с подсветкой? Пожалуйста. Сделанная мастерами в Венеции на заказ. Ну, а что? Кошелёк у мужа резиновый. Он не против, можно тратить налево направо. Только нашему прекрасному омеге все равно этого мало, нужно ещё вытрахать альфе мозг. Ты, Пак Чимин, энергетический кровосос. За семь лет брака высосал всю мою ебаную кровь! — Не смей упрекать меня в том, что я трачу твои деньги! Это и твой дом тоже. Я ни разу не слышал, чтобы ты жаловался! — Ещё бы я жаловался, ты же меня четвертуешь, — смеется звонко альфа, запрокинув голову. Тэхен облокачивается на холодную стену и сползает, присев на пятую точку на грязный пол. Ну, как говорится, пошло поехало. Это надолго. — Если хочешь, то я тебе напомню, что жил в таких условиях и до нашего брака. Родители давали мне все, чего я желал, и никогда меня ни в чем не упрекали. Я не виноват, что меня насильно выдали за тебя в восемнадцать! Кто и должен беситься из нас двоих, так это я, — размахивая руками, орет омега, хватая со столика недопитую чашку кофе и бросая ее в Мин Юнги, пока тот наловчившись, умело уворачивается. — Я не успел насытиться молодостью из-за тебя. Восемнадцать, Юнги! Это ты у нас уже нагулялся и был не против в свои двадцать три, но не я! — Поверь мне, я тоже был не рад, когда узнал такую приятную, — демонстрирует в воздухе кавычки альфа, — новость. Пак, схватившись обеими руками за голову, делает вновь пару шагов назад, упираясь телом в каменные перила. — Черт, ты даже не отрицаешь, что изменил мне, — выдыхает Пак, заметно побелев в цвете лица. — Знаешь, что? Я мог бы психануть и развестись. Мог бы рассказать родителям о нашей с тобой супружеской жизни. Я многое мог бы сделать, но знаешь, что я сделаю точно? Я просто убью тебя, — омега опускается на мрамор и хватает первый ближайший осколок, сжав его в своих ладонях. Благо, что осколок попался тупой и кровь не брызжет, как из фонтана. Ким Тэхен этого и боялся. Пугливо подскакивает на ноги, выставляя обе руки перед собой. — На двух стульях захотел усидеть, сладкий? Думаешь, что можешь развлекаться тут со мной, а потом бежать и на стороне трахаться? — Чимин, сжав осколок крепче, делает медленный шаг вперёд. — Конечно, прекрасно. Я тут буду рожать тебе детей, заниматься домом, садоводством, пока ты на Кубе будешь развлекаться. Ох, милый, — смеется. — Ты не на того напал. Если ты хочешь такой сладкой жизни, то я дам тебе ее. Подойди ко мне, Юнги. Не бойся. Господин Мин на пару с дворецким шарахаются в сторону, распахнув широко глаза. Только Мин повсеместно бурчит под нос матерные словечки, пока Ким причитают единственную запомнившуюся молитву, как мантру о спасении жизни. — Детка, ты чего? Я не изменяю тебе. Если бы я ходил налево, то у меня не было бы сил тебя тр... — альфа откашливается в кулак, кинув на дворецкого смущенный взгляд. — У меня не было бы сил выполнять свой супружеский долг. — Я тебе не верю, — шипит омега, скинув с ног свои сандалии, что знаменует одно — Пак Чимин в абсолютном гневе. — Месяц назад ты бронировал в Лондоне номер в отеле на двоих. Не лги мне, блять. Тэхен медленно переводит удивлённый взгляд на альфу. — Эй, я вообще-то был с племянниками в Лондоне, не выдумывай. Ты видел фотографии! — злится из-за необоснованных обвинений Юнги. — И вообще, какого... Так, стоп, — встряхивает головой мужчина. — Откуда ты знаешь? Пака последний вопрос достаточно отрезвляет. Он растерянно опускает взгляд, разглядывая собственные щиколотки, пока мнёт пальцами свою рубаху в окантовке. — Откуда ты знаешь, Пак Чимин? — Боже, не так уж и тяжело запомнить код твоего счёта, чтобы получать выписки, куда ты тратишь свои деньги, — вскрикивает омега. — Да, и не надо на меня так смотреть. Я не тратил твои деньги, не переживай. Когда мне нужно было, я их просто просил. — Пиздец, — начинает с легкой нервной улыбки Мин Юнги, а заканчивает громким заливистым пугающим смехом. — А я, блять, думаю, какого хера у меня три недели назад списались почти пятьдесят тысяч долларов на какие-то ебаные итальянские шторы. Вот в чем дело. Как же я раньше не догадался, — хохочет альфа. — Меня обворовывает мой же супруг. Кому скажи, не поверят. — У тебя нет своих денег! Они общие! — Да, ты думаешь я тупой? Ты думаешь я не знаю, что твоя родня отстегивает тебе по сотне каждый месяц на повеселиться любимому сыночку? А с этими деньгами ты что делаешь? Они тоже общие? Или ты их копишь? Хочешь выкупить ебаную Корею? — Мин напором идёт напролом на мужа, пока омега испуганно выставляет перед собой осколок, сжавшись. — Давай, блять, убей меня. Я же хуевый муж. Денег даю мало, месяцами пропадаю на работе, требую заслуженных детей. Давай, воткни ебучее стекло, — дворецкий щурится, наблюдая, как чертов осколок и впрямь утыкается в рубашку альфы. — Раз на то пошло, то я тоже сознаюсь. Ты думаешь, что я не знаю, что ты спелся с нашим дворецким? Ты думаешь, мимо моих глаз проскользнет то, что в моем доме бывал гинеколог? Я знаю, что ты принимаешь противозачаточные. И я подменил таблетки уже, как месяц назад, так что советую сделать тебе тест. В последнее время ты много психуешь. Возможно, ты уже носишь ребенка? — плюётся в сторону альфа, толкая повисшую в воздухе с осколком руку. Пак отшатывается на ватных ногах, припав к перилам. — Что ты сказал? — шепчет омега, которого кажется, сейчас вывернет от настигшего шока. Забеременеть для омеги — значит пойти против себя, против своих принципов и устоев, а Пак слишком принципиален, чтобы допустить такое. Носить девять месяцев человека в своем теле? Нет, это не для него. Он готов круглые сутки в миновом ипподроме с навозом возиться, но только не рожать. Чимин боится этого больше всего на свете. Он считает, что если доживет до конца дней, не произведшим на свет ребенка, небо не рухнет на их головы, вот только у Юнги на это совсем другие взгляды. И альфа слишком строг к тому, чтобы их ребенок появился на свет суррогатным способом, потому что видите ли, ребенок должен чувствовать тепло и ласку родителей, а целовать и шептать нежности чужому животу, Мин Юнги не сможет. — Я не буду рожать тебе ребенка, — почти что по слогам произносит омега. — Делай что хочешь, но я не буду. — Я так и передам твои слова нашим родителям, которые уже отчаялись ждать внуков. Думаю, они меня поймут, и позволят зачать ребёнка с кем-нибудь другим, — шумно выдыхает через нос альфа. Тэхен, сунув по карманам свои руки, стоит у стены, вжав в шею голову. И как можно говорить такие кошмарные слова человеку, с которым делишь постель? Дворецкий надеется, что никогда не поймёт такого на своей шкуре. Господин Пак опускает плечи, таращась в пол, и бросает на мрамор осколок. Мин, не закончив ссоры должным образом, и не прийдя к мировой, впрочем, как и всегда, разворачивается и уходит через оружейную в сторону библиотеки. Дворецкий оглядывается по сторонам, отмечая взглядом количество битого стекла и погрома. Все вокруг выглядит ужасающе, а Тэхен еще не выглядывал во двор. Там в саду, наверняка, будто третья мировая пронеслась. Чимин с подрагивающими губами стоит у перил, не в силах вымолвить и слова. Дворецкий боится такого господина, он его пугает. Пак Чимин никогда не плачет, только в крайних случаях, либо в целях собственной выгоды. Омега осматривает свои кисти рук, будто бы они могут быть чужими и переводит взгляд на свой живот. Осознание страха проходится вихрем на его лице. Оно превращается в гримасу ужаса. Омега кладёт ладонь на живот, будто бы этот жест позволит ему узнать, есть ли в его утробе зарождающаяся жизнь, и поднимает стеклянные глаза на Тэхена в беспомощности. Дворецкий, приоткрыв рот, не знает, что и ответить. Если господин Пак и впрямь забеременел, то все — это конец, пакуйте чемоданы и куда-нибудь за три девять земель, лишь бы подальше от виллы. — Не делайте поспешных выводов, господин. Симптомов не было, — выставляет руки Тэхен, подойдя к поникшему омеге. Они говорят о беременности, как о болезни, как о лихорадке, от которой можно погибнуть. — Если бы вы забеременели, вы бы что-нибудь почувствовали. — Аппетит плохой, — трясутся губы Чимина. — Это просто стресс. Вы часто едите мало. — В последнее время я часто плачу. — Господин, вы устали. Из-за такой ругани нервы сдадут даже у самого крепкого человека. Пожалуйста, не стоит так переживать. Все будет хорошо, присядьте, — подхватывает за локоть еле стоящего на ногах омегу Тэхен, и садит на единственный выживший предмет мебели на этой веранде. Чимин вот-вот снова заплачет. Присаживается на краешек стула, пока дворецкий садится на корточки у его ног, по-дружески поглаживая внутреннюю сторону ладони, чтобы успокоить. Дворецкому больно видеть перед собой такое разбитое лицо. Господин Пак был одним из тех, кто всегда поддерживал его, помог расквитаться с долгами, устроил на хорошую должность его младшего брата, а теперь, когда помощь требуется его доброму хозяину, Тэхен не в силах помочь. — У вас же была течка совсем недавно. Если бы вы носили ребенка, ее бы не было, я вас уверяю. — Точно? — шмыгает носом Чимин, утирая слезы. — Ты уверен? — Да, течки не бывает, когда в утробе есть ребёнок. Вам стоит расслабиться. Пак выдыхает так, будто бы с его плеч падают десятитонные булыжники, и сам он, падает на спинку стула с безмятежной улыбкой. — Черт, меня чуть инфаркт не хватил, — ухмыляется омега. — Меня здорово пронесло. Господь благоволит мне, — улыбается яркой улыбкой Чимин. — Сука, Мин Юнги. Я знал конечно, что он тот еще скользкий червяк, но чтобы так умело подменить таблетки. Я даже ничего не заметил. Глотал их чуть ли не каждые сутки. Интересно, что там? Витамины, наверняка, на большое его мозг не способен. — Господин, вам стоит остыть и не поддаваться своей ярости. Давайте мы вместе заварим ромашковый чай? А потом пойдём восстанавливать ваш сад, он нуждается в вашей руке. — Нет, Тэхен. Я еще с ним не закончил. Ты думаешь, я оставлю эту выходку безнаказанной? Он будет на коленях ползать и просить прощения. Он говорил, что я транжирю его деньги, хах, — смеется громче. — Он еще не видел, как я умею тратить. Я оставлю его с голой задницей, раз пошла такая песня. Ни воны ему не оставлю. А потом собственноручно зарублю его коня. Устрою показательное шоу. Тэхен сглатывает вставший ком в горле, округляя глаза, которые и так почти лезут из орбит. Надо отдать этим двоим должное, они умело умеют строить козни и мстить, а об оскорблениях и речи не шло, они искусно подбирали словечки, которые ранили больнее всего. Оба выросшие в жестокой среде богатеньких детей, умеют плавать в этом грязном болоте, знают, как выбраться сухими из воды. Их воспитание и закалка почти идентичны, поэтому никто из этой затянувшейся драмы не может выйти победителем. Палка о двух концах. — Куда он пошёл? — вскакивает бодро на ноги Чимин, прогладив ладонями свою рубаху. — Должно быть, в библиотеку, — шепчет в ответ Тэхен. — Прекрасно, — улыбается омега, стреляя подведенными чёрным карандашом глазами. Напяливает на ноги свои сандалии и горделивой походкой плывет через оружейную в сторону библиотеки, где ютится комната, в которой господин Мин обитал чаще, чем в своей спальне, в кабинет.