Богатые тоже плачут

Когда-то на месте этой виллы был огромный пустырь, в котором изредка появлялись водоемы и уродливые холмы, переходящие, как американские горки от сопки к сопке. Ким Тэхен видел своими глазами, как строился дом, как огромные обожженные кирпичи укладывались строителями, спасавшимися от испанской духоты лишь водой и головными уборами. Холмы выровняли, лишние водоемы опустошили, а камышей почти не осталось. Проектированием дома занимался известнейший на родине Мин Юнги корейский архитектор Хван Донге, которому отстегнули чуть ли не с четверть бюджета за строительство. Дворецкий видел, как возвышались стены. Этаж за этажом ложилась плитка, ставились витражные окна, выкладывалась мозаика из разноцветных стеклышек, расписывались потолки. На тот момент Тэхен был в услужении семьи Минов уже два года, помогая родителям Юнги справляться с убранством их столовой. С заключением брака старшего сына, Мины дали ему повышение, определив в дворецкие за три девять земель от Южной Кореи на испанском побережье. Ким был не против работать в этом райском гнездышке, в котором солнце светило так ярко, что давало стимул жить, а лазурная водичка была такой чистой, что не верилось, что осталась ещё земля такой диковинной красоты, не тронутая человеком. Дворецкий помнит тот день, когда отец Пак Чимина ворвался в обитель Минов со своим скромным семейством, представив им симпатичного восемнадцатилетнего хлопающего ресницами в растерянности омегу, заявив, что отдаст его карьеристу альфе из четы Минов, которому на тот момент стукнуло двадцать три, с легкой руки. Сколько было в тот день счастливых возгласов, Тэхен никогда не забудет. Две семьи пили эксклюзивное шампанское, которое лежало в погребе на особенный случай почти до семи утра, пока Мин Юнги, выдернутый по «срочному делу» со своей нефтяной баржи, разглядывал Пак Чимина, сидящего на кресле противоположного угла гостиной, куда их запихнули их предки, чтобы те поближе познакомились. Дворецкому Чимин понравился сразу. Одетый с иголочки, с тёплой улыбкой, пухлыми губами в блеске, и вальяжной плавной походкой он очаровал в одночасье всех в поместье Минов, представив им свою натуру ангела. Через двое суток родители Юнги уже называли омегу Чимини, а через неделю стали верить словам омеги больше, чем родному сыну, что естественно, выводило альфу из себя, ведь когда эта парочка оставалась наедине, Паку больше не приходилось притворяться. «Фальшивка» — так называл Мин Юнги своего жениха, пока Пак Чимин обходился лаконичным «Хмурый хрен». Ненавидеть друг друга они начали с первого дня знакомства. Им безумно нравилось играть во врагов, казалось, что это приносило обоим особое удовольствие. Юнги не хотел пышной свадьбы, заявив, что его не интересует вся эта мишура и показуха, пока Чимин, смирившийся со своей пропащей молодостью, требовал свадьбы, которая бы колыхнула весь светский бомонд. Конечно же, Мины решили пойти на поводу сладко-щебечущего омеги. Ким Тэхен впервые видел такое мероприятие. Вся знать Кореи стянулась в Сеул, чтобы хотя бы глазком увидеть счастливых молодоженов. Мин Юнги, потративший на свадьбу почти половину своего состояния, держался из последних сил, в надежде, что не задушит своего жениха у алтаря. Заключившийся брак не сходил с первых полос хроники ещё ближайшие полгода, Чимин был более, чем доволен. Пока строилась вилла, Тэхен был тенью господина Пака и его правой рукой в доме Минов. После свадьбы пару отправили на медовый месяц во Францию, и черт знает, что произошло в этом проклятом Париже, но когда они вернулись, атмосфера в их отношениях кардинально изменилась. Теперь они стали более походить на супругов, потому что с уст альфы теперь иногда проскальзывала похабщина, а господин Пак воспринимал ее со смехом, как в порядке вещей. Дворецкий долго ломал голову, что же их так примирило, и куда делась их яростная ненависть к друг другу, пока по привычке не постучавшись в их общую спальню, чтобы набрать, как положено, ванну с пеной для господина Пака на ночь, не застал пару совокупляющейся с животной страстью на рабочем столе. Тэхен хотел провалиться сквозь землю. Думал, что его погонят в шею, не спал несколько дней подряд, раздумывая, к чему же вся эта неловкая ситуация его приведёт. Юнги, конечно же, нисколько не смутился, ему было вообще чхать, кто что о нем думает, а вот Пак Чимин, прикипевший к Киму, первые две недели после инцидента смущался, но к счастью, все быстро забылось. После этого Тэхен всегда стучался. И вместе с тем, обстановка после их появившейся сексуальной жизни в отношениях, не смягчилась. Когда вилла была достроена, и супруги перебрались на полуостров, она только накалилась. Теперь не было лишних глаз и родительского контроля, они могли ссориться днями напролёт и никто бы их в этом не упрекнул. И к удивлению дворецкого, их страсть тоже не испарилась, наоборот, разгорелась с большей мощью, перетекла во что-то обыденное, как у настоящей любящей пары. Многое изменилось. Теперь они не прятались. То мурчали от нежности, как два ластящихся кота, то рычали, как бешеные цепные псы из преисподней. Ким Тэхен привык. Ему пришлось привыкнуть. Жить, как на пороховой бочке, стало для дворецкого обыденностью. В какой-то мере это даже стало увлекательно. Иногда, Тэхен ставил ставки. Обычно из ссор победителем выходил Мин Юнги, в силу своего возраста и накопившейся житейской мудрости, а господин Пак был тем, кому просто меньше перепадало. Омега дрался с мужем не на жизнь, а на смерть, не жалея собственных зубов, прокусывал плоть, как самый настоящий оголодавший зверь. Мин защищался, но дать сдачи толком не мог из-за скрипящего сердца и воспитания — все же Чимин омега, а их бить нельзя, ведь они слабже. Хотя, тут Ким бы засомневался. Вымещал злость Юнги на имуществе Чимина, пытаясь хоть каким-либо образом насолить агрессивному омеге. Пак обожал свои садовые розы, любил до глубины души свой гардероб, коллекцию парфюма, украшений, но его особенной страстью была обувь, которой на вилле была выделена целая комната в десять квадратов в западном крыле. Господин Мин истребил в ссорах почти всю обувь омеги, которую кропотливо собирал Пак Чимин уже более шести лет. Половину выбросил на помойку, ещё десять пар утопил в водоеме, всю зимнюю выставил во дворе дома, заменив ими мишени для своего охотничьего ружья. Наверняка, нет необходимости объяснять, во что они превратились. Пак тогда кричал так громко, что с охотой бы посоревновался в конкурсе оперных певцов, разбивая звонким голосом хрусталь. Тэхен на своей памяти помнил несчетное количество происшествий, все и не расскажешь, не хватит и недели. И судя по громкому цоканью туфель господина Пака в сторону библиотеки, сегодняшний инцидент пополнит число самых жутких ссор супругов. А возможно, даже с лихвой займёт самое главенствующее место в списке аморальных. — Тэхен, держись рядом, — оборачивается у дверей в библиотеку омега, стрельнув боевым взглядом. — Вероятно, тебе нужно будет вызывать похоронное бюро. Дворецкий стойко подтягивается, как струна гитары, вздёрнув высоко подбородок. Тэхен нервно закусывает губу. Ну почему из сотен комнат этой огромной виллы, бойня должна произойти в самой любимой и дорогой сердцу библиотеке? Ким своими руками сортировал всю эту ценнейшую макулатуру. Может даже смело заявить, что четверть из тысяч этих книг, даже читал. Лишь бы их руки не дошли до стенки с коллекционными изданиями, которые почти от сердца оторвали родители Мина, отдав на хранение старшему сыну. Там же почти все собрание британской литературы, оказавшей влияние на мировую культуру. Там и книга «Больших надежд» Чарльза Диккенса в ветхом переплете, проданная на аукционе за двенадцать тысяч долларов за экземпляр, ещё там «Грозовой перевал» и «Джейн Эйр» двух Бронте, у которых эксклюзивные обложки, коих только шесть штук во всем мире. Это Тэхен еще молчит о «Ромео и Джульетте» Шекспира, которую не то что трогать, даже дышать на нее нельзя было, такими хрупкими были пожухлые пожелтевшие с годами страницы. А этим двум, у которых ничего святого не осталось, все же до лампочки. Они когда видят друг друга, у них отключается сознание, окружающий мир перестаёт существовать, как бы это прискорбно, либо романтично не звучало. У них во взглядах пламя горело так ярко, что становилось страшно, а руки чесались так остро, что все попавшее на пути, становилось опасным для жизни, теряло ценность. Чимин распахивает двери, замечая своего мужа, стоящего у окна одной из полок книг, разговаривающим по телефону. Юнги вздрагивает, развернувшись, таращится на омегу, ожидая словесного нападения, но Пак молчит, кидает безразличный взгляд и идёт, на удивление, мимо. — Куда ты...? — мобильный сползает с уха альфы, и теряется где-то в глубине кармана брюк. — Я знаю, что ты что-то задумал. Не смей. Пак идёт так быстро, что за ним не поспеваешь. Он оббегает две колонны книг, которые своей высотой достигают потолков, и скрывается за поворотом. — Остановите его, Тэхен! Он бежит в мой кабинет! — вскрикивает за спиной альфа, пока срывается с места и бежит вслед за омегой. Дворецкий опоминается и несётся за этими двумя, лавируя между полок, как в сказочном лабиринте. Спотыкается о свои ноги и чуть не валится на колонну всем своим телом, благо, что сохраняет равновесие. — Сука, только посмей, блять. Открой эту ебучую дверь! Тэхен застает перед носом альфу, тарабанящего своими крупными костяшками пальцев по массивным дубовым коричневым дверям, запертым с обратной стороны на ключ. Чимин с той стороны звонко смеется, явно наслаждаясь ситуацией. — Чимин, там важные документы. Не смей даже притрагиваться. То, что на моем столе, даже пальцем не тронь. Там договора на миллиарды. Детка, прошу тебя, — скулит, сползая по каркасу дверей Мин, и отходит подальше, с разбегу пытаясь снести дверь. — То, что на столе? Спасибо за подсказку, милый. Так, а где у тебя тут включается камин...? А, вот, нашёл, — кричит за дверью омега. — И что это у нас? Хм, интересно. Продажа нефти Германии? Прекрасно. Наверняка, ты из кожи вон лез, чтобы заключить этот контракт. Дворецкий видит, как у Мин Юнги дергается глаз, а грудь вздымается от частых вздохов и выдохов. — Сладкий, не глупи. Я же зарабатываю деньги для нашей семьи. Для тебя. Чтобы ты мог пиздить мои деньги на ебаные шторы. — Ничего страшного, от голода не подохнешь, — отдаленно звенит голос омеги. Мин бьет со всей дури ногой по двери, пытаясь сорвать ее с петель, пока та ходит ходуном, держась на одном честном слове. Тэхен, сомкнув руки на груди, стоит за спиной, стиснув зубы. — Блять, да почему ты такой ебаный гандон? За какие грехи мне послал тебя бог? Бизнес веду честно, отдаю деньги на благотворительность, не ворую и не убиваю, сука. — орет, что есть мочи альфа, вскинув голову к небу, то-бишь к потолку дома. — Что я такого сделал тебе? В кабинете раздаётся громкий звон. Вероятно, в стену летит что-то очень ценное. Вероятно, что-то ценное для Мин Юнги. Позже грохочет звук ломающейся мебели и хруст разорванной бумаги. Юнги, опустив руки, стоит, уткнувшись лбом о дверь, пока чуть ли не рыдает от одной мысли, что весь его кабинет погружён в хаос, а всему виной один долбанный омега с отвратительным характером, ворвавшийся в его спокойную, размеренную жизнь с ноги и перевернувший весь его привычный уклад жизни. Дворецкий, опустив голову, не может смотреть на разбитого Юнги, нагло толкает его от двери плечом, что тот удивленно распахивает глаза, и сует в замочную скважину тончайшую шпильку, что лежит во внутреннем кармане пиджака на всякий пожарный. Пару секунд ковыряется и отворяет дверь со скрипом, пока сияющий Мин влетает в кабинет со скоростью света, тут же выхватывая из рук омеги договора, которые уже почти горят в огне камина. Пака появление альфы не останавливает, он хватает импортный коньяк, стоящий на подмостках плитки камина и яро кидает бутылку в стену, пачкая все стены терпкой, воняющей на весь кабинет жидкостью. У Юнги уже к таким выходкам иммунитет, он собрав все важные бумаги, тут же пихает их в сейф, код от которого знает только он, и валится уставшим на кожаное кресло у окна, предварительно налив в рокс любимого виски. С прищуром наблюдает, как Чимин рушит его самую любимую комнату на этой вилле. Единственное место, где он мог побыть наедине со своим одиночеством и спокойствием. Единственное место, куда никогда не смел заходить омега. Тэхен бросается к камину, выуживая из палящих углей щипцами почти расплавленную фоторамку, на которой супруги более менее счастливые сидят в ресторане. Чимин улыбающийся, обвивает шею своего альфы, сидя на его коленях и уткнувшись носом в его щеку, пока Мин, широкого раскинув руки, хохочет над чем-то веселым. И кто бы сказал, что эти двое терпеть друг друга не могут? На фотографии абсолютная гармония. — Какая муха тебя укусила, Пак? — делает глоток Юнги, сомкнув челюсти, когда в стену летит его стеклянная награда за большой вклад в развитие экосистемы Сеула. — А ты напряги извилины. — Я не поздравил твоего двоюродного дядю с днём рождения? Купил машину не той марки? Что? — Я превращу твою жизнь в ад, Юнги. — Давно превратил. Говори уже, блять. Я же вижу, что есть причина твоего дикого поведения. Тэхен решает бросить собирать хлам на полу, и садится акурат возле лампы в уголок кабинета, чтобы его не было видно. Пусть эти двое разбираются, а он всего-лишь будет на стреме. Он вообще обычно, как невидимка бродит, когда эти двое рядом. — Хочу развода. Мин на услышанное реагирует спокойно. Приподнимает взгляд, задумавшись, и ставит звонко бокал с алкоголем на столик у кресла. — Я потратил на свадьбу три миллиона долларов. Я дам тебе развод только через мой труп. — Ты о чем-нибудь, кроме денег можешь думать вообще? — Ты знаешь цену денег, Чимин. Привык к такой жизни. Будь благоразумен, — закидывает ногу на ногу альфа. — Я не понимаю, что тебя не устраивает? Другие мечтают очутиться в твоей шкуре хотя-бы на минуту, имей совесть. Цени, что имеешь. Пака такой ответ вовсе не устраивает. Он злится и сбрасывает со стола макбук мужа, ломая его вдребезги. — Я не хочу так, — совсем тихо отвечает омега. — Ты не ценишь меня. Мин Юнги от этих слов заходится в истеричном припадке смеха, чуть было не падая с кресла. — Ебать, что я должен ещё сделать? Извини, детка, но звезду с неба достать я не смогу, как бы не старался. — Ты меня не понимаешь. — Объясни по-человечески, хватит вести себя, как душевнобольной и крушить здесь все. Чимин, тебе уже не пятнадцать лет. Все можно решить путём переговоров. Да, только не в вашем случае, думает дворецкий. Сколько раз они пытались решить все разговорами, не счесть. Чимин открывает рот, порываясь ответить, но сам себя останавливает, пряча за поясницей руки. Тэхен, подтянув к груди свои колени, и оперевшись спиной о стену, смотрит на хозяина с большой грустью. — И? — подоткнув пальцами подбородок, спрашивает альфа. — Неужели, тебе нечего сказать? — Ты вчера был вместе с Хосоком целый день... Альфа стонет, поднявшись с кресла на ноги. — Боже, Чимин, с каких пор ты такой? Раньше тебе было плевать, где я и с кем. Пак рычит и громко вскрикивает, схватив со стола органайзер с канцелярией и бросив его в сторону Мина. — Дай мне закончить, придурок! — Юнги поражено поднимает руки, позже потирая место ушиба на бедре. — Вчера я ждал тебя. Щеголял, как чертов идиот, голым в одном халате, пока ждал тебя. Целые сутки, эгоистичная ты мразь. Тэхен был рядом, он все видел, — тычет пальцем на дворецкого омега. — Но вместо того, чтобы вернуться ко мне в нашу годовщину свадьбы, ты предпочёл отдыхать на Кубе со своим другом в окружении шлюх. Я тебе этого не прощу. Ты знаешь, что я никогда не обижаюсь, но этот поступок я запомню на всю жизнь. Как только дело коснулось твоего коня, ты очутился на вилле по мановению волшебной палочки. Теперь мне все понятно. Ты расставил приоритеты. Я больше не буду с тобой ругаться, ты волен делать, что пожелаешь. Вали к своему Хосоку и пусть он рожает тебе детей, потому что ко мне ты больше не притронешься. Тэхен весь сжимается, когда дверь кабинета захлопывается с такой силой, что на рабочий стол хозяина валится инкрустированная подвесная люстра из сотен крохотных кристаллов, разбиваясь на тысячи осколков. А ведь эта люстра была собственноручно собрана дизайнером-иллюстратором, знаменитейшим по декору в Южной Корее. Ким встает на ноги, схватившись за стойку лампы, переводит взгляд на Мин Юнги, а тот в абсолютной прострации, стоит возле своего кресла, как зомби. Только через минуту оттаивает, и поворачивает голову, встречаясь взглядами с Тэхеном. — Я бы напомнил вам, но и сам забыл. Господин Пак ни словом не обмолвился вчера, — тут же защищается дворецкий. — Впервые не набросился на меня с кулаками, — хмыкает Юнги, поднимая с пола сброшенную книгу. — Кажется, правда обижен. Блять, как я мог забыть. Вообще из головы вылетело. Я ни о чем, кроме нашей ссоры, думать не мог. — Возможно, вам стоит извиниться. Купить букет цветов, пригласить на ужин, — тактично подсказывает омега, прикидывая, что бы ему самому угодило. — Нет, Чимин не такой. Он же такой же непробивной, как стоячий хер, будь он неладен. Не удивлюсь, если и впрямь будет держать обиду до конца своих дней, — рычит Юнги, вышагивая по кабинету из стороны в сторону. — Черт, что же делать. Ещё день рождения отца послезавтра. — В любом случае, вам нужно примириться до праздника. Ваш отец очень внимателен к деталям, может заметить ваши холодные отношения. — Да, это точно. Потом сожрет меня с потрохами. А мне сейчас надо в самом выгодном свете перед ним быть, он наследство делит, — скулит альфа, вспоминая, что помимо него самого, у него еще двое младших братьев альф и один несовершеннолетний омега, характером походящий на Чимина. — Так, ладно. Я займусь этим недоразумением. Попробую загладить вину. Пожалуйста, приведи дом в порядок. И, кстати, ты же хорошо знаешь предпочтения отца, подыщи достойный подарок. Дверь кабинета вновь с грохотом хлопается вместе с выходом Мин Юнги из помещения. На этот раз она не выдерживает и просто срывается с петель, валясь внутрь кабинета с дичайшим хлопком о мрамор. Только это не все, вокруг валится штукатурка, поднимая шквал пыли, и падает прикрученная к стене над головой Тэхена лампа. Он только и успевает отползти молниеносно, она разбивается прямо на том месте, где только что была голова дворецкого. — Боже, дай мне сил пережить этот год.