Метаморфоза

Все всплывало в моей голове одно за другим, будто бы надругаться пыталось над памятью и уже давно охваченным грустью и печалью разбитым сердцем. Его раскидало на сотни, тысячи и миллионы осколков по всему сознанию, никак не давая соединиться воедино, дабы хоть как-то облегчить мои муки. «Привет, меня зовут Манджиро Сано, приятно познакомиться с тобой, — протянул руку новенький в классе блондинчик, заряжая своей яркой улыбкой всех присутствующих». Первый удар. Я помнил этот день, словно он произошел только вчера. Пришедший посередине учебного года высокий парень создавал ощущение сбежавшего с кастинга модель, настолько он был прекрасен, к тому же лучезарен, оставляя за собой только хорошее впечатление и заранее всех к себе располагая. «Такемичи, не хочешь сходить со мной в буфет и выпить по жестяной баночке холодного кофейку? Я угощаю!». Второй удар. Тогда мы только подружились, стараясь проводить больше времени для знакомства друг с другом, активно беседуя на разные темы и сидя рядом за партами. Он казался таким милым, я сам не заметил, как мое сердце медленно начало оплетаться красными нитями любви. «Кино было очень интересным, а ты как думаешь? — черные, полные интереса глаза устремились на меня, растягивая губы в доброжелательной улыбке». Третий. Первые походы за пределами школы, хождение в кино, торговые центры и парки, сопровождаемые разговорами ни о чем, но при этом обо всем на свете. Тогда я только понял, что этот парень является моей родственной душой. Тот, в ком была целая вселенная со своими собственными галактиками, планетами и звездами. «Я люблю тебя, Такемичи, — мягкие губы нежно и невинно прикоснулись к чужим, слегка подрагивая от нервозности. Он поцеловал меня неожиданно, оттого и боялся, что могу оттолкнуть, пихнуть его. Я лишь осторожно обнял его в ответ». Я бы никогда этого не сделал. Никогда бы не воспротивился. Точно не этому человеку. Точно не в этой жизни, да и сомневаюсь, что в последующих. Четвертый, пятый, шестой. «Мягкая рука коснулась моей скулы, нежно очерчивая ее и выводя только ему ведомые узоры. Мы лежали, тесно друг к другу прижавшись и не оставляя даже намека на пространство между нами. Было очень и очень жарко, но даже это не могло заставить нас отодвинуться». Первые объятия и поцелуи, первые походы ко мне домой, игры в компьютер, готовка на кухне — все это часть моих воспоминаний о тебе. Прошлом тебе. «Шлепок раздался на всю классную комнату, где мы находились только вдвоем, стоя друг напротив друга. Гневные глаза Сано были обращены в мою сторону, буквально пригвозждая к месту, заставляя сжиматься до размера атома. — Почему ты был с ним наедине? Отвечай, — раздалось шипение над моей головой. Мне казалось, словно меня опутал своим телом питон, тяжестью своего тела не давая мне двинуться, лишь заставляя мелко подрагивать. — Я… — слова давались мне как никогда сложно». Тогда и появились первые признаки собственничества. Он ревновал, не давал мне проходу и наказывал за любой проступок. Но я все равно был с ним, потому что любил. «Да, я — следующий глава мафии, а что-то не так? — ком подступил к горлу. Я никак не ожидал подобного…». Глава мафии… «Он насильно притащил меня в главный дом его семьи, где его встречало огромное количество мужчин в костюмах, кланяясь точно девяносто градусов, не смея даже смотреть в глаза и громко крича «добро пожаловать домой, босс», я испугался, путаясь в ногах, а Сано продолжал вести меня дальше в место, ведомое только ему. Я не знал, как мне поступить в такой ситуации. Я бы никогда не мог даже представить себе подобного исхода после моих слов о том, что «нам нужно расстаться». Никогда не видел его настолько агрессивным, как сейчас». Тот день вспоминается с особой жалостью к себе. Те хлесткие удары, наносимые по моему лицу. Да, он иногда бил меня, но лишь в тот момент я осознал, что те удары были лишь легким поглаживанием, ни разу не доводившим меня даже до капельки крови. Теперь же я ощущал себя чуть ли не на пороге сотрясения головного мозга. Настолько было больно, а мой внешний вид — безобразен. Ссадины и подтеки были на каждой частичке моего тела. Я хотел расстаться, ведь понимал, что виной его ненормального поведения — это я сам. Он преображался на глазах, становясь практически зверем во всем, что связано со мной. Я хотел защитить его. И не смог. «Раз ты так хочешь расстаться, то валяй! Катись к чертям собачьим, потаскуха, — блондин перешел на несдержанный крик, смотря на меня сверху вниз горящими яростью глазами и перекошенным от злости лицом». Помню, как с зареванным, красным лицом лежал тогда на полу, переживая не за себя, а за него. Было видно, как ему больно. Намного сильнее, чем мне, ведь боль у него была не физическая, а душевная. И вот, спустя какое-то время я вижу, как он возвращается в школу, принеся с собой карточную игру, по началу воспринимаемую всеми как нечто легкомысленное, вещь всем на забаву. «Король правит школой, королева ему помогает, валет и дамы немногим ниже предыдущих, а остальные разбредаются по понижению чисел. Десять — высоко, двойка — низко, — Сано улыбался, периодически поглядывая в мою сторону, а после продолжил объяснять правила, — но есть те карты, что отличаются ото всех. Кому-то повезет, а кому-то наоборот, — выждал паузу, заставив всех интересоваться, — туз — выше короля — Бог. Он может властвовать над всеми, даже над королем. Джокер — хуже раба. Помыкать им могут даже двойки. Вот и все правила, — сладкая улыбка коснулась этих тонких губ, не предвещая ничего хорошего для меня. Пара человек все еще сомневались в подобном, но согласились под натиском большинства. Игра началась». Все то, о чем я думал в момент, когда искал карты — это кровожадно растянутая улыбка Сано, когда он смотрел на меня. Я все же надеялся, что мне просто показалось, он на меня уже не злится, улыбается по-настоящему, а игра — всего лишь веселое времяпровождение. Оказывается, мое плохое предчувствие меня не подвело, к сожалению… «Я пытался оббежать все закоулки, каждый кабинет, периодически слышал возгласы о том, что та или иная карта уже была найдена. Количество карт с каждой минутой все сокращалось. Но вдруг я почувствовал жесткую хватку на своем предплечье, а после уже летел вниз в подвал по короткой лестнице, больно ударяясь затылком о заднюю стену, а после, пока я пытался прийти в себя, сильно зажмурив глаза, кто-то повязал мне на них темную ткань, полностью лишая меня зрения, а после запихнул что-то в рот, выворачивая руки за спину и фиксируя их. Из моего рта издался заглушенный стон боли, а позже все было как в тумане… Кто-то яростно сдергивал с меня штаны, припечатав лицом прямо в пол, а я продолжал плакать и мычать, хотел, чтобы все прекратилось. Возбужденный орган был приставлен к моему анальному отверстию, больно стараясь пропихнуться в девственную, совершенно неразработанную дырочку. Меня будто изнутри обожгли раскаленным железом. Каждый новый толчок приносил жгучую, острую боль. Чувствовалась поспешность насильника, тот тоже испытывал дискомфорт от туго сжатых, обволакивающих его стенок, но, по всей видимости, принципиально не старался хоть как-то облегчить себе работу, а мне — боль. В итоге, когда я почувствовал самый пик пытки, мой вход резко увлажнился, давая возможность войти в меня уже на весь свой нехилый размер. Это была моя кровь, появившаяся из-за разрыва. Вбивали меня хоть и недолго, но остервенело, я же все это время, словно мантру, произносил в голове одно лишь имя, прося его спасти меня, огородить от этого ужаса. Кто же знал, что когда насильник кончит, он аккуратно привстанет с меня, все еще тяжело дыша, а после произнесет фразу, что перевернет все мое видение мира… — Тебе понравилось, Такемичи?.. — это был его голос. Я никак не мог в этом ошибиться, как бы мое сознание не пыталось заставить думать иначе. Именно он шептал мне каждый раз, что любит меня. Именно им заслушивался до бабочек в животе. Именно им я был все это время так безнадежно болен. Теперь и им я был проклят. Грубые руки стянули повязку с моих глаз, открывая заплаканным, красным глазам свой облик, по началу расплывчатый, позже — сформировавшийся и четкий. Лучше бы я этого не видел. В меня прилетела точно черная метка — карта, ниспославшая меня в тот самый момент в мой персональный Ад. Я посмотрел вниз — там лежал Джокер. — Эта карта подходит тебе, дорогой. В самый раз, — и снова сладкая улыбка, заставившая меня когда-то влюбиться, теперь же — затрястись от страха». *** Каждый день имел свой четкий график. Проснуться, собраться в школу, вновь не позавтракав из-за бабушки, что уже не первый день выпивает со своим сожителем, да и на столе лежат только закуски под высокоградусный напиток, дойти в школу, где в шкафчике для обуви будут обнаружены помои, состоящие из старых фруктов, бумажек со словами «сдохни» и всякого вида дерьма. Обувь, как обычно, нужно доставать из мусорного бака за стеной. Дойти до класса также нелегко, толкнуть успевают столько раз, что и не сосчитать. Да я и не пытаюсь давно. В классе все шпыняют и заставляют выполнять отданные ими указания. Я же их выполняю, стараясь не отсвечивать лишний раз во избежание проблем, которых итак хоть отбавляй. Иногда мне везло, они и правда будто бы забывали о моем существовании, но никогда это не длилось долго. Если честно, я и забыл совсем, как лишь обыденное времяпровождение за общешкольной игрой превратилось в нечто подобное. Те, кто получил власть, со временем менялись до неузнаваемости, приказывая всем направо и налево, а за непослушание — избивали. Тех же, кого избивали, отыгрывались на более младших, а дальше по понижению ранга. Я же и являлся всеобщей грушей, на ком можно было выпустить пар. Всем до единого. А он после того случая в подвале и не смотрел на меня больше, включив игнорирование на максимум. Ему было плевать, что со мной делали. «Он с самого начала хотел от меня лишь секс? А когда получил, то наплевал, да?..» Несмотря на мое положение, я все равно постоянно думал о нем. Только о нем одном. Лишь это спасало меня от суицидальных мыслей. Умереть, конечно, вряд ли смогу, ведь я боюсь боли, боюсь того, что будет после смерти со мной. Всего боюсь. От самого себя тошно, что не могу за себя постоять. Тошно, ведь так и продолжаю просто всегда плакать и мысленно убиваться, ничего не предпринимая. Считаю себя убогим, не могу никого просить себя жалеть, чувствую, что недостоин подобного. Но в один момент все переменилось. Он оставил записку в моей книге. Помню, как медленно раскрывал ее трясущимися пальцами, а после прочитал такое долгожданное: «Давай встретимся в подсобке». Я не думал о том, что он со мной сделал, во мне все еще теплилась надежда на лучший исход. Что он извинится, будет раскаиваться в содеянном, а я его прощу, и у нас все будет также, как и прежде. Какие глупые мысли. Зайдя в подсобку меня ждало лишь очередное насилие, о котором я не мог и боялся кому-либо донести. Он прав, я всего лишь потаскуха, что вечно должна оставаться в низах. Мерзкий я.