midnight sketches

Полное безветрие. Водная поверхность настолько тиха, что кажется зеркальным отражением неба. Друиг задирает голову, чтобы посмотреть на треугольный силуэт Домо, чернеющий на фоне Млечного пути. Космолет Вечных высоко, ему нипочем не добраться до него самому. Ведь в отличие от Икариса, он не умеет летать. Друиг опускает взгляд, понимая вдруг, что находится посреди океана, но ноги его тем не менее стоят на чем-то твердом. Кусочек каменистой суши, выступающий из воды, покрыт ослизлым ковром из водорослей, жирно блестящих в свете звезд. Подчиняясь внезапному желанию, Друиг опускается на колено и ладонью стирает этот скользкий слой с поверхности, обнажая выбитые в камне неизвестные символы. Словно слепой он водит пальцами по выщербленным желобкам, пытаясь на ощупь запомнить их написание, когда островок под ним начинает дрожать и наклоняться. Вода расходится перед ним, как в одной из людских легенд, и Друиг видит крутую винтовую лестницу, ведущую вниз. — Нет, — он резко поднимается, не удерживается на ногах, падает и начинает по-просту скользить в сторону зловещей лестницы. — Нет! — Друиг пятится на руках, отталкиваясь ногами от мокрого ковра, но проклятые водоросли опутывают его ступни, щиколотки и ползут вверх, к коленям. Они утащат его, утащат на дно. — Это твоя судьба, — голос, знакомый и незнакомый одновременно, гремит над ним. Друиг кричит, и жгучая боль вдруг опаляет его скулу, и от этой боли он просыпается. Он в своей каюте, лежит на полу, запутавшись ногами в простыне, и над ним нависает Маккари. Взволнованная, хмурящаяся Маккари. Ее прохладная ладонь лежит на его обнаженной груди, прямо над колотящимся сердцем. «Прости», — она показывает на него. «Ты кричал, я не могла тебя разбудить и дала тебе пощечину». — Сработало, — хрипит в ответ Друиг. Маккари помогает ему приподняться и подает кувшин с водой. «Дверная панель в твой отсек была приоткрыта. Я увидела, что ты упал», — поясняет она, когда Друиг, напившись, отставляет кувшин в сторону. Он сам оставил эту щель, шириной в палец, надеясь услышать, как Маккари или Икарис пройдут по коридору в свои каюты, когда вернутся. Окончательно придя в себя, Друиг замечает, что каюта его освещена лучами восходящего солнца, проникающими сквозь узкое окно. — Вы провели на материке всю ночь? — он спрашивает, желая отвлечь ее, разбавить беспокойство, с которым она смотрит на него. «Мы увлеклись», — показывает Маккари и пожимает плечами. Друиг не признался бы и на смертном одре, что ревнует к их дружбе, зародившейся еще в Месопотамии. Но сейчас он надеется, что Вечная захочет рассказать о ночных приключениях подробнее, но она быстро меняет тему. «Что тебе снилось?». Вечные редко видят сны. Кинго устраивает целые театральные представления, когда пересказывает свои. Сновидения Аяк как правило пророчат изменения, Фастосу во снах приходят новые идеи. Маккари скучает по дому и ей почти всегда снится Олимпия. Друиг вспоминает. Он выпутывается из простыней, отмечая мимоходом, что по счастью сегодня на нем пижамные штаны, встает и идет к столу. Берет один из листов, аккуратной стопкой лежащих с краю, и пишущим инструментом, изобретенным Фастосом, выводит на бумаге ряд символов, что сумел прочесть и запомнить. Маккари тут же с любопытством рассматривает написанное. «Что это за язык?». — Не знаю, — Друиг вздыхает. — Я вчера не успел поделиться с тобой… — он рассказывает все, начиная с прибора Фастоса и заканчивая кошмаром, от которого она его спасла. Маккари следит за ходом истории внимательно, не перебивая. Когда Друиг упоминает, что Тена уволокла его к себе, чтобы обсудить все без свидетелей, на мгновение отводит взгляд и едва заметно краснеет. Потом меряет малое пространство каюты нетерпеливым шагом, отбрасывает валяющуюся на полу простынь обратно на кровать. Смотрит на Друига. «Все это в крайней степени странно. Фастос ведь нашел вполне рациональное объяснение, разве нет? Вам с Теной просто могло померещиться». Реакция Маккари ошеломляет его настолько, что несколько секунд Друиг просто молча смотрит на нее. Маккари сомневается в его словах, в нем самом! — Тебя там не было, — отвечает он наконец. «Друиг. Мы множество раз на этой планете сталкивались с мифами, которые были рождены тем, что люди сталкивались с чем-то труднообъяснимым. Мы сами — часть этих мифов. Я понимаю, ты утомлен миссией, разочарован своим местом в ней…». — Прекрати, — он не верит своим глазам, что читают слова, слетающие с пальцев Маккари. — Ни я, ни Тена этого не выдумывали, чтобы привлечь внимание. Мы знаем, что мы слышали. Знаем, что почувствовали. И мой сон это только подтверждает. Это предупреждение. «Твой сон — проекция твоих дневных переживаний. Или и вовсе…», — тут Маккари впервые запинается. Ее спокойствие, с которым она крушит доверие Друига, впервые дает сбой. — Вовсе что?.. — Друиг зло щурится. — Договаривай. По ее хмурому, виноватому выражению лица он вдруг все понимает. — Мад Ви’ри. Ты считаешь, мой разум крошится под воздействием… как ты там сказала? Утомления и разочарования от моего места в миссии? «Прости. Я просто хочу…». — Пожалуйста, уходи, — он отворачивается, больше не в силах ее видеть. Друиг и подумать не мог, что слова могут так ранить. На протяжении веков Маккари была той, кому он доверял беспрекословно. Той, что несла в себе свет и счастье. Той, ради кого он стискивал зубы и смиренно терпел запреты Аяк. За его спиной открывается и закрывается дверная панель. Этим же утром Фастос находит группу девиантов, затаившихся в глубине тропических лесов, и космолет меняет курс. Перед завтраком Друиг просит его просканировать символы, что он записал, и сравнить с теми, что есть в обширной электронной библиотеке Домо, в которой миллионы томов на всех языках вселенной. За столом он игнорирует оставленное пустым место между Маккари и Спрайт и садится рядом с Теной. — Что с твоими пальцами? — спрашивает он, и Тена смотрит на свои руки, будто впервые видит их. Подушечки пальцев и ладони испачканы черным углем. Рукава белого платья тоже. — Потом, — бормочет Вечная, и что-то подсказывает Друигу, что этой ночью ее тоже посещали кошмары. Аппетита почти нет, но он все-таки кладет на тарелку ломоть хлеба и кусок вчерашней утки. Когда тянется за кофейником, сталкивается взглядом с глазами Маккари. Она успевает показать только «пожалуйста» — три круговых движения по груди — на остальные жесты он не смотрит, опускает глаза. Как и вчера, они с Теной уходят из-за стола первыми и направляются в лабораторию. К удивлению Друига, поиск знаков все еще идет, хотя обычно на то, чтобы найти нужную информацию, уходит не более пяти минут. Что ж, он или из рук вон плохо перерисовал увиденное, или это ничего не значащие закорючки, порожденные его собственной фантазией. Он пересказывает Тене, что видел прошлой ночью. Она кивает. — Я видела город. Пустой город. Исполинских размеров здания, сложенные из огромных валунов. Поросшие не то мхом, не то водорослями. С пустыми глазницами окон. Где-то в его лабиринтах обитает тот, чей голос мы слышали. Проснувшись, я схватилась за уголь, пытаясь перенести на бумагу то, что видела… Только когда Гильгамеш постучал в дверь, я поняла, что провела за этим занятием несколько часов. Что случилось между тобой и Маккари? — без всякой разделительной паузы спрашивает вдруг Тена. — Она считает все происходящее игрой нашего воображения. Или помешательством, — ему больно так говорить. Словно не Маккари предала его, а он этими словами предает ее. — Не могу ее за это винить, — отвечает Тена. В этот момент библиотека Домо заканчивает поиск и оповещает об этом сообщением: «Предоставленных данных недостаточно для идентификации». — Мы не безумцы. И мы разберемся во всем этом, — говорит Тене Друиг, стирая с экрана это короткое резюме. Богиня Войны кивает. Не в ее правилах отступать. Полторы недели на новом месте пролетают стремительно. Отлаженная за сотни лет схема не подводит и здесь. Вечные обороняют города, защищают людей, исподволь изучают уровень их развития, чтобы понять что нового могут внести, чтобы бы подтолкнуть эту цивилизацию к дальнейшему развитию. Все заняты своим делом и вдесятером встречаются только за завтраком. Каждое утро руки Тены испачканы угольной пылью или глиной, каждое утро она пытается зарисовать все смутные образы, являющиеся ей. Она не берет ночных дежурств, потому что только ночной сон приносит ей кошмары, которые она фиксирует с таким остервенением, что скоро у нее кончается личный запас бумаги, и она начинает лепить неизвестный город из красной глины, что забивается ей под ногти и намертво втирается в папиллярные узоры пальцев. Это не может не беспокоить Гильгамеша и не привлечь внимание Аяк, что внимательно наблюдает за Теной и Друигом с другого края стола, попивая свой травяной чай. Впрочем, пока днем Тена исправно несет службу и бьет девиантов, Верховная не вмешивается. Друиг и Серси проводят время среди людей: просвещают, помогают строить и создавать. Изучают новый язык, на котором говорят эти племена, их культуру и быт. Ночами он видит все тоже: одинокий остров посреди бескрайнего океана, письмена, что он пытается сначала очистить, а потом запомнить, и лестница, манящая его вниз. Он спрашивает себя, если Тена видит город каждую ночь, почему он так боится спуститься. То, что он попадет в тот же город, скрытый многометровой толщей воды, он не сомневается. И отвечает сам себе: потому что тогда все изменится и уже ничего нельзя будет исправить. И каждую ночь что-то будит его за секунду до того, как он упадет в разверзнутый лестничный проем. Друиг поначалу этого не замечает: пробуждение всегда дается ему тяжело. Он словно выныривает из глубины на поверхность и жадно глотает воздух, не замечая ничего вокруг. Но однажды, поднявшись с постели, Вечный видит на полу белый лепесток крупного цветка, что растет в этих лесах. В уме словно раздается щелчок, и все детали, упускаемые раньше, становятся на свои места. Кувшин, всегда наполненный, когда он тянется к нему после кошмара, даже если с вечера он забыл долить воду. Кресло, повернутое к кровати, словно для наблюдения. Едва уловимый аромат бергамота. Кто-то, достаточно быстрый, чтобы за долю секунды покинуть каюту, сторожит его сон каждую ночь и будит ровно в тот момент, когда он начинает сопротивляться и кричать. Друиг выходит в коридор и идет к каюте Маккари, отчего то уверенный, что она там, а не в любой другой точке Земного шара. Стучит. Дверь через мгновение отъезжает в сторону, и хозяйка предстает перед ним в платье, что подарили ей местные жители. В ее волосах, у основания кос два белых цветка, растерявших половину лепестков. Друиг впервые за время, проведенное на новом материке, смотрит прямо на нее. Видит заострившиеся скулы, темные круги под глазами, в которых потух огонек озорства. Уязвленный, пестующий свою обиду и слишком занятый дневными делами, он совсем не думал о том, что причиняет Маккари боль своим бойкотом. В молчании они смотрят друг на друга несколько затянувшихся мгновений, по лицам читая все, что не сказано. «Если бы я могла, я бы забрала те свои слова назад», — выводит Маккари в воздухе и вздыхает, — «Потому что ты прав. Что-то не так. Аяк сквозь пальцы смотрит на то, что происходит с тобой и Теной. Хотя ты знаешь, как тщательно все эти годы она подходила к состоянию здоровья и разума каждого из нас». Друиг качает головой. Если бы не его эго, размером с Африку, он давно бы снова обрел в Маккари союзницу. — Ты каждую ночь проводила вместе со мной, а я этого даже не замечал. Как я могу… могу отблагодарить тебя? Маккари протягивает руку к краю его рубашки и тянет за собой в каюту с порога, на котором он все это время стоял. Расстояние между ними сокращается до минимума, когда он неловко шагает внутрь. Ее указательный палец скользит от подбородка к груди: «Скучал по мне?». У Друига в венах вскипает кровь, потому что это не похоже на их обычное шутливое заигрывание. Потому что она слишком близко, и он чувствует жар ее тела сквозь тонкую ткань платья и аромат ее духов с запахом бергамота, подаренных века назад великим Аль-Кинди. Вместо ответа Друиг целует ее. И то, с какой готовностью Маккари отвечает на поцелуй, говорит ему, что он все сделал верно.