midnight sketches

Маккари устраивается поудобнее на нагретом камне, сует в рот сладкий сухарик, три противня которых с утра сделал Гильгамеш, и поднимает к глазам особые окуляры Фастоса. Зрение у всех Вечных было отменным, но все же не настолько острым, чтобы, сидя на склоне Ликавитоса, разглядеть каждый апельсин в саду их дома на краю Афин. — Собираешься шпионить за кем-то? — подмигнул ей Эрос, когда утром застал Маккари за выносом упомянутых окуляров из лаборатории. Она показала ему язык и жест «ты меня не видел». Маккари не собиралась ни за кем следить. Ей просто было любопытно. Она подкручивает колесико сбоку от правой трубки, и перед глазами встает тот кусочек сада, где расположено несколько мраморных глыб, заменяющих скамьи и фонтачик для птиц. Две серенькие горлицы как раз купаются и отряхиваются в его неглубокой чаше. Маккари тут же думает, что нужно рассказать об этом Икарису, он наверняка оценит такой способ наблюдения за дорогими его сердцу пернатыми. Что-то яркое мелькает на фоне птиц, и Маккари переводит взгляд на двух Вечных, вышедших в сад. Это Эрос — его алый плащ она заметила секундой ранее, и Друиг в своей черной броне. Ей бы стоило отвести окуляры в сторону, иначе Эрос окажется прав, но несносный бог любви в этот момент произносит — она читает по губам конец фразы: — …опять упустишь шанс пригласить Маккари на вечеринку? Она замирает, а потом чуть уменьшает приближение, чтобы в фокус попадали оба неразлучных друга. В самом начале их пребывания на Земле мало кто смог бы поверить, что замкнутый, вечно себе на уме Друиг так близко сойдется с Эросом, в венах которого текли озорство и кокетство. Икарис как-то намекнул, что узы между этими двумя не столько дружественные, сколько амурные. Эрос в отместку сочинил и рассказал грекам невероятное количество непристойных историй о половых похождениях «бога неба, грома и молний»(объяснить людям, что такое «лазер» пока не представлялось возможным, поэтому они считали, что Икарис поражал девиантов выпущенными из глаз молниями). Россказни Эроса нравились не только жителям Балканского полуострова, но и некоторым Вечным. Тена, например, безжалостно хохотала, когда слушала байку о Данае и золотом дожде, чем по-видимому нанесла Икарису личное оскорбление: эти двое уже три года не разговаривали. — Сегодня вечером Зенон дает лекцию об этике в стое, — отвечает Друиг, не отрываясь от раскрытого свитка в своих руках, и садится на одно из мраморных сидений. — Взгляд Аристотеля на эвдомонию мне ближе, — лениво парирует Эрос и опускается рядом. Взгляд его скользит вокруг, и на долю секунды Маккари кажется, что он смотрит прямо на нее. Что, конечно, невозможно. — Позволь заметить, что все философы мира не приблизят тебя к счастью, если ты наконец не наберешься смелости и не сознаешься самому себе и мне заодно, что алчешь Быстрейшую из Вечных также, как голодный — кусок хлеба. Щеки Маккари вспыхивают огнем. — Прекрати, — Друиг раздраженно сворачивает свой свиток, откладывает его в сторону. — Маккари мой друг. Такой же, как ты или Фастос. — Нет, не такой, — с усмешкой отвергает это утверждение Эрос. — Ну же, Друиг. Признайся, иначе я выдумаю какой-нибудь безобразно-пошлый миф об Аиде и нашей прелестной… — Только попробуй, — цедит Друиг сквозь зубы. Маккари, хоть и осознает, что нарушает все мыслимые приличия, подглядывая за беседой друзей, все также не может отвести окуляры в сторону. Некоторое время Друиг прожигает взглядом безмятежно развалившегося на камне Эроса, но потом нехотя произносит, уже не глядя на бога любви: — Не знаю, что тебе от этого. Хочешь услышать признание и рассмеяться мне в лицо? Потому что такая как она никогда не увидит во мне кого-то большего, чем верного переводчика и компаньона? Эрос картинно закатывает глаза и спрашивает: — Почему, когда речь заходит о Маккари, ты теряешь всю уверенность и впадаешь в самоуничижение? — Потому что она… сияет в сотни раз ярче солнца, и согревает каждого — улыбкой ли, добрым жестом или прикосновением. Она — венец всего живого, всего, что было или будет создано Аришемом среди звезд. Маккари вздыхает, встревоженно и рвано. Чувства — восторг и смущение, радость открытия и досада — беспокойными птичками бьются в клети ее груди. — Сказано неплохо, — коротко хвалит его знающий толк в сладких речах Эрос, — но в твою многоумную голову никогда не приходила мысль, что она тоже желает тебя? Но не решается сделать шаг, видя твое ровное к ней отношение? Сердце Маккари пропускает удар. — Не глазей на меня с таким глупым видом. Я — бог любви, я знаю, о чем говорю, — ворчит Эрос. Маккари наконец опускает окуляры Фастоса и сидит, обдумывая увиденное. Ветер с моря обдувает ее разгоряченное лицо, она благодарно вдыхает его соленое дыхание, и уже через несколько мгновений входит в сад, в котором разговор двух Вечных перерос в спор. Друиг замечает ее первым и толкает Эроса в плечо, призывая замолчать. «Можно тебя на минутку?», — показывает Маккари Друигу, и Эрос покидает их под каким-то обыденным предлогом. «Я знаю, сегодня Зион Кинийский должен выступать в стое», — Маккари дважды путается в имени философа, но никто из них не обращает на это внимания. В ее глазах Друиг ловит какое-то новое выражение, лукавое и манящее. «Но может быть ты пропустишь его доклад. Я хотела бы пойти с тобой на праздник, на главной площади», — подписывает Маккари, и Друиг покорно кивает. — Все, что угодно для прелестной Маккари, — улыбается он чуть растеряно. — Но я далеко не лучший партнер для танцев. «Я бы не променяла тебя ни на кого другого», — Маккари улыбается, лучась тихой нежностью и обещанием большего. Она покидает сад, договорившись с Друигом о часе новой встречи, и в тени коридора, ведущего вглубь дома, оказывается перехваченной Эросом. — Знаешь, — он указывает на окуляры, висящие у нее на поясе, — эти линзы так сверкают на солнце, что видно на сотни стадийвокруг. Маккари вспоминает момент, когда ей показалось, что Эрос смотрит прямо на нее. «Учту на будущее», — Маккари дерзко вскидывает подбородок и идет в свои комнаты, чтобы приготовиться к вечеру. Эрос, бог не только любви, но и счастливого стечения обстоятельств, провожает ее довольным взглядом и возвращается в сад.