«Смерть кажется нам страшной, а бессмертие — желанным, потому что мы смертны. Будь мы бессмертны, страшным казалось бы нам бессмертие, желанной — смерть». Хенрик Эльценберг «Никто из нас еще не родился бессмертным, и, если бы это с кем-нибудь случилось, он не был бы счастлив, как это кажется многим». Платон
***
Думал ли я когда-нибудь о смерти? Конечно. Правда, не во времена своей человеческой жизни. Вот тогда мне хотелось жить. Даже скорее — выжить в такие непростые военные времена. Но бессмертие довольно-таки быстро начинает вгонять в глубокую депрессию, особенно когда твоим даром является восприятие эмоций и чувств всех существ вокруг. И добычи в том числе. — Две минуты, — произнесла Элис, вглядываясь в сторону леса, откуда должны были прийти новорожденные. Я еще раз проверил расположение наших. Мы с Эмметтом и Розали стояли в центре шеренги, Элис находилась рядом со мной, Карлайл и Эсме — с левого фланга. Волки, разделившись на две группы, окружили поляну, спрятавшись в тени крон деревьев. Я мог слышать их сердцебиение и чувствовал тонкий, но невероятно неприятный запах мокрой псины, который приносил к нам легкий ветерок. — Одна минута. В воздухе чувствовалось нарастающее напряжение. Я постарался перенаправить беспокойство родных на сосредоточенность и задать оптимистичный настрой. В бою нам понадобится сплоченность и холодный разум. Эмметт довольно улыбнулся, когда, как и мы все, услышал приближение молодой армии вампиров. Новорожденные совершенно не скрывались, как я и предполагал. Этой стайке было далеко до настоящего армейского построения кланов на юге. Им определенно не хватало умелого лидера. — Двадцать секунд, — шепнула Элис, вставая в боевую стойку. Мы все повторили ее движение. На мгновение я бросил тревожный взгляд в сторону гор: как там Акеми? Во мне поднялось беспокойство, но я тут же его подавил, возвращаясь в реальность. Главное сейчас — это уничтожить армию новорожденных. А чем быстрее мы это сделаем, тем раньше я встречусь с моей камелией. Показались первые жертвы. Опьяненные своей новообретенной силой, не работающие, как одна команда, юные вампиры с бешеными, голодными глазами мчались прямо на нас. Почувствовав сладкую кровь Беллы по дороге, у них, как мы и предполагали, совершенно сорвало крышу. Меня затопило их чувствами: ярость, жажда, безумие, жестокость, смерть, смерть, смерть. Я побежал на черноволосого, который был быстрее остальных. Сделав обманный маневр и увильнув от его прямого укуса, я обхватил парня за обе руки. Послышался металлический скрежет, и конечности отлетели в разные стороны, гулко шлепаясь на мягкую траву. Я моментально оторвал голову новорожденного, еще до того, как он успел завизжать от боли, и поджег ее, выхватив из кармана зажигалку. Начало погребальному костру положено. Со стороны леса послышался волчий вой и крики молодых вампиров. Все-таки Элис была права — они попытались разделиться на две группы. Второй. Третий. Четвертый. Пятый. Новорожденные будто сами неслись ко мне в руки. Я одним ударом снес следующему вампиру голову и кинул ее в общий костер. Да уж, их совершенно не учили драться. Я огляделся по сторонам, прикончив еще одного: все-таки военная выдержка и многолетний опыт это позволяли. Со всех сторон слышались неумолкаемые крики и вопли, скрежет раздираемых на части новорожденных и дикие животные рыки. Эмметт во всю веселился, яростно отрывая конечности и головы вампиров направо и налево. Карлайл и Эсме работали в паре, как я им и советовал: оставлять маму одну, без присмотра было немного тревожно, так как она все еще не очень хорошо дралась. Розали неприязненно посматривала на ошметки мраморных тел, но с кошачьей грацией уворачивалась от всех ударов, безжалостно отрубая вампирские головы. А Элис танцевала. Она уходила от зубов, когтей, бросков и летающих туда-сюда частей тел с невероятной легкостью, набрасываясь на бездумных новорожденных то со спины, то с неба. Мы прикончили уже достаточно много вампиров из армии, но их огромное количество все же было довольно-таки сильным преимуществом. Я подставился рукой под зубы одного из них, когда увидел, что он в паре с подругой набросился на Элис. Едва мы вместе их разорвали на ледяные кусочки, эта маленькая заноза в заднице показала мне язык. — Нашел за кого волноваться, — высоким голосом засмеялась Элис. — Могла бы хоть поблагодарить, — усмехнулся я в ответ и побежал к Розали, которая тоже боролась с двумя вампирами. В этот момент на поляну вылетели волки. Я не смог сдержать улыбки: эффект неожиданности сработал на ура. На поле битвы начался хаос. Некоторые новорожденные застыли столбом, впервые в жизни столкнувшись с оборотнями, что сделало их легкой добычей последних. Стая влилась в бой, мощными клыками откусывая головы вампиров. Я подбежал к светло-серому волку с черными пятнами на мехе, который раздирал на части новорожденного. — Что творится у Акеми? — во мне почему-то снова поднималось беспокойство. Эмбри глянул на меня черными глазами и кивнул. Я почувствовал от него возбуждение битвы, тревогу за Акеми, но в то же время — спокойствие. Хорошо, значит у нее все в порядке. Неожиданно послышался жалобный скулеж с центра поляны, и я бросился в гущу битвы. Один из вампиров прижал к земле темно-серого оборотня и приготовился сжать его в убийственном захвате. Я моментально прыгнул на него, прямо в полете отрывая голову. Приземлившись в метре от волка, я за долю секунды снова оказался рядом и раскрошил руки с торсом, которые еще продолжали удерживать темно-серого оборотня. — Не забывайте кидать останки в костер! — крикнул я стае, увидев на траве огромное количество движущихся самих по себе частей тела вампиров. Спустя пару минут вся поляна была усеяна ошметками вампирских трупов, словно это был только что выпавший снег, а к солнечному небу тянулся сизый дым огромного костра. Мы добивали оставшихся новорожденных. Некоторые уже не пытались бежать, приготовившись к окончательной смерти. Многие еще шипели и дрались, из-за чего тут же были разорваны и отправлены в костер. Я следил за тем, чтобы никто не убежал живым. Вот последний рыжеволосый вампир с бешеными глазами несется в другую сторону от нас, к спасению. Прости, но тебе оно не светит. Я нахмурился, смотря на оторванную рыжую голову: воспоминания о непрекращающихся войнах армий новорожденных на юге освежились в моей памяти с небывалой яркостью. — Это был последний? — расстроенно спросил Эмметт, подлетая ко мне. В нем еще бурлила кипучая энергия. Я кивнул. — Эх, жаль, — расстроенно протянул брат. — Когда нам еще удастся так повеселиться. Он пошел в сторону Роуз, которая по привычке поправляла прическу, по дороге собирая уцелевшие части новорожденных и скидывая их в общий костер. — Джаспер! — ко мне подбежала встревоженная Элис. — Вольтури! Они скоро будут здесь. Так, этого нам еще не хватало. Я повернулся к Карлайлу, который стоял в отдалении вместе с Эсме, и метнулся к ним. Надо скорее сообщить отцу, что мы покончили с армией и Вольтури скоро нагрянут. Внутри поднялось раздражение и непонятная тяга отчаяния вперемешку с желанием. Когда уже я, наконец, увижусь с Акеми? — Карлайл! — крикнул я, подбегая к родителю. Внезапно меня накрыли чужой страх, ярость и самое сильное — мучительное чувство потери. Рядом с Карлайлом и Эсме я увидел еще живую новорожденную. Черт, еще не все. Заметив меня, девчонка оскалилась и напряглась. Я сжался, изготовился прыгнуть… — Джаспер! — осадил меня отец. Я удивленно выпрямился и посмотрел на него широко раскрытыми глазами. — Что здесь происходит? — нахмурился я. — Она не будет драться. Она сдалась. Мое выражение лица помрачнело. Сдалась? Серьезно? Я почувствовал, что Карлайла затопило сострадание. — Карлайл, я… — я запнулся: во мне бушевало раздражение. — Прости, но это невозможно. Сейчас сюда придут Вольтури, а у нас тут эта новорожденная. Ты понимаешь, чем это нам грозит? — Джаспер, она всего лишь ребенок! — вмешалась Эсме. — Мы не можем ее вот так просто взять и прикончить. Она говорит, что ничего не видела. В душе матери плескалась нежность и сочувствие к чужачке. — Эсме, на кону жизнь семьи, — я постарался вразумить родителей. — Они не должны подумать, что это мы нарушили закон. Вдруг Эсме вышла вперед и встала между мной и новорожденной. Я невольно напрягся — никогда нельзя вставать спиной к врагу! Карлайл бросил тревожный взгляд на девчонку. Я чувствовал, что он тоже не доверял ей до конца, но его вера в лучшее в каждом существе была намного сильнее. — Нет. Не позволю, — решительно произнесла Эсме. Во мне невольно поднялось восхищение собственной матерью. Такая жертвенность, теплота и безграничная любовь шла от нее — она была готова защищать даже напавшую на нас новорожденную. Однако я знал, что это было неправильным решением. — Джаспер, мне кажется, надо рискнуть, — медленно проговорил Карлайл. — Мы не Вольтури. Мы соблюдаем их правила, но не спешим отнимать чужие жизни. Мы им все объясним. — Они могут подумать, что мы сами насоздавали новых вампиров — чтобы укрепить позиции. — Но ведь это не так, — примирительно произнес отец. — А даже если бы и создали, здесь никакой утечки не было, только в Сиэттле. Новых вампиров создавать не запрещается, главное — держать их под контролем. — Это слишком опасно. Я не готов был соглашаться на эту авантюру. Не когда меня ждет моя истинная — человек, а сюда направляются Вольтури. Карлайл осторожно тронул меня за плечо. Я почувствовал от него уверенность, терпение, сострадание и решимость. Отца было уже не переубедить. — Джаспер, мы не можем убить этого ребенка. Я недовольно сверкнул глазами в сторону Карлайла, но, заметив его взгляд, тут же поостыл. Это был тот же взгляд, с которым он принял меня и Элис в свою семью. Я тяжело вздохнул. — Мне это не нравится, — сказал я уже спокойнее. — Но давайте я хотя бы сам ее отведу. А то вы же оба не привыкли обращаться с теми, кто столько времени творил что вздумается. — Хорошо, Джаспер, — посветлела Эсме. — Только помягче. Я закатил глаза. — Нам надо к остальным. Элис говорит, времени мало осталось. Карлайл, кивнув мне, протянул руку Эсме, и они побежали обратно на поле битвы. Я повернулся к новорожденной. Страх, ярость, безумная злость, желание скалиться, рычать, драться и бежать. Все, как обычно. Ну, посмотрим, сколько ты продержишься. — Эй ты, там! — во мне проснулся гнев, и я окинул девчонку грозным взглядом. — Пойдешь с нами. Одно неверное движение, и я тебя скручу. Неожиданно я услышал, что к нам на поляну собираются выбегать волки. Надо как-то сохранить секрет квилетов от новорожденной. — Погоди, — остановил я ее. — Закрой глаза. Она злобно уставилась на меня, не шевелясь. — Кому сказано? — я рыкнул на нее. Скрежетнув зубами, девчонка повиновалась. До меня донеслось чувство беспомощности, идущее от нее. — Иди на мой голос, глаза не открывай, — приказал я. — Откроешь — пеняй на себя. Ясно? Она кивнула и медленно двинулась за мной. Я осторожно вел новорожденную, не спуская с нее глаз и одновременно стараясь следить за приближающейся стаей. Что-то меня тревожило в их настроении. Но я не смогу понять, пока не окажусь рядом. Мы с девчонкой подошли к большому костру. Возле него уже собралась вся семья — они напряженно смотрели на Элис, которая в данный момент следила за перемещениями Вольтури. — Сядь тут. Глаза не открывай, — велел я. Девчонка опустилась на землю и неподвижно застыла. От нее вдруг понесло тоской, потерей и безысходностью. В голову пришло воспоминание об Акеми, когда она узнала о смерти своей бабушки — в тот момент она испытывала похожие чувства. Только от новорожденной они были в разы сильнее. Будто самой части ее не хватало. В этот момент на поляну выбежал Эмбри, протяжно воя. Я мгновенно подбежал к нему, настраиваясь на чувства волка. Боль, боль, боль. — Что произошло? — зарычал я на него. Эмбри махнул в сторону гор, и мое мертвое сердце остановилось. Только не это! Не раздумывая ни секунды, я сорвался в лес, впервые в своей бессмертной жизни не чувствуя ничего, кроме своей собственной паники, поглотившей меня с головой. Нет, пожалуйста, пусть с Акеми все будет хорошо! У меня в глазах неприятно защипало, и я начал часто-часто моргать. Вампиры не умеют плакать, но некоторое подобное чувство у нас существует — и вот оно. Жжение от выделяющегося яда в глазах. Я летел, не ощущая под собой земли. Быстрее, еще быстрее! Да где же эта поляна? Я знал, что без Акеми лишусь всего, всех чувств, всех эмоций этого мира. Хотя, нет, не всех. Без нее останется лишь всепоглощающая боль, от которой не будет никакого спасения. Она будет жечь меня часами, сутками и годами, превращая нормальное течение времени в бесконечную пытку. Я пробежал мимо отвесной скалы и оказался на небольшой опушке, полностью покрытой снегом. Рядом с палаткой, которую мы когда-то покупали ради прикрытия в магазине Ньютонов, горел небольшой костер из останков вампиров. Позади меня остановился Эмбри, который все это время, бежал следом. Но мое внимание сосредоточилось на другом. Окровавленная Акеми лежала на белоснежном снегу и дико кричала. — Что с ней? — находясь на грани, рыкнул я Эдварду и моментально подлетел к любимой, мои руки тут же забегали по ее лицу, рукам, волосам в поисках ран. Мой маленький ангел лежал среди груды камней, громко вопя. Ее длинные черные волосы рассыпались вокруг светлой кожи, а лицо исказила невыносимая гримаса боли. Я настроился на ее чувства и чуть не упал от их безумного наплыва — любимая была в агонии. — Ее укусил новорожденный Виктории, — прошептал брат. — Прости. Я замер изваянием. Меня окатило понимание, что уже ничего нельзя было сделать, а потом остатки разума захлестнула испепеляющая боль от этого осознания. Но в самой глубине своей черной души, в самом потаенном ее уголке мое злобное, чудовищное и эгоистичное «Я» плясало от радости — Акеми не умрет ни через восемь лет, ни через десять! Этот ненавистный голосок заткнул истошный крик Акеми. Она просила ее убить. — Дорогая, — я взял любимую на руки, испытывая вину и отчаяние. — Прости. Прости, пожалуйста. — Джас, отнеси ее в дом, — устало произнес Эдвард. — Я уже отправил Беллу с Сетом в безопасное место. Мы сами встретим Вольтури. Сет мне объяснил ситуацию. Я чувствовал от брата, что он снова винит во всем себя. Самобичевание и самоненависть выедали его изнутри. Я отрывисто кивнул ему, подумав лишь о том, что прощаю его, и кинулся в сторону дома. Эмбри последовал за мной, на что я даже не обратил внимание. Протяжные крики любимой стали моим личным адом. Каждый раз я просил прощения у нее, умолял держаться и потерпеть. Даже мои силы контролировать эмоции не могли погасить этот мучительный огонь, который человек испытывает, обращаясь в вампира. А я, наоборот, будто заново переживал эту пытку через превращение Акеми, потому что прекрасно знал, что она сейчас чувствует. Эмбри поскуливал рядом со мной, с беспомощностью в животных глазах следя за своим объектом импринтинга. Забежав в дом, я аккуратно перенес Акеми на диван в своей комнате, и положил ее голову себе на колени, с нежностью поглаживая темные волосы. Она широко раскрыла черные глаза, которые были так похожи на голодные вампирские. Я всегда их сравнивал с бескрайним океаном в ночи, отражающем серебристую луну, и они давали мне причину жить дальше, вдохнули краски в мое бесконечное существование. Однако сейчас в глазах Акеми была видна только адская боль, которую она испытывала. Казалось, что время тянулось бесконечно, или же оно просто остановилось, чтобы еще раз помучить меня. Все мои чувства и эмоции отказывались воспринимать, что это происходит наяву. Вот-вот, я должен был открыть глаза и оказаться в Форксе в спальне Акеми, а она, свернувшись калачиком, спала бы у меня на груди. Но я уже сто пятьдесят лет не мог спать и, к сожалению, ужасные мучения любимой тоже не были моим сновидением. В голове проносились лучшие времена: когда Акеми сидела возле меня на диване, и весело размахивала руками, описывая наше совместное будущее в университете; как сильно она хотела поступить на педагогический, а потом работать с детьми; ее невероятно любящий взгляд, перед тем, как она засыпала прямо на мне несмотря на холод — а я всю ночь мог смотреть, как подрагивают ее длинные ресницы, или как она иногда хмурится, а потом нежно улыбается своим снам. В редкие моменты я даже мог уловить тихий вздох моего имени из ее уст, что приводило меня в эйфорию. Любовь к ней проникала в каждую частицу моего каменного тела, осваиваясь там и оставаясь на весь остаток моего бесконечного существования. В какой-то момент вернулись мои родные. Розали недовольно поморщилась, заметив Эмбри уже в своей человеческой форме рядом с Акеми, однако тут же перевела неверящий взгляд на свою подругу. — Все-таки это случилось… — беспомощно произнесла она. Ее прервал неистовый, животный крик Акеми. Я наклонился над широко раскрытыми глазами любимой, сгорая вместе с ней, и тихо зашептал. — Я здесь, Акеми. Ты не одна. Я тебя не покину. Буду рядом. Слушай мой голос. Я с тобой… Ко мне подошел отец и положил руку на плечо в успокаивающем жесте. Краем сознания я отметил, что не могу уловить его чувства, потому что все мое нутро сконцентрировалось на горевшей рядом со мной девушке. — Все будет в порядке, Джаспер, — заверил меня Карлайл. — Яд уже распространился по большей части ее тела. К вечеру она проснется. — Я уже вижу ее, — вставила Элис. — Она будет прекрасна, Джас! Я недовольно рыкнул на сестру. — Она уже прекрасна. Элис закатила глаза, но замолчала. Семья начала расходиться по дому, чтобы не слышать мучительные вопли Акеми. Конечно же, они не могли от них спрятаться, но находиться в одной комнате со мной, когда мои эмоции подавляли всю атмосферу вокруг почти на физическом уровне, было невозможно. — Вероятно, сейчас Акеми начнет все запоминать, — сказал Карлайл, единственный оставаясь в комнате, не считая Эмбри. — Можешь рассказать ей про битву. Дай ей отвлечься на что-то. Я глубоко вздохнул. В привычном запахе камелий, который шел от Акеми, почти ничего не изменилось — я чувствовал лишь легкий шлейф вампирского яда, намного меньше, чем должно быть при превращении, — и, чтобы не впасть в панику по этому поводу, начал говорить. Я рассказал любимой обо всем: как план сработал идеально, и мы встретили армию неумелых новорожденных, как мы с легкостью избавились от них и сожгли останки, как потом появились Вольтури, чтобы, наконец, начать делать свою работу. Постепенно в комнату возвращались братья и сестры, добавляя к моему рассказу детали от себя. Эмбри дернулся на словах о том, что обошлось без жертв, и получил в ответ раздраженное шипение от Роуз и Элис. Оказывается, в битве все же пострадал Джейкоб Блэк. Я по этому поводу испытал лишь еле заметную, но жестокую радость — вспомнилось его появление на вечеринке в нашем доме, и как я чуть не оторвал ему руку, когда он прижал к стенке Акеми. Спустя некоторое время в доме появился Эдвард. Он принес нам весть о том, что Белла в порядке и находится на территории резервации. Билли Блэк, один из старейшин и отец Джейкоба, просит Карлайла помочь его сыну с поломанными костями. Все вокруг засобирались, и только мы с Эмбри оставались на своих местах. Раньше я не понимал своих собратьев, когда они находили истинных, и это полностью меняло их. Впервые подобное явление я увидел на примере моего лучшего друга, почти брата — Питера, когда он искренне намеревался драться со мной ради своей подруги, Шарлотты. Тогда-то я и понял, что то, что было между мной и Марией — это была не любовь. По крайней мере, не истинная. Вампиры, у которых тело и сердце сковало льдом, не изменялись: наша личность, симпатии и антипатии, настроения и желания — все застывало на месте. Все мы замерзли. Стали живым камнем. Однако встреча с истинными приносила в нашу бесконечную жизнь как раз те перемены, которые оставались навсегда. Я видел, что это случилось с Карлайлом, Эсме, Розали и Эмметтом. Любовь преобразила их навсегда, навечно. Больше восьмидесяти лет прошло с тех пор, как Карлайл нашел Эсме, а он все так же смотрел на нее взглядом первой любви, не веря своим глазам. И так будет для них всегда. Когда я встретил Акеми, моя жизнь тянулась нескончаемой, неизменной полночью. И должна была неизбежно остаться для меня полночью навсегда. Но именно эта хрупкая, но такая храбрая человеческая девушка привнесла в нее то, что я не видел целую бесконечность — солнце. Впервые оказавшись рядом с ней, я уловил все ее эмоции в тот долгожданный момент, а также чистоту, определенность и глубину ее любви, и не мог не поразиться. Мне показалось, что я попал в цунами. И в первый раз за это долгое существование почувствовал себя по-настоящему живым. Тогда я понял, что весь мой мир — пустышка без нее. Все мои привычки, увлечения, склонности, интересы — все это минутная пыль и блажь, не стоящая и ломаного гроша. Без Акеми я терял саму суть бытия. Тут сердце любимой, громким барабаном игравшее в тихой комнате, забилось еще исступленнее. — Карлайл, — позвал я уже вернувшегося домой родителя. Карлайл зашел в комнату и подошел к Акеми. За ним впорхнула Элис. Отец прислушался к сердцебиению и радостно улыбнулся. — Скоро все закончится. Меня накрыла волна облегчения. Мучениям любимой скоро придет конец. — Джас, — неожиданно выдохнула Акеми, крепко сжав зубы и глаза. Я мгновенно прильнул к ее уху. Внутри снова поднялась вина и боль за страдания, которые она сейчас переносит. — Это заканчивается, моя камелия. Прости, я все понимаю. — Да, совсем скоро! — Элис глядела в пустое пространство, всматриваясь в ближайшее будущее. — Я позову остальных. В приподнятом настроении она выбежала из комнаты. Я, наконец, посмотрел на Эмбри. Его сердце глухо стучало в груди. — Тебе лучше уйти, — посоветовал я. — Когда Акеми очнется, первое, что она почувствует — это будет невыносимая жажда, — парень попытался возразить, но я остановил его решительным взглядом. — Я знаю, что ты тоже не хочешь, чтобы Акеми мучалась, будто в ее горло льют раскаленное железо. Или же ненавидела себя после твоей смерти. Эмбри долго вглядывался в мои глаза, а затем быстро кивнул и встал, направляясь к выходу. — Я не смогу находиться далеко, — предупредил он перед тем, как закрыть дверь. — Буду внизу. Я хотел было ответить, но меня отвлекло резкое движение Акеми. Ее спина выгнулась так, словно кто-то тянул ее вверх за горящее сердце. В комнату зашла вся семья, однако я даже не посмотрел в их сторону. Сердце Акеми забилось, точно лопасти вертолета, удары слились в почти непрерывный звук. Раздался глухой пустой звук, а затем сердце дважды запнулось и напоследок ударило вновь, едва слышно. Больше ни звука. Вокруг — ни дыхания. Я молча смотрел на Акеми, которая пару секунд неподвижно лежала на моих коленях. А затем ее веки раскрылись, и ярко-малиновые глаза оглядели меня с изумлением.