***
Сакуру окружали оттенки розового, голубого, жёлтого, красного, вазы полнились цветами. Она с улыбкой осмотрела со вкусом составленные композиции на торцевых столах и, заправив волосы за уши, наклонилась, чтобы вдохнуть аромат. Воспоминания о разделённой с Ино пещере пробудили лучшие её чувства. То был последний раз, который запомнился ей по-настоящему мирным. И так же быстро, как она вспомнила это, вспомнила и пришедшую чёрную полосу в своей жизни. — Ино, а разве не плохо держать мёртвые вещи, просто чтобы наслаждаться их красотой? — девушка нахмурилась от резкого нездорового поворота мыслей. — В смысле… Ну, ты поняла. Ино поставила стакан с водой на столик возле дивана, отвлекаясь от просмотра выпусков журналов Сакуры. На обложке изображалась уверенно позировавшая женщина-боец с выпуклыми мышцами. — Нет, вообще-то не поняла, — она перевернула страницу. — Просто это кажется неправильным — состригать цветы и восхищаться ими на полке. Убивать их и смотреть, как они гниют? Смерть заслуживает почестей и уважения, — и достойных похорон. Желудок скрутился в узел, захлестнула волна горя. Ино уронила журнал на колени и нахмурилась. — Цветы ещё не мёртвые, Сакура. Они всё ещё живы и вносят свой вклад в окружающую среду. То, что их отрезали, не значит, что их жизнь закончилась. О них нужно заботиться так же хорошо, как и о пустивших корни в землю. Она осторожно провела по нежным лепесткам. Сакуру всегда поражало её врождённое умение вдыхать жизнь в повреждённое. То же она сделала для неё много лет назад. — Ты права, — плечи поникли от тяжести печали. Сакура прижала пальцы к уголкам глаз, чтобы остановить слёзы. Почему она не могжет выдыхать в воздух жизнь? Всё, что делает, — берёт и уничтожает. Её судорожные вздохи участились. Ино дала ей время переварить, что бы ни творилось сейчас у неё в душе. После войны Сакура больше не была прежней, как, по правде, и все они, но в последнее время её начало грызть что-то ещё, о чём она не говорила открыто. Ино всё понимала, ей самой многое мешало спокойно спать, и она тоже не горела желанием об этом говорить. Ино вытянула из вазы фиолетовый цветок ириса и вложила в ладонь Сакуры, сжав вокруг стебля её пальцы. — Цветок надежды. Не знаю, что с тобой происходит, но ты станешь сильнее. Я знаю, потому что так было всегда. Ино знала, что Сакура может всё. Девушка улыбнулась их сцепленным ладоням с цветком между ними. Она едва не подавилась воздухом, когда вспомнила, как Сасори, тогда ещё кукла, протягивал ей фиолетовый ирис в Стране Болот. Сильнее стиснув чужие пальцы, она крепко обняла подругу.***
Сасори медленно приходил в сознание, но ни капельки не удивился, обнаружив себя окутанным холодной тьмой. Первой мыслью было, что он умер. Но ведь он часто видел галлюцинации, неверно истолковывая своё состояние как смертельное. Он поморгал, чтобы мысли хоть немного прояснились, но от этого только закружилась голова. Последнее, что помнилось, — обморок среди кучи трупов. Когда вспомнилось всё остальное, тревога пересилила истощение. Сасори попробовал подняться, но его крепко держали цепи, громко звенели и мешали двигаться. — Ксо… — как только пришло осознание, он начал извиваться сильнее. Камера. Запястья сковывали подавляющие чакру наручники, практически исчерпав её, хватало лишь на поддержание жизни. Если сможет дозваться до Юяке, выберется отсюда и всех убьёт. Заключение напомнило ему о детстве, в котором его запирали, били и мучали. Впервые в жизни он почувствовал себя вещью, а не человеком, и стал бороться с удвоенным рвением. — Сука, хорош там бренчать, я спать хочу, — проворчал охранник, упираясь ногой в край стола. Сасори не видел его, но смог различить в темноте его тень. — Если сейчас же меня не выпустишь, я заставлю тебя пожалеть, когда сбегу, — он повернул к человеку голову. — А я сбегу. Ты не знаешь, кто я такой, если считаешь иначе. Охранник ухмыльнулся: — Правда что ли? Я бы вот не рассчитывал на скорый уход, — он встал, опрокинув стул на спинку, и подошёл вплотную к камере. — Раз уж ты оклемался, можем начать, — он нагнулся, вцепившись в прутья решётки. — Как только я избавлюсь от этих наручников, вам конец, — проговорил Сасори с железной уверенностью. Он ещё не встречал того, с кем не смог бы справиться. — Тебе не улизнуть, красавчик, — охранник отпер дверь, толкнул её, освободил пленника от цепей, удерживавших в лежачем положении, потом обхватил под мышками и поставил на ноги. — Знаю я, кто ты. Или кем был. Ты ни хрена не сделал после Третьей мировой, — он глянул на него свысока в обоих смыслах этого слова. — И всё же твой господин предельно осторожен, раз высасывает из меня чакру, — Сасори удалось сохранить самообладание, несмотря на правдивость утверждения: он действительно не сделал ничего значимого после окончания разрушившей его войны. — Не льсти себе. Мы просто не хотим ненужных разборок. Шагай, — его толкнули с такой силой, что он на миг потерял равновесие и с трудом восстановил опору. Они шли по коридору, который Сасори мог лишь чувствовать. Влажность липла, словно паутина, он хотел смахнуть её, но не мог пошевелить руками. Его вели сквозь мерзкую сырость, направляя за плечо одной рукой. Так унизительно. Он громко выругался, стоило ему оказаться в комнате, полной медицинских инструментов и огромных станков. В нос ударил запах гниения и химикатов. Это лишённое санитарии помещение выглядело как медпункт в нищей деревне. Он вспомнил лабораторию Орочимару, оснащённую высокотехнологичным оборудованием и отвечавшую самым высоким стандартам. Эта была полной противоположностью. Сасори толкнули на стул у стены, голова ударилась о спинку с достаточной для дезориентации силой. Боль, тоже не слабая, заставила забыть о возмущениях. Тяжёлая рука схватила его за волосы и потянула голову вперёд. — Посмотри на себя, Сасори Красного Песка, — сказали покровительственным тоном. — Сведён к жизни в тени, как пустая шелуха. Мог ты такое предвидеть? Он обвёл широким жестом ржавую технику и покрытые плесенью стены. Не поняв намёка, Сасори вперился в пленителя затуманенным взглядом. — Мне не хочется этого делать, но приказ есть приказ, — человек улыбнулся, всё ещё глядя на него сверху вниз с зажатыми между пальцами прядями. — Очень скоро тебе станет хреново, — улыбка исчезла, и Сасори стукнули головой о стену. — Мелкий скользкий ублюдок. Не думал, что ты когда-нибудь попадёшь к нам в руки. Сасори старался не поддаваться жаждущей завладеть им черноте. — Что бы ты там себе ни думал, это неважно. Я уничтожу это место к завтрашнему утру, это я тебе обещаю, — он замахнулся и впечатал ему в лицо кулак. — Если доживёшь до утра. Сасори яростно сплюнул. — Сними с меня эту дрянь, — процедил сквозь зубы. Подавители, голод и гудящая головная боль играли против него. — Если ценишь своё достоинство, то сразишься со мной честно. Охранник снова усмехнулся: — Ты не понял. Я не ищу драки. Я выполняю приказы. А мой приказ — тебя рассечь, — он провёл пальцем по его лбу и надавил на нос. — Ты и вполовину не такой, как я ожидал, — он склонил голову набок, задумчиво его разглядывая. Это была не ложь. Он в жизни не принимал столь бездумных решений. Каждый его шаг был спланирован и выполнен с большой тщательностью, и именно поэтому он так долго продержался среди живых. Всё тело взбунтовалось при воспоминании о том, как его ребёнком держали взаперти. Тогда он убедил себя, что больше никогда не позволит себе очутиться в неволе. Ныне его держали как вещь, которую используют и выбросят. Его потрясло отвращение к собственной беспечности. — Я устал тобой любоваться, вставай. Сасори, пошатываясь, попытался подняться, для поддержки используя стену. Мужчина пнул его в живот, повалив на колени. Он ударился о пол со стуком, поразившим коленные чашечки до самых вершин. Не в силах собраться и встать, он с хрипением остался лежать. — Когда ты успел стать таким ничтожеством? Я начинаю сомневаться, стоило ли это того. Вставай. Без намёка на грацию Сасори сделал попытку оттолкнуться одной ногой. Не дождавшись, его грубо потянули за руку. Имевший преимущество в размере человек почти швырнул пленника на скамью, скрипнувшую от его веса. Тот сохранял бесстрастное лицо, наблюдая, как мужчина достаёт из ящика шприц и оценивающе подносит к лицу. И силился не паниковать от вида ржавой иглы. — Я в этих штуках не разбираюсь, но никто больше не хотел к тебе прикасаться, так что я вызвался добровольцем. Не знаю даже, как втыкать… — шприц скатился с ладони на пол. — Знаешь что? Я всё сделаю проще, — показательно вытащил из кармана нож. Это лишь физическая боль, повторял про себя Сасори. Не та боль, что нарушит состояние его существа. Его уже столько раз били, резали, рано или поздно это кончится. В сравнении со всем, что он пережил, это ничто. — Возьму у тебя немного крови, — объявил охранник, делая первый надрез. Тонкая кожа внутренней стороны предплечья легко разошлась под лезвием. Он так сильно прикусил язык, что почувствовал солёный привкус, грудь вздымалась, пока сдерживал стон. — Каково это, медленно подыхать в одиночестве? Всем наплевать на жалкую жизнь преступника, — механически продолжил мужчина. Сасори нечего было ответить. Он так устал ощущать запах крови. Если больше не ощутит, всё пройдёт слишком быстро. Сочетание газов и слабости пьянило. Оставшись не в состоянии что-либо чувствовать, он принялся следить за мелькавшими на потолке тенями, прислушивался к звону нержавеющей стали и тяжёлым шаркающим шагам. Руку расположили над ёмкостью, в которую стекала кровь. Область спины казалась невесомой. Подступила тошнота, и он повернул голову, чтобы дать волю рвоте.***
Вся Башня Хокаге скрипела от шагов. Сакура плюхнулась на пружинистое сиденье — примчалась сюда сразу после дежурства в больнице по вызову Какаши. Тишина оффиса действовала на нервы. Мужчина сидел напротив, по другую сторону стола. Перед ней лежал десятистраничный отчёт годовой давности — тот, что она писала после миссии по спасению Гаары. В руках у Какаши была копия. Взгляд мазнул по собственным словам, которые разительно отличались от тех, что она бы написала сейчас. — Я не знаю, что могу сообщить вам из того, что не сказала годами ранее. К уголку страницы была прикреплена фотография кукольного кладбища Сасори. Внимание Сакуры привлекли слова «потерянная надежда», и она смотрела на них, пока те не слились в одно неразборчивое. — Давай начнём сначала. Я не отниму у тебя много времени, мне просто нужно убедиться, что мы ничего не пропустили, — Хокаге протёр глаза, поморгал и пробежался по первой странице, не обращая внимания на её меланхоличное состояние. — Похоже, что ты относилась к нему с глубоким уважением. — Он расстался с жизнью после того, как дал мне наводку на Орочимару. Я была признательна, — быстро ответила девушка без тени эмоций. Точно так же она писала этот отчёт. — Расстался с жизнью… — глаза Какаши продолжали бегать по строчкам. — Или так мы думали. — Даже если он жив, то, уверена, не потому, что хотел этого, — она не горела желанием говорить о Сасори ни сейчас, ни когда-либо ещё. — Ты не можешь знать наверняка. Он мог подстроить свою смерть, чтобы продлить обыденную программу, — ниндзя подчеркнул предложение в нижнем абзаце. — Я так не думаю, — вернее, точно знает, что нет. Иначе не тратила бы столько времени на то, чтобы убедить его, что он нечто большее, чем его физическая форма и достижения. Гораздо большее. — В любом случае мы должны рассмотреть такую возможность. Сакура не ответила. Видимо, Какаши уловил, как испортилось её настроение, и вздохнул: — Я понимаю, ты не хочешь верить, что он выжил, после того как ты его, предположительно, убила. Всё в порядке. — Дело не в этом, сенсей. Откровенно говоря, я не хотела его убивать. Он был таким грустным и потерянным… с полной кашей в голове, как и все мы. Я поступила так, потому что не было другого выхода. Прошла минута молчания. Сакура ковыряла надоевший заусенец, размышляя, не ляпнула ли что-то лишнее. — Иногда трудно не сочувствовать своему врагу. Особенно, если видишь в нём самого себя, — отстранённо ответил Шестой. Ничто из сотворённого Обито не заставило Какаши его ненавидеть, даже попытка уничтожить весь мир. Любовь была безоговорочной. — Все мы люди — большинство из нас учатся любить раньше, чем сражаться. Шиноби вынуждены противостоять тем, кому, как нам говорят, должны, но это не всегда легко. Это заявление содержало в себе столько истины. Сакура посмотрела на снимок остатков тела Хироку. — Мы все через это проходим. Это и делает нас людьми, — он даже не представлял, насколько утешил её своими словами и одновременно разбил. И как он это делает? Человек, который после боя с Обито похоронил его во второй раз. Сакура знала, что с Сасори то же самое сделать не сможет. Ей вдруг стало яснее, почему защитником деревни выбрали именно Какаши. Он справлялся с каждым подброшенным жизнью безобразием с завидным изяществом. Бесчисленные смерти, разочарования. Учителем он эту потрясающую способность ей, Саске и Наруто передать не сумел. Стойкость. Самая ценная черта для выживания. Кто знает, сколько раз он начинал всё заново, чтобы превратиться в сидящего перед ней мужчину? — Знаете, как сенсей и Хокаге вы малость отстойный. Цунаде-сама, по крайней мере, предлагала мне выпить после долгой работы, — Сакура отложила стопку бумаг и откинулась назад. — А Ямато-сан был лучшим капитаном, — поддразнила. — Он водил нас в хорошие гостиницы. — Напомни, Ямато или Цунаде позволяют вам уходить когда вздумается? И теперь меня обвиняют в предвзятом отношении к Команде 7. Сопляки неблагодарные. — Я просто шучу, — девушка потеребила край папки. — Почему ты в последнее время будто и не здесь? — Какаши поднял на неё глаза, уже зная ответ. Нельзя вместе смотреть в лицо смерти, не понимая друг друга. Но ей нужно сказать вслух. Какое-то время она молчала. — Я думала, что жизнь будет стоить того, чтобы за неё бороться. И так оно и было. Но я потеряла так много частей себя в процессе и теперь уже не так уверена, за что вообще борюсь. Я просто хочу быть нормальной. Когда мы будем наслаждаться нашим с трудом спасённым миром? Вы не устали, сенсей? — Конечно устал. Но Сакура, ты ещё слишком молода, чтобы быть уставшей. Я не буду лгать тебе — мира в этом мире не существует. Учись находить его там, где его нет. Начни отсюда, — мужчина прижал ладонь к своей груди. — Ты несёшь полную ответственность за создание и поддержание своего собственного мира. Возможно ли это для неё? Даже если и возможно, заслуживает ли она этого после всех эгоистических поступков? — Вы правы, сенсей. Я должна сама за себя отвечать, — Сакура надеялась, что сможет. Настоящий мир пришёл в результате не победы на войне, а многолетнего выкапывания всех вредных привычек и выкладывания их на стол. Признания, что они — постоянная часть её дома, но никак не используются. — Мы учили тебя, что для ошибок нет места. Только потому, что ошибки могут стоить тебе и твоей команде жизни. Это естественно, что ты чувствуешь себя неполноценной из-за недостатков. Но надо уметь с ними жить. — Что, если у меня не выйдет? — панически спросила девушка. — Ты должна, выбирать не приходится. Ты будешь разочаровывать себя и других ещё много раз, потому что такова жизнь. Все так делают. Главное извлечь из этого урок и двигаться дальше, — Какаши встал, чтобы свернуть бамбуковые шторы. — Вы правы, как и всегда. Сакура провела остаток беспокойной ночи в мучительных раздумьях. Раздражающая тревога не давала уснуть. Всё, что говорил былой наставник, имело огромный смысл. К несчастью, она до сих пор боялась самой себя. Она принимала большинство решений сердцем, и смута в нём могла привести её на тёмную дорогу, если уже не привела.***
Из глубин своего тела Сасори наблюдал за тем, как ему отрубают мизинец. Он ментально закрылся пару часов назад — когда получил очередной удар по голове, от которого даже череп оцепенел. — Какой толк от кукольника без хотя бы одного пальца? — громко расхохотался мучитель. Он не переставал смеяться до тех пор, пока Сасори не почудилось, что он попал в петлю времени, как и вся его жизнь. Всё тело человека содрогалось от маниакальной радости, пока он держал отрезанный палец у себя под носом. Сасори задумался, сколько ещё пыток сможет это тело вынести, прежде чем откажет. В данной момент он надеялся, что это произойдёт скорее раньше, чем позже. — Тебе повезло, что сегодня палец будет только один. Только потому что я сомневаюсь, что ты продержишься больше. Так хоть буду ждать чего-то с нетерпением. Скучноватое это дело, знаешь ли — следить за заключёнными, — Сасори почувствовал на лице чужое кислое дыхание, и это совершило над восприятием новое насилие. — Мы с тобой хорошо поработаем, не волнуйся, — наконец охранник отстранился, освобождая для него место для дыхания. И вот так всё закончилось. Рука, самая важная часть его тела, изуродована. Необходимо найти какой-то выход. Веки тяжело опустились. Мужчина зашагал по комнате, но Сасори не мог повернуться, чтобы посмотреть, куда. Услышал только, как открываются сосуды и льётся жидкость. Потрескавшаяся нижняя губа от этого звука, казалось, пересохла ещё больше. Он сопротивлялся усталости. Последний раз, когда он решил вздремнуть, оказался в такой ситуации. — На, выпей. Полегчает, — что-то насильно влили ему в горло, и не прошло и нескольких минут, как тело сдалось.