Почему-то стало весело еще в конференц-зале. То ли шампанское ударило в голову, то ли ожидание праздника зацепило, то ли роящиеся воспоминания, хорошие и не очень. А, может, просто знакомая обстановка давала шанс расслабиться. Зималетто была для Киры особым местом, с компанией связана вся жизнь двух семей. Решение уйти отсюда далось Кире нелегко, но, несмотря на внезапно начавшийся и бурно развивающийся роман с Минаевым, наблюдать за отношениями Андрея и Кати было невыносимо больно. И успокаивало только осознание того, что любимый мужчина счастлив. Иначе точно бы слетела с катушек. Уходить из компании, с которой связано столько хорошего, было грустно, но им троим, Андрею, Кире и Кате, здесь было тесно. Пушкарева каждый раз виновато отводила взгляд, когда сталкивалась с Кирой в коридорах, словно быть кем-то любимым невероятно постыдно, а Кира не могла не замечать распухших от поцелуев губ, шального взгляда Андрея, когда утром, порой, он выходил из лифта в обнимку с президентом компании, жадных взоров на совещаниях и то и дело мрачнеющего взгляда, когда его Катя уделяла внимание кому-то другому, не ему, и такой же виноватой улыбки, как у его избранницы, если они пересекались взглядами. Кира ушла, чтобы не мучить себя и помирившихся Андрея и Катю. О своем решении она сообщила Пушкаревой заранее, чтобы было время подыскать замену, немного боялась, вдруг не уволит сходу, найдет тысячу причин, по которым Кире нужно остаться в компании, чтобы продемонстрировать еще раз свой трофей проигравшей стороне, но Катя выслушала, кивнула и попросила помочь в поисках замены. Отдел маркетинга с уходом Малиновского взвалил на себя Андрей, но потянуть еще и продажи он бы не смог.
С Ждановым они прощались быстро, неловко, с обещаниями позвонить «если что», взаимными пожеланиями счастья и удачи друг другу и несмелыми надеждами общаться в дальнейшем, ведь они друг другу «не чужие». Но Кира была уверена, что их пути расходятся навсегда. Никто из них не наберет знакомый номер, чтобы попросить совета, помощи и поддержки, они не пригласят друг друга на уикенд или семейный праздник, не поделятся радостными вестями друг с другом. И, вроде бы, родные люди, почти семья, но все, что их связывало, давно умерло.
Редкие звонки Маргариты Рудольфовны Кира игнорировать не могла. Марго во многом заменила Кире маму, которой девушке особенно не хватало. Это был тот человек, которому, как казалось Кире, можно было довериться и обо всем рассказать, получить совет и поддержку. Несостоявшаяся свекровь искренне любила ее, как родную дочь, и девушка знала об этом и воспринимала как само собой разумеющееся. Марго была для нее во многом идеалом. Кира мечтала, что лет через тридцать, когда они состарятся с Андреем, а их дети вырастут и вылетят из семейного гнезда, то станут очень похожи на его родителей. Что ж, мечтам не суждено сбыться, и Кира с этим довольно легко примирилась. Общаться с Маргаритой, как прежде, было неловко. Кира все еще любила Андрея и опасалась, что его мать будет рассказывать о их отношениях с Катей, но единственный раз, когда в разговоре с Марго всплыл ее сын, был накануне свадьбы. Пресса очень скромно освещала это событие, к счастью, но пара статей все же попалась Воропаевой на глаза. Думала, будет плохо от фотографий, от вида счастливых молодоженов, но Кира поймала себя на том, что улыбается и рада за Андрея. А у Киры все складывалось как нельзя лучше.
Переступить порог собственной компании было страшно и волнительно спустя столько времени. А вдруг, при встрече с Андреем, она снова расклеится? Вдруг потом ее ожидает бессонная ночь и слезы? Кира все еще любила Андрея, несмотря на то, что он явно счастлив в браке, а у нее самой самый лучший мужчина на свете. И только когда лифт открылся на административном этаже, а у ресепшена ее тепло встретил женсовет, Кира поняла, что скучала не по Андрею. Все это время ей не хватало такой знакомой кутерьмы офиса, привычных звуков рабочего процесса, обрывков разговоров, давно ставших родными секретарей. Хотелось пройтись давно изученными коридорами, заглянуть в свой бывший кабинет, узнать, как идут дела у женсовета, но Кира опаздывала на совещание, потому поспешно ушла в конференц-зал, немного невежливо отмахнувшись от любопытствующих дамочек. Может быть, как-нибудь, потом…
Как же она была рада всех видеть! Маргариту Рудольфовну, Павла Олеговича, Милко, Рому, Урядова — всех! Даже Катю, как ни странно. Все совещание Кира украдкой наблюдала за Андреем и его супругой, и ее потихоньку отпускал страх. Она все сделала правильно, Андрей счастлив, как никогда не был бы счастлив с ней. Что ж, после всего, что произошло, пожалуй, он это заслужил. Они долго не виделись, и только сейчас Кира заметила, что виски Андрея тронуты серебром, а между бровей пролегла глубокая складка — последствия бурных событий уходящего года. Нужно было отпустить его раньше, еще зимой, после того, как Катя уехала из Москвы, меньше бы нервов было потрачено. Изменилась и Катя. От запуганной нескладной девочки не осталось и следа. Теперь у нее надежный тыл, и она не воспринимает мир враждебно. Да и кто бы посмел нелицеприятно отозваться о президенте известного модного дома?
Жалела ли Кира, что согласилась прийти в компанию и уговорила брата и сестру присоединиться к ней? Ничуть. Нужно было прийти сюда, чтобы, наконец, понять, что она отпустила Андрея. Ее не задевало, как Жданов нежничает с женой, наоборот, хотелось улыбнуться. Смущало только отношение Марго к Кире. Словно все по-прежнему. Да и к Кате она явно относилась не самым лучшим образом. От этого было неловко, оставалось надеяться, что обойдется без некрасивых сцен, которые обычно сопровождали собрание совета. Марго во всеуслышание пригласила Киру и Никиту к ним с Павлом Олеговичем в Лондон и дала понять, что собственного сына с невесткой видеть там не желает. И даже, кажется, ничуть не обрадовалась новости, что они ждут ребенка. После такого Кире вряд ли удалось бы присоединиться к общей беседе в полной мере. К счастью, все засобирались по домам: тридцать первое декабря, до нового года считанные часы. Только уходить из компании совсем не хотелось. Получив разрешение побродить по офису у Кати (странно-то как!), Кира неторопливо пошла в сторону своего бывшего кабинета, и Андрей вызвался ее проводить — молодым людям было по пути.
— Как дела у тебя? — счастливо улыбаясь, спросил Андрей, беззаботно сунув руки в карманы брюк.
— Неплохо, — Кира улыбнулась в ответ. — Встречный вопрос не задаю, по тебе и так все видно.
— И что же по мне видно? — Жданов ухмыльнулся. Общаться им было легко, как в старые времена, когда между ними не стояли вранье и измены Андрея.
— Ты счастлив, — Андрей кивнул в ответ. — Жаль только…
— Жаль только, что не с тобой? — Кира покачала головой.
— Жаль только, что общаться, как добрые друзья у нас вряд ли получится. У тебя своя жизнь, у меня — своя, — грустно произнесла Кира. — Твоя Катя вряд ли поймет мое желание поддерживать с вами отношения.
— Да, было бы сложновато, — согласился Андрей. — Да и не до дружеских посиделок, у всех работа, семьи…
— Я бы почаще наведывалась в компанию, но злоупотреблять гостеприимством твоей жены не рискну.
— Это и твоя компания тоже. Если нужно — приходи, — великодушно разрешил Андрей. — Я, если честно, очень рад был увидеть тебя сегодня.
— И я тебя, — молодые люди остановились в общей для двух кабинетов приемной. Кира осмелилась взглянуть в глаза Андрею. Ничего не произошло страшного. Земля из-под ног не уплыла, не захотелось кинуться к нему на шею, ни капли сожаления о прошлом. Было и было. Приятно вспомнить, но возвращаться не хочется. — Очень рада, что у тебя все хорошо.
— Надеюсь, у тебя ничуть не хуже. С наступающим, Кира. Желаю в новом году узнавать от тебя только хорошие новости. Встретимся все вместе у ресепшена, — Андрей тепло улыбнулся девушке и удалился к себе. Кира улыбнулась ему вслед и с некоторой опаской потянула дверь в свой бывший кабинет. К счастью, было не заперто. Она просто посмотрит и все.
Мало что изменилось за время ее отсутствия здесь. Сменились фотографии, дурацкое апельсиновое дерево куда-то делось, и его место заняла шикарная монстера. А так диваны, кресло, столы — все такое знакомое и родное. «А ведь по своему кабинету я скучала гораздо сильнее, чем по Андрею», — с удивлением подумала девушка. У нее осталось минут пять. В офисе все равно пусто и неуютно, и от этого становилось немного грустно. Вдалеке, у ресепшена, слышны были голоса Малиновского и Павла Олеговича, но это было не привычная суматоха рабочего дня. «Зайду еще раз обязательно», — решила Кира и пошла к ресепшену.
***
На улицу вышли все вместе, как и хотел Андрей. Кристина трещала без умолку с Урядовым, который уже нервно поглядывал на часы и явно искал причину, чтобы не задерживаться. А, возможно, просто хотел избежать дальнейшего разговора с Кристиной, которая напрочь забыла, что опаздывала на маникюр. Следом вышли Зорькин с Малиновским. Роман никуда не спешил и все подначивал Колю выйти «на охоту». Зорькин колебался: ловля бабочек исключала новогодний вечер на кухне Пушкаревых, а он пообещал уже отметить праздник с ними. Катя и Андрей хотели первый новый год отметить вдвоем, несмотря на ворчание Валерия Сергеевича, что это семейный праздник, и негоже по разным углам родным людям его справлять. В общем, колебался товарищ Зорькин. Но, к его чести, пироги теть Лены все-таки перевесили. Извинившись перед Романом, с которым так неожиданно сдружился на свадьбе у подруги, Коля, прищурившись, обернулся на выходящих в обнимку Катю и Андрея.
— Ну что, по домам? — Зорькин улыбнулся. — Зря вы отказались приходить, я лично осуждаю.
— Коль, нам очень хочется побыть вместе, — Катя виновато улыбнулась. — Мы обязательно заедем, как только вернемся в Москву!
— Упрямая ты, подруга, — расстроенно сморщил нос Зорькин. — Теть Лена, между прочим, тоже недовольна, хоть и не подает виду.
— Ну, Коль! — Катя от смущения спрятала лицо на плече мужа, зарывшись носом в его воротник.
— Ладно, — Зорькин посчитал свою миссию по воспитанию строптивой подруги выполненной и раскрыл объятия. — Иди сюда, обниму хоть.
Одни родные руки сменили другие, практически без колебаний. Андрей тактично отвернулся, стараясь вести себя непринужденно. И не ревнует он! Совсем!
— С наступающим, Коль, — Катя улыбнулась другу, не торопясь выбираться из его объятий. — Мы позвоним завтра, обещаю.
— И тебя, Пушкарева, — с легким подозрением ответил Зорькин. Катю он знал лучше, чем кто бы то ни был — чувствовал, видел, что-то «не так» и шепнул ей на ухо. — Все наладится, вот увидишь.
Подошла попрощаться и Кира, которую уже ждал на парковке Минаев. Поздравила с будущим пополнением в семье, пожелала счастья и здоровья, кивнула Андрею, по-дружески. Катя ощутимо расслабилась и ответила на поздравления Воропаевой с искренней теплотой. Какую-то минуту они стояли, безмолвно беседуя друг с другом, а затем Катя несмело протянула руку, и Кира без колебаний ее пожала. Судя по улыбке Андрея, он был доволен. Конечно, Кира с Катей вряд ли подружатся, но перестанут чувствовать неловкость в присутствии друг друга.
Последними, задержавшись немного на выходе, появились Павел и Маргарита. Марго критично осмотрела стоящих друг против друга девушек и презрительно скривила губы, пока никто не видел. Ну почему Андрей выбрал не ту, которая ему подходила гораздо больше? Почему он променял девушку его круга, с безупречным воспитанием и происхождением на эту провинциальную барышню, которая до сих пор с изумлением осматривалась в любом дорогом ресторане? Павел подвел жену к молодежи, чтобы попрощаться и еще раз поздравить с наступающими праздниками всех, пожал руку сыну, обнял и невестку, и Киру, радуясь, что девушки нашли общий язык. Каждая из них была по-своему дорога.
— Пашенька, поедем домой поскорее, — тихо попросила его Марго. — Голова что-то побаливает.
— Кать, смотри! — Андрей кивнул на стремительно темнеющее небо. Первые, пока редкие, снежинки, несмело закружились в морозном декабрьском воздухе, серебряными искорками вспыхивая в свете фонарей, уличных гирлянд и таяли, едва коснувшись разогретого тысячами шин асфальта, оставляя влажные следы после себя. Катя радостно улыбнулась.
— Снег пошел, — выдохнула она, завороженно провожая серебристые искорки взглядом. Облачко пара вырвалось из ее рта и тут же растаяло в густо синеющем небе.
— Может, к моменту, когда забьют куранты, все занесет снегом, — предположил Андрей. — Лишь бы рейс завтра не отменили.
— Вот тебе и ответ, почему голова заболела, — добродушно усмехнулся Павел, беря жену под руку. — Едем?
Кира распрощалась со всеми Ждановыми и поспешила к ожидающему ее Никите. Марго проводила ее взглядом и задумалась над вторым совпадением в этот день. Когда она выслушивала проклятья собственной свекрови тоже валил снег. Чувство страха поднялось неожиданно и только усилием воли Маргарита заставила себя успокоиться, пока не услышала у себя за спиной хорошо знакомую с детства немецкую речь. Катя говорила с кем-то по телефону, совершенно свободно, без запинки, даже улыбалась невидимому собеседнику и выглядела умиротворенной.
***
В родительском доме Марго было принято говорить на немецком. Мать знала язык в совершенстве, а отец предпочитал говорить на родном языке, когда не было посторонних. В детстве она часто сбивалась с одного языка на другой, могла начать предложение на немецком, а закончить по-русски. Ужасы войны еще не стерлись из памяти людей, и немецкая речь вызывала волну ненависти у окружающих, а Марго попросту не всегда могла себя контролировать, что взять с маленькой девочки? Повзрослев, она все чаще говорила на русском, и лишь в моменты сильного волнения сбивалась на немецкий. Паша знал только русский и английский, тестя понимал с пятого на десятое, но это не мешало им поддерживать хорошие отношения друг с другом. Именно к родителям и кинулась Маргарита после неприятного разговора со свекровью. Сказать Паше она постеснялась, какой бы тяжелой ни была его мать по характеру, он ее любил и уважал. И так после того, как он женился на Марго, отношения с матерью стали хуже, но мужчина стоял на своем: выбор жены — его право, не маме же с ней жить и растить детей! Их бесконечные споры по этому поводу заканчивались ничем, и обострять и без того непростые отношения между ними Маргарите не хотелось. Потому и кинулась в родительский дом за поддержкой, сославшись на то, что канун Рождества, и родители будут счастливы, если они навестят их и расскажут о будущем пополнении в семье.
Маргарита никогда не была суеверной. Двадцатый век на дворе, люди космос покоряют, делают грандиозные открытия и даже разобрали структуру атома на составляющие, но когда она тихо пересказывала по-немецки матери о встрече со свекровью, то невольно опасалась, что что-то случится с ней или еще нерожденным ребенком из-за злого языка. Мать ее выслушала и успокоила — все будет хорошо. А потом, подумав, прибавила, что все сказанное вернется стократно.
Андрей родился слабеньким и болезненным, и Маргарита денно и нощно тряслась над ним, порой, боялась глаза сомкнуть, все прислушивалась, дышит ли. Избаловала его с детства совершенно — единственный сын, как никак. Хотели с Пашей еще детей, как раз Андрюшка окреп и ему требовалось меньше внимания, стал просить братика или сестренку. Но не вышло. Вторая беременность кончилась выкидышем, и врачи вынесли вердикт: больше детей в семье Ждановых не будет. Погоревали тихонько, Маргарита вскоре смирилась, хоть и снилась ей порой сероглазая девчушка, похожая на любимого Пашеньку. А через восемь месяцев в семье Воропаевых родилась Кира. И Марго решила: это ее девочка. Она с удовольствием приглядывала за ней, баловала не меньше родного сына и вскоре начала мечтать, что когда-нибудь Андрей возьмет Киру в жены, и тогда Марго сможет звать Киру дочерью. Но ее мечтам сбыться не суждено.
***
— А прав Андрей: к полуночи уже сугробы будут, — Павел подал руку жене, чтобы помочь ей выйти из машины.
— Январь, пора бы уже, — слабо улыбнулась Марго. — Я, пожалуй, приму лекарство и прилягу, если не возражаешь.
— Нет, конечно. Отдыхай, — наедине с женой Павел Олегович превращался в ее «Пашеньку» и смотрел на нее как и тридцать пять лет назад, с обожанием и благодарностью. — Я накрою на стол, если ты проснешься к празднику.
— Думаю, что новый год мы все-таки отметим, — Маргарита улыбнулась мужу и заботливо стряхнула с его плеч серебристые снежинки. — Мне просто нужно немного полежать и отдохнуть.
В темноте спальни наедине с собой никак не удавалось успокоиться и расслабиться, что-то не давало Маргарите Рудольфовне отпустить эмоции и задремать. В кровати было душно и неудобно, одеяло давило на грудь, а подушка казалась твердой, как камень. Голова, несмотря на принятые лекарства, продолжала болеть: как ни повернись, мучительно, до тошноты, ломило затылок. Может, не нужно было пить шампанское? Проворочавшись в постели еще какое-то время, Марго забылась в тревожном беспокойном сне.
