Метаморфоза

Когда-то таким был почти каждый наш день, наполненный улыбками и радостью. Я носил тебя на своих руках, словно ты ничего не весил, как перышко, однако никогда не смогу признаться тебе, что на деле ты не такой уж и легкий — у меня затекают руки, а иногда я и вовсе чувствую, что они могут отвалиться, когда ты уже битые десятки минут с меня не слазишь, но, как ни странно, это приносило мне только счастье, будто не я потом мучаюсь с болью в мышцах, — улыбнулся своим мыслям. Да, мы живем не в романтичном фильме, где мужчина способен чуть ли не одной рукой поднять свою возлюбленную, а в реальности, но я старался всегда тебя окунуть в эту сказку. Правда наш кинематограф взял в основу жанра не мелодраму, а самый настоящий триллер, полный сложных отношений, боевых сцен, слез и крови. Я понимаю, что этому послужил мой вспыльчивый, собственнический характер, не раз доставлявший тебе разного рода неприятности. Также я понимаю, что оправдываться тем, что «я таким уродился и ничего не могу с этим поделать» тоже глупо. А я и не стараюсь. Я не смогу измениться: ни в прошлом, ни в настоящем, ни в будущем. Подобные действа являются моей неотъемлемой частью, что никогда не смогут искорениться. Даже ради тебя. Агрессия и умение ее проявлять воспитывались во мне с самого детства, ведь я являлся сыном крупнейшего мафиозного авторитета — наследником и следующим главой клана «Тосвы». Не будешь агрессивным — убьют. Не будешь хладнокровным — убьют. Этими двумя важными пунктами я и пренебрег из-за одного человека, появившегося в моей жизни всего лишь какой-то год назад, проживая до этого все будто бы в тумане, погруженный в вечную погоню за властью и ненавистью. — Сын мой, я поднимался с самых низов, дабы суметь достичь этого места, и не позволю зеленоротому сосунку, как ты, получить ее просто потому, что ты — моя кровь, — седовласый мужчина медленно почесывал щетину, пребывая в задумчивости. Весь его внешний вид буквально говорил о его благосостоянии. Начиная от кончиков волос и заканчивая ступнями — благородство было не скрыть ничем, оно выдавалось также в каждом его жесте и даже бранном слове. — Каждый должен уметь приспосабливаться. С завтрашнего дня удвой свои тренировки с Хваном. Не смотри так, это даже не обсуждается. Чаще посещай операции, проводимые бандой, совсем недавно жучки* разбежались с квартала красных фонарей. Будешь помогать возвращать этих животных в их собственную среду обитания. — Отец, но как же школа? Та, в которой учусь я, находится довольно далеко, чтобы я успевал делать все и сразу. Твоей идеей было мне начать их посещать, чтобы я мог влиться в любой коллектив, — говорил спокойно, неспешно. — Хм, ты прав. Значит, переведем тебя из этой школы щеголей в обычную, самую ближайшую. Я видел твои результаты, ты достаточно поводил их вокруг пальца, изображая из себя самое невинно существо, — оскал, не улыбка, — знали бы они, какой твариной ты можешь быть. А теперь уходи, я еще не видел тебя на стрельбище. — Да, отец, — развернулся на пятках, вышагивая стройными, но от этого не менее сильными ногами по мраморному полу, и выходя с кабинета, пропитанного вечным напряжением. Ближайшая школа к главному зданию был школа Асахигаока. «Школа отбросов и бомжей, верно? Это будет несложно, но мерзко». *** Надоедливое солнце слепило глаза, заставляя жмуриться, а рот упорно не хотел закрываться, все продолжая зевать и зевать. Вчера всю ночь отлавливал жучек под командованием этого ублюдка Кима. Эти гребанные корейцы думают, что все им позволено, раз отец частенько отдает предпочтение на должность командующих именно им. Все время елозил передо мной, притирался ради наживы. Думает, что раз я еще несовершеннолетний сосунок, то мной можно будет рулить и командовать, — незаметно для себя я негромко рыкнул от злости, пробивавшейся где-то в недрах. «Как только взойду на «престол», то сразу пересмотрю иерархию, поменяв эти залежавшиеся трухлявые мешки на молодняк». Зачистка всегда являлась основой восхождения наследника. Либо под тебя прогибаются пережитки прошлого, набирая новых рекрутов как дар, либо от них избавляются в зависимости от послужных списков. Многое сделал для банды — отправляют в отставку или учителями для воспитания будущих ее членов. Косячные же люди направляются прямиком под дуло. Мне часто приходилось убивать. Учиться отец заставил еще с тринадцати лет, ведь случаи похищения только учащались с каждым годом из-за преклонного возраста моего предка. Все понимали, что он готовит меня как наследника, несмотря на большое количество «незаконнорожденных» детей на стороне. В тринадцать и произошло мое первое убийство. Ночь. Улица. Я выбираюсь из мерса, подходя с немалым количеством охраны к главным воротам, как моих людей из засады начинают расстреливать, попадая точь в их головы. Все произошло за считанные секунды. Подъезжает черная машина, задняя дверь открывается, а оттуда тянется темная рука, хватающая меня за запястье. Я слышу, как на фоне происходит перестрелка, наши люди быстро заметили неладное и в ту же секунду уже выбежали за пределы ворот, отстреливая этих ублюдков. Я сам не понял, как успел свободной рукой достать из кармана полуавтоматический увесистый пистолет, плотно прилегавший к моей руке. Сердце билось как ненормальное. Патрон уже находился в нем, осталось только снять с предохранителя и нажать спусковой крючок. Всего один шанс. Всего один выстрел. И я им, естественно, воспользовался, придерживаясь моего жизненного лозунга «Либо ты, либо тебя». Выстрел показался мне оглушающе громким. В ушах будто включили кодированный канал с этим мерзким писклявым звуком, а рука отлетела в сторону из-за отдачи. Стрелять в специально оборудованном помещении со сноровкой, держа пистолет двумя руками в устойчивом положении и стрелять, будучи зажатым в машине в маленьком пространстве, где любой, даже самый малейший шум будет слышен — огромная разница. Помню, как следом за этим раздался и второй выстрел, попавший точно в водителя этой машины. Помню, как этот чернокожий мужчина лежал на сидении лицом вниз, испуская свой последний выдох, а алая кровь разливалась по бежевым кожаным сиденьям, являя собой жуткий контраст. Я совру, если скажу, что страшно не было, в какой-то момент меня даже охватила паника от совершенного мною первого убийства, но это было только поначалу, дальше же моих губ коснулась улыбка, расцветающая с каждой секундой в ужасающий, безумный оскал. «Отец будет гордиться». Дорога до школы казалась бесконечной. Чтобы не привлекать лишнего внимания, идти пришлось целую остановку на своих двоих. Школа оказалась еще дерьмовее, чем я думал изначально — обветшалые, обшарпанные здания, покосившиеся вбок с годами, железные ворота с копьями на концах, перекрывающие пути отступления и огромное количество подростков, которых эта жизнь поимела во все щели и не только. «На копья, видимо, задом сажают?» — улыбнулся я своим мыслям, а после почувствовал, как в мою сторону летит что-то маленькое, с черной макушкой. Я быстро увернулся и, когда тот пролетал уже за меня, подхватил его поперек живота, удерживая в это нечто в полусогнутом состоянии. «Тц, руки нужно будет помыть. Не удивлюсь, если у них и краны не работают». — С тобой все в порядке? — в противовес своим мыслям я задал вопрос. Строить из себе милашку не стал по каким-то своим соображениям тогдашнего меня. Но тут я застыл в оцепенении. На меня взглянули глаза цвета бушующего моря, такие яркие и открытые, сверкающие буквально изнутри. «Таких, как мне кажется, я не видел еще ни разу». — Ох, извините, — раздался неожиданно хриплый, мужественный голос, тут я и понял, что поймал парня. Внешность бывает обманчива. Хотя, если теперь присмотреться, то я не заметил этих довольно мужественных для подростка плеч и твердый пресс, что все еще ощущался под моей рукой. Я был обманут невысоким ростом, мягкими на вид волосами, пухлыми губами и еще не спавшей пухлости с щек, что были либо у парней с поздним развитием тела, либо у девушек. Исходя из всех предыдущих пунктов ясное дело, почему я отнес его ко второму. — Эм, можешь меня отпустить, пожалуйста? — вопрос раздался ото все еще висящего на моей руке парня, что не мог выбраться из нее. «Мускулы для вида, что ли?» И все же я отпустил. Тот еще раз поблагодарил и растянул губы в дружелюбной улыбке, открывая мне вид на одну ямочку на правой щеке. Мне подумалось, что это было очень милым. Только я хотел узнать твое имя, как ты развернулся и побежал вперед с такой же скоростью, что и прежде. Совершенно на ошибках не учится. «Точно же упадет», — подумал я. И, как я и предполагал, буквально в паре шагов от школы он навернулся лицом вниз, упав точно в песок, заставив меня вздрогнуть. К нему подошел учитель с плешью на голове, следящий за посещением учениками школы, чтобы ты не опаздывали. Он поднял того за шиворот, что-то говоря, парень приковал взгляд к месту, на котором отсутствовали волосы, а после погладил, за что получил уже по своей, громко вскрикивая, что было слышно даже мне. К сожалению, я не слышал с такого расстояния то, о чем они говорили, но очень хотел бы узнать, почему тот сделал этот смешной жест. Через пару секунд к ним подбежал парень с розовой макушкой, пытающийся что-то доказать учителю и активно жестикулирующий. Закончилось все тем, что оба ученика были взяты за шиворот и занесены куда-то в школу. Из моих уст вырвался короткий смешок. «Подобного у щеголей не увидишь». Пока путь был освобожден, а я являлся таким же представителем ученичества, как и все остальные, не имеющего каких-либо связей, я пробрался внутрь школы, узнав заранее у вахтера местонахождение учительской. Она оказалась на третьем этаже, а сам учитель был как раз тем самым мужичком, только теперь у него на носу имелись еще и круглые очки с линзами размером с лупу. «Несуразица» — Здравствуйте, учитель! — я поздоровался настолько приветливо, насколько позволяла моя скривленная душа. — Я — Манджиро Сано, только что переведенный к Вам ученик, приятно с Вами познакомиться! — я слабо поклонился в знак приветствия и «уважения» к старшим. — Ах, да-да, — залепетал плешивый, — помню, — принялся рыться среди кипы бумаг, расположенной на его потасканном жизнью столе, — пойдем со мной, Сано, я познакомлю тебя с классом, — пошагал прихрамывающей походкой в сторону класса и моих будущих «любимых» одноклассников. Все время с третьего этажа на пятый мои мысли занимал этот черноволосый парнишка, выглядящий до приятности милым и отчего-то таким знакомым. Я никак не мог отделаться от мысли, что я откуда-то его узнаю. Но вот только откуда?.. Войдя в класс первое, что бросилось в глаза — тот самый парень, думами о котором я был занят лишь секундой ранее. Судьба — есть судьба. Я улыбался, смотря на него и здороваясь будто бы со всеми, пока тот не обращал на меня никакого внимания, что-то старательно вырисовывая на своей тетради и высунув от усердия язык. Задние парты — это нечто. Никто не видит и не слышит. Меня посадили именно за них, точно сзади этого парня. Первый урок, а уже самообучение. Этим я и решил воспользоваться, взяв на прицел этого парня и сделав его своей первой жертвой для знакомства. Оказалось, что он был довольно популярен среди ровесников, болтая со всеми без умолку. Влиться, как считаю, будет несложно. — Привет, меня зовут Манджиро Сано, приятно познакомиться с тобой, — протянул руку, здороваясь в первую очередь именно с ним, а после и с другими. Уже, если честно, сводило скулы от постоянных фальшивых улыбок, что я посылал всем и каждому. Но только один из них все еще не смотрел на меня влюбленными, восхищающимися глазами. Он, наоборот, старался избегать меня, отвечая односложно и сухо. «Да что с ним не так? Пару часов назад же было все по-другому» — этот человек заставлял меня все больше и больше задумываться о нем и его поведении, как о чем-то невероятно важном. Я понимал, что это странно и неправильно, но от этого мой интерес не уменьшался, а наоборот, только возрастал. Я прожигал его взглядом долго, параллельно стараясь поддерживать беседу с остальными, совершенно не заинтересовавшими меня, дураками. Когда представилась возможность — этот парень, имя которого оказалось Такемичи Ханагаки, пошел в уборную — я отправился за ним, чтобы задать вопрос: «Я тебе не по нраву?». Не знаю почему, но это сейчас было важным для меня как вопросы вселенских масштабов наподобие «что такое вселенная?» и «куда теряется второй носок?». Войдя в туалет, я увидел, как тот уже умывал руки, даже не смотря в сторону открывшейся двери. Да и зачем? Ему нужно знать, кто ходит с ним в один туалет? Глупые мысли посещали меня. — Эм, Такемичи, — я состроил максимально невинное лицо, — я хотел бы узнать… — я увидел, как тот кивнул и дал согласие на вопрос. — Ты не хочешь со мной общаться? — глаза того оставались спокойными. Видимо, я попал в точку? Если не заручиться поддержкой этой души компании, то общение с другими будет продвигаться немного сложнее. Так я себя успокаивал. Пытался найти причину своим необычным поступкам. — Знаешь, — стряхнул с рук капельки воды, с грустью отмечая, что бумажные полотенца закончились. Я достал для него свой носовой платок из кармана, — не надо, спасибо. Ну так вот, актерская игра — не твой конек. — вот так просто он взял и раскрыл меня. Он что, ходячий человеческий сканер? Открытости ему не занимать. Моя улыбка сошла на нет. Если раскрыли, что толку скрываться? Только глупым себя выставлять. Я засунул руки в карманы, смотря на него взглядом со смешинками. — Вау, быстро ты понял, — улыбка, — как ты догадался? Это ты умный или остальные — тупые? — Я не умный, а остальные — не глупые. Я думал, что ты хотя бы немного отнекиваться будешь, но спасибо за честность, — это было сказано с презрением. Не ожидал, что эта женственная мордашка сможет ляпнуть такое и состроить подобную гримасу. Это не отталкивало, а только привлекало.  — Ты же тот парень, что поймал меня утром? — я кивнул. — Вот тогда ты мне понравился больше, скажу тебе честно, за те доли секунд ты был более настоящим, чем за эти пару часов. — Ты даже не представляешь меня настоящего, детка, так что ты сейчас мне городишь? — перешел в нападение. Видимо, мои слова зацепили этого парня, от чего в его глазах промелькнул недобрый огонек. — Слушай сюда, блондинчик, «деткой» называть будешь поклоняющихся тебе девочек, а ко мне обращаться так не смей, уяснил? — тыкнул пальцем точь мне в грудь. Так со мной никогда и никто еще не обращался, из-за чего я понятия не имел, как мне на это реагировать. — Да почему ты вообще так ко мне относишься? — решил задаться я вопросом. — Да, я вел себя так, но лишь потому, что хотел найти друзей… Сложно вливаться в новое общество посреди учебного года, когда уже тут сформировались группки! И глупыми их вовсе не считаю! Я так сказал со злости… И за детку прости. — и все-таки не так уж и хорошо ты распознаешь актерское мастерство, Такемичи, ясно по твоим глазам, что ты сейчас поверил мне. Не ожидал, что придется в какой-то замызганной школе реально стараться, чтобы не подловили. Это, неожиданно, радует. — Ох, прости, я не подумал об этом… — тот понуро опустил голову, чувствуя себя виноватым. От чего-то кольнуло сердце и у меня. Первый раз мне стало немного, совсем чуть стыдно за свою ложь, видя этого щеночка. — Ничего, все в порядке, может, познакомимся еще раз, с чистого листа? — я улыбнулся слабо, как делаю это обычно, чтобы не вызвать новый шквал атак в виде «дерьмового актерства». — Да, согласен, Манджиро Сано? — Такемичи Ханагаки. Мы улыбнулись друг другу, как вдруг из кабинки туалета раздался громкий крик. — Разобрались? Так дайте посрать теперь! Я при людях не могу! Это было настолько неожиданно, что мы оба засмеялись в голос от всей этой ситуации… Со временем я понимал, что стал влюбляться в этого паренька, такого простого, открытого и славного — полная противоположность моего обычного мира. В школе я смеялся от души, отдаваясь полностью атмосфере этого человека. Вечером же ходил на перестрелки, самостоятельно поднимаясь по ранговой системе. Настолько различные миры, но оба являются неотъемлемой частью меня самого. Постепенно, спустя месяц моего нахождения в этой школе, я осознал, что стал ходить туда даже с большей охотой, чем на всякого рода деятельность группировки, ранее занимавшую большую часть моей жизни и мыслей. Я ощущал себя опьяненным и окрыленным одновременно, совершенно сначала не понимая этого состояния. Мне хотелось видеть его одного все больше и больше, касаться его, чувствовать, разговаривать и многое другое, такое невинное, но в то же время желанное. Этот парень отвечал на все мои действия с большой охотой, лишь подначивая меня идти дальше и не останавливаться. Я покупал ему мерзкое кофе в жестяной банке за неимением другого выбора во время нахождения в этой чертовой тюрьме до пяти часов. На выходных звал в кафе, кино и парки, даже посетили его дом, что оказался совсем крошечным. Он научил меня готовить свою любимую лазанью. Я понимал, что становился неизбежным романтиком. Осознал свои чувства в момент, когда мы тайком пробрались в школу ночью, оба лежали на крыше и говорили обо всем, о чем только можно и нельзя, рассматривая такие прекрасные, не замеченные мною ранее, звезды. Рядом с этим человеком все становилось настолько нереальным, интересным и красивым, что очередной раз дух захватывало. В момент, кто это чудо взглянуло на меня глазами, полными нежности и заботы, я осознал, что окончательно и бесповоротно влюбился, затихнув до конца того вечера, а после — переложив уснувшего Такемичи себе на грудь, накрывая того своей толстовкой. Он жался ко мне точно котенок, ищущий защиты извне. Поведал свою историю о том, как родители бросили его, закинув в детский дом, а после приютила бабушка ради денег, выплачиваемых каждый месяц за него государством, позже присоединился и сожитель, с которым она стала не только злой, но еще и заядлой алкоголичкой. По-настоящему грустная история, достойная искреннего сожаления. Такемичи все еще не знал про мои корни, да и я не хотел выдавать их, ведь думал, что тот будет шокирован и, возможно, даже разочарован подобным. Мне было страшно, что он откажется от меня, перестанет считать хотя бы другом, отобрав у меня то малое, что есть. Возвращаться в вечные чувства ненависти и лживости — нет, не хочу. Только сейчас, познав мир таким, каким он может быть в присутствии этого человека я понял, что не готов так просто его потерять. Если Такемичи однажды захочет уйти от меня, то я не смогу дать ему этого. Я готов сделать для него все возможное, кроме этого… Никогда не мог подумать, что немногим больше месяца может так поменять мою жизнь. В один из дней я не сдержался, поцеловав Такемичи. В те секунды, когда наши губы разъединились, во мне все поделилось на две стороны: одна утверждала, что я поступил неверно, что давлю на него, что могу сейчас нарушить наше хрупкое равновесие, выстраиваемое вот уже два месяца, другая же воспевала, что мы соприкоснулись невинным, целомудренным поцелуем. Больше, конечно, я боялся, что он оттолкнет. Но он не оттолкнул, а лишь обнял аккуратно в ответ, давая неловкое: «Да». Видят небеса, как радовался тогда я, светясь от счастья. Был готов кричать всему миру о том, что внутри меня сейчас случился маленький-большой взрыв. После того дня мы стали ближе и у меня, наконец, появились некоторые привилегии в виде каждодневных поцелуев… Так шел один, другой месяц, а во мне просыпалось то, что я старательно пытался спрятать от любимого — чувство ревности. Я ревновал его к каждому второму вне зависимости от пола, ведь Такемичи был таким ярким, вечно окруженным вниманием, человеком, от чего я чувствовал одиночество, пожираемое меня изнутри. Я старался заставить себя понять, что это нормально. Он имеет право на общение с кем-нибудь помимо меня. Так я убеждал себя. Но однажды, на наши пол года со дня знакомства, увидев его наедине с другим парнем, что стоял в метре от него, нагло прикасаясь к его щеке — не сдержался…