Жить или умереть

— Почему ты такой рассеянный? Рассеянный. Почему? Потому что понял, что упустил знания, жизненно важные для существования. Никто не удосужился объяснить ему, что люди созданы прежде всего для жажды недостижимого. Знай он это раньше, бросился бы в огонь сразу после пробуждения в человеческом теле. Задолго до того, как позволил Сакуре вонзить зубы в мягкие, податливые части себя. Последние несколько часов Сасори провёл, переходя от одного настроения к другому. Колоссальное эго так и не дало ему как следует погоревать, и вместо этого всю энергию он направил на обиду на Сакуру за то, что из них двоих её это беспокоит меньше. Она снова что-то сказала, но голос гудел, как фоновый шум. Ему не хотелось ни о чём с ней говорить. Энергия помещения изменилась, как это бывало, когда Сакура избавлялась от притворной вежливости. — Ты ведёшь себя очень грубо, мать твою! — девушка с остервенением натянула сапог до икры, разочарование окрасило её лицо красным. Сасори искоса бросил на неё утомлённый взгляд. — Да перестань ты так смотреть! Ты скоро дырку в потолке проделаешь! Опять злишься на меня! — она с досадой вскинула руки и встала. — Я просто ненавижу, когда ты закрываешься вот так! — Я не злюсь. Я устал находиться с тобой в одной комнате. Дурно пахнет, — он злился, но не собирался доставлять ей удовольствия, признав это. Для злобы у него не было ни единой причины, разве что безнадёжная иррациональность. Опять он возлагал на человека свои несбыточные надежды и страдал от последствий. — Если здесь и воняет, то точно не от меня, — точно так же плевался ядом Сасори, избегая обсуждения действительно важных вещей. — Я разочарована. Я думала, что теперь ты будешь честен. Он изучил её надутые от негодования щёки. Снаружи слышался отдалённый стук, через дверную щель просачивался утренний свет. — Я буду скучать по тебе, Сасори. Но не по твоему гадкому отношению! — Всё, что я должен был сказать, я сказал. Ты всё равно уходишь. Очевидно, нет никакой разницы. Сасори задался вопросом, в какой момент перестал хотеть убить её лишь за то, что она дышит слишком громко. Теперь он хотел слушать её дыхание, говорит она или кричит. Не имело значения, что именно она говорит, пока оставалась здесь. Праведный гнев вышел из неё с протяжным вздохом. Сакура перевела взгляд на дверь и передёрнула плечами. Знание того, что нет выбора, не умаляло вины. Как нукенину, Сасори было не понять. Так нечестно: отказаться от него после того, как он отдал ей себя. Она хотела его искренности, но не знала, что с ней делать. — Если я не отчитаюсь, меня выследят Анбу. Добром это не кончится. Сасори сделал безразличный жест. Отказ смотреть на неё казался ещё одной его вязкой колотой раной, только вместо крови заражался дух. Сакура сильно недооценивала влияние близости, всегда полагала, что это разрушит любую вероятность отношений, которые должны быть построены на любви и взаимоуважении. Ведь чего ещё желать от человека после того, как он отдал всё безвозмездно? Этому учила её мать. И она поняла, как сильно мать ошибалась. Если уж на то пошло, это открыло каналы к тем местам внутри неё, которые она не была готова исследовать. Не после Сасори. Никогда. Впервые Сакура познала интимную связь, лишившись девственности с Наруто. Это случилось после очередной миссии по поиску Саске, закончившейся их обжиганием от его холодности. Оба чувствовали себя уязвимыми, безнадёжными. Это было одноразовой ошибкой, которую они признали. В тот день, когда они вместе свернулись на траве, Наруто навсегда отпустил свои к ней чувства, осознав, что те возникли из-за векового духовного соперничества с Саске. Тогда он стал по-настоящему скучать по нему и пожелал спасти оставшиеся его частицы. Принимать друг друга было всё равно, что хранить старые вещи Саске. Любые реальные чувства, которые они могли развивать, умерли в моменте. Оба смирились, что между ними всегда будет стоять Саске. Больно было принять тот факт, что Наруто очистился от неё, наконец-то получив возможность быть с женщиной, тщательно вылепленной для него Вселенной. То, что она стала досадным недоразумением, совершённым в погоне за истинной любовью, разрывало душу. Ступень его личностного роста. Не та женщина, что удерживала его целым, когда он должен был развалиться на части. Худшим было то, что она искренне дорожила Наруто. Все знали, что она для него недостаточно хороша. Все спрашивали его, почему так долго за неё цеплялся, но она точно знала ответ. Саске. А потом и с Саске произошёл инцидент. Через некоторое время после его возвращения в Коноху и до повторного ухода. И этот инцидент был ещё более губительным, потому что дал ей ложное ощущение, что она наконец живёт той жизнью, которую всегда себе представляла: в мире было спокойно, и она вносила свой вклад, Саске вернулся и был с ней, Наруто был счастлив. На следующее утро он уже не помнил, как это случилось, не узнал её, когда она легла рядом, и напал. Сакура считала, что это её вина — не поняла, что Саске по-прежнему жертва тьмы, владевшей им в течение многих лет, но это было унизительно, травмирующе. В добавок об этом узнала вся деревня. Их близость единолично разрушила все надежды на совместное будущее. Всё это навело её на мысль, что любить ей не суждено, неважно, как сильно хочется. Вероятно, потому, что под костями у неё не ничего и нет — в это она верила. Но с Сасори всё было совершенно по-другому. Он не смотрел сквозь неё, выискивая скрытый потенциал. Их не скрепляло вместе ничего мирского. Её тело непроизвольно нашло его и инстинктивно откликалось на каждую его просьбу. Как будто она была создана специально для него. Сакура не стала бы лгать, она не могла им насытиться. Что бы ни увидела в нём её душа, ей было всё мало. Она никогда раньше не задумывалась о существовании родственных душ, но не могла отрицать, что всё словно было предопределено. Она вспомнила все моменты, когда Сасори заставлял её чувствовать себя чего-то стоящей, и стало ясно, почему она чувствует себя именно так. Смотреть на него — смотреть на безобразие собственной души и осмелиться увидеть красоту. Наруто был её полуденным солнцем, светившим ей и отбрасывающим на бетон тёмную тень. Саске был её полуночным небом, окутывавшим бесконечным мраком, пробуждавшим все комплексы и худшие страхи. Сасори был и рассветом, и сумерками. В те поры дня, когда мир затихал, поражённый убеждённостью в том, что всё правильно. У неё не было способа выразить ему это, но она чувствовала, что он знает, даже если подобная мысль никогда не всплывала в его сознании. Это было тем узнаванием, что они разделили во время их первой битвы. Словно их души сплелись задолго до плоти. Нет. Она никогда ему этого не выразит. — Когда ты так много думаешь, выглядишь, как страдающая запором. Если бы он только держал свои скотские комментарии при себе. — Ками, ты можешь подержать рот закрытым, чтобы я могла вспомнить о тебе что-то хорошее? Серьёзно, это не смешно. — Я и не смеюсь, — и это было правдой. Лицо Сасори перекосилось, будто он только что проглотил банку протухших сардин. Из-за неё он был в плохом настроении. Впрочем, он редко когда не был в плохом настроении. До Сакуры дошло, как долго она копалась в своих мыслях, когда заметила, что Сасори полностью одет. Он обматывал белыми бинтами весь путь от пальцев до бицепсов. На руках больше не были заметны составляющие сложные узоры шрамы, но ему не хватало слоёв, чтобы скрыть уязвимые места. — О чём ты думала? — даже самому себе он не хотел признаваться, что жаждет новых слов, которые наполнят его существование смыслом и которые он припрячет на потом. — Ну, теперь я не уверена, что хочу делиться. Сам подумай, я вспоминаю твои положительные качества, а ты говоришь, что у меня лицо страдающей запором, — почти заныла Сакура. — Так и есть, — Сасори связал концы повязок. Яркая чёлка завесила глаза. Девушка сосредоточилась на аккуратном складывании одеял, изображая раздражение и уходя от ответа. Такое не следовало озвучивать, ничего хорошего из этого не выйдет. Если он сам ещё не знает, то, возможно, она ошиблась. Может, она до сих пор та девочка с глазами-звёздочками, верящая в романтику? — О чём ты думала? — Сакура почувствовала его руки на своих бёдрах, его дыхание над ухом, и всё тело мгновенно расслабилось. Как он здесь оказался? Она даже не заметила. — Почему ты так хочешь знать? — она закрыла глаза, откинувшись назад. — Потому что не мне одному стоит быть честным. Справедливо. — Хорошо, — Сакура сдула с лица прядь. Повернувшись, она обвила руками его плечи и сцепила их на шее. — О том, как сильно стала полагаться на тебя и почему так сильно за тебя цепляюсь. — И почему же? — он выгнул бровь. — Ты заставил меня почувствовать себя лучше. Казаться самой себе лучше, — это не было даже началом объяснений. Оставалось ещё столько всего. — Нет, не так. Хотя я думала так сначала. Сасори ждал от неё более осмысленных речей. Она запрокинула голову, уставившись на потолок. — Я не знаю, я просто… — слёзы начали застилать взор. — Теперь, когда у меня был ты, я не знаю, куда отсюда деться, — она захлёбывалась словами. — Я в жизни не ждала увидеть тебя снова. И быть такой… — так много слов, но ни одного не хватало для описания всей глубины её к нему чувств. — Ты знаешь, я правда не хочу жить без тебя. Когда Сакура знала, чего хочет, не могла идти на компромисс. Эта «хорошая черта» часто оставляла её с ранеными чувствами. Дальше деваться в самом деле некуда. — Ты усложняешь всё больше нужного, — Сасори наклонил её лицо за подбородок, чтобы она посмотрела на него. Сакура была утомительной. Он мрачно напомнил себе, что сложнее его никого не найти, и, говоря так, становился лицемером. Сакура прошла строжайшую из известных человеку подготовку, но так и не смогла приучить себя не плакать. Как только всё началось, остановить это уже было нельзя. Она потёрла опухшие влажные глаза и смахнула сопли. Всё лицо горело. — Всё очень запутанно, Сасори, — девушка шмыгнула носом. — Я это таким не делала. — Я хочу принадлежать тебе, — он не знал, что именно это значит. Возможно ли вообще эть решить? Или, чтобы расставить всё с Сакурой по своим местам, понадобятся тысячи лет? Воспоминание о том, как он с помощью гендзюцу резал её на куски, вызвало тошноту. Сакура сглотнула. Глаза переместились на его лицо, пока он удерживал её на месте. Всё, что она собиралась сказать, рассеялось в животе, как фейерверк, вспыхнувший и угасший в воздухе. Он отстранил её руки от своей шеи и обхватил пальцами кулаки. — Я хочу всё, что у тебя есть, — говорил за неё рот. — Тогда всё это твоё, — это никогда не было его выбором. Он сократил расстояние и оставил поцелуй под её ухом. — Но я не могу остаться, — её плечи дёрнулись, воздух грохотал в лёгких. — Мне так жаль, — голос отяжелел от боли. Пальцы Сасори разжались и соскользнули к локтям, он отступил. Сакура опустила голову и затаила дыхание. История показала, что порой одного взгляда достаточно, чтобы мир сошёл со своей оси. — В таком случае сейчас мы просто теряем время. Сасори эмоционально не был в состоянии с этим справиться. Понадобилось меньше секунды, чтобы собраться в мыслями, словно никакого разговора и не произошло. — Не теряем! Не говори так… — она вцепилась в его плечи. — Я не злюсь на тебя. У меня не осталось ни малейших ожиданий, — он долго смотрел на неё, давая последний шанс опровергнуть свои слова. В надежде, что она это сделает. Когда стало понятно, что говорить больше не о чем, его руки снова легли по швам. Он начал всё это вопреки здравому смыслу и не мог её винить. Сасори развернулся к двери. Сакура многое хотела сказать, но ничто не могло исправить заваренную ими кашу. Затуманенные глаза следили за тем, как он уходит. Она всегда знала, что до этого дойдёт.