midnight sketches

Друиг провожает взглядом золотой трассирущий след Маккари, что исчезает в коридоре Домо, следуя вскрику Кинго «Убегай отсюда!». Волосы на его затылке буквально встают дыбом, как шерсть на загривке взбешенного животного. То, что Икарис опасен, стало ясно после его вынужденного признания в убийстве Аяк. Но одно дело — понимать, и другое — видеть, как лазерные лучи бьют по месту, где только что стояла Маккари. Кинго поднимается на ноги, под его правой рукой зажигается, бьется маленькое солнце заряда, руку оплетает золотой энергетический узор. Но Кинго не выстрелит, Друиг это знает точно. Если бы Тена была здесь, а не потерялась где-то в залах Домо! У них был бы шанс остановить Икариса. Он чувствует, как злость от собственной беспомощности вскипает внутри, как густая, липкая смола. Он смотрит на рану, оставленную лазерами на груди Кинго, представляет этот уродливый ожог на теле Маккари, и гнев замутняет его рассудок. Он почти не слышит обличающих слов, брошенных Икарису его собратом. Друиг думает о Серси. О том, как она, спасая свою жизнь, превратила девианта в дерево. Может быть это связано с дополнительной силой, что дает сфера Аяк, может нет. Может быть, Серси просто не знала, что может так. Много веков назад, сидя в лаборатории Фастоса, Друиг наблюдал, как изобретатель без устали работал над очередным механизмом, которому будет суждено остаться лишь оттиском на объемных чертежах. В тот раз ему впервые пришла в голову идея прорваться в сознание равного себе, сознание Вечного. Какой-то внутренний голос при этом нашептывал ему о предсказуемом провале, о том, что его силам есть предел, и предел этот — подчинять сознание людей и только людей. Друиг отогнал его, настроился. Увлеченный Фастос не заметил, как глаза его соглядатая налились золотом. Друиг нашел волну, испускаемую разумом Фастоса, и, ухватившись за нее, словно Тесей за нить Ариадны, нашел источник генерации. Осторожно толкнулся. Сознание Фастоса пошло рябью, как вода, потревоженная промелькнувшей близко к поверхности рыбкой. Изобретатель на секунду отвлекся, будто на случайную мысль и снова вернулся к чертежу. Друиг сосредоточил всю свою силу на воображаемом острие дротика, который должен был пробить защиту разума Фастоса, и атаковал. Реакция была обоюдной: Друига, едва почувствовавшего живой, фонтанирующий идеями разум Фастоса, отбросило и ударило спиной о стеклянную витрину, а Фастос упал на колени, как марионетка с подрезанными ниточками. Разом бросив свои упражнения, Друиг кинулся к другу. Тот тяжело мотал головой, неразборчиво бормотал что-то о том, что работать тридцать шесть часов подряд слишком даже для Вечного. Друиг отвел его в каюту и уложил на кровать. В тот раз все обошлось, и Друиг больше никогда не пробовал прорваться в сознание кого-нибудь из Вечных. До этого дня. — Вам не одолеть меня. Если придется, я вас всех перебью, — мрачно изрекает Икарис. Друиг делает шаг к нему, и это ускользает от внимания Сильнейшего, который бросает последний взгляд на Серси, как и то, что в глазах приближающегося золотого уже больше, чем небесно-голубого. Друиг знает, что у него будет только одна попытка. С ним Икарис нежничать не станет и выстрелит лазерами прямо в лоб. Друиг собирает воедино и весь свой гнев, и всю свою любовь к Маккари. Найти ум противника несложно: он пылает, словно умирающая звезда. Друиг обрушивается на него со всей силой: его энергия обволакивает ядро разума Икариса и сжимает до тех пор, пока защита его не затрещит как скорлупа грецкого ореха. Икарис вскрикивает, хватаясь за виски. Через полмига Друиг берет под контроль в сущности простой ум, преисполненный мучительных мыслей о долге и любви. Серси издает тонкий вопль, и Фастос прячет ее за своей спиной, потому что глаза Икариса светятся также, как у всех жертв вмешательства Друига, но Вечные ошибочно принимают это за разгорающиеся лазеры. — А теперь ты уснешь, — голос Друига звучит как в Домо, так и внутри головы Икариса. И Сильнейший из них падает с высоты собственного роста, словно срубленное дерево. Окружающие пораженно молчат, переводя взгляд с поверженного Голиафа на Друига. — Фастос, я не знаю, насколько хватит моего приказа, — Друиг смотрит на изобретателя. — Икариса нужно обездвижить. — О, я этим займусь, — хищно улыбается Фастос и без промедления начинает создавать высокотехнологичные оковы. — Как ты это сделал? — потрясенно спрашивает Серси. — Не знаю. А как ты превратила девианта в дерево? Мне нужно найти Маккари, — Друиг движется к выходу из космолета, ловя ладонями стены коридора: огромный выброс силы не прошел зря. Когда он наконец вываливается наружу, то оказывается подхваченным руками той, кого искал. Маккари с осторожностью усаживает его у теплой стены Домо, и оба одновременно подписывают в воздухе: «С тобой все в порядке?». Ладони Маккари распахивают его куртку, скользят по торсу, ища ранение. — Все хорошо, — Друиг кладет руку ей на плечо, привлекая внимание, — Со мной все нормально. Я усыпил Икариса. Хотя, после того, как он выстрелил в тебя, предпочел бы убить. Маккари бледнеет, и ее очаровательные веснушки проступают ярче. «Что вообще произошло, пока я искала Тиамута?». Лицо ее становится печальным, когда она считывает с губ Друига то, что Икарис убил Аяк, отступившую от замысла Аришема. Но вместе с тем, каким-то понимающим, что совершенно не нравится рассказчику. «Что будем делать дальше?», — спрашивает Маккари, усаживаясь рядом с ним на колени. — Попробуем спасти Землю, человечество и самих себя от забвения, как и планировали, — пожимает плечами Друиг. — Не уверен теперь, что переживу попытку усыпить Целестиала, даже с помощью приспособления Фастоса. Взлом сознания Икариса меня порядочно истощил. «Не говори так», — Маккари находит его ладонь и на мгновение сжимает в своей, — «Фастос придумает, как обезопасить тебя». — Ты ведь так ждала возвращения на Олимпию, — говорит Друиг. — Что ты теперь чувствуешь? «Я ждала воссоединения команды. И возможности отправиться куда-то еще. Но я не думала, что уходя с Земли, мы оставим только прах и пепел. Все эти предметы, — Маккари кивает в сторону Домо, и Друиг понимает, что она имеет ввиду свою коллекцию, — Я собирала не для себя. Я ждала момента, когда люди осознают важность своей общей культуры, истории… и собиралась перед отлетом с планеты разделить собрание на части и подкинуть разным музеям мира. Быть может, оставив себе несколько артефактов в качестве сувениров». — Изумрудную скрижаль, например? — усмехается Друиг. И, оторвавшись от стены, на которую опирался спиной, пододвигается ближе к Маккари. «Например». Маккари любовно поправляет сбившуюся челку Друига, ее пальцы скользят к его виску и замирают у скулы. Он тянется к ней, но Вечная плавно ускользает и плетет в воздухе вопрос: «Значит, ты с риском для себя напал на Сильнейшего из нас, потому что тот посмел открыть прицельный огонь по своим товарищам?». Маккари слабо улыбается, и Друигу понятно, что она лишь дразнит его. Хочет увидеть, как он признает очевидное. — Я бы не смог жить с осознанием, что тебя от опасности защитил Кинго, этот король Болливуда, а я не сделал ровным счетом ничего, — ответ получается горче, чем он думал. Маккари вздыхает. «Ты же понимаешь, что я не стала бы любить тебя меньше, если бы ты в этой ситуации просто сохранил спокойствие. Хорошо, что твоей силы оказалось достат…». — Докажи, — Друиг перехватывает ее запястья. — Докажи, — шепчет он ей почти в самые губы. И Маккари не остается ничего другого, кроме как вознаградить его самоубийственную отвагу и упрямство. Но она еще поговорит с ним о неосмотрительных решениях, принятых под воздействием слепой ярости.