midnight sketches

Поздним вечером Друиг идет на кухню дома Аяк, чтобы пошарить на полках холодильника, но, увидев в гостиной свет, меняет план. — Виски? — разворачивает он этикеткой к себе бутылку, стоящую на журнальном столике. В руках у Спрайт, сидящей на диване, наполовину полный стакан. — Нашла в шкафу. Аяк держала бутылку для Икариса, — Спрайт слегка спотыкается, когда произносит имя Сильнейшего из них. — Тебе не следует пить, — говорит Друиг, заметив влажный блеск глаз и два красных пятнышка румянца на бледном лице своей сестры. — Запретишь мне? — Спрайт кладет ногу на ногу и демонстративно отпивает. Кубики льда звякают о стекло. — Ты теперь человек, забыла? — глаза Друига опасно вспыхивают золотом, — Так что, да. Могу и запретить. — Почему ты такой идиот, — она подпирает рукой голову и смотрит на него испытующе. — Спрошу у Аришема, когда в следующий раз предстану перед Создателем. После того, что мы учинили на Земле, ждать осталось недолго, — Друиг садится рядом, откручивает крышечку и делает глоток прямо из горла. Виски обжигает пищевод и тяжело падает в желудок, — Голова не болит? Прости за камень. — Не пытайся сменить тему, — хмурится Спрайт, на что Друиг фыркает. — А мы что, ведем осмысленную беседу? Не заметил. — Я сказала, что ты идиот. Но не потому, что грозишь мне контролем разума, — Спрайт отпивает еще. Друиг, поставивший себе цель не оставить ей больше ни капли, тоже. — У меня никогда не было ни полшанса. Но вы с Маккари… Я веками наблюдала, как ты флиртуешь с ней, при этом всегда сохраняя дистанцию. Напуская вид, будто все это просто игра. Неужели за все эти годы ты ни разу не решился сказать, что любишь ее? — Ну почему же, — пожимает плечами Друиг, — Две тысячи лет назад, одним чудесным днем третьего числа месяца нисана, я признался ей. Это случилось под сенью цветущего миндаля на западном берегу реки Иордан. Не помню толком, что говорил. Волновался, кровь шумела в висках. Но ее ответ был предельно ясен. Она видела во мне только друга. — Ох, — Спрайт с сочувственным видом выдает несколько ругательств на древне-арамейском. — Я принял ее отказ с видом — хотелось бы думать — спокойным и мужественным. Но внутри меня все горело. Все болело и ныло так, что я едва ли мог спать. — Прости, что заставила вспоминать об этом, — Спрайт залпом опрокидывает остатки виски в рот. — Мне жаль. — Это было давно, — Друиг смотрит на то, как сверкает янтарная жидкость на дне бутылки. — Спрайт, любая боль притупляется, у любой, даже самой глубокой раны стягиваются края. Плачь, сколько нужно. Проклинай, если хочешь. Мало-помалу все вернётся. Ты почувствуешь вкус еды, которую глотала до этого бездумно. Услышишь трель соловья за шумом собственных мыслей. Впервые уснёшь без кошмаров. Жизнь все равно возьмёт свое. Спрайт медленно кивает, позволяя двум слезам оставить след на щеках. Потом откидывается на спинку дивана, и ее веки смеживаются. Через минуту она уже спит. Друиг вздыхает. Подхватывает на руки ставшую совсем легкой смертную и относит в спальню на втором этаже. — Похмелье завтра у тебя будет адское, — приговаривает он, укладывая Спрайт на бок и накрывая стеганым одеялом. Надо бы заготовить для малышки пару бутылок воды на утро и сварить острый суп по рецепту Гильгамеша. Друиг возвращается на Домо с недопитой бутылкой и пачкой печенья, найденной на кухне Аяк. Дом слишком мал, и они с Маккари остались ночевать на космолете, неподвижно зависшим между свинцовым небом и выцветшей травой. «Почему так долго?», — Маккари отвлекается от книги, которую читает в обычном темпе, и двигается, давая ему сесть рядом. «Встретил Спрайт», — показывает Друиг и, чуть замявшись, добавляет: «Рассказал ей, как ты разбила мне сердце. В терапевтических целях». Маккари меряет его удивлённым взглядом, но потом спохватывается. «Иордан». Друиг кивает. — Мне показалось, будет уместно поделится с ней собственным опытом. Маккари оставляет невесомый поцелуй на его щеке. Друиг тянет ее на себя, кладет свой подбородок на ее макушку, пока она устраивается на его груди. Маккари и правда отказала Друигу в тот день. Потому что впервые за все время, проведенное на Земле, испытала страх. Единственный пример отношений среди равных она видела только у Икариса и Серси, и он не внушал ей оптимизма. При всем своем уважении к Икарису, как соратнику и лидеру их маленькой группы, она видела, что он подавлял Серси, менял в угоду своим интересам и страстям. Маккари же не готова была поступиться ради Друига ни свободой, ни независимостью, ни привычками. То, что у них может быть все иначе, ей в тот момент и в голову не пришло. Триста лет спустя Вечные повторяли путь Александра Македонского из Персии в Индию, впервые перемещаясь не на Домо. Космолет остался на приколе в Вавилоне. Ради смеха Маккари тоже взобралась на лошадь, и ехала рядом с Друигом позади всей процессии. Освещенный светом вечерней зари, спокойный и радостный он рассказывал ей историю, нить которой она потеряла давным-давно, просто любуясь его алебастровым профилем. В тот вечер Маккари поняла, что ошиблась. «Ты ещё любишь меня?», — спросила она с прямотой, которая могла убить. Друиг грустно улыбнулся и показал знак «да». Маккари сравняла свою лошадь с его и задала ещё один вопрос, ответом на который послужил поцелуй. Друиг держит в объятиях свое сокровище, свою прекрасную Маккари, и всей душой желает, чтобы Спрайт в своей новой жизни обрела счастье, вылечившись от обреченной влюбленности длиною в тысячи лет.