the heartbreak prince

      На следующее утром Тан – пухлый, огромный, абсолютный представитель семейства рыбных филинов – влетает в Большой зал во время завтрака, скидывая посылку на колени Роуз. Девушка достает маленькую алую коробочку, отменяя сжимающее заклятие, и левитирует её на факультетский стол, рассматривая остальные вещи.       Финн с нетерпением хватает посылку двумя руками. Это набор сладостей с прикрепленной рядом короткой, но радостной заметкой, адресованной ему и Рей, от родителей Роуз. Там есть сахарные перья, карамельные бомбы, перечные чертики, шоколадные лягушки, чупа-чупсы со вкусом крови, летучие шипучки и…       — Kẹo sìu châu! — счастливо вскрикивает Финн, прикарманивая пачку конфет в виде кубиков из семечек кунжута, арахиса и солода. — Обожаю своих родственников, — он протягивает изящную пачку сахарных перьев Рей, даже не спрашивая; они её любимые до зуда в зубах.       В целом, день обещает быть хорошим.       — Мама с папой отправили тебе кое-что еще, — говорит Роуз Рей, когда они отправляются на занятие по защите от Темных искусств. — Я отдам тебе позже, после зелий.       — Что это? — спрашивает заинтересованно Рей.       Темные глаза Роуз сверкают.       — Позже, — делает ударение она. — Это сюрприз.       В то время, пока Рей и любопытна, и взволнована тем, что еще прислали ей с совой, все её внимание немедленно привлекает профессор Соло, входящий в класс через несколько минут после того, как ученики расселись по местам. Она шокирована его внешним видом; его волосы действительно растрепаны, синяки под глазами выделяются еще сильнее.       Вчера он тоже так выглядел, в библиотеке?       Его мрачный взгляд скользит по ней. Хоть её сердце и несется галопом, она не отводит глаз.       И на какой-то момент он тоже.       Все длится секунды три – может быть, четыре, – прежде чем он начинает занятие, но тот короткий момент времени, когда их взгляды столкнулись, был заряжен так, что у неё захватило дыхание. Её ладони становятся липкими от пота.       Он хочет её.       Все, что ей нужно сделать, это сказать да.       Сегодняшняя лекция об опознавании проклятий. О нескольких способах диагностирования пострадавшего, который не знаком с проклятием, поразившем его, или не может говорить. Рей делает все возможное, чтобы слушать, когда Соло пускается в перечисление самых часто используемых темных проклятий и эффектов, на которые нужно обратить внимание, но сахарные перья в сумке преследуют её. После прошедшего часа она больше не может сопротивляться их манящей песне.       Большинство учителей против того, чтобы ученики ели во время занятий; у неё нет причины полагать, что Соло будет отличным от всех остальных. Но тут в игру вступает красота сахарного пера; оно выглядит как обычное перо, и им даже можно писать – было несколько раз, когда Рей забыла, что поменяла перья, и все закончилось тем, что она жевала чернильный кончик.       Но она постарается сегодня так не делать. Не стоит говорить с Соло после занятия с зубами, покрытыми чернилами.       Рей ждет, пока профессор вызовет человека, сидящего в другой стороне комнаты. Когда внимание становится приковано к другому, она тайком меняет ей обычное перо на сахарное. Когда Соло продолжает лекцию, проходит немного времени, прежде чем она засовывает кончик засахаренного пера в рот, делая вид, что посасывает то, пока оценивает слова, что написала на куске пергамента.       Это нестареющая шутка учеников Хогвартса. Но, конечно же, Рей действительно не может сопротивляться, когда дело доходит до сахарных перьев. Её язык крутится вокруг кончика, облизывая сладкую, зернистую поверхность, которая потихоньку тает во рту. Её губы охватывают так много, как могут, вытягивая еще больше этого непреодолимого сахарного вкуса, каплю за каплей…       Она так увлечена, что не сразу замечает мертвую тишину, опустившуюся в классе. Когда она поднимает взгляд от своих заметок, то понимает, что профессор Соло перестал говорить.       И уставился прямо на неё, оперевшись на переднюю часть учительского стола, одну руку засунув в карман, с отвисшей челюстью.       Другие ученики уже начали оглядываться, чтобы узнать, что заставило их лектора потерять нить мыслей. Рей быстро вытаскивает сахарное перо изо рта, хватаясь за надежду, что её не накажут за еду в классе. Все и так уже смеются над её неугомонным аппетитом.       К счастью, Соло делает для неё исключение, быстро отводя взгляд.       — Как я и говорил…       Не желая испытывать судьбу, Рей воздерживается от сосания пера. К концу занятия она говорит Финну и Роуз, что у неё есть вопросы по домашней работе, которую им задали; когда они ушли – когда она убедилась, что коридор пуст – она поворачивается к профессору Соло, её глаза прикованы к нему, когда она закрывает дверь на замок, который щелкает безвозвратно, отдаваясь эхом в тишине.       Он стоит у стола, сгорбив плечи и собирая вещи. Медленно и методично, как и всегда, оттягивая неизбежное. Она подходит к нему, тихо ожидая рядом, скрепив руки за спиной.       Изучая его острый профиль, она замечает, что его типичная бледность пропала. На самом деле, его лицо слегка покраснело. Во всю силу включился автоматический обогрев замка, так как наступила зима, но обычно требуется неделя, чтобы магия приспособилась к нужной температуре. По существу, класс З.О.Т.И. находится в неудачно теплом месте, поэтому Рей сняла мантию перед лекцией. Соло, тем временем, остался в пиджаке – неудивительно, что он выглядит перегревшимся.       — Сэр? — начинает она, когда тишина продлилась уже слишком долго. — Я приняла решение.       Его темные карие глаза устремляются к ней, затем возвращаются обратно. Его губы сжаты вместе, мускулы двигаются под челюстью. И, несмотря на свой размер, он пытается сгорбиться еще сильнее, будто пытается уменьшить себя так сильно, насколько возможно.       Как ни странно, он напоминает маленького мальчика, ожидающего выговора. Мысль чуть ли не заставляет её засмеяться, но она приходит в себя тут же, как понимает, что он нервничает.       Что теперь она заставляет его нервничать.       Это… по-странному приятно. Она хочет вытащить это на поверхность, но сразу же испытывает отвращение к себе от самой мысли о таком.       Это не игра. То, с какой честностью он говорил в библиотеке, то, как она чувствует себя рядом с ним, – ничто из этих вещей не является хорошей причиной, чтобы играть друг с другом так, как делают её школьные друзья.       Но у неё так же нет ни единой идеи, что сказать ему.       Да, я хотела бы завести с вами интрижку – слишком официально.       Да, я позволю вам потрахивать меня шесть дней в неделю – менее официально, но почему-то намного хуже.       После несколько секунд раздумий, пока он продолжает собирать свою сумку без единого намека помочь ей…       — Я знаю одно место, — выдает Рей. — Оно секретное – одна из скрытых комнат в замке. Я могу встречаться с вами там после комендантского часа в большую часть ночей, только если не задали много домашних заданий…       Соло двигается так быстро, что Рей едва замечает, что он схватил её – одна его рука оказывается на её пояснице, вторая на шее – до того, как он прижимается своими губами к её.       Это поцелуй, который лишает её воздуха, как и всегда, который заставляет её видеть звезды, как и всегда, но он заканчивается так же резко, как и начался, и Соло отстраняется, сужая глаза в её сторону.       Его глаза сейчас – черт возьми, она бы задохнулась от того, как они горят.       — Я тоже принял решение, — рычит он. — Тебе больше нельзя сосать сахарные перья во время лекции.       Её челюсть падает на пол, когда она складывает картину в уме. Все это время она полагала, что ему не нравятся, когда студенты ели в классе, но теперь… что ж…       Она не может поверить, что смогла смутить его так.       Но все-таки…       — Мне не жаль, — говорит Рей с дерзостью, на которую не знала, что способна, глаза Соло темнеют, и он целует её снова.       Жестокость в целом слишком восхитительное наказание, такое головокружительное, что у неё подгибаются колени.       Он без особых усилий держит её, обхватывая рукой за талию, затем, поворачиваясь, меняется с ней местами так, что край стола упирается ей в попу. Он покрывает её еще большим количеством опьяняющих поцелуев, опуская её вниз, пока она не оказывается прижата спиной к большому деревянному столу, а он сам не стоит между её раздвинутых ног, нависая и наслаждаясь её ртом. Она обвивает руками его шею, а ногами талию, и его руки везде – сжимают грудь сквозь блузку, гладят ладонями её голые бедра поверх выцветших старых гольфов.       Все продолжается вечность и в то же время недостаточно долго.       — Ты куда-нибудь торопишься? — спрашивает он после последнего поцелуя, его дыхание горячее напротив её щеки. Член твердый около её живота.       — Только… только на обед, затем на зелья, — отвечает она шатким голосом, пытаясь восстановить дыхание.       — Понятно. —– Соло перемещается к пульсу на её шее. — Дай мне тридцать минут.       — Для чего?       Он покусывает основание шеи, выдавливая из неё писк.       — Увидишь.       И он медленно начинает опускаться вниз.       Её блузка задралась почти до самой груди из-за их лихорадочных движений несколько минут назад. Не думая ни секунды, он покрывает её оголенный живот мокрыми, затяжными поцелуями; её мышцы дрожат от его прикосновений, и она чувствует его улыбку около своей кожи.       И затем он – ох – двигается ниже, целуя внутреннюю поверхность бедра, пока большие пальцы задирают плиссированную юбку…       — Подождите! — Рей приподнимается на локтях, в ужасе глядя на него. Она не брила волосы внизу никаким образом, – у неё никогда не было причины для этого – и она слышала, что некоторые мальчики в школе говорили, что девочки смешно пахнут внизу.       Соло тут же останавливается, моргая.       — Тебе не нравится, когда…       — Не в этом дело, — перебивает она, жутко краснея. — Я просто… — она не хочет вдаваться в дискуссию о бритье и… запахах прямо сейчас; в быстрых попытках прикрыться она раскрывает другую правду. — Я не знаю, нравится мне или нет, я никогда не…       Она замолкает, потому что выглядит злым.       — Никто никогда не делал этого с тобой? — требует он.       Теперь её черед глупо моргать.       — Я говорила, что я не занимаюсь такими вещами. В лесу был… был мой первый поцелуй…       Потрясающий вид – как невероятно читаемо его лицо без использования окклюменции.       Оно такое захватывающее, с чувством вины, животным азартом, кидающим тень на его черты, из-за её признания.       Он слегка поворачивает голову, чтобы нежно оставить синяк поцелуем на её бедре, всё время следя за ней. Новая волна возбуждения струится в её уже мокрое белье, и она не думает, что когда-нибудь сможет забыть его вид – контраст полных от поцелуев красных губ напротив её нежной веснушчатой кожи.       Голова Рей откидывается назад на стол, когда Соло оставляет на её бедре еще этих яростных и нежных поцелуев. Она потеряна в этом ощущении и не протестует, когда он начинает стягивать трусики с её бедер; невзирая на неуверенность, она скулит, когда он останавливается в дюймах от того, где его греховный рот ей так нужен – но он только полностью снимает с неё белье и быстро возвращается туда, где остановился, покусывая и полизывая, пока кладет её мокрые белые хлопковые трусики себе в карман.       — Такая мокрая, — бормочет он. Его большие руки уговаривают её бедра раздвинуться еще сильнее. Один длинный толстый палец легко скользит по входу. — Всегда такая мокрая для меня.       Она стонет – будь то соглашаясь, то ли из-за смущения, или его прикосновения или всего вместе, она не может с уверенностью сказать, и, когда он снова говорит, его голос состоит из хрипов томления.       — Только посмотри на эту красивую маленькую киску. Такая розовая и мягкая, и течет прямо на мой стол.       Его слова тихие, их тембр гипнотический. У Рей сильная дрожь по всему телу. Становится только хуже, когда Соло добавляет:       — И только подумать, что никто не целовал её…       Кончик его пальца толкается внутрь. Всего слегка. Недостаточно. Всегда недостаточно. Её бедра дергаются в тщетной попытке протолкнуть его глубже.       Она достаточно недовольна, чтобы провоцировать его. Чтобы сыграть на том, что она начинает догадываться, является его слабостью.       — Никто, — утверждает она, отбрасывая всю смущенность. — Никто до вас, сэр.       Глаза профессора Соло горят темным чувством собственничества и это последнее, что Рей видит на его лице, прежде чем он зарывается лицом между её бедер.       Первое прикосновение этих мягких губ к её влагалищу вырывает хриплый крик из её горла. Она не может ничего поделать, ощущение сродни электризующему наслаждению, так что если она не закричит, то умрет.       Звук очень, очень громкий.       Она закрывает рот ладонью.       Соло… невозмутим по большей части. Он не прекращает своего занятия, но все же вытаскивает терновую палочку из внутреннего кармана пиджака, вяло взмахивая ею в сторону стен. Он гремит в её киску «Силенцио тоталус», и каждый слог заклинания вибрирует в её нутро в то же время, как она чувствует, что воздух гудит магией, обхватывающей комнаты невидимым полем, которое не пускает звуки наружу.       Это заставляет её кровь петь.       Её глаза закрываются, спина выгибается на столе, когда Соло целует её киску так же, как целует её губы. Его язык лижет и закручивается. Его губы плавно скользят. С произнесенным сдерживающим заклинанием она может быть такой громкой, какой захочет, каждый стон и вдох так непривычно распутен для её собственных ушей. Так приятно, что почти больно. Такое чувство, будто её почитают, будто она действительно красивая. Она двигает бедрами в сторону его умного рта и изгибает пальцы в его пышных черных волосах, и она живет этим, все другое может испариться.       Хорошо, что тут нет окон, выходящих в коридор. Если бы были, и если кто-нибудь бы посмотрел внутрь, то увидел бы, как её вылизывает профессор на своем же столе.       Мысль не должна заинтриговывать её так сильно. Не должно быть той её части, которая наслаждается тем, как неправильно всё это.       Может быть, она не такая уж и хорошая девочка.       Его руки скользят по её заднице, немного сдвигая её со стола, устраиваясь так, чтобы у него был угол получше – и она почти хочет, чтобы так не происходило, потому что его язык углубляется внутрь, а кончик носа трется о клитор, и это должно быть запрещено, как люди допустили, чтобы секс был похож на это, она в раю, и это пугает её, она превратилась в мямлящую бессмыслицу, говоря только да и так приятно, сэр, вы заставите меня кончить, профессор, её бедра трясутся, ноги дергаются, свесившись с его широких плечей, её правая рука взлетает, чтобы потянуть сосок через блузку в бездумной попытке увеличить наслаждение, больше, больше, больше…       — Вот так, детка, — рычит Бен Соло, и все, что осталось от синапсов Рей, зажигается в ту же секунду и, черт возьми, может быть, у неё действительно есть кинк на американский акцент. — Поиграй со своей грудью, пока я трахаю тебя ртом… Хочешь кончить с моим языком на клиторе… Думаешь, что сможешь сделать это для меня, мисс Ниима?       Каждое великолепное грязное словечко отдается эхом сквозь неё, как сдерживающее звуки заклинание ранее. И вот оно снова, это желание – инстинкт ублажить.       — Да, сэр, — стонет она, обе руки судорожно сжимают собственную грудь, каждый резкий укол наслаждения двигается в контрасте с постоянным ритмом его рта между её ног. — Я буду хорошей, сэр, я кончу так, как вы захотите…       — Господи, Рей, — стонет он с комом в горле. Опуская взгляд в его сторону, она видит, что он закрыл глаза, и даже трется о неё сильнее. — Ты прикончишь меня.       Когда язык Соло сосредотачивается на её клиторе в то же время, как два пальца проскальзывают внутрь её влагалища – два, потому что она достаточно мокрая, чтобы принять их в одно движение всего лишь с незначительным сопротивлением – Рей сразу же понимает, что не протянет долго. Несколько ловких, бархатных мазков языка заставляют её громко всхлипнуть, пока он растягивает её, и затем он берет губами маленький комок нервов, нежно посасывая и двигая пальцами внутри до тех пор, пока её зрение не пропадает по краям, и с последним вихрем его языка поверх клитора…       … она ломается.       Сильнее, чем когда-либо в прошлом.       Возможно, сильнее, чем будет в будущем, хотя она надеется, что нет, что она продолжит достигать такой высоты.       Она кончает с чем-то, похожим на крик, пальцы на её ногах подгибаются. Её тело извивается. Оно поднимается и поднимается, как толчки и потом как землетрясение. Как горизонт событий.       Он испортил её для всех других.       Несмотря на то, что он наверняка почувствовал и услышал её оргазм – несмотря на то, что она определенно залила его пальцы и нижнюю часть лица – он не прекращает вылизывать её, направляя сквозь каждую накатывающую волну, пока она не морщится от чрезмерной стимуляции.       Только тогда он поднимается, выпрямляясь и скользя языком в её уже открытый рот.       Позволяя ей попробовать себя на вкус.       Делясь с ней этим.       Она ничего не может сделать, кроме как слабо вернуть поцелуй. Её мозг превратился в кашу. Она парит.       Как в тумане она медленно начинает поднимать руки, планируя обернуть их вокруг него в объятии, которое, она надеется, будет взаимным, но он выпрямляется, как только её пальцы почти дотянулись до рукава.       Уф.       Ну, она поймает его в следующий раз.       — Я придержу их, кстати, — объявляет он. В ответ на её растерянное выражение, он хлопает по карману, в который положил её белье. В его темных глазах лукавый блеск. — Я отдам их позже сегодня. Когда мы встретимся в комнате, о которой ты говорила.       Рей сползает со стола и встает на ноги, хотя её колени такие шаткие, что приходится схватиться за край стола. Она пытается связать мысли, её мозг все еще в тумане после оргазма.       — Вы… вы хотите, чтобы я ходила оставшийся день без трусиков?       Подобие улыбки дергает уголок губ Соло вверх, пока он поправляет её блузку, заправляя ту в юбку.       — Скажи трусики еще раз.       Несносный мужчина.