Жить или умереть

Орочимару ввёл Сасори в замешательство с той самой минуты, как он впервые ступил на его территорию. Времени, за которое они с Саске спустились по винтовой лестнице в тёмную дыру, именуемую домом Орочимару на окраине Конохи, для психологической подготовки не хватило. Спасибо, что сказал, куда идём, Саске, очень признателен! Первой подсказкой послужил охранник Анбу у входа, последовавший за ними внутрь. Второй — отчётливый запах жжёных пряностей, который Сасори ассоциировал с Орочимару весь период их знакомства. Третьей — ползущая и витающая в воздухе сущность смерти. Вероятнее всего, он вдыхает все призраки, которые скопились у Орочимару за годы пиршества на плоти несчастных глупцов. Сасори всегда считал, что его собственные методы бессмертия лучше, потому что не включают необходимость пропитания. Пока не вернулся обратно в паршивое человеческое тело. Ох и посмеётся над ним змей. — Саске-кун, — эхом разнёсся слизкий голос. — Ты привёл моего старого друга. Как мило с твоей стороны. Я здесь уже, признаться, заскучал, — лицо Орочимару разрезала многозначительная улыбка, которая мгновенно пробудила в Сасори ярость. — Слушать тебя — всё равно что смотреть, как кого-то тошнит, — сказал он в качестве приветствия. Кипящая кровь грозилась хлынуть через поры. Терпеть лёгкие неудобства он был не способен, вместо этого вымещал злобу через кровопролитие. К несчастью, в данный момент он был бессилен и ничего лучше оскорбления придумать не сумел. Неудовлетворительно. Улыбка на болезненно-бледном лице, превратившись в откровенно высокомерную, стала шире. — О Сасори, совсем не изменился. Кстати говоря, ты до сих пор прекрасно выглядишь. В чём секрет? — Нет секрета. К счастью для тебя, я медленно угасаю. Для чего я здесь? — задал он вопрос Саске. — Неужели не веришь, что я хочу для тебя только самого лучшего? — бездонные глаза искрились весельем. — Мне обидно, что ты такого плохого обо мне мнения. Я скучал по нашим беседам. — А я — нет, — со слишком ровной спиной Сасори присел, не касаясь спинки стула. — М-да. Странно, что у вас троих вообще получается находиться в одном помещении, — Суйгецу, стройный сереброволосый паренёк, с которым Сасори недавно познакомился, обвёл заваленный старыми книгами и схемами стол насмешливым взглядом. — Так для чего я здесь? — упрямо повторил Сасори. — Узнать своё первое поручение, вот для чего, — отрезал Саске. — Похоже, теперь мы все работаем для Конохи, — вздохнул Суйгецу. — Ну, мне-то всё равно, главное, чтоб платили. — Ты в самом деле работаешь для Конохи? — удивился Сасори. Многое же он пропустил за годы безумного отшельничества. — Хм-м, да, — протянул Орочимару. — По собственному желанию. А вот у тебя выбора нет. Но неважно, хочу тебе кое-что показать. Пошли. Он хлопнул в ладоши, встал и направился в другую комнату. Не в силах справиться с гневом, Сасори на какое-то время замешкался, но в конце концов собственное любопытство и выжидающее молчание Саске сами подняли с места. Там красноволосая женщина без намёка на аккуратность мыла мензурки в металлической раковине. Рядом стоял небольшой холодильник для образцов, а на противоположной стороне стену занимала книжная полка с текстами, уже виденными им раньше. Особенно привлекла внимание книга в твёрдом тёмно-зелёном переплёте о переливании чакры, которую Сасори написал сам. В центре был стол, который держали в полном порядке, с принтером для печати этикеток, микроскопом и парой специально расставленных так инструментов. — Карин, не передашь коробку из шкафчика у тебя над головой? — попросил Орочимару. Карин обернулась через плечо с лёгким презрением на лице, задержала на Сасори критичный взгляд. Тот сузил глаза. Она переключила внимание на Саске, зашедшем вслед за Сасори, и черты её на миг расслабились, а затем снова образовали нейтральную хмурость. Пробормотав что-то о передозировке агрессивной чакры в воздухе, Карин вытерла руки полотенцем и открыла дверцу шкафчика. Добавив под конец, что чакра Суйгецу «воняет, как потные подмышки старика», бросила коробку на стол. — Мне повезло столкнуться с Кабуто, который смог восстановить большую часть моих старых исследовательских файлов, — просветил Орочимару. — И я случайно нашёл некоторые твои. — Кабуто. Я с войны его не видел. У него ещё торчит из живота тот огромный хрен, который превращается в людей? — поинтересовался Суйгецу, заработав уничижительный взор от Карин. — Огромный что? — не сдержался Сасори. — Говорю, — медленно протянул Суйгецу, пристально глядя на бывшую напарницу, — у него большой ч… — Заткнись! — Карин влепила ему пощёчину, отчего вода брызнула во все стороны. — Ты отвратителен! Вот поэтому у тебя до сих пор никого нет! Ты не можешь вести себя нормально! Вода на шее Суйгецу сформировала лицо. — Да-да. Превращается в людей, которых он поглотил. Ввёл себе клетки разных людей и получил доступ к силам, — он объяснял это таким скучающим тоном, словно рассказывал заученный материал из учебника. — Большей мерзости в жизни не слышал, — признал Сасори. — Ага, я тоже. И это ещё не всё. Он носит робу монахини и управляет приютом. — По поводу тех файлов — это мусор. Можете выбросить, мне они не нужны. Не знаю, зачем вы вообще тратили на это время, любите накапливать хлам? Сасори был абсолютно уверен, что всё, что он разузнал в пятнадцать лет, сейчас его нисколько не заинтересует. — Большинство — да, хлам, но мне вспомнились твои слова двадцать четыре года назад, когда мы работали вместе. О создании наноботов как более эффективного варианта манипулятивной техники песка, скрывающей память. Ты так и не закончил рассказывать свою теорию о том, как это можно использовать в военном деле. Я хочу услышать её сейчас, — Орочимару разрезал клейкую ленту острыми ногтями. — Двадцать четыре года назад? Ты думаешь, я помню, что говорил двадцать четыре года назад? Тогда он, несомненно, был на пике безумия, как раз перед тем, как отверг себя. Звучало как бред сумасшедшего. — Нет? Очень жаль. По-моему, это блестяще. Может, тебе просто стоит ещё подумать? — Не знаю. Почему ты спрашиваешь? Ловушка. Всё и везде ловушка. Сасори видел, как они на каждом шагу поджидают, когда же он сунет ногу куда не нужно. Иначе зачем бы Орочимару говорить с ним так, будто они не пытались убить друг друга последние лет двадцать? — Грядёт война. Разве ты не хочешь внести свой вклад во что-то грандиозное? Что-то, что изменит весь ход событий? Мне кажется, вместе нам это удастся. Хотя Сасори не ожидал такого вопроса, ответ был «да». Безусловно. Он хотел создать что-то, способное изменить ход истории, всю свою жизнь посвятил этой цели. Плачевное состояние кукольной коллекции угнетало, никогда ему не вернуть им былую славу. Орочимару он по-прежнему ненавидел всем своим существом, но не мог отрицать, что совместная работа с гением, имевшим в своём распоряжении всё, привлекает. Тем не менее Сасори ему не доверял и, самое главное, ни за кого не сражался. — Мне нет дела до войны, я презираю обе стороны. — Подумай. Возможно, это твой последний шанс. Сейчас самое время, Сасори, — улыбка вновь разрезала нестареющее лицо. Нечёткие образы проплывали в авангарде ума и исчезали на задворках. Связанные друг с другом, хотя на первый взгляд так и не казалось. Вытирание крови. Высасывание яда. Вход в тёмную лабораторию. Её неприятный запах поражал органы чувств, занимал весь объём лёгких. И что потом? Слово висело на кончике языка, прежде чем всё это сорвалось с губ. Сознание резко переключилось на следующую сцену. Та самая? Он не знал, стоит ли продолжать. — Ты в порядке? — Сакура помахала перед его лицом рукой. Сасори пристально смотрел на свои вещи, полученные от Орочимару, и бездумно жевал сухие хлопья, сжимая в свободной руке упаковку. Он моргнул и опустил глаза на рисунок глупой улыбающейся птички. Его снова затянуло в пустоту, и это тревожило. Виноват Орочимару, который напомнил о разговоре двадцатичетырёхлетней давности. Не мог его вспомнить, сколько бы троп памяти ни пробежал. Сасори никогда не рассказывал Сакуре, что стёр кусочки памяти до становления куклой. И серьёзно ошибся, потому что вместо блаженного «забытья» столкнулся с большими пробелами. Случалось, он сбивался с мысли и заходил в тупик. Как неожиданное перемещение на далёкую планету, которой не достигают даже звёзды, — там он мог оставаться часами. — Не знаю. Я хочу бороться. Да, вот то, что мне нужно. Сасори уронил коробку с хлопьями, встал и принялся бродить по комнате. Лампочка светила слишком ярко, стены были слишком голыми. — Да, я понимаю тебя, но… Когда Сакура несла чушь на подобие «Я понимаю тебя», это означало, что ни черта она не понимает. Ни его, ни его дилемму. — Нет, не понимаешь, перестань так говорить. — С чем или с кем ты хочешь бороться? — покачала головой девушка. Из неряшливого хвостика выбилось несколько прядей, и она распустила волосы. Захотелось их потянуть. Сасори встал позади неё и исполнил своё желание. — Знаешь, что меня в тебе беспокоит? Её голова от крепкого захвата откинулась назад. Он смотрел на её лицо сверху вниз. — Что? — вырвался хриплый встречный вопрос из растянутого горла. — Я никогда не знаю, о чём ты думаешь. — То же самое могу сказать о тебе. Как вот сейчас. Я не знаю, о чём ты думал. — Я думал о совершённой ошибке. — Ошибке? — Пытаюсь заполнить пробелы, и всё без толку. Я открою тебе секрет — и не смей меня осуждать. — Ладно, — с деланой непринуждённостью произнесла Сакура. В эмоциональном диапазоне Сасори было всего несколько настроений, сейчас он находился между двумя — тот случай, когда начинал заговариваться, а после становился совершенно неуравновешенным. Она научилась прочищать голову и освобождать место для выплёскивания его естества. — Когда ты вернулась домой, какое-то время я думал, что я — это ты. — Чего? — не такого признания она ожидала. — Я забыл, кто я такой, и заполнял пробелы тобой. Я решил, что должен быть тобой и что мне нужно убить тебя и забрать тело. Сакура захлопала глазами, растерянно дёрнув себя за мочку уха. — Но сейчас ты… так не думаешь, верно? — Нет, я чувствую разницу. Если я не могу заполнить пробелы твоими мыслями, то и никак не могу быть тобой, — отстранённо отозвался он. — Я не понимаю, о каких прбелах ты говоришь, — девушка старалась сохранять нейтральную манеру, чтобы он говорил свободно. — Пробелах в памяти. Я нарочно их создал — вероятно, в попытке усовершенствовать себя. Я стёр не все нежелательные воспоминания, но приличное число. Наверное, — Сасори на вид совсем запутался. Сакура долго глядела на него стеклянными глазами, приоткрыв рот. Он ждал её ответа. Аромат забытого ею чая смешался с запахом комнаты, и он медленно втянул всё это носом. — Почему ты не рассказывал? Это ведь серьёзно, — наконец выдала она. — Не в этом дело, я о другом. Не смотри на меня так, мне не нужна твоя жалость. — Тогда о чём? Потому что ты меня пугаешь, — сохранять самообладание становилось сложнее. — Помнишь ночь, когда мы были в ванне? — Сасори старался не отвлекаться на воспоминания об её мокрых волосах, твёрдых сосках, блестевшей в свете лампы влажной коже и запахе розового масла. — Д-да. — Когда ты целовала меня, мне казалось, что ты хочешь меня поглотить. Или вернуть всё своё, — он прекрасно знал, какое это безумие, но она должна знать. Он не врал. — Сасори, — не в силах больше выносить откровения, Сакура встала и взяла его лицо в ладони. — В чём-то ты прав. Я вторгалась в твоё пространство, когда ты не был настроен, потому что мне очень нравилось твоё внимание. Я виню себя за твою путаницу в самосознании. Я считала, что понимаю тебя, но не до конца осознавала, насколько ты потерян. Если бы ты только сказал раньше… Мне очень жаль, — она прижалась лбом к его лбу. — Не надо, — Сасори подхватил девушку на руки и усадил на стол со всеми её забытыми в беспорядке принадлежностями. — Тебе не стоит сожалеть. Причины нет. Позже я кое-что понял, — он не хочет, чтобы у неё имелись какие-то сомнения, — вот что ей важно знать. — Что ты понял? — спросила Сакура, шмыгнув. — Я люблю тебя, — сказал он как факт. Во взгляде ни капли нежности — только маниакальная ясность. — Я спутал своё к тебе отношение с потерей личности. Я до сих пор путаюсь, пробелы ещё есть, но я знаю, что люблю тебя. Сакура притянула его лицо к своему и прижалась к нему губами. Сасори попытался отстраниться, чтобы сказать что-то ещё, но выслушивать ей ничего не осталось. Разговор швырнул её в головокружительный вихрь отвращения к себе, отчаяния, надежды и тяжёлой привязанности. Слёзы текли у неё из глаз и просачивались между их губами. Он ощутил солоноватый вкус вместе со знакомым, присущим только ей. Сакура отодвинулась, чтобы перевести дух. — Я люблю тебя. Люблю уже давно. Хотя я не знаю, как любить. Обычно я выжимаю все соки. — Я сам не знаю, но какая разница? Мне плевать. Будь она идеально уравновешенной личностью, интереса у него бы не вызвала. Его руки скользнули ей под шорты, её руки поднялись с его плеч к шее — в таком положении они были, когда открылась дверь. Поворота ручки никто не услышал. Скрип дверной петли мог спасти их, а мог и не спасти. Сасори быстро отдёрнул руки, Сакура опустила обхватившие его талию ноги. Он встал перед ней не оборачиваясь с раздражением на лице. Она прикрыла ладонью опухшие губы и посмотрела ему через плечо. В дверях стоял Саске, и у его лица вообще не было никакого выражения. Лишь лёгкий наклон головы, ни малейших признаков того, что видел. Если и видел, то виду не подавал.